Открыв глаза, Кира посмотрела на часы: половина третьего. В неплотно занавешенное окно заглядывал по-юношески любопытный рассвет. Где-то за рощицей, что вплотную подступила к кованному ажурному забору вокруг коттеджа отца, перекликались соловьи, словно соревнуясь между собой в умении выстраивать умопомрачительные по красоте исполнения рулады на радость, прежде всего, собственным избранницам, а уж потом и всем тем, кто их услышит. Вот, только не их сладкозвучные трели стали причиной столь раннего пробуждения хозяйки весьма просторной и необыкновенно уютной спальни: снизу, с первого этажа здания, доносились слишком возбуждённые и громкие мужские голоса. В одном из них безошибочно угадывались взбешённые интонации владельца дома, да и во втором тоже трудно было бы ошибиться – Артём. По всему выходило, что отец за что-то разносил «по кочкам» собственного зятя, то бишь мужа своей единственной дочери, которая в данный момент прислушивалась к происходящему с не скрываемым удивлением. Но не сам факт скандала показался ей странным как таковой, зная суровый, даже жёсткий и часто взрывной характер папеньки, а то, что он кричал! Никогда, ни единого раза за все свои двадцать годочков Кире не доводилось слышать ничего подобного… от слова – вообще! Наоборот, в минуты сильнейшего гнева (а таковое, безусловно, случалось) он понижал свой голос почти до шёпота, от которого – знала по себе – чуть ли не останавливалось дыхание у тех, кто попал под раздачу, оказался к тому причастным вольно или невольно. Хвала Небесам уже за то, что ей самой сие познать пришлось лишь однажды, но и в свой смертельный час она ни за что не желала бы повторить тот откровенно страшный опыт.
Ей тогда только что исполнилось пять лет. В тот день чуть ли не с самого обеда дом был наполнен гостями, шумом, смехом. А как иначе? Маленькой принцессе, дочери самого Андрея Петляева, растившего её в одиночку, исполнилось целых пять лет! Первая круглая дата! Гора подарков, под которую выделили одну из гостевых комнат, весёлые клоуны, красочный фейерверк, расцветивший невероятными цветами тёмное ночное небо. А потом, когда няня уложила её спать, в детскую совершенно неожиданно вошёл отец. Жестом удалил няньку, присел у кроватки и спросил:
- Ну, что, принцесса, понравился тебе праздник?
- Да! – ответила она тихо – Спасибо…
- Ну, ещё бы! – почему-то недовольно скривился он и надолго замолчал, потягивая какой-то напиток прямо из горлышка бутылки. И вдруг произнёс то, что она, конечно же, не могла представить – Если бы ты только знала… если бы была в состоянии понять… как, насколько я тебя ненавижу…
- За что? – осмелилась спросить она тогда, внутренне сжавшись от подступившего ужаса.
- За то, что ты Кира, а не Кирилл. За то, что ты есть, а её уже нет – вот за что! – и так посмотрел, что малышка в испуге крепко зажмурилась, при этом почему-то нисколько не сомневаясь в том, что плакать нельзя – будет только хуже… Но, как же хотелось… а ещё больше хотелось, чтобы он поскорее ушёл!
Вот и сейчас перед глазами давно уже взрослой Киры, кстати или нет, яркой вспышкой горькой памяти промелькнул тот самый злополучный вечер, со следующего дня после которого, она перестала считать себя любимой маленькой дочуркой, как обычно обращался на людях к ней отец, и, уж тем более, принцессой, резко и сразу же повзрослев. Именно тогда она раз и навсегда уяснила себе, что отец совсем не тот человек, от которого можно ожидать поддержки в трудной ситуации, особенно, если ему лично это было не выгодно. И без того не слишком общительная, девочка полностью замкнулась, отгородилась стеной молчания от внешнего, не слишком дружелюбного, как оказалось, мира, всячески избегая общения с отцом - впрочем, он вряд ли замечал это, поскольку и сам не очень-то стремился видеть её. Вступала в разговор лишь тогда, когда не получалось поступить иначе и только так, как должно, т.е. произносила именно то, что от неё ожидали услыхать няня, слуги, охрана, ну и отец, рядом с которым она находилась ещё пять долгих лет, то есть до десятилетнего возраста – на следующие восемь лет он поместил её в частный пансионат-интернат в Швейцарии. К моменту выпуска из которого, девушка великолепно владела основными европейскими (немецким, французским, английским и итальянским) языками.
