Пыльная площадь у Смоленской церкви... несколько облупленных кирпичей в старой ограде, полувывернувшись из-под казенника ворот, покрытых зёленой краской тоскливо разглядывали приоткрытый створ.
Пожилой, благообразный священник в серой рясе возился на паперти. Его непокрытая голова то и дело склонялась к рукам, сумерки не позволяли упрямо прищурившемуся старику попасть в храм. Кованая цепь в воротине негромко звякнула, освобождая язык замка. За спиной старика кто-то кашлянул.
- Чем богат, дед?
Дьякон воровато оглянулся через плечо. Трое, один в тужурке, картуз набок; второй повыше, сбит покрепче, широкая ладонь, руки в пояс; третий в лохмотьях, руки в карманах, но дьячок скорее угадал, а не узнал - местный.
- А чего надобно?
- А нам бы чего - спокойно сказал первый, в тужурке. Он немного развернулся на месте, не поднимая рук, правый локоть за телом был слегка изогнут.
Внимание дьячка обострилось, он опустил руку с торчащего из двери ключа, но сказать ничего не успел.
Глухой выстрел окатил двор. Стоявший в тужурке стрелял с бедра, размотав тряпичный ком, он уронил отбитую гильзу, прижал сапогом.
Трое вошли в церковь, некоторое время слышалась глухая возня, звон разбитого стекла. Сорвав из иконы струну с кольцами и перстеньками, какое-то время ломали столик с церковной кассой. Разбили храмовую раку с мощами, но внутри ничего, кроме воска и костей не оказалось. Наконец троица выскользнула из храма, испятнав следами рясу лежащего.
- А этот? - местный плюнул себе под ноги, на ступени паперти.
- Чего с попа взять... грех сплошной, даже карманов нет - тот, что повыше начал спускаться со ступеней, двое последовали за ним. Через минуту церковный дворик опустел.
Сумеречное небо набрякло тучами, за краем городских крыш посверкивали зарницы. Ветер задирался с тротуара к стенам, хватаясь пылью за створы и крутясь в двор волчками. За открытую воротину проскользнула чья-то небольшая тень. Засаленные поверху опорки споткнулись о тело священника.
Невольно ойкнув, мальчишка стащил с головы грязную шапку и еле дыша проскользнул в храм. За иконостасом послышались возня и всхлипывания.
- Кто тут? - шёпотом произнёс мальчишка, возня под столом в алтаре затихла.
Из-под покрова высунулась рыжая вихрастая голова, словно принюхиваясь замерла носом в сторону приоткрытых царских врат.
- Ты кто? - ошарашенный мальчуган замер под неразличимыми ликами.
- А ты кто? - рыжеволосый дёрнулся влезть обратно под стол, но передумал и с любопытством разглядывал стоявшего у врат мальчишку. Шкет в тужурке, ватных шатанах и с шапкой в руках мялся пред входом в алтарь, пошаркивая опорками по доскам.
- Я Лихо мытное, Алексеем зовут - шкет шмыгнул и прошёл внутрь. В полутьме, стараясь ничего не задеть, он начал оглядывать скромное убранство алтаря.
- А я тоже Алёша - рыжая голова осторожно подняла теменем покров, из-под стола вылез невысокий подросток, узкие руки прижимали к груди мучной холщовый мешок, похожий на голову со свисающими тесёмками.
- Чего это у тебя? Деньги миллионные? - Лихо нащупал под столом ящик, вынул перочинный нож и начал ковырять замочную скважину.
- Просфирки, отец Дионисий в дорогу приготовил. Хочешь?
- Не хочу. - Шкет ковырнул посильнее, дёрнул ящик вырвав застрявший язычок замка. Небольшое портмоне, нательный крестик со шнурком и кисет, бархатный наощупь - Вот и мне что-то досталось, - Лихо повернулся к стоящему рядом рыжеволосому.
- Не заберу я твой хлеб, не боись. Едешь-то куда, домой небось?
- Нет... К поезду мы с батюшкой должны на вокзал ехать, извозчик скоро будет. Алёша мял просфирки сквозь мешковину, пальцы нервно и бесцельно перебирали кругляши булок.
- Так это.. не выйдет. Убили его - Лихо кивнул на вход в храм.
