Этот роман является продолжением первого криминального романа "Убить по-французски", где совместное расследование ведут молодой следователь Ламарк, по кличке Щенок, и опытный психолог-профайлер Тереза Траплер, она же Такса.
Содержание
Глава 1. Мадам Браер. 29 октября 2019 года, понедельник
Глава 2. Место убийства в Монпи
Глава 3. Встреча в ресторане «Эдем» в Нанси
Глава 4. Ферма «Ласточка»
Глава 5. Ламарк у нотариуса
Глава 6. Медный день Жоэля Ламарка
Глава 7. Разговоры в день хэллоуина в Страсбурге 31 октября 2019 года
Глава 8. Тереза Траплер и подростки
Глава 9. Ламарк и экспертизы. Тереза и планы
Глава 10.Похороны Цецилии Хет
Глава 11.Ламарк делает выводы. 6 ноября 2019 года, среда
Глава 1. Мадам Браер. 29 октября 2019 года, вторник
- А вы знаете, что когда-то этот дом весь принадлежал нашей семье? - старая дама впилась в Терезу стальными глазками под лохматыми, почти полностью седыми бровями.
- Нет, не знаю, очень интересно, расскажите...- самым мягким голосом, на какой была способна, Тереза Траплер с первой минуты знакомства разговаривала с мадам Браер.
Несколько минут назад ей пришлось представиться, показав служебное удостоверение жандармерии Страсбурга прямо у приоткрытой двери. Старуха сходила за очками, нацепила их на огромный хрящеватый нос, который просунула поверх дверной цепочки, и минуты две внимательно изучала удостоверение. Тереза терпеливо держала его перед ней, разглядывая лошадиное лицо старой дамы. Наконец, тяжело вздохнув, старуха скрипнула одно слово «входите». Она пятилась, а Тереза осторожно ступала по крошечной прихожей, отгороженной от комнаты только шкафом для обуви.
В комнате с двумя высокими окнами, выходящими углом на две стороны дома, было светло и тепло, несмотря на хмурый дождливый день конца октября. По стеклам скользили полоски дождя, но вид из окон третьего этажа был замечательный, с широкой перспективой. Это первое, что бросилось Терезе в глаза.
Мадам Браер жестом указала на стул возле небольшого круглого стола, придвинутого к левому окну. Тереза уселась, оставив у ног портфель. Она отметила, что угадала с брючным костюмом и обошлась без верхней куртки, с которой сейчас были бы проблемы, потому что в пределах видимости не было ни вешалки, ни одежного шкафа, а размещать куртку на спинке стула мало что дурной тон, так еще и психологически невыгодно, словно на минутку заскочила. Терезе необходим неспешный разговор, максимально доброжелательный и долгий, чтобы выведать все возможные подробности у мадам Браер, которая в списке подозреваемых в убийстве числилась первым номером.
- Кофе, чай? - высокая прямая старуха держала руки вдоль худого тела и стояла, как солдат, перед Терезой.
- А вы что больше любите? - Тереза не упустила случая узнать побольше о мадам Браер.
- Всё пью,- громыхнула та в ответ почти басом.
- Тогда, если вас не затруднит, выпьем вместе с вами зелёного чаю,- Тереза лепетала как можно приятнее, - я, знаете ли, тоже всё пью, и чашечку кофе уже испила с самого утра, а вот теперь уже десять часов, пока к вам доехала из Страсбурга под дождем, так что чай как раз к месту, не возражаете? Я могу помочь приготовить…
- Сама,- буркнула старуха и сделала три шага до кухни, дверь в которую никогда не запиралась, её подпирало истрепанное кожаное кресло.
Тереза воспользовалась моментом и внимательно оглядела комнату. Полуторная кровать, аккуратно скрывавшая под толстым синим пледом подушки и постельное белье, стояла у задней стены; рядом ночной столик с лампой под абажуром в стиле ар-деко, окно и круглый стол, за которым сидела Тереза. Она тихо повернулась вправо. У другого окна, выходившего в сад, стоял низкий комод вровень с пустым подоконником. За ним в правом углу на старой подставке чернел огромным экраном новейшей модели плазменный телевизор. Далее кресло и дверь в кухню, на стене висел большой электрический обогреватель, а в углу за обувным шкафом виднелась стопка картонных коробок. В раскрытую дверь кухни виден старый дубовый высокий буфет и газовая узкая плита. Старый паркет хорошо натерт восковой мастикой. Стены в светло-серых свежих обоях без рисунка. Потолок высокий, около трех метров, ослепительно белый. Старая бронзовая люстра с тремя лампочками свисала несколько сбоку, а не по центру комнаты.
«Квартирка крошечная, однокомнатная, но ухоженная, с недавним ремонтом,- отметила Тереза. - Следы ремонта необычно видеть в старом доме у старой дамы восьмидесяти лет.»
Из материалов дела Тереза Траплер уже знала, что мадам Браер родилась в этом городке в 1939 году, всю жизнь провела здесь, никуда не выезжая, замужем не была, детей не имела, никогда не работала, а жила на средства, полученные от сдачи внаём и продажи квартир в этом же доме, когда-то принадлежавшем её семье. Более ничего ценного не удалось узнать из односложных ответов, зафиксированных в показаниях по делу об убийстве. «Не видела. Не слышала. Не знаю.» Плохой свидетель. Старая соседка, не более, что, мол, с неё взять.
И всё-таки следственный судья Ламарк включил мадам Браер в список подозреваемых под номером один. Тереза Траплер ничуть не удивилась этому, изучив все материалы дела, имеющиеся на данный момент. Она доверяла чутью Щенка.
На кухне зашумел электрический чайник. Мадам Браер, ни разу не обернувшись, молча собирала чайный поднос. Тереза тоже молчала, но вежливо приподнялась, изображая попытку помочь, когда мадам Браер не очень ловко взгромоздила тяжелый деревянный поднос перед ней. Путаясь руками, они расставили чайные трио, синюю стеклянную вазочку с печеньем, заварочный чайник и зелёную жестяную банку с фирменным чаем от Бартон.
- О, какой великолепный чай! - нежно проворковала Тереза, оглаживая круглую баночку. - Да вы – знаток, мадам Браер, прекрасный выбор!
Тереза быстро оценила прелести предстоящего чаепития и говорила искренно. Она сама любила не только хороший чай, но и чайную посуду. Мадам Браер уселась поудобнее на крепком стуле и без улыбки, но доброжелательно предложила:
- Нюхайте! - Она открыла крышечку круглой зеленой банки с вязью «Dame de Lac» и сунула её под нос Терезы. Тереза уткнулась в баночку, взглянув на крупные завитушки чайных листьев с лепестками цветущей яблони и кусочками сушеных плодов, и ощутила тончайший аромат сухого отличного чая.
- Блаженство! - оценила она, прикрыв глаза. Тереза опять заворковала, медленно считывая с банки и проговаривая каждый ингридиент чая.
- Хороший состав,- довольно сдержано проговорила мадам Браер низким голосом. Она медленными движениями выложила специальной чайной лопаточкой на длинной ручке четыре горочки чая в старинный заварочный чайник.
-Ах, какой чайник красивый! - продолжала восхищаться Тереза.
- Всё немецкое, фирмы Хученрёйтер, баварский фарфор, и трио, и чайник. Еще от нашей матушки достались, - голос мадам Браер немного смягчился, как показалось Терезе.
- Да, да, я знаю эту фирму, это, если не антиквариат, то уж винтаж точно,- восхищенным тоном медово растекалась Тереза.- Ах, как мне повезло! Великолепный чай в великолепной посуде, что может быть лучше в дождливый денёк! Вы – просто чудо, мадам Браер, просто чудо! - Тереза уже стала уставать от собственного восхищения, но она твердо знала, что перед лестью не может устоять ни одна старая дама.
- Три минуты прошло, можно и заваривать,- мадам Браер снова замедленными жестами, с прямой спиной, церемонно вливала тонкую струю в заварочный чайник, усыпанный мелкими розочками. Еще три минуты они говорили о чайных чашках, разглядывая их рисунки, рельефы и марку с синим львом на донцах. Мадам Браер раскрылась совсем с неожиданной стороны: она превосходно разбиралась в немецком фарфоре, непринужденно перечисляя марки – Розенталь, Кайзер, Валендорф-Лихте. Тереза поняла, что нечаянно попала на любимого конька старушки, и чтобы угодить еще более, вставила и свое слово:
- У меня есть прелестное блюдо от Карла Тильш, а мой чайник хоть и новый, но из Лиможа.
От моей эльзасской бабушки Берты мне досталась пара чайных трио, тоже из Баварии, фирмы, правда, менее известной, чем у вас, Винтерлинг, но ручной росписи, золотой, очень тонкой, изящной. Я их берегу, балую себя изредка.
- Вот именно, надо себя баловать,- охотно подключилась старая эгоистка. Она осторожно наполнила чашки золотистым напитком. Над ними поплыл тончайший аромат. Обе дамы зачарованно смотрели на цвет чая и молчали, не решаясь расплескать это чудное мгновенье.
- Угощайтесь! - подтолкнула мадам Браер ажурную вазочку с сухим бисквитным печеньем.
- Благодарю, только чай, - прошептала Тереза и осторожно поднесла ко рту тонкую чашку, подставив под неё на расстоянии в десять сантиметров чайное блюдце. Она щепотью держала изогнутую ручку чашки и наконец-то беззвучно отпила глоточек божественного напитка.
Мадам Браер не сводила с неё внимательного взгляда. Тереза медленно сделала еще пару мелких глотков и осторожно поставила приборы на стол. Она вздохнула и опять медовым голосом произнесла «Блаженство!». Только тогда мадам Браер с довольной усмешкой взяла свою чашку твердыми пальцами и отпила крупный глоток ароматного чая.
- Вы – тоже знаток английской церемонии, - прямолинейно отметила старуха манеры Терезы.
- Чай и всё, что с ним связано, - моя слабость, - подтвердила Тереза довольным тоном.
Тереза решила добавить кое-что о себе, чтобы вызвать еще большее расположение и доверие мадам Браер. - Я ведь просто консультирую в полиции как психолог, а не расследую, вот меня сейчас попросили составить психологический портрет жертвы, то есть мадам Хет, вашей соседки, так я и подумала, что лучше всего с вами поговорить, мадам Браер, уж вы-то всё про всех знаете, как хозяйка этого дома. Тереза выделила голосом слово «хозяйка» и опять попала в точку. Более лестного подхода к старой даме и не могло быть.
- А вы знаете, что когда-то этот дом весь принадлежал нашей семье?
- Нет, не знаю, очень интересно, расскажите…
- Рассказывать надо издалека, - старая дама пристально посмотрела прямо в глаза Терезы.
- Я не спешу, мадам Браер, ведь такая прелестная атмосфера у нас с вами за чаем сложилась,- Тереза с упоением отхлебнула еще пару глоточков. Мадам Браер отпила сразу полчашки и начала свой рассказ.
- Мои родители родом из Баварии, из небогатых еврейских семей, среднего достатка. Отец родился в 1900 году в Вюрцбурге, а мама на десять лет его моложе. Вюрцбург – город большой, университетский, отец закончил химический факультет, работал в какой-то лаборатории при нем, простым лаборантом, на большее не рассчитывал среди швабов. Мама тоже из еврейской семьи, они поженились в 1928 году, через год родилась моя старшая сестра Анна, а в 1930 – вторая сестра, Сара. Отец увлекался нумизматикой, там у них при университете был какой-то знаменитый кружок или кабинет. Они всё предлагали ему продать редкую монету, которая досталась ему от прадедушки, но он отказывался. Однажды вечером его сильно избили, повредили почку, половые органы. Сделали ему операцию. Было это в 1934 году. Ему всего-то тридцать четыре года, а он – инвалид, ни детей не будет, ни жизни с женой. Продал он эту монету, продал довольно дорого, и посоветовали ему уехать из Баварии куда-нибудь подальше.