Занятия музыкой, танцами, верховой ездой и вождением автомобиля кроме основного общеобразовательного набора, включая и компьютерную грамотность, поглощали почти всё время маленькой русской, которой на первых порах приходилось, ох, как непросто! Родной язык изучался тоже, но лишь факультативно, хотя недостатка книг на нём не ощущалось вовсе. Перенастраиваться с русского на французский (поначалу) - задача весьма непростая, но она справилась! Книги в почти полной изоляции по сути монастыря, а не просто школы, стали ей самыми настоящими друзьями, заменившими семью и присутствие её любви в жизни Киры. Оставались таковыми они и по сей день. А уж тогда…
Одиночное проживание в одноместных комнатушках-кельях под строгим надзором воспитателей, почти неукоснительный запрет на дружеское сближение с другими пансионерками все триста шестьдесят пять дней в году… Порой девочке начинало казаться, что отец просто-напросто забыл про то, что у него есть дочь. За восемь лет он соизволил напомнить о себе лишь дважды, заявившись лично. Первый раз это случилось накануне её шестнадцатилетия. Проэкзаменовал на предмет освоения иностранных языков, легко переходя с одного на другой. При этом ни единого слова им не было произнесено на родном, на русском. Провёл в обществе дочери не более трёх часов и снова исчез, чтобы вновь появиться за неделю до официального окончания пребывания той в пансионате, лишив тем самым дочь выпускного бала, заменив его коротким круизом по Европе с посещением четырёх её столиц: Париж, Берлин, Рим, Лондон, откуда и был осуществлён перелёт в Москву - возвращение, так сказать, домой после долгого отсутствия. Правда, дом был уже совсем другим, не тем, что оставался в памяти, да и находился он в совершенно незнакомом для неё месте.
Трёхэтажный особняк в зелёной зоне на берегу прекрасного озера, где лично для неё были приготовлены апартаменты, состоявшие из нескольких просторных комнат, оформленных в стиле современного минимализма, в контрастной чёрно-белой цветовой гамме, был красив, но как-то неласков. При кажущейся простоте любому, попавшему сюда, безусловно, тут же становилось понятно, что денег в данном поместье не считают. Вот только попадать сюда особо было некому. Круг строго ограничен – кроме неё самой и мужа, горничная, в обязанности которой входила уборка помещений и исполнение мелких поручений, как то: «завтрак-ужин в номер», помощь хозяйке в уходе за одеждой и т.п. Гостей молодой семье принимать не позволялось, а если вдруг складывалась такая ситуация, когда отказ могли посчитать неприличным, то «званый» вечер устраивался в центральной части особняка, после непременного одобрения каждого из приглашённых самим Хозяином лично. Вполне понятно, что у «квартиросъёмщиков» крайне редко появлялось желание поступить как-то наперекор навязанным им правилам поведения. И он и она, безусловно, знали: последствия не заставят себя долго ждать.
При подобном образе жизни не может не возникнуть вопрос: как, каким образом и где Кира смогла познакомиться с тем, кто в итоге стал ей мужем, и кому через положенное число месяцев после заключения брака она сообщила о своём «интересном положении»? Вчерашнее медицинское обследование определённо подтвердило, что молодая женщина вынашивает двух девочек! Ответ на поставленный вопрос один и он весьма категоричен: нигде! Уже через неделю после её появления здесь, в Москве, батюшка родимый соизволил уведомить дочь о скором бракосочетании с Артёмом Вороженко, сыном своего давнего партнёра в одной из его сфер деятельности. Какой именно знать не полагалось, было вовсе ни к чему. Да, Кира не была посвящена в то, чем занимается отец, чем он зарабатывает на более, чем обеспеченную жизнь, как и отец того, кто вскоре действительно стал ей мужем – тайна за семью печатями. Но, справедливости ради стоит заметить, дочь и не пыталась проникнуть хотя бы за одну из них – зачем? Уединённый образ жизни и стойкая привычка не задавать лишних вопросов давным-давно стали делом обычным и нисколько не обременяли, а недостатка в материальном плане она не испытывала вовсе: одежда от самых известных домов высокой моды, украшения-драгоценности тоже. В те редкие моменты, когда её «выгуливали», вынуждая присутствовать на каких-то великосветских приёмах, Кира не могла не замечать с какой неприкрытой завистью смотрят на неё многие дамы из числа приглашённых, отмечая безупречность в подборе нарядов, мехов и драгоценностей, не имея возможности при этом заподозрить юную госпожу Вороженко в отсутствии вкуса.
