Глава 53. Полезность – основа жизни
– Ну что, Прокл, отличился перед императором, арбанай ты теперь, без войска правда. Муки примут неземные те новобранцы, которые под твоё начало попадут!
– А зря вы юродствуете, нехристи. Желаю служить кагану верою и правдой! Ясно вам? И счастлив, что отметил меня великий правитель всех народов. Вам бы только зубы скалить, а того не пытаетесь уразуметь, что если весь мир к его ногам брошен – то есть умысел Божий. А значит, служить такому правителю – почёт пред людьми. А перед собою такая служба – благость, поскольку полезность есть основа человеческой жизни. Задумайтесь хоть на миг, сладко ль на душе, если никому на свете не надобен, и никто тебя за доброе дело не похвалит? Так-то братья славяне я себе размыслил, так и жить намереваюсь.
– Вот ведь что с человеком похвала государева творит – в один день мудрым стал. Скоро бога сменит, будет нам про Будду вещать.
– А вот веру мою не тронь!
– Прекратить! А если твою веру облаять? Или твою? Вам уж точно ума не добавилось.
– Да пошутили мы, господин арбанай. И вправду Прокл на кешиктенов ринулся с сабелькой. Никто не решился на смелость такую. Баатур ты, Прокл, честное слово, без шуток.
– Вэй*1, стоять ровно, смотреть прямо! Сейчас нам будут ставить метку императора. Это – великая честь! Терпеть с улыбкой! По одному, с первого десятка начиная, заходить в этот шатёр. После – к тогоочу, получить черпак вина. Сегодня добрый день для нас всех, кешиктены! После всего – отдых. Я иду первым.
– Братцы, а почти и не больно, нет, правда. А ну, дай гляну у тебя. Так маленький знак вовсе.
– Знак невелик, а значенье его – выше не бывает. Почитай, как князем родиться. Всё, братцы, теперь мы большими людьми стали! Не зря муки принимали.
– А и вино дали сегодня не то, что когда кыштымами были – вкусно да весело!
– Вэй, стоять ровно, глядеть радостно! Хуцау шлёт нам добрые дни один за другим. Сейчас будем получать новую одежду, дарованную Всесильным каганом, и новое оружие. Слушать с почтением и вниманием высокочтимого чэрби личной охраны императора!
– Под всевидящим оком Вечно Синего Неба, приказом поставленного над миром и утверждённого над всеми народами императора Джаяту-хагана вручаю вам, кешиктены, для красы и гордости вашей новые одежды из дорогих тканей и кож, новые сабли особой стали с золочёными рукоятями, боевые ножи остротою и прочностью превосходящие все ножи мира, а также именем императора Джаяту-хагана вручаю каждому из вас ташуур*2 из особых кож искусно сплетённый, с рукоятью из красного дерева, оконцованной с нижней стороны серебряной головой лошади, а с верхней, к которой крепится плеть – золотою головой волка. Луки вам даруются особой прочности и силы выстрела. Изготовлены они лучшими из лучших мастерами, собранными со всего света в императорские мастерские. Цените же щедрость Светлого кагана и повелителя всех народов и не жалейте для него крови и жизни вашей!
– Вэй, отвечать, как учили!
– Рады служить императору Великой Монгольской империи!
– Други, что же это делается-то – нас не только кормят в волю такою пищей, которой и не вкушали ранее, не только одевают по-царски, так ещё и плату дают, будто мы железо куём или дворцы возводим.
– Знать бы ещё, как такою платой пользоваться. Кто таковые бумажки видывал, братья славяне? Чего с ними делать-то?
– Надо тысячника спросить. Господин ата-темен*3, расскажите, что за деньга такая эта чау*4?
– Я сам плохо знаю. Не покупал ещё ничего. Казначей так сказал: ничего не думай, считай, что это серебряные монеты. Спроси на рынке у одного-другого, сколько что стоит, выбери, у кого дешевле и покупай.
– А если не станут бумажку брать заместо серебра?
– Я его так же спросил. Он говорит, на этой чау написано «кто не берёт, тот преступник», можешь бить его в рожу и тащить в тюрьму.