У мамы жили во Франции, в Лотарингии, дальние родственники, вот к ним сюда, в Монпи, на эти нумизматические деньги и переехали от греха подальше. Тридцатые годы, время было опасное в Баварии. Германия есть Германия. - Мадам Браер перевела дух, помолчала. Тереза покивала, но тоже молча.
- Здесь купили вот этот старый интернат. Его продала частная школа для девочек, вон она и сейчас тут рядом стоит, работает еще, но только все смешались, и мальчики, и девочки учатся вместе в наше время. Здания школы и интерната при ней построили еще в 1834 году, так что нашему дому как раз в нынешнем, 2019 году, исполнилось 185 лет, представляете!?
Тереза издала в ответ несколько удивленно-восхищенных восклицаний.
- Да, крепкие здания, подвал стоит на натуральном гранитном камне, стены каменные, века еще простоят. Интернат продавали, потому что школе стало невыгодно его содержать, городских девочек стало больше учиться, чем деревенских. Ведь раньше здесь на первом этаже была дирекция школы и столовая, на втором - дортуары девочек, а на третьем - квартирки учительниц, воспитательниц да гардеробная. Рядом с интернатом – конюшни, там сейчас жилой дом, а за мостиком – отель для родителей. Привозили в школу своих дочек из деревень, там останавливались, кто побогаче, да бедные и не учились в частной школе. Короче, трехэтажное крепкое здание интерната продавали не очень дорого, вот отец и вложился удачно, решил доходный дом из него сделать. Сами поселились тут же, переоборудовали под жильё все помещения, стали сдавать. Маленькие квартиры расхватали сразу, а нижнюю, бывшую столовую, сдали под клуб лошадников. Кроме дома, тут и земля вокруг него тоже была нашей.
Мадам Браер поднялась и подошла к южному окну. Тереза присоединилась к ней.
- Вот тут всё, до самой реки, а тут до канала и до старой таможни – вся земля была нашей.
Сад поделили, та часть слева и сейчас числится за школой, видите, какой забор, еще с тридцатых годов стоит, а тут оставили старый интернатовский сад. В народе эту часть нашего города называли «Сады ворот».
- Превосходный парк,- ответила Тереза, любуясь огромной липой в золотистом уборе. - Великолепные каштаны и… а там что, буки?
- Деревья столетние, и буки, и береза, и каштаны, и японская слива вон слева, даже акация выше нашей крыши, тоже столетняя, всё еще цветет по весне,- с гордостью похвасталась мадам Браер и продолжила:
- Лошадники здесь на берегу пасли коней, несколько семей нашей землей пользовались, арендовали под выпас, а денежки в нашу семью шли. Ну, вот тут и случилась у маменьки моей тайная любовь с одним из лошадников. Она ведь красавицей была, всего-то двадцати восьми годков, а муж-инвалид, неспособный к телесной любви. Так я и появилась на свет в январе 1939 года, под семейной фамилией Браер. Любовник-француз, мой биологический отец, вскоре исчез на войне, не знаю больше ничего о нем. А сёстры-подростки, узнав из ссор родителей, кто я такая, дразнили меня лошадью и торкали нещадно, щипали, пинали, ненавидели. И маму они тоже не любили, презирали даже. Отец меня не обижал, не замечал просто, ни ласки, ни грубости, - тонкие губы мадам Браер дрогнули, поджались. Резкие морщины вокруг рта углубились.
Она помолчала и вздохнула:
- Отец в 1955 году уехал от нас к родственникам в Лион, сначала вроде бы в гости, потом к нему через год уехала учиться старшая сестра Анна, за ней и Сара переехала. Так мы с мамой вдвоем остались в этом доме. Пришлось нам нелегко, крутились с квартирантами мы вдвоем, а отец приедет да заберет большую часть денег, и мама ничего не могла с этим поделать. Отец умер в 1964 году. Наследство досталось по французским законам детям, то есть нам, троим сестрам, и немного - маме. Вот тут мы с ней только и вздохнули свободнее. Сёстры уже замужем, сюда ни ногой. Анна получила третий этаж, Сара – второй, а нам с мамой – первый достался, еще по площади спаленка мамина на втором отошла к ней. Но, главное, мы теперь могли распоряжаться деньгами сами. Сестрам шли деньги строго от их жильцов.
Вскоре мы сделали ремонт, камины выбросили, городской газ провели, трубы водоснабжения поменяли – всё мы вдвоём с мамой. Она оказалась превосходной хозяйкой. Со временем и весь облупленный дом выкрасили в белый цвет – красивый такой стоял. Белая сирень и белый красивый дом с белыми ставнями. Таким в памяти и остался у меня на всю жизнь. В городе маму знали и уважали. А я вот и вправду на лошадь становилась похожа – сначала жеребёнок, потом лошадь. Некрасивая, длинная, мосластая, с лошадиными зубами, ногами и гривой. Женихов у меня не появилось ни в двадцать лет, ни в тридцать.
Да не об этом речь,- мадам Браер горько усмехнулась.
- Вон старшая сестрица Анна умудрилась выйти замуж два раза. Рано овдовела, так второй раз вышла за вьетнамца, представляете? Месьё Конг, правда, он – полуфранцуз по матери, хитрый, вороватый.- Мадам Браер презрительно скривила тонкие губы, и над ними зашевелились густые белые волоски.
- Я у Анны, к счастью, успела эту квартирку дешево купить по совету мамы. Собственно, мама там почти без денег всё устроила на моё имя. А то после смерти Анны у месьё Конга и гвоздя не удалось бы купить, делец тот еще.- Мадам Браер фыркнула и подлила чаю себе и Терезе.
- А вторая моя сестра, Сара, попала на склочного муженька, скупого, замучил её экономией. Сара сдуру продала свою часть наследства, всё на мужа и ухлопала. Покупателя ей нашла мама из наших, переселенцев из Германии, старый учитель на пенсии, месьё Фельдберг с женой. Она, к сожалению, вскоре скончалась, и старик жил несколько лет один. Его взрослые дети, двое сыновей и дочь, живут далеко. Он купил у Сары две квартиры – большую трехкомнатную для себя с женой, а однокомнатную – для сдачи внаём.
Так у нас появился первый совладелец. Месьё Фельдберг был прекрасным человеком, тихим, уважительным. И квартиранта ему мама посоветовала тоже хорошего - одинокого, воспитанного молодого пенсионера, а это важно – и постоянный доход в виде пенсии есть, значит, платить исправно будет за квартиру, и не дряхлый, без ухода за ним, так что со вторым этажом у нас проблем пока не возникло, - мадам Браер задумчиво смотрела в окно, убрав некрасивые руки под столешницу. Её взгляд был устремлен в прошлое.
- Потом скончался и сам месьё Фельдберг, почти не болел, всего восемьдесят три года ему исполнилось. Наследники – его сыновья и дочь – приехали, похоронили, двери закрыли и уехали… вот так жизнь и идет.
Вздохнув, мадам Браер продолжила:
- Ну, а когда моя сестрица Сара с муженьком опять спустили все деньги, то ей пришлось продать свою последнюю однокомнатную на втором этаже. Покупателя опять мама нашла – энергичную даму из местных, мадам Рош, она уже имела несколько квартир внаём в соседнем городке, опытная, сама управлялась с квартирантами. Еще одна наша совладелица появилась. Мне она сразу не понравилась – маленькая хромоножка, а воображает из себя красотку, мужем вертит, хитрющая. Эта мадам Рош сразу оценила достоинства нашего дома в центре города и принялась уговаривать маму продать ей еще пару квартир, хваткая такая, настоящая еврейка, а муж у неё Иван Рош, полуфранцуз, русский по матери. Да вы сами можете с ними познакомиться, если захотите. Они недалеко живут, в соседнем городке.
Мадам Браер сделала крупный глоток, подлила себе еще чаю и принялась крошить на чайную тарелочку сухой бисквит негнущимися пальцами с твердыми большими ногтями сомнительной чистоты. Тереза внимательно вслушивалась в её речь, участливо кивая.
- Теперь уж нет в живых моих сестер. А мои племянники, дети Анны от её первого мужа Витмана, от всей семьи только и остались, характером в отца – мелочные, между собой собачатся, никак материно наследство поделить не могут, брат с сестрой называются, у каждого свой адвокат, до суда дело дойдет скоро. Законы ведь изменились, теперь у нас не семейный дом, а общество совладельцев, нас теперь девять совладельцев, надо каждому оплачивать свою часть страховки и содержания здания, это помимо содержания квартир. А у них две квартиры с незавершенным ремонтом много лет стоят без толку, никто не снимает, денег не платит, вот они, озлобившись, тоже не платили свою часть, накопили долгу нашему кооперативу уже более двух тысяч евро, идиоты старые, самим ведь уже под шестьдесят, а ума не нажили, - перешла на привычный брюзгливый тон старая мадам Браер.
Тереза решила плавно перейти к интересующему её вопросу об убитой президентше их кооператива:
- А как же смирялось с долгом ваше руководство кооператива? Мадам Хет - новый руководитель, ведь она сравнительно недавно приобрела квартиру в вашем доме, а уже стала начальством, как так получилось? - ненавязчиво определила Тереза круг вопросов, которые её интересовали.
- Еще когда организовали наш кооператив, то президентом стал Иван Рош, ну, так, номинально, как говорится, а фактически всем руководила его жена, Рашель Рош. Ну, как положено по закону, счет завели в банке на жилищный кооператив, договора с компаниями перезаключили на электричество, на воду, новые счетчики установили, новый договор на страхование дома заключили – всё это опытная мадам Рош сумела сделать, а мама уже старая была, за семьдесят, а я – несведущая в этих делах, вот так и получилось, что президентом стал месьё Иван Рош. Потом мадам Рош так запутала счета на воду, что до сих пор надо разбираться. Но, как ни опытна в жульничестве эта мадам Рош, но и ей пришлось столкнуться с акулой Цилей Хет. Вот это, скажу я вам, целая тайная война.
Тереза вся подалась вперед и внимательно следила за игрой лошадиного лица старухи.
Она видела, что мадам Браер размякла и увлеклась собственным рассказом.
- В 2000 году, за год до смерти, маме уже исполнилось девяносто годков, да, вот такие мы долгожители, - басовито хохотнула мадам Браер,- мама продала самую большую квартиру на первом этаже, с гаражом и подвалом, местной семье Девиль. Молодая семья с двумя мальчиками. Позже третьего сына родили. Двое детей росли более-менее нормальными, а вот третий сыночек – явный психопат. Ну, это по моему мнению бездетной старухи. А так он считался нормальным, в школе учился. Но хоть семье удавалось скрывать его жестокие проделки, они вылезали в школе. Я слышала от знакомых, что он пакости всем устраивал, мелкие подлости учителям делал, лупил слабых учеников. Мадам Девиль работает в мэрии нашего города, поэтому в школе его терпели до поры. Но, видно, терпенье лопнуло у всех. В семье начались скандалы, мне было слышно, хоть я и не прислушивалась специально, вы понимаете, мадам… Простите, забыла ваше имя.
- Траплер, - напомнила Тереза, приветливо улыбнувшись.
- Ну, вот, мадам Траплер, я думаю, что сыночек-психопат и был причиной их развода.