- И ты тоже, ты с ними был? - рука Алёши судорожно вцепилась в мешок.
- Нет. Я из местных, а эти чужие были, залётные. - Алексей развязал горлышко кисета, в ладонь высыпались тускло-жёлтые небольшие монеты. - Я сам по себе, так... вижу, открыто, ну думал загляну - дед тут знакомый, помогал мне иногда, может даст чего-нибудь. Да только те раньше меня успели, а потом сразу боязно было.
- Тебя теперь искать будут.
- Не будут небось, революция вокруг, везде стреляют и жандармов нет. А у нас голодно совсем, не принёс пропажу чужую - враз поколотят и шамать нечего...
- А хочешь с нами? Мы далеко отправляемся, поезд французский, в Париж едет.
- С кем - с нами? И что там делать, жить как? Там не забалуешь, небось.
Мальчишки, осторожно ступая подошли к лежащему на пороге храма. Алёша, намертво прижав к себе мешок с хлебцами вглядывался в лицо убитого, но к счастью не мог разобрать черты посмертной маски. Лихо, осторожно поставив ногу рядом с телом, опасливо выглянул во двор.
- Идём, нечего смотреть. Неровен час, заглянет кто - мигом в околотке окажемся.
- Мама... - шёпотом произнёс Алёша, задев руку священника, он споткнулся и чуть не упал лицом на паперть.
- Осторожнее давай, опасно тут топтаться, поймать могут.
- Поедешь со мной?
- А может и поеду, теперь мне бывать здесь вовсе не след, да и наши узнают - хлопот не оберёшься. Авось повезёт в места сытные попасть или работу какую дадут, может при церкви, при больнице или в гимназии какой... Ладно, еду. Идём дворами вниз, там лихачи стоят до ночи, возле дома доходного, на вокзал проскочим, а на месте договоримся, небось.
Мальчишки выскользнули из ворот, пригибаясь побежали вдоль ограды и как два нашкодивших кота свернули за угол.
Возле полуподвального ресторана стояла всего одна пролётка - и время позднее, и гостей не ждали. Лихо подошёл к извозчику, трепавшему лошадиную морду, крупный тёмный глаз каурой опасливо скосился набок.
- Ночи доброй, - Лихо солидно кашлянул, Лёша держа мешок в левой руке стоял чуть поодаль.
- Вам чего, мальцы? - извозчик хоть и выглядел добродушным хозяином, на голос оказался грубоват.
- Нам вот извозу на вокзал Курский, да так чтобы без фараонов и этих большаков, а платим на месте.
- Эх, малец, ты знаешь, что лихач стоит?
- А я хитровский, не вчера родился. Везёшь?
- Ладно, ассигнациями и керенками не возьму, чем платить будешь?
- Червонец золотой дам.
- Брешешь... А ну, покажь!
Лихо разжал кулак, вид николаевской монеты на ладони мгновенно изменил настрой извозчика. Алёша подошёл поближе.
- Лады, мальцы, значит так. У вокзалов патрули с винтовками, я как скажу на повороте - сразу ко мне на облучок, да под ноги ложитесь оба калачиком, да ни гу-гу, дерюгой вас накрою, чтобы не шевелились и шороху не было, а как проедем - расплатитесь и без шуток. Вам поезд там какой?
- Французский поезд нам нужен. - Лёша неуверено дёрнул мешком, каурая мотая головой, косилась на его поклажу.
- Ясное дело. Давай, запрыгивай, да держись. Ну косая, ходу... Домой успеем!
Подкативший к вокзальному зданию извозчик остановился возле сложенных друг на друга полукругом мешков с песком. Двое постовых, поправляя воглые, заскорузшие ремни винтовок на шинелях, подошли к пролётке, третий остался на посту, выглядывая вполголовы с горящей самокруткой в кулаке.
Постовые оглядели лошадь, обошли кругом фаэтон, с сожалением подёргали сзади пустые ремни багажного ящика. Один с красной лентой на рукаве остановился возле извозчика, глядя на блестящие голенища сапог, опиравшиеся на дерюгу, спросил:
- Куда путь держишь, товарищ? Тут только с пропуском положено.