– Много же этих чау нам выдали, братцы. Это же даже интересно, что на них можно купить.
– Вэй, стоять ровно, слушать меня! Долгий отдых превращается в лень и размягчает ум и тело. Потому возобновляем ратные учения. Баатуры – мастера разного боя обучат нас боевым уловкам, чтобы никто не мог справиться с кешиктеном русского вэя. Одежду для учений надеть старую.
– А смотрите, братцы, ведь прав Прокл: даже ученья каждодневные не утомляют, когда есть смысл учиться, потому что знаешь, что это нужно не только тебе самому, но и ради дела значительного – оберегать самого императора.
– Утомляют. Болит всё тело, после тренировок полночи улечься не могу. Но азарт в учении есть, это точно. Мне стрелять на скаку нравится. Попадёшь в мишень – дух от радости захватывает! Раньше думал, что только татары так могут, потому что иначе устроены. А однако и русскому человеку та наука подвластна, и у нас не хуже получается.
– Ну, стрелять, то ладно, а вот на ножах схватиться – это да! Тут на краю на самом – вот оно остриё сверкает. Чуть прозеваешь, и в горле тот ножичек!
– Мне решиться трудно бывает, страшно, а уж как начал бой, тут уж не думаешь ни о чём, тело само двигается, словно у кошки какой. А уж потом, после боя вспомнишь момент рисковый и коленки мягкими становятся. Хоть и понарошку битвы наши, а всё ж опасно.
– А видали, в седьмом десятке этого, как его, Карпа порезали? Прямо через всю щёку! Говорят, сам виноват. Не опасная рана, вроде, но кровищи было!..
– А мне вот халат располосовал это учитель. Я и не понял, как получилось, держал его на расстоянии, а раз – и дыра вон какая, еле заштопал.
– А может, из-за той опасности и азарт появляется, и тело после учений радуется, что живо и не поранено. От того и жить веселее.
– Верно. Потому и к девкам хочется.
– А что, Веселин, мы теперь люди самостоятельные. Отпрашивайся у тысячника, да иди.
– Так вот и я про то же. Пора нам, братцы, уже с городом Ханбалыком ознакомиться с изнанки, так сказать. Господин арбанай, попроси разрешенья за всех, вместе и пойдём. Заодно стоимость чау узнаем.
– Я с вами, язычниками не пойду, на грех меня не совратите.
– Прокл, да кто ж тебя к девкам зовёт? По городу погуляем, на рынки заглянем, красоту разную рассмотрим, увидим, как люд, здесь обитающий, живёт. Ну, а к девкам, то по желанию.
– Ладно, тогда я тоже с вами.
– Ну, что, славяне, как погуляли по славному граду Ханбалыку? Невзор, куда ты свою ватагу водил? Откололись от нас, да и след ваш простыл.
– А мы с Хотеном, Твердятой да Орликом так просто гуляли. У прудов побывали, пагоду разглядывали, да глазели, как монахи там сидят по-татарски и глядят в одну точку. А после на рынке были, где снедью готовой торгуют, поели всякого. Твердята даже скорпионов жареных испытал на зуб.
– Не отравился Твердята? Сам, поди, ядовит теперь стал?
– Тьфу на вас, язычники! Дьявольскою едой рот свой осквернять – надо же выдумать!
– А ты, Прокл, поди, в церковь ходил грехи отмаливать?
– Мы с Ермием к другим православным примкнули, весь град обошли, а храма православного не сыскали. Горе нам, крещёным.
– Что же вы и к богу своему обратиться без храма не умеете? Ты же, Прокл, сколько раз с богом при всех разговаривал.
– Через святые стены храма Господь слышит лучше. Так там и иконы святые, и хор поёт музыку Божью. Во храме и душа петь начинает… да что вам говорить, нехристям бездушным.
– И что, кроме того, что храм искали, ничего интересного не увидали?
– В иные храмы заходили, неправославного толку. Посмотреть просто.
– Ну и как там?