А после развода они продали свою квартиру уже самостоятельно, без участия кооператива и даже агентства по продаже недвижимости. Мадам Девиль как-то это всё удалось сделать быстро и без огласки. Быстро уехали за один день, сообщив мне в двух словах, что развелись и квартиру продали. Вот так всё просто. И вскоре в один из дней февраля 2017 года в квартиру въехала мадам Хет с сыном лет десяти. Что за мадам, никто не знал. Мадам Рош позже мне сказала только, что наша новая соседка приехала откуда-то с юга, вроде из Тулузы, но это не точно. Никто так и не узнал впоследствии, откуда она родом.
А вы, часом, не знаете про это? - подняла старая дама лохматые брови и пытливо взглянула на Терезу.
- Нет, к сожалению, не знаю, - беззастенчиво соврала Тереза и опять добавила – я ведь только консультант…
- Ладно. Ну, как дальше дела пошли? Уже через несколько недель, в апрельское воскресенье, сынок мадам Хет оступился на заднем крыльце, свалился, подвихнул лодыжку и завыл. Я вышла на своё крыльцо, - вот поглядите вниз, я сейчас окно открою… - мадам Браер открыла окно и уступила место Терезе, - видите, у нас в сад выходят два крыльца, из моей старой квартиры выход в сад через это широкое крыльцо с балюстрадой, а у них выход на четыре ступеньки, огороженные только цветочными горшками, видите? Вот там мальчишка свалился вместе с горшками и орал. Ну, перепуганная мать выскочила, увела его, а спустя несколько минут влетела ко мне с белыми от бешенства глазами и буквально зашипела:
- Вы, что, не могли уследить, что ребёнок может упасть? Почему вы ничего мне не сказали, что он играет на крыльце один?
- Я просто оторопела от такой наглости... Я в няньки ей не нанималась! В чужую семью не лезла никогда, почему я должна следить за поведением соседского ребёнка?! А вы, мать, где были? - тут же ответила я этой ненормальной мамаше.- Так знаете, что она прошипела мне еще? «Я так этого не оставлю!» Угрожающе так прошипела, змея. Ну, спрашивается, за что мне такое? - мадам Браер вопросительно уставилась в глаза Терезы.
- Действительно, неприятная ситуация, - согласилась с ней Тереза успокаивающим тоном.
- В июле жара началась, спали с открытыми окнами. А у нас на огромном чердаке тихо-мирно многие годы жили летучие мыши. По вечерам они, как ласточки, порхали над садом, над берегом, безобидные, маленькие такие. И вдруг однажды ночью вся стая влетела в открытое окно одной из квартиранток мадам Рош на третьем этаже. Летучие мышки заняли весь потолок, стены, а у той собачка жила, как залает, да не останавливаясь, лаяла до хрипоты, весь дом на ноги подняла в час ночи. Мы все вышли на лай, стучим к ней. Бедная перепуганная женщина открывает, а там вся комната в летучих мышах, представляете? Мы не можем ничего понять, вошли, руками машем, салфетками мышей гоним, а они сидят на потолке, на стенах, на шкафах, коготками вцепились и не улетают. Полночи возились, никакого толку, собачка достала лаем всех, кроме мышей и мадам Хет. Её одной с нами не было, - старуха блестела стальными глазками и активно жестикулировала перед носом Терезы.
- И вдруг прилетели еще пара-тройка мышей, покружили и вылетели, а за ними вся стая рванула в окна и почти мгновенно исчезла. Уж светало, мы разошлись, недоумевали, что всё-таки с мышами случилось. Утром полезли на чердак, а там ни одной мышки и только запах остался. Квартирантка сразу же позвонила и заявила мадам Рош, что съезжает из-за этого ночного переполоха. Мадам Рош примчалась, провела расследование и выяснила, что это новая совладелица Хет новые порядки наводит – обрызгала чердак какой-то химической дрянью, даже банки там оставила. И никого не предупредила, сделала всё втихаря эта мадам Хет. Вот летучие мышки, существа нежные, сразу почуяли неладное и всей стаей спасались как могли. Дом покинули навсегда, и в саду их не стало.
- Да, случай интересный с летучими мышками, - сочувственно согласилась с рассказчицей Тереза Траплер.
- Так эта отравительница не успокоилась на этом! - в азарте воскликнула старуха, оживленно поглядывая на Терезу.- Видно, отравы еще много у ней оставалось! Вскоре она обнаружила на кустах бюи черных мошек. Откуда-то взялись на кустах черные мошки-блошки, не знаю, как они по науке называются. Однажды утром мадам Хет вышла в сад с баллоном какой-то химической отравы и давай обрызгивать эти кусты. Через неделю опять взялась за ту же химическую обработку, уже и до травы вокруг добралась. Ну, думаю, помешана эта мадам на химии. Кусты бюи начали желтеть. Мадам Хет их давай выстригать. Кусты желтеют, она стрижет да обрызгивает. Желтеют - стрижет, ядом поливает. Бабочки в нашем саду исчезли. Порхали, жили, глаз радовали. От химии погибли. К осени и кусты зачахли. Их потом по весне Иван Рош срезал, видите, вот только несколько чахлых осталось, а так ведь они длинным плотным рядом росли – это граница была для лошадей, газон отгораживала от парка. Вот такая ядовитая совладелица появилась у нас в доме – Циля Хет, - тяжело вздохнула старуха, печально глядя в золотистую влажную красоту сада.
- На этом список злодеяний мадам Хет не закончен, не думайте, - обернулась она от окна.-
Если я вас утомила, мадам… простите, забыла ваше имя...
- Траплер, - терпеливо подсказала Тереза.
- Ах, да, мадам Траплер, простите, я вас утомила жалобами, нет? Ну, тогда продолжу, у меня много чего есть порассказать про Цилю Хет. - Старая дама медленно подняла чашку с чаем, выпрямила спину, церемонно отпила мелкими глоточками и заговорила более спокойно:
- Как положено кооперативу, собрались мы на общее собрание совладельцев. Мадам Хет предложила в повестку свой вопрос – разрешить ей пробить стену и соединить кухню и гараж. Там стена капитальная. Опасно работы с ней производить, может на всем доме сказаться, перекосит или трещины пойдут. Но Циля Хет настаивала, объясняла, что ей для утепления помещения необходимо отверстие в шестьдесят сантиметров всего. А утепление квартиры необходимо для ребенка. На жалость давила, короче. Ну, мы все поддались и проголосовали, как ей надо было, разрешили проделать это отверстие, - старуха удрученно качала головой. - Вот она проделала дыру и дверь поставила, я сама не видела, это со слов Ивана Рош говорю. И что будет со временем с этой стеной, неясно,- вздохнула старуха. Она встретилась с доброжелательным взглядом Терезы и, успокоенная её благосклонным вниманием, продолжила:
- А потом Циля Хет перешла к атаке на нашу крышу. Это уже на следующем общем собрании вопрос был. У каминных труб на крыше образовались щели несколько лет назад. Начали искать ремонтников. Разные фирмы – разные цены, как всегда. Искали подешевле, разумеется, вот дело и затянулось. Так мадам Хет проведала об этом и давай активничать. Нашла молодого какого-то мастера, водила его по чердаку да вокруг дома, объясняла, показывала, строила из себя заботливую домовладелицу, вся такая хозяйственная, в упоении, вы бы её видели… я на неё в окна смотрела, спектакль целый… Потом она разослала по интернету всем нам сообщения с приложением прейскуранта на ремонт. Там такая сумма стояла, мы ахнули… на пару тысяч дороже, что раньше Иван Рош находил… Ну, тут и он подсуетился, договор заключил подешевле, вот так и обошлись без помощи этой Хет.
А когда ремонтники работали, то спектакли каждый день она устраивала – бегала вокруг рабочих, распоряжалась неизвестно зачем, руками махала, объясняла что-то, словом, это надо видеть… Ясное дело, любит из себя изображать хозяйку, ну нравится Циле Хет руководить, и всё,- поджала губы мадам Браер.
- Ну, с крышей всё закончилось благополучно, все успокоились вроде бы. Да не тут-то было. Мадам Хет нашла новую заботу. На этот раз на мою голову. Привязалась ко мне со ставнями, мол, ставни старые, опасные для её ребенка, могут свалиться ему на голову и она этого не допустит. Разумеется, разговор она начинает вроде бы спокойно, потом распаляется и доходит до угроз на повышенных тонах. И как-то быстро у неё это выходит, она ведь в ответ ничего слушать не желает, это видно же… сама себя распаляет, а меня провоцирует, я еле сдерживаюсь в разговоре с ней, но я уже поняла, что ничего лишнего ей нельзя говорить. Неизвестно, как она каждое слово потом извратит, скандальная она, одним словом. А я всю жизнь скандалов избегала, на провокации не поддаюсь.
А ядовитая мадам Хет явно была ушлой в скандалах. Нашла какие-то законы с номерами от шестидесятых годов, давай грозить мне судом, так прямо и говорила: «меняйте ставни или я вас засужу, вы век будете расплачиваться!» Шантаж чистой воды мне устроила,- мадам Браер печально качала головой.
- И я подумала, что одной мне с этой шантажисткой Хет не справиться. А ставен-то у меня много да огромных, их замена мне в несколько тысяч евро обойдется. Посчитайте, шесть огромных окон на первом этаже и дверь на садовое крыльцо, да три окна поменьше, но тоже большие, здесь, на третьем этаже – это же сколько денег надо на всё!
- Да, вы правы, мадам Браер, это большие расходы. Как же вы справились с этой ситуацией? - участливо спросила Тереза у старой дамы. Та махнула рукой и горько вздохнула:
- Что я могу в моем-то возрасте? Только продать осталось последнюю мою обитель. Подумала и решила продать нижнюю большую квартиру, а самой вот пришлось переехать сюда, в маленькую на третьем этаже. Выбора у меня не было. И у меня возник план не просто продать, а со смыслом – продать такому владельцу, который не побоится сразиться с шантажисткой Хет. Стала искать по знакомым. Вот тут наши друзья мне и посоветовали старого юриста, вдовца из Лиона. У него там квартира, от дел отошел, ему ведь семьдесят пять лет уже, а всегда говорил, что на свежем воздухе в деревне хотел бы пожить, устал от шума большого города. А наш маленький Монпи с рекой и садом чем не деревня?! Короче, наши общие знакомые ему всё расписали, и он соблазнился приехать, посмотреть. Приехал. А кто же может устоять от такой красоты?! - с торжествующими нотками в басе мадам Браер встала и опять подошла к окну.- Вы же сами видите, какое у нас место, какой вид… Всю жизнь налюбоваться не могу.
Тереза тоже встала из-за стола и пристроилась рядом с мадам Браер. Так они и стояли, глядя в окно на осенний сад, высокая худая старуха и сутулая, небольшого росточка, пожилая дамочка. Обе довольно долго молчали. Тереза решилась наконец и спросила прямо:
- А вы поставили в известность этого старого юриста о своих проблемах со ставнями и соседкой?
- Разумеется, поставила! Всё ему сразу рассказала! Как и вам, между прочим, - возмущенно воскликнула старуха. - Я ничего никогда не скрывала в своих делах, - старая дама гордо вздернула голову. Она сердито подвинула стул и уселась. Тереза тоже вернулась на прежнее место и как можно мягче и выразительнее заговорила:
- Вы абсолютно правы, мадам Браер, в вашей ситуации вы выбрали единственно правильное решение, вы правильно поступаете, вы – мудрая женщина. Надеюсь, этот месьё юрист вам помог?
- Еще чашечку? - смягчилась старуха. Тереза в ответ рассыпалась в благодарностях за чудесный чай.