Лихач полез запазуху, вынул сложенный вчетверо листок бумаги, бережно развернул и подал постовому. Тот углубился в печатные строки, шевеля от усердия губами.
- Барин вот нанял, до поезду и обратно - сына его с женой до дому доставить. Который там заграничный?
- Что за барин-то, буржуй небось во фраке?
- Да нет, начальник вроде в тужурке с маузером на боку, важный.
- Вроде всё правильно тут, и печать имеется... ладно. А сам чьих, где овёс берёшь?
- Да по-разному, где на базаре подешевле, а так на Хитровке стою давно, там же указано. Лошадь ещё некормлена, проеду, мужики?
Постовые молча смотрели во тьму подворотен соседних с вокзалом домов. Ссориться с Хитровкой не хотел никто, кроме того, довольствие - одно, а перо на рынке под рёбра никому не улыбалось даже в мыслях. Хотя, хитроване тоже разные бывают, а этот вроде как и приличный...
- Давай, пущай его, контры тут нет - с лентой на рукаве махнул в сторону мешков с песком - опустить цепь, перегораживавшую въезд на вокзальную территорию.
- Состав тот на втором пути стоит, паровоз меняют. Только из вагонов не выпущают без пропусков. Сейчас схожу, доложу там нашим - второй патрульный поправил винтовку через плечо, ржаво-бурый штык с его плеча указал острием на башенные часы вокзала.
- Ну, и вам не хворать - Лихач поправил ус и тронул пролётку под своды въезда.
Проехав патруль, стоявший у остывающей в тупике маневровой "овечки", извозчик выпустил мальчишек из подножки облучка, приказав на случай назваться багажными помощниками. Два товарных вагона в составе находились почти в конце перрона, докатившись до середины поезда, он обернувшись тихо скомандовал - "Сигай под перрон, мальцы!", оба скатились с пролётки, замерли кратко у межвагонного просвета. Лихач неспешно покатил дальше, к товарному съезду, спрятав золотой за подкладкой.
Спустившись на вагонную подножку, ребята влезли под настил перрона. Дубовые сваи остро пахли креозотом, примешивалась вонь мазутной ветоши из букс. Колёса вагонов и рельсы внушительно поблёскивая сталью утверждали успех и окончание бегства.
- Давай к паровозу, там угольный ящик есть, залезем и поминай как звали - Лихо то на корточках, то на коленях, задевая брошенный и неубраный хлам под перроном начал пробираться вдоль состава, Лёша на четвереньках последовал за ним, волоча мешок по валяющемуся мусору.
- Там же патруль есть, что мы скажем если увидят?
- Не увидят, мы быстро по лесенке и сразу в кучу угля.
- Откуда ты знаешь? А если там лесенки нет?
- Есть. Мы на вокзалах уголь воровали, чтобы печки топить. Поезд этот наш? Не ошиблись небось?
- Наш, на вагонах в табличках было написано.
Над Москвой начался дождь, медленно и мелко сыпя каплями, он постепенно, нехотя сердясь невниманием к себе набирал силу, ручейки со штапика вагонов роняли влагу на шпалы, выгрызая тёмные лужицы в рыжеватой пыли. Нахохлившись, словно два воробья, мальчишки тихо сидели неподалёку от колёс последнего товарного вагона, слушая разговоры патрульных. Вот-вот должны были подать паровоз и солдаты, ругая ненастную погоду обсуждали предстоящий паёк.
Медленно крутя колёсными дышлами над путями к вагонной сцепке подошёл паровоз, нежно ткнул тендером в буфера, лязгнуло. Помощник машиниста, спустившись встал на буфер, принялся подклинивать стяжку, навешивать стопор. Под перрон потянуло тяжёлым плотным дымом, в диски паровозных колёс свистом ударили струи молочного пара, хлынули по бокам, заливая духом мокрого железа. Ругань и кашель патрульных на перроне прекратились, поговорив с помощником, солдаты поспешили к вокзалу.
- Всё, давай наверх, как раз время - Лихо держась за тяговую сцепку рукой ухватился за ступеньку тендерной лестницы. Лёша за его спиной зажал мешок с хлебом зубами, изогнулся, на скулах схватились желваки. Вскарабкавшись один за другим они перевалились за борт тендера, на кучу антрацита. Лёша исцарапал лицо, ткнувшись головой, Лихо ободрал руки, не обращая внимания на ссадины, он сразу начал разгребать уголь в углу, насыпая его себе на светлую ткань истрёпанных брюк.