– Ересь! Всё неправильно. Однако богато несказанно. Говорят, будто каган всем храмам любой веры подаёт богатства, чтобы процветали и за него и его родню молитвы своим богам возносили. Вот бы православный храм здесь возвести о пяти куполах! Тогда бы каган тоже попросил за него молиться и свою милость оказал.
– Вот и копи чау, скопишь, построишь церковку, а там император твоё усердие заметит, даст на большой храм.
– Твои бы слова, да Богу в уши, Веселин.
– Значит, Прокл, ты свои чау не потратил?
– Купил вот, в том римском храме иконку малую с ликом Божией Матери.
– Ну, с тобою, Прокл, всё понятно. Святой ты человек, да ещё и баатур-кешиктен, а к тому же арбанай будущий. Ну, а вы-то как прогулялись, Ратко с Первушей?
– Мы тоже по рынкам гуляли. Сначала по снеди. Нас там зазвали в чудную лавку – без стен, сверху крыша красная, вокруг лианы вьются. В подушки усадили, вино принесли, будто княжичам каким, после мясо жареное на вертелах. Музыку нам играли три крали в штанах, да верх без одежды, только перси чуть прикрыты. Красивы – глаз не отвести!
– Ох, наверно, заплатили вы за ту музыку?
– Немало заплатили. Так зато удовольствие нами невиданное! Хотите, покажем всем, где такое?
– А мы тоже удовольствие отыскали, правда, Злобыня?
– Что же вы такое видали?
– Девиц красивых мы видали, да и не только видали! Скажи им, Злобыня, что все их эти музыки и жареные скорпионы слова доброго не стоят по сравненью с нашим удовольствием.
– Срамно о таком говорить. Но вспоминать сладко. Лопочет не по-нашему и видом не как наши девки, а горяча!..
– Вот и мне понравилось, не выходил бы от неё неделю, а то более.
– В другой раз ещё пойдём?
– Куда ж мы от такого мёда денемся, коль распробовали.
– Что молчишь, Злобыня, о чём задумался? Поди, Русь вспоминаешь?
– Угадал, Веселин. Вот так же, бывало, в траву на лугу ляжешь, а небо синее-синее, и облачка… И коршун кругами, так же как этот, парит около самого Солнца. А рядом лошади траву хруп-хруп, хруп-хруп. А то муха или шмель загудит, и снова хруп-хруп, и коршун в небесах… Смотри-ка и тут они проживают, коршуны эти. Поди и не знают, что Русь есть, а там их родичи.
– А мне больше город вспоминается. Колокол к заутрене звонит, а у меня в тятиной лавке уж товар разложен, половицы выметены, окна нараспах – заходи гость драгоценный, выбирай себе покупку необходимую. А заглянет иногда человек не нашей внешности, и сразу улетаю я куда-то в его края неведомые и еду на каких-нибудь вельблудах или на корабле под парусами… Ну вот и доехал.
– Если рассудить здраво, друг Веселин, итог наш неплох. Можно было сто раз сгинуть, как другие, можно было в ярмо попасть, да вместе с чёрствым сухарём кнута получать. А мы теперь вон каковы – личные кешиктены самого императора. Повстречать бы мне теперь в матушке-Твери того Шевкала, да набить бы ему харю, а он бы и пикнуть не смел, глядя на метку ханскую у меня на челе… А видишь, как получилось – Твери нет, бати моего нет, матушка с младшими невесть где, живы ли, да и Шевкала нет, а мы вот тут, на другом краю света в парчу разодетые с сытыми брюхами под солнышком в травке валяемся. О чём там духи думают, куда нас ещё заведут – неведомо…
*1 Вэй – корпус или полк – подразделение кэшика (личной гвардии хана)
*2 Ташуур – плеть (монгольское)
*3 Ата-темен – буквально «ниже родителя» (монгольское), то есть, ниже высшего командира – темника, командующего 10 тысячами войска, тысячник
*4 Бумажные деньги, называемые чау, ввёл в обращение каган Хубилай в 1273 году. Юань была первой империей, использовавшей бумажные деньги в качестве преобладающего средства обращения