Мадам Браер хотелось выговориться до конца перед внимательной собеседницей. Она наполнила чашки, и после пары сладких минут чаепития обе старые дамы уже по-приятельски смотрели друг на друга. Мадам Браер продолжила свой рассказ:
- Главное, он не испугался. Человек бывалый, опытный, деньги имеет. Во всё вникает. Квартиру купил, частично и с моей мебелью. Ремонт начал, причем смело так, - мадам Браер усмехнулась. - Оказывается, его хобби – что-то делать своими руками, вот он и решил, что внутри квартиры сам справится, а на ставни наймет кого-нибудь. Тут я, разумеется, помогла найти работника, специалиста по ставням, тоже из моих старых знакомых. Медленно этот мастер работал, всё лето, но сделал всё качественно. Мой новый сосед, его зовут месьё Сойреф, Натаниэль Сойреф, остался доволен.
- И за время ремонта мы подружились с месьё Сойреф. Я свела его с моими приятелями, мы ему о нашем городке рассказали, кстати, очень ему понравился наш старинный городок, полюбился прямо-таки, он восхищался и горами нашими, и рекой, и воздухом, и погодой… Лето стояло чудесное, жары особой не было, свежесть, покой... А вечера какие у нас – прелесть! Долгий тихий закат, тишина… Чудесное было лето восемнадцатого года,- бас старой дамы смягчился.- Я ведь тоже небольшой ремонт провела в этой квартирке,- она широко обвела длинной рукой ровные стены со свежими обоями.- И две ставни сняла, те, что над газоном с юга, а эту мастер мне отремонтировал в благодарность за большой заказ, так что мадам Хет стало нечего мне предъявить,- старуха гордо дернула головой и действительно напомнила Терезе норовистую лошадь.
- А как ***т подлизываться начала ко мне и к месьё Сойреф - просто комедия, театр на дому, - фыркнула мадам Браер. Тереза поняла, что это короткое лошадиное фырчанье и есть смех старухи.- Всё цветочные разговоры заводила, то кустик какой-то лохматый американский подарила месьё Сойреф, который якобы до декабря цветет, то ирисами интересовалась, а сама отойдет на несколько шагов от дома и оглядывает его весь, словно всё примеривается, по-хозяйски так оглядывает,- мадам Браер недовольно нахмурилась.
- И очень ей не нравилось, что мы с Натаниэлем Сойреф подружились, а с ней нет. Отвечали ей на её вопросы, но сами никогда не заговаривали первыми. И с её мальчиком старались не общаться, мало ли что она надумает нам предъявить. Мы ведь с Натаниэлем стали так неразлучны, что однажды Циля Хет спросила, не родственники ли мы? А месьё Сойреф с самым невинным видом тут же подтвердил: «Да, родственники». Мадам Браер опять издала смех-фырканье.
- Мне потом Натаниэль объяснил, что он и не соврал, ведь если покопаться в родословной, то мы и вправду какой-то несусветно дальней родней окажемся, как все рейнские правнуки Иафета,- мадам Браер опять фыркнула, а Тереза понимающе покивала головой.
- А в этом году Циля Хет умудрилась рассорить между собой нашего президента Ивана Рош, а, значит по факту и его жену Рашель Рош, с довольно мирными наследниками месьё Фельдберга. Я вам говорила уже, что мадам Рош та еще хищница, своё не упустит и каким-то образом смогла показать меньшую площадь своих квартир, а Фельдбергу прибавить эту площадь, и он исправно платил, не проверяя. А тут его наследники, особенно старший сын Сильвен Фельдберг, вникли и выявили ошибку, потом предъявили претензии. Ну, супруги Рош пытались по-тихому всё уладить, сославшись на чисто техническую ошибку… Ага, которая длилась шесть лет, можно поверить? Ну, главное, они возместили наследникам Фельдбергам все деньги, якобы ошибочно переплаченные их покойным отцом,- мадам Браер криво усмехнулась и посидела с минуту в задумчивости с хитрой улыбкой.
Потом глянула на свою терпеливую гостью и опомнилась, заторопилась:
- Так вот, про эту историю узнала Циля Хет и давай сыпать соль на рану при встрече с Фельдбергами, так и настроила их против Ивана Рош. А как почву подготовила, так на первом же общем собрании сама предложила себя в президенты нашего кооператива. Представляете, сама себя! Мы все оторопели от такой неожиданной наглости, даже Рашель Рош растерялась, заморгала глазками, притихла, а Циля давай всю эту историю с Фельдбергами рассказывать с комментариями, что мол старый Иван Рош уже не пригоден, а она, молодая и цветущая, будет как раз внимательным и порядочным президентом. Бесстыдно так излагала, а Фельдберги кивали и поддакивали ей дружно. Натаниэль Сойреф мне шепчет: «А давайте поддержим мадам Хет, так она больше на виду будет, её контролировать легче будет, а я уж проконтролирую, не беспокойтесь!» Я и послушалась нового приятеля – юриста, проголосовала за Цилю Хет. Вот так Циля Хет стала нашим президентом… ненадолго, - добавила мадам Браер, но сожаления в её голосе Тереза не услышала.
- Да, жизнь… жизнь бывает непредсказуема,- несколько смущенно закончила старая дама. До этого момента мадам Браер говорила о Циле Хет как о живом враге и только теперь поугасла.
- Правда, заместителем президента мы оставили Ивана Рош. Семейство Рош тоже сделало хорошую мину при плохой игре – оба проголосовали за самозванку. Вот так Циля Хет и стала нашим президентом, - повторила мадам Браер уже более спокойным тоном. Она внимательно посмотрела прямо в глаза Терезы Траплер, видимо, в ожидании её вопросов, но Тереза решила на этом закончить беседу и стала благодарить старую даму за приятное чаепитие.
Утомительно вежливо, без конца повторяя «благодарю... и так приятно», они, наконец, расстались на широкой лестничной площадке третьего этажа, и Тереза, крепко держась за дубовый поручень ажурных перил из черного чугуна, стала спускаться по старой ковровой дорожке.
Глава 2. Место убийства в Монпи
Тереза вышла на высокое крыльцо в шесть широких ступеней из местного розового песчаника. Парадное крыльцо с низкой балюстрадой имело внушительный вид, который не портили вытоптанные временем щербины посредине ступеней. Справа крыльцо обрамлено кустами вечнозеленого лавра, а слева хорошо просматривалось из окон соседнего дома.
Тереза отметила удобный для частной стоянки широкий двор, на котором без проблем могли устроиться десять автомобилей, но пока стояло всего два. Двор огорожен красивой, но тоже старой, с простым узором железной оградой. Через дорогу розовел каменный мост над тихой речушкой. Ухоженные дома одной стороной упирались в зеленую гору. Довольно высокая, покрытая густым еловым лесом гора защищала городок Монпи от северных ветров.
Терезе необходимо посмотреть на место преступления, поэтому она ступила на узкую тропинку у торца дома. Очарование старого сада, которому она легко поддалась, любуясь им с высоты из окон мадам Браер, сразу исчезло. Ноги Терезы увязли в мягком мокром дёрне. Тереза опасливо смотрела, как с каждым шагом всё глубже погружались её модные туфли в болотистый газон. Она остановилась в раздумье, не вернуться ли, не оставить ли обследование места происшествия до другого раза.
«Огромные старые деревья на большой площади и частично выкошенный газон трудно назвать садом, скорее парк», - подумала Тереза.
Японская слива с темно-красной листвой и два хвойных экзотических дерева с неизвестными Терезе именами достигли середины высокого дома. Они угрюмо нависали, закрывая широкими кронами тусклое небо. Влажный воздух, напоенный запахами мокрого сада, вошел в грудь. Тереза глубоко вздохнула и храбро двинулась дальше, выйдя к задней стене дома. Звуки улицы исчезли мгновенно. Здесь природа была полновластной хозяйкой. Огромные берёзы и каштаны вымахали выше крыши, а посредине большой лужайки королевой возвышалась пышная липа в золотом облачении.
У самой стены дома шириной метров в десять-двенадцать тянулось возвышение, огороженное каменной кладкой из валунов. Высокий газон был тщательно выстрижен и обрамлен узкими цветочными клумбами. Именно на него выходили два задние крыльца, которые Тереза разглядывала сверху под руководством мадам Браер. Теперь Тереза рассматривала всё более внимательно.
« Да, тут кукольным домиком Фрэнсис Ли не обойтись, никаких денег не хватит, чтобы построить модель такой громадины», - усмехнулась Тереза, задрав голову и обводя взглядом весь задний фасад огромного дома.
Все окна и двери первого этажа были закрыты ставнями. Крепкие, свежевыкрашенные в коричневый цвет в правой половине, а слева – облупленные, бывшего белого цвета, не скрывавшего трещины и выбоины старых досок. Они принадлежали мадам Хет. Все ставни вблизи показались Терезе такими огромными, что она сразу представила трудности с их ремонтом. Запертыми на новые ставни оказался второй этаж слева, а два окна справа задернуты легкими шторами. Третий этаж смотрел окнами без ставен в сад и в дальнюю перспективу реки, домов и зеленых гор.
Осторожно ступая по мокрому мягкому дёрну, утопая до середины модных туфель на высоких прямых каблуках, Тереза медленно продвигалась к месту преступления – к заднему крыльцу мадам Хет.
Убийство произошло 21 октября 2019 года около пяти часов утра под непрерывным мелким дождем, который шел ночью и всё утро до полудня. Тереза знала все эти обстоятельства из протоколов допросов и актов экспертиз. И сейчас, спустя восемь дней, всё было почти так же: недавно закончился мелкий дождик.
Тереза внимательно осмотрела четыре ступени крыльца. Мокрый песчаник потемнел от дождя и времени. Неухоженность явно имела место. Тереза знала, что, как бы ни был стар местный розовый камень, при хорошей и регулярной чистке он сохранял розоватый оттенок. Серые и грязные ступени говорили, что мадам Хет не трудилась привести их в порядок. Впрочем, её облупленные ставни говорили о том же. Разнокалиберные дешевые горшки с цветами по бокам ступеней так же оказались неухоженными. Даже два кустика желтых роз с полусгнившими облетевшими лепестками у корней казались заброшенными и неряшливыми. «Да, мадам Хет трудно назвать хорошей хозяйкой. Видно, она из тех дам, что замечают соринку в чужом глазу, а в своем и бревно не мешает»,- отметила про себя Тереза.
Вчера Тереза тщательно изучила и отлично помнила снимки с места преступления, поэтому не стала вынимать свой планшет, чтобы сверить их с действительностью. Из акта судебно-медицинской экспертизы следовало, что положение трупа было изменено. Женщина убита двумя ударами в затылочную часть головы, нанесенными тупым предметом округлой формы. Дальнейшие экспертизы установили по микрочастицам, обнаруженным в ране, что орудием убийства был природный камень округлой формы, причем с элементами местной почвы.
Тереза убедилась, что таких камней предостаточно у крыльца. Вот несколько булыжин валяются в беспорядке в двух шагах у лавровых кустов. Да и за газоном возвышалась альпийская горка, сложенная из камней разных форм. При поиске орудие убийства на месте преступления не обнаружено. Тереза не сомневалась, что местные жандармы осмотрели всё вокруг самым тщательным образом в поисках орудия убийства. Им можно доверять: что-что, а искать предметы они умеют. Отрицательный результат – тоже результат, тем более он привел следователя к мысли, что орудие убийства – камень был брошен преступником в мелкую речонку, бежавшую всего в нескольких метрах справа от дома, или в широкую реку напротив парка, то есть выбор, куда выбросить камень, у преступника был превосходный, и он им воспользовался. Найти выброшенный камень на дне горных рек уже невозможно.