- Ползи сюда - громким шёпотом он окликнул Лёшу, - заглянуть сверху могут, надо чтобы не видно было, потом не полезут, они с другой стороны внизу уголь берут. Давай тут вместе спрячемся, теплее будет.
Раскопав небольшую ямку, мальчишки устроились и засыпав себя, как сумели оставили наружу носы.
Поезд дёрнуло. Сильно дёрнуло ещё раз, шумно выдохнув паром, состав отправился в тревожную моросящую ночь.
- Эх, воды бы - Лихо смахнул с уголька дождевую каплю, набирающий скорость поезд срывал ветром слова, выдёргивая порою из-под самого носа юлу угольной пыли. Лёша молча лежал рядом, подобрав ноги и положив руку на мешок между ними.
- Давай хлеба немного поедим? - Лихо положил руку на мешок со своей стороны. Лёша подтолкнул к нему просфирки. Лихо запустил руку внутрь, вытащил хлебец и откусив половину, протянул Лёше оставшееся - Давай пополам, так надольше хватит.
- Луна - Тихо шепнул Лёша, держа краюшку перед лицом.
Ночь насыщалась глубиной, дымный хвост сносило ветром чуть в сторону. Тёмное небо казалось, постепенно истончается вверх к звёздам. Паровоз заявляя о себе грохотом, выбирался из-под московского ненастья, упрямо и уверенно опираясь на стройные нити рельс.
Мальчишки задремали. Лёша прикрылся мешком, прижимая просфирки к носу.
- Нужно бы отойти ненадолго - Лихо разгребая уголь, мельком глянул на Лёшу.
- Ветра здесь много - сдержанно заметил он вослед Лихо, ползущему к противоположному углу тендера.
- А ты?
- Я... Лёша немного помялся, - Я попозже.
- Лихо повернулся к Лёше, приподнявшись на локте, внимательно приглядываясь.
- Девчонка... ёлки зелёные - Лихо вздохнул, - Ну я тупица!
- И что!? Плохо? - Лёша отвернулся, прикрывая глаза рукой и размазывая слёзы.
- Нет... Лихо отвернулся в сторону. - В общем, бояться не нужно. У меня... у меня сестра была. - Лихо помолчал. - Младшая. Как голодно стало, она с матерью в больницу уехала. Жили просто, только вот ослабли обе. Вроде как тиф... в общем, не знаю, врать не стану. Больше я их не видел. Потом и меня из дому выгнали, сказали - на постой положено жильё красноармейцам. На хитровку и подался, больше некуда было.
- А отец? - Лёша сопел и всхлипывал, но уже спокойнее и тише.
- Я его давно уже не видел. Был военным в гарнизоне Алексеевского кадетского училища, как в златоглавой началась революционная заваруха, так и пропал, ни слуху, ни духу... Сделаем так, как поезд остановится - воды набрать, углём пополниться - слезем отсюда, да в вагон какой-нибудь, может в ящик угольный, а может проводнику заплатим, в общем, не пропадём, небось.
- Договорились - Лёша помолчал, - Так и сделаем.
Мост закончился стрелкой. Семафорный рычаг с пустышкой вместо знака отклонился вправо, узел ржавых рельс отходил в скромный тупик.
Полустанок, залитый солнцем пустовал, дверь небольшого здания скрипнула со вздохом, станционный смотритель прищурившись вглядывался в приближающийся силуэт состава. Из вагонов, откидывая складные ступени выглядывали кондукторы, придерживая семафорные флажки. Фельдегерьский вагон, в просторечии буржуйский оставался глух к приготовлениям - никто не выглядывал из окон, не искал яблок, семечек и пирогов. С подножки вагона спрыгнули поочерёдно двое - невысокий, плотно сложенный крепыш и второй, повыше и стройнее. Несмотря на скромную простую одежду, в обоих угадывалась военная выправка, некая воинская стать, явно привитая с детских лет.
Крякнув, бывший полицейский направился к ним.
