***

Наташа Толстихина
Новосибирск в этот раз пах фиалками, сутулил плечи, вилял хвостом и обнимался.

Фиалки выбрала я сама, бросив бутылек в косметичку, с плечами я совсем ничего поделать не могла, горбилась непроизвольно и грустила некстати, об этом позже; а ради хвостов и объятий всё и было устроено.

Новосибирск поливал дождем, кошмарил жарой, кормил пиццей, поил лимонадом и брютом, знакомил с черной волшебной собакой, стелил удобную постель, встречал со всеми теми людьми, которых я так счастливо обнимала и не хотела отпускать, понимая, что это и есть причина всего.

Новосибирск оказался сухим, жарким, дождливым, пыльным, солнечным, пасмурным, красивым, ветхим - всё сразу.

Я жила на левом, на той самой странной улице, которая сама себе параллельна, сама себя пересекает и наверняка, хранит ещё очень много секретов.

Я гуляла с собакой в маленьких двориках вокруг двух- и трехэтажный домов, я жила в городе так, будто никогда не жила там раньше. Я просто была в гостях, и как-то очень легко вписалась в повседневную жизнь своей подруги.

Ночь в самолёте прошла слишком быстро, я не сомкнула глаз, но эмоций от встречи и сил хватило ещё бегать целый день так бодро, будто хорошо выспалась.

Как-то сразу промокли и испачкались кеды, и меня это мало волновало - нам с ними не привыкать, прошлым летом мы путешествовали по Петербургу, было примерно так же.

Когда мы с Надей встретились на кладбище, мы обнялись, и:

- Ну так не бывает, Наташа -
сказала она, и мы почти сразу попали под такой сильный дождь, что внутри моего рюкзака самостоятельно заклеился почтовый конверт, а потом мы долго шли по лесу, в который превратилось старое Заельцовское кладбище.

Ориентируясь по приметным памятным маячкам, мы всё сворачивали и сворачивали в мокрый лес, и в какой-то момент мамины глаза буквально встретили меня с расстояния в несколько метров и, Боже, десятков лет.

На маминой могиле растет куст смородины, тянется к солнцу, светится зелёными ягодами, и я уже несколько недель думаю о том, что, если бы я потерла листок пальцами, сейчас бы я помнила этот запах.

Корни смородины проникли туда, где когда-то был мой очень любимый человек, а до этого - пустая яма с глиняными вырубленными краями, на одном из которых я балансировала между реальностью и сумасшествием очень, очень долгое время.

Мои друзья в курсе моих прошлых событий, и они поддерживают меня в такие неустойчивые, обваливающиеся под ногами моменты так крепко, как я никогда не смогу быть им благодарна.

Я почему-то всё повторяла и повторяла маме, что у меня всё хорошо, разрывая себя изнутри своей памятью. Вот мы находимся у маминой могилы с отцом, рядом - бабушкина могила, которую я почти не замечаю.

И вот мы, три женщины нашей семьи - находимся в одной оградке, и я почти в состоянии беспамятства, прошлое перепутывается с настоящим, и я просто хочу уйти и вернуться к себе домой, и одновременно - как всегда, очень тяжело уходить.

У бабушки совсем не выцвела чёрно-белая фотография, она смотрит прямо и строго, а я ее совсем не знаю, ее не стало задолго до моего рождения, но внешне мы очень похожи.

У мамы всё тот же родной и теплый взгляд, и, признаюсь, для меня было облегчением знать, что я - всего на несколько дней, что мой дом теперь существует очень далеко от Новосибирска.

Новосибирск болит внутри такой беспощадной, такой ужасной и горькой болью, от которой помогает только расстояние и поддержка при встрече. В Новосибирске я потеряла очень много любимых существ, и пусть далеко не все они умерли, это всё равно ничего не меняет.

После кладбища мы уехали покупать сухие носки, есть пиццу, пить кофе, греться и разговаривать, а потом прошли Богдашку два раза - туда и обратно, с заходом во дворы и арки, и я привычно фотографировала всё вокруг.

Это был такой долгий, бесконечно счастливый и дождливый день, и, вспоминая его, я вспоминаю его как подарок, который я всё разворачивала и разворачивала - послойно и продолжительно, до самой глубокой ночи.

Вечер наступил в центре, где я фотографировала любимую уличную скульптуру у рынка, а потом мы оказались в секонд - хенде, сто лет назад собирались, а потом, совершенно уставшие, мы пили лимонад в Галерее Новосибирск.

Когда на следующий день я оказалась одна в Первомайском, плечи мои сомкнулись передо мной, а спина так сгорбилась, что я вынуждена была обнять себя руками - я боялась случайно столкнуться с кем-то, кого не хотела встретить.

Мне казалось - человек выйдет из- за угла, а я прячусь в себе, в плечах, и пытаюсь себя ободрить. В Москве меня почти никто не знает, Москва - просто добрая подружка по сравнению с суровым Новосибирском, находиться в ней - в тысячу раз легче.

Человек выйдет из - за угла, и надо как-то реагировать, что-то говорить или нет, о чём - то молчать, или равнодушно кивнуть, внутри себя обрушиваясь битым стеклом. Но ничего такого не произошло.

Я встретилась всего с несколькими людьми, вручила и получила кучу подарков, в том числе - булку круглого украинского, влюбилась в собаку (взаимно)

Купила белые садовые пионы у бабушки на остановке, допоздна болтала с подругой за брютом и свечами, вдыхая одуряющий аромат пионов, спала на самой удобной в мире кровати буквально, без задних ног, хотя обычно в путешествиях я вообще не сплю.

Я купила печенье в круглой жестянке, и всё не вошло в рюкзак, подруга отправила мои вещи посылкой следом за мной, ведь я летела без багажа.

Я застряла в дикой пробке на Станционной, и прибежала к стойке регистрации буквально за несколько минут до окончания, и я... улетела домой.

И прошел месяц, прежде чем эмоции отгремели внутри, успокоились сами и успокоили меня, и я, наконец, смогла об этом написать, потому что впереди ждёт новое путешествие, и я хочу отправиться в него налегке, без багажа.

июль 2022.