В загсе всё звучало торжественно «Дорогие Александр и Марина, в этот светлый час…». И сами они были такие, торжественные, нарядные. Но, друзья звали их просто «Саша да Маша». Это был их первый год совместной жизни. Год, когда они узнавали друг друга. Ругались, мирились, вместе шли на работу и в кафешки. Вместе отбывали «трудовую повинность» на даче её родителей. Хотя, когда вместе – это не скучно, можно сказать даже весело. Родители давно доверили им работать самостоятельно, без контроля с их стороны. Дача была недалеко от города, но транспорт туда не ходил. Добраться можно было только электричкой. Она располагалась точно между двух станций. Одна – с маленьким станционным домиком, оставшимся ещё от немецкого наследия. Другая – просто остановочный пункт, с вытоптанным куском земли вместо платформы. Остановочный пункт был ближе к городу, поэтому, чаще ходили к нему.
В тот день они слишком увлеклись… прополкой сорняков. Пока укладывали вещи, закрывали дом, калитку часы неумолимо отсчитывали секунды. Потом, скорым шагом шли к дороге. А по дороге скорым шагом уже не пройдёшь. Не беда, что дорога как пьяная виляла вправо и влево. Нестрашно, что вся состояла из спусков и подъёмов как «американские горки». Вся дорога состояла из ям и луж. Побольше и поменьше. Круглых и вытянутых. Казалось, будто только вчера здесь держали оборону двадцать восемь панфиловцев. И ямы эти следы от снарядов и гранат. Дорога шла параллельно железнодорожному полотну. Но, выйти к нему можно было не везде. Вдоль всей дороги росли густые непроходимые кусты-деревья. Изредка попадались разрывы с обманчиво ровной поверхностью. Это были, как бы сейчас выразились, ёмкости с биоудобрениями. Дело в том, что по соседству с дачными обществами располагалась птицефабрика. Периодически её очищали от куриного помёта. Водой под давлением смывали всё в ёмкость и затем вывозили на мусорный полигон. Предприимчивые огородники договаривались и ценное биоудабрение сливалось в предварительно выкопанную яму, рядом с участком. Ведь нельзя использовать свежее удобрение. Оно должно отлежаться, перебродить.
Издалека, за спиной раздался протяжный гудок.
- Наш, выдохнул Сашка, переезд проехал.
- Да, две минуты…
Если и дальше бежать по дороге, потом огибать по протоптанной дорожке, на поезд не успеть. Это минуты три-четыре. Если перейти прямо здесь, минута-полторы.
- Можно попробовать по краешку пройти, Сашка кивнул на ровный кружок болотца. - Смотри, я потяжелее буду. Если я пройду, ты за мной. Но, смотри: след в след. Поняла? След в след!
Он осторожно приблизился к болотцу. Попробовал ногой зыбкую поверхность. Держит. Ещё шаг, ещё. А вот здесь придётся ухватиться за ветки. Шаг, ещё шаг. Всё! Вот они – рельсы. Он махнул жене рукой:
- Давай!
Марина с опаской приблизилась к чёрному кругу. Наступила на его след. Один шаг, второй. Там, где нужно было ухватиться за ветки и максимально прижаться к ним, она просто сделала шаг в сторону и … тут же провалилась по колено в чёрную жижу. Попыталась рывком вырвать ногу, но тут уж и вторая, соскользнув, ушла в жижу. Она в растерянности встала растопырив руки. Сашка секунду смотрел на эту картину, а потом на него напал дикий хохотун. Марина попыталась что то сказать, но он только махнул рукой. Продолжая дико ржать, одной рукой подхватил сумку с вещами, другую протянул жене. Она ухватилась за неё, как за последнюю надежду.
Саша рывком выдернул её из болота.
- Прекрати ржать! Или это будет последний день…, закричала она со слезами в голосе.
- Молчу, молчу, закивал Саша, замолкая усилием воли и кусая губы.
На поезд они успели. Но в вагон не пошли, а остались стоять в тамбуре. Она отказалась наотрез. Да и куда с таким амбре. А он ни за что не оставил бы жену одну. Все окрестные мухи, как по команде, слетались в этот тамбур. Вошедшие на следующей станции люди крутили носами и подозрительно косились на парочку. Сашка посмотрел на девушку и продолжая кусать губы проговорил:
- Радует одно. Что хоть тут никто не толчётся. Воздух свежее.
- Ещё одно слово, вспыхнула жена, и получишь этим вот кроссовком по башке!
- Молчу, молчу, в притворном ужасе закрыл рот Сашка.
В тот день все обитатели семейного этажа общаги пребывали в смятении. На этаже отчётливо воняло канализацией. Но, трубы не прорывались, не засорялись. Ничего не разливалось. Саша да Маша согласно кивали на все возмущения ничего не понимающих обитателей. И молчали как партизаны на допросе о том, как Марина два часа отстирывала свои единственные джинсы и кроссовки, а потом сама долго мылась в душе. Сашу потом почти год, так и подмывало рассказать друзьям про этот «грязный заплыв». Но, стоило ему, блестя глазами взглянуть на Марину и открыть рот, как та тут же показывала мужу кулак и предостерегающе тянула:
- Са-а-аша…
- Молчу, молчу…