Тереза согласилась с выводом следователя Жоэля Ламарка, что преступник имел две возможности: первая - выбрать заранее определенный камень в качестве орудия убийства и без подозрений оставить его на видном месте под рукой; вторая возможность – схватить первый попавшийся камень и ударить им. Ламарк склонялся к первой возможности и считал, что убийство было спланировано и подготовлено заранее. После чтения показаний свидетелей у Терезы так же сложилось подобное мнение. Итак, по вопросу об орудии убийства есть определенность, хотя и нет самого орудия убийства.
«Перейдем к анализу положения тела», - решила Тереза, сойдя с крыльца и отступив на пару шагов в сторону от него. Туфли опять неприятно увязли в рыхлом газоне. Она, как цапля, поднимала то одну ногу, то другую и с тревогой смотрела на мутные полоски у лаковых носков. Качественные итальянские туфли пока выдерживали столь неприятный для них стресс. Но все-таки Тереза подумала, что время внимательного осмотра места происшествия придется сократить. Обвинить себя в неподходящей случаю обуви у Терезы не возникло и мысли.
Она перевела взгляд на ступени, прикидывая со стороны, как двигались жертва и преступник. «Вот жертва открывает дверь и выходит на крыльцо. И какого черта её вынесло из дома в пять утра? Да еще под дождь... Вероятно, услышала стук в дверь. Жертва выглянула сквозь стеклянную верхнюю часть двери, увидела знакомую фигуру и только тогда открыла дверь. Разумеется, человек должен быть ей знаком. Иначе ни одна одинокая женщина в квартире с маленьким сыном не откроет дверь в пять утра незнакомому человеку. В этом выводе следственный судья Жоэль Ламарк оказался безусловно прав. Молодец, Щенок, - Тереза мысленно похвалила его.- Смотрим дальше. Возможно, состоялся краткий разговор, скорее всего неприятный, или даже ссора. Жертва пытается уйти, поворачивается к преступнику спиной, а тот наносит ей удар камнем по затылку. Жертва падает лицом вниз.
Эксперты установили, что ударов было два. Второй удар чуть сдвинут вправо и более сильный, к тому же сделан позднее, примерно на три часа. Амплитуда ударов, выверенная экспертизой, показала, что рост преступника не более 170 сантиметров. Один ли это преступник или пришел второй и добил? Эксперты утверждают, что орудие убийства одно и то же. Возможно, преступник вернулся. А где был три часа? Значит, поблизости. Не кружил же с камнем за пазухой вокруг места преступления? Пришел проверить? Никакой логики. Ладно, будем считать, что с ударами разобрались только частично.
А дальше начинаются еще большие сложности. Положение тела. Оно было изменено после смерти. Вроде бы есть этому логичное объяснение, ведь тело обнаружил сын мадам Хет, одиннадцатилетний мальчик, спустя три-четыре часа. Он подумал, что мать упала и жива, пытался ей помочь и начал втаскивать её по ступенькам вверх. Ему это оказалось не под силу. Он оставил мать и позвонил в службу спасения. Всё это зафиксировано в протоколах следствия.
Служба спасения примчалась через семь минут. Хорошо, что город маленький и дом в самом центре городка. Входная дверь в подъезд была открыта, когда спасатели поднялись на парадное крыльцо. Дверь в квартиру спасателям открыл мальчик в мокрой пижаме, запачканной кровью и грязью. Двое спасателей подошли к открытой двери гостиной, ведущей в сад, и сразу увидели, что женщина мертва. Не выходя на крыльцо, они немедленно вызвали жандармов. К телу спасатели не прикасались. Спасатели раздели дрожавшего мальчика, укутали его в теплый халат и в свои золотистые обмотки, теплые и противно хрустящие на перепуганных свидетелях. Так всегда делают со свидетелями и с потерпевшими. Запачканную влажную пижаму мальчика упаковали в пластиковый пакет. Попытались успокоить ребенка. Жандармы города Монпи явились так же быстро. И завертелось следствие».
Тереза отчетливо представила все эти действия, совершенные здесь. Она еще раз внимательно огляделась вокруг, запоминая детали, потом перевела взгляд на низкую тучу, прямо над садом коварно готовую хлынуть не мелким дождиком, а проливным.
- Ага, тебя только не хватало, - обратилась она к тяжелой круглой туче скрипучим голосом и раздраженно вытянула тонкий каблук с прилипшими травинками. - Да не стоит никакое расследование моих дорогих туфелек, - проворчала она вслух и неуклюже покостыляла по сырой земле к машине, припаркованной во дворе.
В сухом и теплом автомобиле Тереза первым делом взяла мягкую салфетку, сняла туфли и принялась тщательно их вытирать, придирчиво оглядывая мутные пятна. За этим занятием её застал телефонный звонок. Щенок – высветилось имя на мобильнике.
- Добрый день, мадам Траплер, рад вас слышать и очень хочу увидеть. Прошу вас доехать в Нанси, ведь осталось всего шестьдесят километров. Вы наверняка в Монпи, а время к обеду близится, у нас в одном ресторанчике превосходно готовят рыбу, я заказал для нас...- Ламарк выдал всю тираду радостным мальчишеским голосом, не давая Терезе паузы не только для возражения, но и для ответного приветствия.
- Только не лосось, - мрачно пробасила Тереза и больше не добавила ни звука.
- Дорада, ваша любимая рыба, - после паузы так же радостно сообщил Щенок. - А ресторан в старом городе Леопольда на Главной улице, ближе к собору святого Эпра, называется «Эдем», недавно открыли молодые ребята, готовят превосходно, лично проверил не раз, очень хочу вас накормить...
- Буду, - прервала Тереза его взволнованную речь и отключила мобильник.
Тереза ехала в сторону Нанси и думала о молодом следственном судье Ламарке:
«Вот зараза, знает, чем соблазнить… только раз сказала мельком, что предпочитаю дораду… запомнил, учел. И просчитал, что сразу метнусь в Монпи на место убийства. Он всё запоминает и просчитывает, как компьютер. Вот надо бы ему прозвище поменять - не Щенок, а Комп.»
Глава 3. Встреча в ресторане «Эдем» в Нанси
Через несколько часов после обнаружения тела Цецилии Хет 21 октября 2019 года к местным жандармам в Монпи подключился следственный судья из Нанси Жоэль Ламарк. Вся команда ударно потрудилась в течение пяти дней, но на шестой Жоэль Ламарк решил дать поручение о привлечении к следствию профайлера из Страсбурга.
В отделе аналитико-психологической экспертизы жандармерии Страсбурга никто не удивился, что выбор следственного судьи Ламарка пал на профайлера мадам Траплер.
Начальник отдела мадам Борн, улыбаясь красивыми губами и сияя яркими синими глазами, из которых так и сыпались искры смешинок, передала приказ о назначении в следственную группу мадам Траплер в тот же день – 28 октября 2019 года, понедельник.
Тереза оторопело стояла перед ней, выслушивая распоряжения шефа.
- Следственный судья Жоэль Ламарк просил включить именно вас, мадам Траплер, никого другого из нашего отдела. Специально звонил мне по этому поводу, - голос шефини звенел от сдерживаемого смеха.- Что же, я только рада этому обстоятельству. Разумеется, трудно не оценить то, что вы сделали для него в прошлом расследовании.
- Я работала на следствие, а не на Жоэля Ламарка,- выдала в ответ жестким низким голосом Тереза, наконец-то придя в себя после слов начальницы.
- Разумеется, разумеется,- поспешно погасила огоньки веселого удовольствия мадам Борн. - Надеюсь, что ваше сотрудничество в новом расследовании будет столь же успешным. Держите меня в курсе, будьте добры. В любое время дня и ночи я в вашем распоряжении, мадам Траплер,- уже без улыбки и максимально доброжелательно закончила мадам Борн.
Тереза вышла из кабинета шефа, мысленно кроя эту горгонзоллу последними словами. Но в душе она понимала, что злится не на распоряжение шефа, а на её смешки в адрес Терезы и Щенка.
Прошло почти четыре месяца после дела о серийном маньяке. Лето, отпуска. Коллеги наконец оставили Терезу в покое со своими расспросами и назойливым любопытством первых дней после завершения следствия. Тереза укатила в июльский отпуск в свою вогезскую деревню и постаралась забыть то сумасшедшее напряжение, которое она пережила во время расследования. Она думала, что ей это удалось. Её тихий отпуск прошел в долгом сне, в бестолковом ковыряньи в саду, в лечении полудохлых роз и в молчании мобильника. Ремонт первого этажа деревенского дома опять не состоялся. Ей не хотелось никого видеть.
«Забыть всё!» - дала команду Тереза и позволила себе расслабиться.
Однажды в сентябре, когда их аналитико-психологический отдел собрался в полном составе после летних отпусков, коллеги попытались вытянуть из Терезы еще кое-какие подробности дела о маньяке. Тереза рассвирепела и так рявкнула на безобидного Давида Клейнера, что тот отскочил от неё и с той поры только опасливо издали бормотал «добрый день». Блондинистые и загорелые моцареллы откатились от Терезы подальше и лишь перешептывались при её появлении. Шефиня-горгонзолла вероятно проведала о реакции мадам Траплер на любопытство о маньяке, сделала свои выводы и не докучала Терезе. Так недолгая слава Терезы Траплер сошла на нет к её искреннему удовольствию.
«И вот здрасьте, опять смешки они устроили»,- ворчала Тереза, возвращаясь на свое рабочее место. Она кусала губы, чтобы скрыть улыбку. Тереза даже не ожидала от себя, что её так обрадует известие о новом совместном расследовании со следственным судьей Жоэлем Ламарком.
«Значит, Щенок не забыл. А ведь даже ни разу не позвонил после завершения следствия. Ни разу! Ну, и я не звонила, разумеется. Еще чего, много чести для Щенка. Обойдется. А вот и не обошелся, как приперло. Небось увяз в деле по уши, след не может унюхать беспомощное Щеня»,- по привычке злорадствовала Тереза, не замечая, что её показная злость на Щенка сочетается с материнской нежностью.
В понедельник 28 октября около полудня следственный судья Ламарк прислал ей имейлом свои заметки в дополнение к актам и протоколам следствия. Именно его список подозреваемых более всего заинтересовал Терезу Траплер. Список состоял из фамилий с минимальными комментариями:
«На момент убийства находились в доме:
1. Мари Браер - совладелица
2. Сильвен Фельдберг - совладелец
3. Даниэль Кухлер – квартиросъемщик мадам Рош, 2 этаж, окна в сад
4. Давид Шофнер – квартиросъемщик мадам Рош, 3 этаж, окна на улицу
5. Николь Дюлак – квартиросъемщица мадам Рош, 3 этаж, окна на улицу
Остальные совладельцы проживают в других городах, но могли приехать:
6. Натаниэль Сойреф (Лион)
7. Эрик Витман (Лион)
8. Софи Витман-Гутье (Нанси)
9. Рашель Рош (ферма «Ласточка»)
10. Иван Рош (ферма «Ласточка»)
11. Марциал Фельдберг (Париж)
12. Кларисса Фельдберг ( Руан)
Все они знают о наличии заднего крыльца.»
Сегодня, во вторник, после встречи с мадам Браер и приятного чаепития Тереза Траплер пришла к выводу, что старая дама, хотя и бодра, и полна сил, и терпеть не может противную соседку, и даже имела возможность прибить её, всё-таки не убивала Цилю Хет.
«Обрадую Щенка мыслями по этому поводу. Может вычеркивать номер один из своей дюжины подозреваемых. Пусть это будет моей оплатой за рыбный обед. Везёт мне сегодня: сначала превосходный чай у мадам Браер, потом дорада на обед в приятной компании»,-размякла наконец Тереза.
Она с удовольствием мчалась по национальной трассе N5 на приличной скорости, поглядывая на ухоженные обочины, убранные поля, поредевшие рощицы, от которых исходил приглушенный цвет античного золота. Слоистое серое небо мягко обволакивало пространство и, казалось, успокаивало всё и всех.