Один из вышедших, достав портсигар из внутреннего кармана пиджака, чиркнул спичкой, сложив ладони в колодец. В очках прикурившего мелькнули две тени, прятавшиеся за дисками вагонных колёс. Однако, жандарм оказался проворнее мальчишек. Профессионально жестикулируя он присел возле края перрона, словно бы завязывая шнурок на ботинке и как только вихрастые, перепачканные углём головы выглянули наверх - ухватил обоих, одновременно подтаскивая к межвагонному проёму.
- Ишь, стервецы, растудыть твою в качель, грабить господ задумали - смотритель вытаскивая выкручивавшихся беглецов поглядывал на стоящую неподалёку пару пассажиров, с интересом наблюдавших за текущим событием.
Лихо несколько раз дёрнувшись, для порядка и показав, что если не так - он сам за себя словечко замолвит спокойно стоял, дожидаясь дальнейшего, видно было что ситуация ему знакома. А вот Лёша продолжал выкручиваться из цепкой руки жандарма, пытаясь высвободиться и вырваться; не говоря ни слова. Воротник на его рубахе пискляво треснул и наружу вылетел небольшой увесистый медальон на жёлтой цепочке.
- Вот оно что! Значит, успели уже, мерзавцы! - усач даже раскраснелся, чуть не приподнимая обоих за шкирку. - Прошу прощения, ваше благородие - жандарм обращаясь к обоим чуть не потерял фуражку, - Сейчас вернём всё, что эта шпана вытащить успела, ежели что...
- Отставить - Один из пассажиров, тот что покрепче спокойно смотрел на усача, словно на икону "о прибавлении ума". Второй пристально и цепко вглядывался в медальон на затихшем и съёжившемся Лёше. Не говоря ни слова, он молча погасил окурок в карманной пепельнице, защёлкнул крышечку бывшей табакерки и положив её в карман, вынул портмоне.
- Дело недолгое, вашбродь... - забормотал жандарм, поглядывая по сторонам. Воду в тендер уже добавили, обходчик с помощником машиниста проходя с обратной стороны состава постукивали по буксам, на слух проверяя целостность тормозных колодок.
Сняв очки, высокий вынул из портмоне несколько смятых ассигнаций, поковырялся и завернул в них небольшую монету.
- Это кадеты, воспитанники, отставшие от своих - процедил он, - в вагон их, в моё купе, вагоновожатому приказать присмотреть. А это вам за усердие, второй что покрепче усмехнулся... и за наблюдательность. Выпьете позже, да словом добрым помянете, но чтоб рот на замке был - он протянул жандарму сложенные купюры.
- Слушаюсь, вашбродь, а я-то грешным делом не подумал, мало ли что...
- Довольно, ступайте.
- Есть!
- Что скажешь?
- На ловца и зверь бежит... Впрочем, я пока не уверен.
- А дьяк где?
- Я так его и не увидел. И кстати, в поезде его нет.
- Это она?
- Она. А вот кто этот шкет, уточним позже.
Неуклюже спустившись с подножки, смотритель утёр пот со лба несвежим платком, поправил пряжку ремня и ещё раз извинившись направился к станционному вокзалу, больше похожему на облупленный курятник. Несколько солдат уже обеспокоенно выглядывали из окон, но увидев спешно возвращающегося жандарма ничего предпринимать не стали.
Паровоз дохнул паром, дёрнул состав. Угольные клубы горячей сажи по сменившемуся ветру начали застилать перрон и пассажиры под блики закрываемых форточек принялись хвататься за поручни - заоконный пейзаж неторопливо смещался в обратную сторону от источника дыма.
Лёша и Лихо стеснялись присесть, Лихо вначале попробовал усесться на пол, но под взглядами Лёши и одного из пассажиров молча пожал плечами и не зная, что делать уставился на холщовый мешок с просфирками. Всё, что было в карманах уже лежало на столе, включая маленький перочинный нож с перламутровой ручкой.
Второй пассажир задумчиво смотрел на вещи, лежащие перед ним, затем обращаясь к своему спутнику произнёс:
- Поручик, будьте любезны, принесите перо, бумагу и что-нибудь к чаю нашим сорванцам. Кстати, прикажите горячей воды, исподнее и чистые постели в Ваше купе и моё.
- Но...
