— Нет,— сказал Григорий Потоцкий.— Никакого завтра. Едем к Завену прямо сейчас. Быстренько принимаем душ — и через пятнадцать минут в холле.
Всемирно известный скульптор Потоцкий имел полное право командовать и в Ереване. Мы только что из Степанакерта, где по его требованию президент Нагорно-Карабахской Республики и спикер Собрания вынуждены были резать нитки, отпускать воздушные шары. Прямо возле его скульптуры «Одуванчик», где глаз — на каждой ладони — смотрит так, что сама ладонь становится зрячей.
— Вы сами-то хоть поняли, что вы сделали? — спросил Потоцкого кто-то из свиты.
— А что? — опять не понял Потоцкий.
А за несколько минут до этого владыка Паргев в своём чёрном клобуке стоял под целой связкой этих шаров. На моей фотографии он обрамлён радужным пузырящимся нимбом.
Мы спускаемся ровно через десять минут — Потоцкий с Ольгой Барэ и я с подарком Завену… Холл гостиницы «Ани» на улице Саят-Нова в Ереване — что бульвар капуцинов. Съезжаются гости фестиваля искусств «Карот». Здесь можно увидеть Игоря Костолевского и Эммануила Виторгана, Александра Семчева и Бедроса Киркорова, скульптора из Парижа Давида Ереванци.
Навстречу из лифта выходит наш любимый Мокий Пармёныч — Алексей Петренко в спортивном костюме со своей Азимой.
— Лёшка! — кричит Потоцкий.— Быстро переодевайся и едем к Завену!
— Куда едем-то? — переспрашивает Алексей Васильевич.
И, кажется, даже не услышав куда, уходит в лифт.
Потоцкий, Ольга Барэ, Алексей Петренко, Азима и я ловим такси, загружаемся кто как придётся и едем в квартал Дзорагюх, в музей Параджанова.
Здесь традиционное застолье. Сидят итальянцы — приехали договариваться с Завеном об установке энергосберегающих ламп. Итальянцы смотрят на нас, а мы на них; по счастью, встаёт армянский гость Завена и говорит Алексею Петренко:
— Вы — великий артист! Не могу не пожать вам руку!
Теперь наш визит оправдан.
Я выкладываю маленькую колючую рыбку — морского ежа, каждая игла её украшена бусиной. Нелепая попытка скрыть настоящую женскую сущность этой рыбной ежихи — она продолжает вытягивать подкрашенные алым маслом губы, призывать к поцелую, за которым известно что последует. Завен кладёт плотоядную тварь на подоконник, придвигая к ней тарелку с яблоками.
Мы поднимаемся наверх.
Перед нами — коллаж «Жизнь и смерть генерала Радко», сделанный из почти помойного мусора, собранного в один пакет его далёким потомком; талеры, выдавленные в тюрьме ногтем из молочных крышек; как будто обгоревшие куклы в грязных кружевах — теперь вечно живые пластмассовые дети, пережившие войну; шляпы для несыгранных ролей Наты Вачнадзе, и улыбка умершей от туберкулёза сестры Веры, и маленькая детская ручка Джоконды, вытирающая платком слёзы.
Алексей Васильевич потрясён. И Азима тоже. Мы — и Григорий, и Ольга, и я,— уже были здесь. Поэтому для меня уже интересней наблюдать за глазами Петренко. Он только что прилетел в Ереван по внутреннему русскому паспорту. Он подумал: ну раз СНГ — значит, можно. Можно на Украину, в Белоруссию, но не в Армению. И полчаса его, народного артиста РСФСР, допрашивали в каком-то изоляторе, обвиняя в нарушении государственной границы! Всё это отлетело, когда мы перешагнули порог этого дома, где Параджанову жить было не суждено. Но где он живёт.
За месяц до этой поездки я звонила Алексею Васильевичу, он был на Волге и давал мне интервью по телефону. Но сейчас я наслаждаюсь тёплым магнетизмом от его похудевшей фигуры, пусть даже и опирается он на палку.
Мы подолгу простаиваем в каждом зале. Особенно долго — в той самой комнате, где сохранился запах тбилисского дома. Где есть кровать, застеленная покрывалом-кумачом с золотыми словами про грузинскую компартию. В прошлом году Алексей Васильевич похоронил свою жену Галину Кожухову. Она была театральным обозревателем газеты «Правда» и матерью их сына, известного телеведущего Михаила Кожухова. И только после посещения православного монастыря в Новом Афоне его отпустило. Настоятель храма сказал: «Радуйся, ведь она уже там!» Постепенно он как будто вернул себе право на жизнь, а потом и на Азиму… Алексей Васильевич вспоминает эпизод из далёкого прошлого, когда ночью в их доме раздался звонок знаменитого кинооператора Сергея Урусевского. Он только что посмотрел параджановский фильм «Цвет граната» и звонил Галине, крича от восторга в трубку.
Мы спускаемся — и нас уже ждёт вновь накрытый стол. Это, может быть, единственный в мире музей, где по вечерам очень часто накрывают стол. Вернее, где с него никогда не срывают скатерть. На больших тарелках — куски арбуза и дыни, возле них — фужеры и коньяк. Мы уже говорим друг с другом, как будто все знакомы давно, а Завен ещё и фотографирует нас, держа фотоаппарат у своей груди — Завен сердцем видит, я давно это знаю.
Сначала мы закусываем коньяк, но Завен предлагает макать куски дыни и арбуза в рюмки. Так и вправду вкуснее. Но коньяк с таким подходом тоже заканчивается.
— Завен,— говорит Алесей Васильевич.— А можно, я ещё помакаю?
Мы макаем по третьей.
Мы слушаем рассказы про величайшего в истории кинорежиссёра, про его дружбу с Андреем Тарковским; он, будучи в Ереване останавливался там же, где и мы,— в «Ани» (в каком же номере — у Петренко? у Потоцкого?).
Знаменитые параджановские слова: «Я отомщу любовью» — заставляют Петренко вспомнить случай из детства.
— Однажды соседка, злая полячка, за какую-то провинность брата передушила всех наших кур. Брат давился слезами от злости, грозился отомстить. А мама наша взяла, наварила больших кусков мяса, колбасы, положила всё на тарелку и велела брату отнести ей. После того случая ничего худого полячка нам не делала.
Так в разговоре в который раз замыкается кольцо. Ведь Алексей Васильевич родился на Черниговщине, а там есть маленькое село Сосница — родина Александра Довженко. У него после смерти Игоря Савченко и доучивался Параджанов, а на студии его имени он создавал свои шедевры.
— Завен, а теперь мы покажем вам самое красивое, самое замечательное, что есть в мире! Мы покажем вам… спину гостя! — говорит Петренко. Мы смеёмся и нехотя поднимаемся с кресел.
Спину гостя пришлось показать и Сергею Иосифовичу. Так и остались мы стоять на той фотографии, где за нами не прятался — а освящал наш приход сюда Сергей Параджанов. Держа в правой руке большой белоснежный цветок, похожий на спящего голубя, прикрывающего голову крыльями.