Мелкий дождик прекратился еще на въезде в Нанси, и Тереза, удачно припарковавшись на соборной площади, дошла до ресторана «Эдем» за несколько минут.
Длинный Жоэль Ламарк встретил её у двери с широкой улыбкой и первым протянул руку для пожатия, но Тереза, натянуто улыбнувшись, неловко боком прошла мимо его руки, бормоча «добрый день, господин судья». Ламарк открыл стеклянную дверь в тяжелой металлической раме, пропустил Терезу, и она заспешила к довольно высоким ступенькам из темного ковролина, ведшим вверх к залу. Ей пришлось ухватиться за дубовые перильца, чтобы не дай бог не зацепиться шпильками и не загреметь перед молодым мужчиной. Чувствовала она себя как-то неуютно.
Зал ресторана «Эдем» оказался узким и высоким. Длинноногая девица-официантка, радостно улыбнувшись, вытянула руку в сторону двухместного столика у стены. Тереза поспешно заняла место лицом к входной лестнице, по которой уже взбиралась пожилая пара.
Ламарк, расположившись, ласково смотрел на Терезу. Она взглянула прямо в его глаза и непроизвольно улыбнулась в ответ:
- Узковат Эдем, не находите, месьё судья?
- Да, Рай не для всех,- ловко парировал он улыбаясь.- Зато пища райская.
- Что ж, попробуем вкусить райской пищи,- Тереза взяла из рук официантки тяжелую солидную папку-меню. Юбка девицы заканчивалась как раз над ухом Терезы. Тереза заметила, каким взглядом молодой следователь проводил длинные ноги девы.
- Надеюсь, закуски и рыба окажутся такими же привлекательными, как эта Ева, - приступила к своему язвительному тону Тереза, сразу очутившись в своей тарелке.
Они внимательно изучали перечень закусок, который оказался к удивлению Терезы довольно значительным для маленького ресторана. Оба, не сговариваясь, выбрали тяжелые калорийные салаты и, разумеется, рыбу на основное блюдо. Так же легко сошлись на белом эльзасском вине.
- Сильванер хорошей марки,- заметила вслух Тереза, - и я даже знаю, откуда он, бывала там.
- Неудивительно, вы же – эльзаска.
- Нет, я родом из департамента Вогезы, лотарингка. Отец – эльзасец, мать – из Бордо, а я родилась здесь, в Лотарингии, наш дом – в горной деревне. Но моё любимое вино – белое эльзасское. Я давно живу в Страсбурге, купила там небольшую квартиру, работаю, но больше люблю горы и мою родную Лотарингию. А теперь о деле, - Тереза, чтобы избежать дальнейших личных вопросов, так и готовых сорваться с губ Ламарка, без паузы, профессионально ловко перевела разговор.
- Я думаю, что вы можете вычеркнуть мадам Браер из списка подозреваемых, потому что она решила свои проблемы с мадам Хет, не прибегая к убийству. Да, старуха – не божий одуванчик, убить может, если ей это понадобится. Но она нашла более мирный способ
избавиться от шантажистки: продала свою квартиру на первом этаже старому юристу и оказалась под его защитой. Мадам Хет нечем было крыть. К тому же и способ убийства не в стиле мадам Браер. Она может ударить в ссоре, в состоянии аффекта стукнуть прямо в лоб, а не готовить убийство заранее и бить в спину, в затылок - не тот характер,- выложила Тереза сразу все карты на стол, наблюдая за реакцией следователя.
Ламарк не успел ответить, как ловкая Ева поставила перед ними большие тарелки с салатами. Ему хватило этой минуты для обдумывания полученной информации:
- Не сомневался, что вы быстро раскусите эту неразговорчивую старушку Браер, и я согласен с вами, мадам Траплер.
- Ну, неразговорчивых старушек практически нет на белом свете. Надо просто подъехать с нужной стороны.- И Тереза почти дословно передала свой разговор за чаем с мадам Браер.
Одновременно они справились с салатом. Тереза с удовольствием наблюдала, как красиво ест этот молодой человек. Маленький рот вдруг превращался в отверстие как раз по размеру куска, который отправлялся туда без видимых усилий и гримас. Непослушные овощи не валились с вилки, а подчинялись беспрекословно. Невозмутимое лицо судьи возникало снова без гримас и напряжения. Он тщательно пережевывал, незаметно глотал. Аккуратно промокал салфеткой губы, отпивал глоточек вина и делал паузу, молча наслаждаясь ароматом и вкусом винной струйки, стекающей по гортани. Он умел почувствовать и оценить качество еды и питья, не афишируя это банальными фразами. «А мальчик отлично воспитан»,- уже не раз за время знакомства отмечала Тереза.
- Мадам Траплер, в ответ и в благодарность и я вас порадую. Вы правильно сказали главное об убитой – шантажистка. Мадам Хет – профессиональная шантажистка. Я ведь тоже без дела не сидел, накопал кое-что. Мало того, что эта Цецилия Хет проходит по нашей базе как проститутка из Тулузы, бывшая проститутка, уже лет десять не занимается своим ремеслом, но её таланты не исчезли – шантажирует всех с успехом. Вот и плод её греха – сыночек появился как раз вовремя: возраст для проституции критический, сорок лет, а тут клиент – лопух попался, ну и вляпался по полной – не отвертелся. Мадам Хет дошла даже до доказательств генетической экспертизы, грамотная содержанка оказалась. Дальше больше: клиент-папенька, разумеется, благополучно женат, приличная еврейская семья, откупились. Это они купили квартиру для внебрачного сына, а не для мадам Хет. И купили подальше от Тулузы, в маленьком городе, в глухой провинции. Вот так и появилась мадам Хет с сыном в наших краях.
Думаю, ключ к расследованию есть сама жертва, а убийца находится в её ближайшем окружении. Но только в каком? В прошлом или нынешнем? Запросы в Тулузу уже отправлены, жду подробностей.
А завтра я еду в Страсбург разговаривать с нотариусом, который проводил сделку купли-продажи этой квартиры. Мне кажется, что-то тут не то, надо выяснить. А вот и рыба – ваша любимая дорада.
Тарелки с рыбой представляли из себя шедевр поварского оформления: бежевый кусок рыбы с одной стороны укрыт белым соусом, с другой – украшен ажурным букетом зелени. Вкус розовой королевской дорады растекался во рту и таял, его хотелось длить и длить. Они ели молча, отдавая дань признательности природе и искусству кулинарии.
- Великолепно,- наконец оценила мадам Траплер рыбное блюдо одним словом и благодарно улыбнулась Ламарку.
В ожидании десерта следователь продолжил деловой разговор:
- По нашему запросу из Лиона пришли два ответа: подтвердилось алиби Натаниэля Сойрефа, на день убийства он находился в Лионе, лежал уже неделю в клинике на обследовании, а купленная в Монпи квартира – его вторая резиденция, летняя. Кстати, ключ от неё он доверил мадам Браер. Вам об этом старушка не сообщила?
- Про ключ не сообщила, а то, что они подружились, не раз подчеркнула.
- Так же подтвердилось пребывание в Лионе Эрика Витмана, еще одного совладельца, знающего о доме всё, включая наличие заднего крыльца.
- Он – племянник мадам Браер, вероятно, знает дом еще с детства, - добавила Тереза.
- Итак, мы вычеркнули из списка троих, на сегодня осталось девять, - в голосе Ламарка явно звучало удовольствие. - Дело движется. Хотя возможно и пополнение списка подозреваемых, если учесть, какой след тянется из прошлого жертвы. Я запланировал поездку в Тулузу, на места её боевого прошлого. Надо отработать эту версию.
- Да, возможны новые подозреваемые, вы правы,- согласилась с Ламарком Тереза.
- Еще я думаю, что убийство – не случайное злодеяние. Хотели убить именно мадам Хет и убили. И других жертв не предвидится,- закончил следственный судья.
- Значит, не будем спешить, как в прошлый раз,- кивнула Тереза.
- Да, тогда время нас подгоняло, мы работали в ожидании новой жертвы, а это то еще давление...- покачал головой Ламарк и мягким тоном продолжил:
- Как вы справились с этой лихорадкой, мадам Траплер, удалось отдохнуть?
- Отошла дома, в деревне,- Тереза тяжело вздохнула, но продолжать тему не стала.
- Завтра еду на ферму, встречусь с четой Рош и потом вам позвоню, месьё Ламарк.
- А я бы хотел поговорить с вами не по телефону, а опять вместе пообедать в Страсбурге в ресторанчике «У Ивонн», не возражаете, мадам Траплер? - выжидательно смотрел прямо в глаза Ламарк.
Тереза помолчала, потом вздохнула:
- Сожалею, но возражаю. Я элементарно не успею к обеду. Ферма Рош далековато от Страсбурга, к тому же мне необходим неспешный разговор с ними. Давайте в другой раз пообедаем «У Ивонн»,- Тереза смягчила отказ легкой улыбкой.
- Разумеется, как вам будет удобно и когда пожелаете,- любезно согласился следователь.
Так же любезно они расстались, вполне довольные друг другом. По дороге домой в Страсбург Тереза думала уже не о Ламарке, а о жертве – мадам Хет. Новые сведения, полученные от следственного судьи, по-другому раскрывали убитую.
«Циля Хет – не просто неприятная соседка, как посчитала мадам Браер. И не шантаж по поводу ставен – её самое большое прегрешение. Нет, Циля Хет далеко не так проста и за ней стоят грехи поважнее. Щенок правильно унюхал тулузский след. Такое прошлое не отпускает. Его следы остаются на всю оставшуюся жизнь проститутки и дают о себе знать в самых неожиданных случаях. Всё связано в жизни»,- думала Тереза.
Глава 4. Ферма «Ласточка»
Утро 30 октября 2019 года в Страсбурге выдалось туманным и холодным. Тереза приоткрыла окно, влажный холод мгновенно проник в комнату. Дождя не было, прогноз погоды предвещал днем облачную погоду с северным ветром и всего до двенадцати градусов тепла.
Сегодня Тереза решила более тщательно подойти к выбору одежды. Из обувного шкафа она извлекла новые кроссовки, критично посмотрела на их белоснежную подошву и вздохнула. Как ни жаль, но других у неё в Страсбурге не было, а вчера она не подумала заехать в свой деревенский дом за подходящей обувью. Тереза натянула черные джинсы, надела серенький кашемировый свитерок и обошлась без декоративной косметики. Она продуманно выбрала не духи, а легкую туалетную воду от Герлэн «Герба Фреска», оставшуюся от лета. «Травяной запах как раз подойдет, к тому же надо закончить этот флакон, конец сезона, а для фермы сойдет»,- решила Тереза. Она привычно погладила золотые соты флакона. Пока Тереза оставалась верной любимой марке Герлэн, но подумывала на следующий весенне-летний сезон сменить её на что-нибудь более экстравагантное.
Постояв в прихожей перед высоким зеркалом, она дополнила свой наряд серо-зеленой хлопковой курткой с капюшоном и еще раз критично посмотрела на белые толстые подошвы, выделяющиеся из гаммы неприметно одетой дамы.
Подъезд к ферме «Ласточка» оказался настолько цивилизованным, что Терезе пришлось несколько удивленно оглядываться в ожидании жидкой грязи. Указатель на повороте не оставлял сомнений: Ферма «Ласточка» 1 км. Всего в километре от городка ферма располагала прекрасной дорогой – широкой, чистой и ровной, как стол. Дорога вела прямо к длинному одноэтажному дому, аккуратно выкрашенному в горчичный цвет. Два одинаковых крыльца по обоим концам низкого фасада влажно блестели темно-коричневым деревом. Целый ряд таких же коричневых рам обрамлял окна. Тереза непроизвольно их посчитала - восемь.