- Никаких "но". Спать будем позже, кроме того полировка поручней в коридоре вызывает сомнения своею чистотой.
- Слушаюсь.
- Алёша, позвольте... Не стесняйтесь, присядьте к столику. Вы умеете рисовать от руки?
- Немного.
- Нарисуйте то, что было наиболее ярким впечатлением в вашем бегстве, прошу Вас.
Угольный рисунок на Лёшиной руке чем-то напоминал тонкий сетчатый узор, забившаяся в поры пыль казалась невесомой перчаткой изысканной дамы.
Неуверенно двигая пером по листу бумаги, словно пытаясь что-то написать, Лёша перехватил перо щепотью и уже более уверенно оставлял штрихи, линии и точки, не надавливая и не царапая бумагу.
- Пожалуйста.
Надев очки, мужчина придвинул лист к себе.
- Хм... Растущий полумесяц в облаках... Скажите, кто с Вашей точки зрения украл Луну? Точнее, половину Луны?
Лихо, до этого стоявший молча, сглотнул слюну и отвернувшись в сторону от окна чётко произнёс: - По всей вероятности я.
- Нет юноша, к счастью не Вы. Вы немного опытнее и старше своей невольной спутницы, потому я попрошу Вас разговор о знакомстве и самом бегстве, а так же о обстоятельствах, ставших декорациями к вашему спасению перенести на более позднее время и разумеется не при дамах. Точнее, то что вы можете и должны будете изложить не касается женских ушей ни при каких обстоятельствах.
- Ну, а кто тогда? - Лёшины щёки, ставшие чуть ли не пунцовыми подтвердили упрямый интонатив вопроса.
- Вообще-то чёрт... Впрочем, не суть важно. Итак, Вы хм... Алёша, остаётесь в моём купе, в полном одиночестве до пересечения границы. В случае необходимости или если Вам что-то потребуется - достаточно трижды негромко постучать в стену, которая на данный момент за моей спиной. Мой спутник будет охранять дверь в купе со стороны коридора и покидать купе, а так же возвращаться в него вы будете обязаны только в его присутствии, точнее в его сопровождении. Можно сказать, это подтверждение версии, что вы кадеты... хм.
Что же касается вашего спутника, то он будет находиться с нами, в соседнем купе, так сказать в сугубо мужской компании. Данное правило безопасности распространяется на него точно так же, как и по отношению к Вам с той разницей, что ему входить в Ваше временное прибежище запрещено, как и всем прочим. Кстати, просфирки уже подсохли... Оставить их Вам?
- Да... если можно. Я люблю предсказания - Алёша словно в задумчивости поднял взгляд на мужчину в очках.
- Скажите, что нас ожидает?
- Надеюсь, ничего дурного... Безусловно, предусмотреть всё невозможно, но бережёного и Бог бережёт. К сожалению, я не вправе посвящать Вас и вашего спутника в свои планы, однако вам следует знать, что для вас будут подготовлены документы, позволяющие покинуть территорию России и находиться в вагоне до прибытия на один из вокзалов Парижа.
- Я наверное, буду там сапоги чистить... или газетами торговать. Ну или помогать, где нужно - Лихо произнёс эти слова совершенно безэмоционально, не глядя даже в окно.
- Воля ваша юноша, чем заняться в будущем... Но, возможно обучение и служба всё же станут более выгодным начальным выбором с Вашей стороны, если подобное предложение будет рассмотрено и одобрено августейшими персонами, решающими подобные вопросы. Вы оправдали доверие беззащитного человека младше, слабее и менее опытного чем сами, посему вы явно не безнадёжны. Иначе говоря, отложим этот вопрос на потом. Вы согласны?
- Согласен.
- Что ж, оставим на данный момент нашу договорённость в силе. Полагаю юноша, Вы не передумаете впоследствии. Честь имею.
Движение поезда, плавно ныряющего среди холмов и равнин российских просторов продолжалось, казалось бесконечно. Яркая осенняя листва на деревьях и земле шевелилась ветром, сметаемая проскакивающим на сверкающих спицах рельс составом, вихрем рассыпалась вокруг насыпи. Словно нежное платье оранжевым подолом кружилось вокруг костылей и гаек, оставаясь на шпалах. На горизонте близились строения узловой станции.