Вполне понятно, что ни о какой любви в новой семье не могло даже вестись речи. Да и откуда бы ей взяться, если молодые не были знакомы лично вплоть до бракосочетания, и даже не подозревали о существовании друг друга вообще? Всё решили за них, за их спинами, не допуская при этом и тени возражения. Шикарная свадьба в роскошном ресторане, «живая» музыка, огромное количество приглашённых, дорогие подарки подарки… Завертелось, подхватило и промелькнуло, словно в тумане… как само собой разумеющееся, но и не оставившее на память после себя абсолютно ничего в эмоциональном плане. Единственно о чём она всё же осмелилась спросить отца: «Почему именно он?» На что получила тут же вполне исчерпывающий ответ: «Тебе не всё равно? Навозная куча не выбирает себе места – куда хозяин свалит, там и будет лежать! Впрочем, родишь внука, будем посмотреть!»
А что же муж? А то же, что и она… Короче говоря, им обоим весьма доходчиво объяснили то, что пока не противишься интересам семьи и поступаешь так, как велено, как от тебя ждут, живёшь… Может быть, не настолько и буквально… хотя, как знать, как знать… Но у Киры к Артёму особых претензий как бы и не было, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте: красавец, характером покладист, порою, даже излишне предупредителен. Но, она не могла не понимать, что это ещё ни о чём не говорит - тут легко ошибиться, поскольку парень был далеко не свободен в плане выбора и принятия судьбоносных решений. В рамках сексуальной совместимости тоже, вроде бы, всё сложилось неплохо, хотя… с чем бы ей было сравнивать? С тем, что почерпнула из любовных романов? Смешно… Как было, так и было… хорошо уже то, что не слишком часто он требовал исполнения от неё супружеского долга…
Громкие голоса снизу всё больше и больше начинали вызывать недоумение. Что же такого могло произойти в те несколько часов после ужина, когда она, сославшись на усталость, поднялась к себе на второй этаж и забылась сном? Неужто настолько сильным оказалось недовольство папеньки от того, что у него в скором времени появятся сразу две внученьки вместо одного столь ожидаемого внука? Фу… как-то не хочется верить в столь явное проявление его маниакальности в данном вопросе…
Тихонечко и почти абсолютно бесшумно ступая в мягких тапочках, Кира с замиранием сердца приблизилась к кабинету отца в спонтанно возникшем желании подслушать хотя бы несколько фраз ссорившихся мужчин, чтобы попытаться составить себе мнение: о чём же у них идёт сыр-бор? Не совсем плотно прикрытая дверь кабинета союзнически позволила ей сразу же понять, как, насколько близко была в своих предположения! Но ещё больше удивило (испугало!) то, что она, оказывается, уже вовсе как бы и не замужем, и даже не очень-то беременна. Что сие досадное недоразумение легко разрешаемо даже в домашних условиях, т.е. без нежелательной огласки в отсутствии внешних признаков, высказав желание заняться этим немедленно… Родный батюшка с неимоверной лёгкостью приговорил ещё не рождённых своих внучек к небытию вовсе, и, в чём Кире не приходилось сомневаться, он приложит все усилия к исполнению своего плана…
- Как же он так может? – застучало в висках – Зверь, настоящий зверь… Господи, что же делать-то? - додумать не успела, поскольку в следующую секунду из кабинета выскочил взбешённый до неузнаваемости Артём. Увидев её, сползающей на пол, почти не разжимая губ, прошептал:
- Завтра в двенадцать в перинатальном. Возьми только документы, чтобы он не заподозрил ничего, поняла? – она только кивала головой и зажимала себе рукой рот, боясь разрыдаться в голос – Молчи! Иди к себе. Постарайся вести себя как обычно… Да, вот ещё что: ничего не ешь и не пей – слышишь меня? Ни-че-го!
- Да… я всё поняла! Тём, как же быть-то?
- Справимся! Иди к себе… Мне тут больше делать нечего…