Перед окнами тянулись цветочные куртины с яркими разноцветными далиями. Оранжевые колокольчики настурции поднимались на левое крыльцо с обеих сторон.
Тереза оставила серенький фольксваген на круглой, довольно большой, пустой асфальтированной площадке перед домом и заметила справа, несколько поодаль от дома низкий белёный гараж на две двери. У гаража и вдоль въездной дороги виднелись на газоне небольшие скульптуры из розового песчаника – кролики, козочки, петушки и кошечки явно ручной и не очень искусной работы.
Пока Тереза оглядывалась и прислушивалась, стоя у машины, она ясно различила петушиный крик, донесшийся из невидимого за домом курятника. Ему в ответ прозвучал еще один, более басовитый. Легкий шум старых лип и петушиный спор на фоне безмолвного серого утра навеяли на Терезу деревенское умиление. «Ферма!» - завистливо вздохнула она.
Дверь на левом крыльце открылась и появился маленький седой крепыш. Тереза двинулась к нему, старательно изображая улыбку.
- Добрый день, мадам, - вежливо проговорил крепыш, но не сделал ни шага навстречу.
Он стоял на верхней ступеньке крыльца и сверху внимательно вглядывался в Терезу.
- Добрый день, месьё Рош, - выдержка психолога Терезу не подвела: она приветливо улыбалась, протягивая руку вверх. Крепыш помедлил и всё-таки слегка сжал её ладонь. Тереза почувствовала крепкие, шершавые, сухие пальцы.
Крепыш не сдвинулся с места, загораживая вход в свой дом.
Тереза достала из кармана удостоверение жандармерии Страсбурга и, сохраняя свою самую приветливую улыбку, терпеливо держала его у лица крепыша. Его маленькие голубые глазки впились в документ. Он внимательно изучил написанное и недоверчиво переспросил:
- Мадам Траплер?
- Да-да, я – психолог, консультирую жандармов при случае, вот хочу просто поговорить с вами по несчастному случаю с мадам Хет. Вы ведь её знаете?- задала Тереза вопрос, на который крепыш вынуждался ответить положительно, тем самым давая возможность продолжить разговор.
Крепыш молчал. Пауза затягивалась. Его лицо не выражало ни привета ни ответа, простое тупое спокойствие. Тереза стояла перед ним на земле, он возвышался над ней на ступеньках и молчал. Тереза, стараясь изобразить доброжелательность, повела рукой в сторону каменных фигурок и умильным голосом проговорила:
- Какая прелесть у вас, эти фигурки! И как уместны здесь, как великолепно смотрятся! Не вы ли автор?
- Да, я...- наконец-то согласился крепкий старичок с Терезой, но не сдвинулся с места. И в этот момент дверь открылась. За спиной у крепыша появилась худенькая дама с очень короткой стрижкой, похожей на стрижку Терезы, только не седой, как у неё, а выкрашенной в каштановый оттенок. Тереза моментально отметила именно её голову.
Старичок отступил в сторону. Вышедшая дама заняла его место, она была одинакового с ним роста, и теперь они вдвоем стояли рядом, по-прежнему закрывая вход в дом.
- Добрый день, мадам Рош, - заулыбалась как можно шире Тереза.- Вот любуюсь вашей прелестью: какие цветы у вас превосходные, какой ухоженный газон и всё с великолепным вкусом подобрано, сразу чувствуется художественное чутьё,- беззастенчиво льстила Тереза старикам. Атака лестью удалась. Мадам Рош прищурила подслеповатые глазки в скупой улыбке:
- Добрый день, мадам, вот стараемся...- она тоже внимательно вглядывалась в Терезу.
Они встретились взглядом, и Тереза отметила настороженность в узких карих глазах маленькой старушки.
- Мадам Траплер из полиции, - наклонился к жене старичок Рош.
- Я - просто консультант, консультант по психологии,- тут же включила Тереза свой излюбленный приём, - вот хотела бы поговорить с вами о несчастном случае с мадам Хет. Вы же совладельцы? - она перешла с вопросами к мадам Рош. - Собственно, хотелось бы узнать подробнее о ваших квартиросъемщиках, ведь они находились в доме в момент происшествия, не правда ли? - Ответа Тереза опять пока не получила, хотя сделала паузу.- Как давно они проживают, знали ли мадам Хет лично? Вот такие моменты проясните, пожалуйста.
Старики переглянулись и опять внимательно и молча уставились на Терезу.
- Что же, входите, - наконец тихо произнесла мадам Рош и отступила на шаг. Тереза ясно видела, что она сделала это неохотно. Крепыш открыл дверь, мадам Рош повернулась и вошла первой, приглашая рукой Терезу. Тереза мгновенно взлетела на крыльцо и вошла следом.
- У нас тут темновато, - пояснила мадам Рош. Старик вошел и закрыл дверь. Узкий коридор погрузился в темноту, лишь вдали слабый светильник на стене освещал небольшое пятно. - Дом старый.
- Да-да, - подхватила Тереза, - а каких времен?
- Восемнадцатый век.
Тереза не успела восхититься, они вошли в низкую комнату. Широкие коричневые балки нависали над головой. От каменного темно-коричневого пола несло холодом.
В довольно большой комнате у стен стояли мощные закрытые шкафы, а посредине огромный голый дубовый стол – старый, крепкий, на века. Два узких окна выходили на задний двор, на север, поэтому света в серое утро от них попадало немного. Тереза различила за окном красное пятно небольшого трактора.
- Присаживайтесь, - мадам Рош повела рукой в сторону стульев, задвинутых под стол.
Тереза с трудом вытянула тяжеленный дубовый стул с плетенным сиденьем и неловко села как-то боком. Нога уперлась в крепкую перекладину внизу стола.
- Кофе, чай? - безразличным голосом спросила мадам Рош.
- Чай, пожалуйста, - как можно приятнее улыбнулась ей Тереза. Мадам Рош молча развернулась и вышла. Месьё Рош занял место за столом, но не напротив Терезы, а поодаль, словно уступив место напротив гостьи своей жене. Тереза сразу отметила это про себя.
- Какой у вас замечательный старинный дом,- начала светскую беседу Тереза. - Восемнадцатый век, подумать только! Это ваш фамильный дом с тех времен?
- Нет, эту ферму купил отец Рашель, лет сорок назад. Он умер. Ферма досталась моей жене и её сводному брату. Собственно, мы используем только дом, а поля и всё хозяйство досталось брату, это он – фермер. А мы – просто жители, - скупо попытался улыбнуться старик Рош. - Мы живем тут, а фермер живет в соседнем городке, у него там свой дом. Вот так у нас получилось.
- А вы по профессии художник? - явно польстила Тереза.
- Нет, что вы, я – любитель, а всю жизнь, более тридцати лет, работал в фирме по установке и наладке лифтов.
- Как лифтов? Разве в этих местах есть дома с лифтами? - непроизвольно вырвалось у Терезы.
- Ну, лифты бывают разные. Грузовые лифты, подъемники разные – на заводах, складах…
- Ах, точно! Я-то подумала в первую очередь о бытовых,- засмеялась Тереза.
В этот момент вошла мадам Рош с тяжелым подносом. Огромный, из толстой дубовой плахи, с чугунными ручками, сам поднос весил, наверно, пару килограммов, а еще на нем стояла деревянная шкатулка и три толстых керамических чашки. Мадам Рош тяжело бухнула поднос на стол, открыла шкатулку и подвинула её к Терезе со словами:
- Мадам, выбирайте чай!
Тереза с удивлением воззрилась на длинные ряды чайных пакетиков. Она взяла первый попавшийся. Мадам Рош подставила ей высокую синюю чашку. Терезе ничего не оставалось, как опустить туда пакетик.
- Сейчас принесу кипяток, - мадам Рош удалилась.
Месьё Рош потянулся за шкатулкой и тоже вытянул себе пакетик и опустил его в зеленую чашку, поставив её перед собой. Тереза вернулась к прерванному разговору:
- Так, значит, вам пришлось много поездить в связи с работой?
- Да, много, - оживился старик. - Мы и в Париже работали, и в Лионе, даже в Дюнкерке и в Гавре… это на севере,- пояснил он Терезе, вероятно подумав, что гостья и не знает о существовании этих портовых городов так далеко от Страсбурга.
- Замечательная работа, столько вам пришлось повидать новых мест! - поддерживала старика Тереза. - Надолго уезжали?
- Надолго, - протянул он с легкой улыбкой.- Иногда на полгода.
- С женой?
- Нет-нет,- поспешил погасить улыбку месьё Рош.- Жена тут с дочками оставалась.
И жена опять появилась с электрическим чайником. Она молча налила горячую воду сначала Терезе, потом мужу, потом села и, тяжело вздохнув, подвинула оранжевую чашку себе. Мадам Рош порылась в пакетиках, выбрала и заварила чай себе. Затянувшуюся минуту молчания пришлось прервать Терезе.
- Благодарю вас за чай, такой душистый, - наклонилась к чашке Тереза, пытаясь уловить хоть какой-то знакомый аромат. Но, увы, от чашки исходил пар без запаха.
- Пейте, пейте,- ответила мадам Рош. Теперь она надела очки и перед лицом Терезы её увеличенные глаза ясно выражали неприязнь. Тереза сделала глоточек.
- Какая интересная у вас столовая,- она вновь начала атаку лестью.- Старинная мебель, стол такой солидный, наверно, остался от восемнадцатого века?
- Да, вся мебель в доме тех времен. Раньше ферма принадлежала бенедиктинскому монастырю из соседнего городка, здесь жили монахи, а это их трапезная,- мадам Рош кивнула куда-то вбок. - Мой отец оставил всё, как было, всё подлинное.
- Ферма монахов! Здорово!- искренно воскликнула Тереза.- Покажите, пожалуйста!
- Покажем. А вы пейте чай, пейте! - покосилась на неё мадам Рош.
- Покажем, - отозвался старик.
- А что вы хотели узнать у нас насчет квартиросъемщиков? - настороженность так и не исчезла из глаз старухи.
- Ах, да...-протянула Тереза, словно только сейчас вспомнила о деле. - Собственно, мне нужно просто уточнить, кто был в доме. А вот фамилии я где-то записала, но сумку оставила в машине,- Тереза старательно изображала растеряху.
- Мы помним, как зовут наших квартиросъемщиков, - в голосе мадам Рош появились ехидные ноты.
- Мы помним,- опять отозвался месьё Рош.
- В этом доме у нас три маленькие квартиры для одиноких людей. На втором этаже уже несколько лет живет месьё Даниэль Кухлер, пенсионер, но вот был ли он дома в то утро, трудно сказать. У него есть подружка на соседней улице, он часто у неё ночует,- мадам Рош внимательно смотрела на Терезу, и той показалось, что так же внимательно она подбирает слова.
Тереза кивнула, не сводя взгляда с мадам Рош.
- На третьем этаже второй год живет мадмуазель Николь Дюлак. Она работает по ночам сиделкой у одной больной дамы. Но тоже не каждую ночь, а когда её позовут, так что трудно сказать определенно, где она находилась в тот момент. Мы не знаем.
- Мы не знаем, - эхом повторил месьё Рош.
- Еще в одной квартире на третьем этаже живет месьё Давид Шофнер. У него нет постоянной работы, живет на пособие в ожидании пенсии, занимается компьютерами, то есть помогает в ремонте или установке, я не знаю точно, чем он занимается, но платит за квартиру каждый месяц без задержек. Мы не знаем точно, где он был в ту ночь или утро.
- Мы не знаем точно, - повторил старик слова жены.