- Через полчаса предстоящяя пересадка.
- Да. Пригласите наших спутников. - Сероглазый пассажир вышел из купе, негромко постучвл в соседнюю дверь.
Алёшу было не узнать. Изящно сшитая мужскими руками форма сидела на фигуре словно влитая, скрывая намечающиеся особенности женского телосложения. Ветерок из открытой форточки ласково трепал рыжие волосы, чистый подворотничок плотно охватывавший девичью шею сиял белым кантом, заканчиваясь скруглёнными уголками под кадыком.
- Вот Ваши документы - второй пассажир протянул Лёше пакет небольших аккуратных бумаг.
- А вот твои - такой же пакет вручили Алексею, стоящему рядом. Тщательно ознакомьтесь, вчитываясь в каждый печатный знак, во время проверки документов к вам обоим - сероглазый улыбнулся, - не должно возникнуть ни вопросов, ни подозрений, ни сомнений в их подлинности. И кстати, просфирки желательно завернуть в марлю или бумагу по отдельности, перед сбором их в ваш любимый мешок.
- Разрешите выполнять? - Алёша улыбнулся, Лихо недоверчиво взглянул на свои руки и тоже улыбнулся, как бы внутрь себя, на мгновение растянув губы.
- Выполняйте. На всё - про всё у вас примерно пятнадцать минут.
- Есть! Оба кадета дурашливо топчась, бросились в купе.
Заоконный Париж изобиловал газетчиками. Четверо спутников, держа в руках свой нехитрый багаж молча наняли пролётку и покинули привокзальную площадь.
- Играете в шахматы? - один из офицеров пригласил жестом Алексея-Лихо к столику, больше похожему на стойку для цветов. Шахматная доска, не влезавшая целиком на плоскость круга своими уголками казалась подушкой, забытой кем-то под оконными гардинами. - Первый ход мой, если не возражаете.
Алексей взглянул на доску. Партия уже была начата, справа от коня, на соседней клетке слон-офицер словно примеривался к идеальной позиции диагоналей.
- Что скажете?
Лихо пожал плечами. - Голова коня не смотрит вправо... Ладья на две клетки вперёд. После рокировки. - спохватился он.- Касаться фигур на Вашей доске я не возьмусь в любом случае.
- Что ж, неплохо. - вкрадчивый женский голос за спиной Алексея казался шелестом гардин по краю.
- Ваша спутница... Её имя для Вас не главное, но вы имеете право знать это... Она - одна из дочерей фрейлины Её Величества короны Российской империи. Увы... не все смогут подтвердить это, что впрочем неважно. Важно другое. Она в безопасности и недосягаема для тех, кто стремится уничтожить и её лично, и память о подлинном величии дома Романовых, как ранее, так поныне и во дальнейшем. Оставайтесь собой, юноша, Ваша награда - присутствие здесь, подле шахмат и возможность услышать голос той, кого вы никогда не увидите... Я разрешаю вам поблагодарить меня вслух, но лишь одним словом. Русский парижский епархиат достойно позаботится о Вашем будущем.
- Спасибо. - Алексей ощутил, что плечи его, замершие во время речи звучавшей за спиной словно ослабли, исчезло ощущение приподнятого уголка левой лопатки, которое беспокоило с самой встречи с рыжей головой, выглянувшей из-под покрова алтарного стола.
- Пожалуйста. Ступайте с Богом... Мой личный помощник разъяснит Вам, что предстоит выполнить, как поступить и разумеется подскажет, что следует прогнозировать для будущего, в том числе и для успешной погоды над нашими головами.
- Идем вниз, парень. Бес всегда под сердцем, даже если это его не касается... И помни, что сохранивший, но преумноживший душу Господнюю длани кесаря неподвластен лишь до мига творения, но не далее. Хочешь сказать что-нибудь?
- Она... Она хорошая. И если уж честно, то я влюбился в неё.
- Почему же ты стыдишься своих чувств?
- Я не хочу, чтобы её любовь осталась безответной и невозбранной.
- Ты сумеешь забыть её такой, какая она была в твоей власти?
- Возможно.
- Дай Господь твоей вербе влаги... И не забудь, Христос воскреснет, что бы ни случилось.