- А как вы узнали о происшедшем несчастном случае с мадам Хет?
- Нам позвонил месьё Кухлер в тот же день,- без запинки ответила мадам Рош.
- В тот же день, - повторил месьё Рош.
- Ну, вот и прекрасно, благодарю вас,- воодушевленно проговорила Тереза, поспешно поднимаясь.
- Так вы чай не выпили, мадам… - старушка сделала паузу, припоминая фамилию Терезы.
- Траплер,- подсказала та. - О, благодарю вас за чай и замечательное гостеприимство, мадам Рош. А месьё Рош покажет ваш такой интересный дом, не правда ли, месьё Рош?
- Покажу,- согласно закивал старик, встал и аккуратно задвинул свой стул под стол.
- Допей чай, Иван! - властно проговорила его жена. Старик схватил кружку и большими глотками послушно допил чай. Крепыш перевел дух, заглянул в глаза Терезы и, выгнув грудь, бодро произнес:
- Я готов!
- Вот и отлично,- Тереза быстро вышла из столовой, а за ней поспешил старик со словами:
- Налево, налево!
Действительно, налево от входа в темноту уходил еще один узкий коридор. Иван Рош, слегка придержав гостью за локоть, обошел её со словами «у нас тут всегда темно» и повел за собой. Тереза отметила его малый рост, на полголовы ниже её среднего роста, и крепкие широкие плечи. Они дошли до открытой двери в громадную кухню с современной электрической плитой посередине и старинной утварью на широких полках по стенам. Низкие темные балки давили сверху, каменный пол отдавал вечным холодом и единственное узкое окошко на север скупо делилось светом. Полумрак и холод большого помещения не создавали кухонного уюта, как и отсутствие каких-либо милых кухонных принадлежностей. На столе у окна в плетеной корзинке лежала морковь.
- Здесь мы готовим еду,- указал коротышка на блестящую поверхность плиты с единственной кастрюлей.
- А здесь у нас холодильник,- он подошел в угол к темному высокому старому шкафу и открыл его дверцу. За ней белел современный большой холодильник.
- Ах, как интересно! - воскликнула Тереза.
- Поддерживаем стиль,- довольный голос старика выдал его гордость.
- Да-да, это вы замечательно придумали,- оглядываясь, похвалила Тереза.
- Пройдемте в салон,- старик опять пошел впереди. Они сделали несколько шагов, старик открыл тяжелую дверь из натурального дуба, до блеска натертую мастикой.
Салон выходил на южную сторону, и Тереза сразу разглядела за окном свою машину.
- Ага, значит ваш салон выходит прямо на въезд,- проговорила она нейтральным голосом, внимательно оглядываясь. Впечатление от салона оказалось получше: те же балки и низкий потолок, но под ногами светлые сосновые плахи добавляли тепла, а три довольно узких окна в прозрачных занавесках давали гораздо больше света.
Старик Рош подошел к широкому шкафу и сразу распахнул обе дверцы. За ними на современной подставке стоял большой плазменный телевизор. Иван Рош закрыл дверцы и оглянулся на Терезу:
- Вот такие у нас фокусы! И это еще не всё, посмотрите тут, - он переместился в угол к еще одному низкому старому шкафу и распахнул его дверцу:- Интернет на дому! Мы – не монахи! - Иван Рош впервые широко улыбнулся Терезе. Что-то детское, как у садового гномика, проявилось в этот момент у старика.
Два небольших кожаных дивана стояли углом у входа в салон. Перед ними на круглом низком стеклянном столике привлекала внимание широкая ваза, в которой плавали несколько желтых настурций. И только тут Тереза перевела взгляд на стену. Там в овале из написанных бледной зеленью листьев так же неярко выписаны разноцветные настурции.
- Моя фреска! - опять улыбнулся Терезе коротышка. - А настурции знаете почему? Потому что капуцины! - детское удовольствие еще больше равняло его с садовым гномиком. - Колпачки, как у монахов-капуцинов!
- Превосходная идея!- искренно улыбнулась Тереза и немного слукавила, продолжив:- И выполнена превосходно, очень тонкая работа.
Во фресках Тереза точно не разбиралась, как и вообще не любила искусство. Ни живописью, ни скульптурой она никогда не увлекалась, но знала как психолог, что это надо скрывать перед людьми искусства и всегда их хвалить по поводу и без повода. Особенно художникам-любителям нужна поддержка их творчества.
- Какие нежные цвета, очень изящно,- оценивала она. Её воркованье прервала мадам Рош, которая появилась в дверях салона. Она переоделась в другую майку, с яркими наклейками, надела поверх растегнутую легкую куртку и обдала Терезу резким запахом парфюма, вероятно, дешевого и незнакомого Терезе.
- Мне надо поехать в супермаркет,- проговорила она твердым тоном и выжидательно уставилась на Терезу.
- Очень хорошо, я тоже уезжаю, благодарю вас за гостеприимство,- ответила Тереза как можно приветливее.
Они вышли в темный коридор, Иван Рош опять придержал Терезу за локоток и показал рукой в сторону еще двух крепких низких дверей:
- Здесь две спальни наших дочерей, выходят на юг, а на север вон та дверь – наша спальня,- договаривал он на ходу.
- Дочки выросли и живут отдельно от нас,- добавила мадам Рош, идя перед Терезой.- Иногда приезжают к нам вместе с внуками.
- У нас четверо внуков, два мальчика и две девочки,- проговорил в спину Терезе старик. Они гуськом шли по темным коридорам и наконец вышли на крыльцо.
Простившись с парой Рош, Тереза уехала первой. На выезде с фермы она увидела, как старики всё еще стоят на крыльце.
В машине, возвращаясь в Страсбург, она думала о только что завершившемся визите и пришла к неутешительному для себя выводу. «Можно считать, что разговор не удался, ничего точного я не узнала. Все ответы мадам Рош о своих квартиросъемщиках оказались хорошо продуманными и не приводящими к однозначным выводам: в момент убийства каждый из них мог быть в доме, а мог и не быть. «Мы не знаем»,- мысленно Тереза передразнила Ивана Рош.- Удачный ответ, ничего не скажешь. Вот только судя по поведению старика, пожалуй, наступила определенная ясность: он находится полностью под влиянием жены. Старый подкаблучник, если коротко. И рост его подходящий – не более ста шестидесяти сантиметров, и крепенький, вон какие руки и плечи. Собственно, и его бравая женушка тоже не слабая старушка, жилистая. И характером уж точно не обделена – может стукнуть и не только по столу кулаком. Мадам Рош гораздо умнее мужа – однозначно. Надо бы посмотреть бумаги их кооператива, проанализировать и понять, в чем суть конфликта между убитой Хет и мадам Рош. Возможно, Щенок так и сделал уже, надо бы у него уточнить. Нет, вычеркивать их из списка подозреваемых я бы не стала – старики и оба в отдельности, и даже вместе вполне могли заявиться в пять утра на крыльцо мадам Хет, которая без опаски могла открыть им дверь и выйти к ним, а тут они её и прихлопнули. Было бы за что.»
Тереза решила сообщить Ламарку о своих выводах по телефону сегодня же.
Глава 5. Ламарк у нотариуса
В это время следственный судья Жоэль Ламарк находился в Страсбурге в кабинете нотариуса, который осуществлял сделку купли-продажи квартиры убитой мадам Хет.
Всё, начиная с пожилой секретарши в солидной приёмной, и кабинет, и сам крепкий светлоглазый эльзасец-нотариус – всё излучало солидную респектабельность.
Выслушав следственного судью, кратко изложившего причины своего визита, нотариус кивнул круглой коротко стриженой головой на бычьей шее и спросил по телефону у секретаря:
- Кто занимался сделкой мадам Хет в январе 2017 года?
- Минуточку,- раздался в ответ спокойный голос, разнесшийся по всему кабинету. И тут же последовало: сделку Девиль - Гофман - Хет провела мадам Анн Хет, кузина клиентки Цецилии Хет. Мадам Анн Хет сейчас находится в бюро.
- Пригласите.
Нотариус объяснил Ламарку, что у него в бюро работают несколько ассистентов, в том числе мадам Анн Хет, но все документы, разумеется, подписываются им лично, так что в купчей нет имени мадам Анн Хет, она просто готовила документы как ассистент, а то, что она является кузиной клиентки нарушением закона не является, законом не запрещено…
Его убедительную речь прервало появление в двери маленькой худенькой женщины,
робко и невнятно проговорившей приветствие. Она замерла у двери, не сводя испуганного взгляда с шефа.
- Присядьте, мадам Хет,- указал тот на стул напротив Ламарка.
Дама мелкой рысью перебежала длинный кабинет и села с прямой спиной, стиснув руки на коленях.
- Отвечайте на все вопросы следственного судьи,- холодным тоном произнес нотариус.
Ламарк видел напряжение его ассистентки и ему хотелось бы, чтобы разговор происходил наедине. Но, поразмыслив, Ламарк отказался от этой идеи. Он смягчил свой голос до максимально возможного успокоительного тона и тщательно подобрал слова:
- По факту самой сделки у меня нет никаких претензий к вам, мадам Хет. Все документы оформлены как должно. Дело в том, что я веду следствие по убийству Цецилии Хет и у меня есть несколько вопросов к вам.
Ламарк увидел боковым зрением, как расслабился нотариус и откинул крепкую спину на кресло. Мадам Хет напротив напряглась еще больше. С высоты своего роста Ламарк видел её сжатые руки, которые она, как ей казалось, спрятала на коленях. Но Ламарк видел, что её ногти впились в ладонь.
- Вы знаете, что Цецилия Хет погибла?
- Да...- чуть слышно прошелестело в ответ.
- Когда и от кого вы узнали об этом?
- Мне позвонила тётя… мать Цили… дня через три после…- голос Анн Хет прервался окончательно. Ламарк сделал паузу, ожидая слезливых всхлипываний, но их не последовало. Испуганные сухие глаза Анн Хет неотрывно смотрели на него, ей не подчинялся только голос.
- Вы часто общались с вашей кузиной?
- Нет-нет, очень редко,- торопливо ответила Анн Хет.
- Почему?
- Ну, Циля лет с пятнадцати уехала на юг, в Тулузу, мы не виделись много-много лет.
- Когда вы встретились снова?
- Года два назад она мне позвонила, потом приехала ко мне с просьбой помочь в покупке жилья… юридически помочь, а не деньгами, нет-нет, не деньгами…
- Она сама нашла эту квартиру в Монпи?
Пауза была настолько долгой, что сразу вызвала подозрения у Ламарка. Наконец, переведя дыхание, Анн Хет опустила голову и очень тихо проговорила:
- Это я ей нашла.
- Как вы нашли, через кого? - немедленно уцепился за ситуацию Ламарк.
- Через мадам Девиль.
- Откуда вы знаете мадам Девиль?
- Мы познакомились с ней в Гражданском госпитале.- Анн Хет замолчала, всё еще пытаясь спасти какую-то тайну.
- Подробнее, пожалуйста, о вашем знакомстве с мадам Девиль. Вы вместе лечились в госпитале?
Анн Хет покосилась в сторону шефа. Ей явно не хотелось касаться чего-то личного и болезненного в его присутствии. Но Ламарк был неумолим:
- Говорите как есть, мадам Хет. Это может быть важно для следствия.
- Ну, хорошо,- она тяжело вздохнула.- Мой сын лечился вместе с сыном мадам Девиль. Мы поэтому разговорились с ней. Мальчики вместе лежали в одной палате.
- В каком отделении?
Мадам Анн Хет опять замолчала на минуту и чуть повернула голову в сторону шефа. Ей явно не хотелось отвечать на этот вопрос в его присутствии. Ламарк не помог ей ничем, он выжидательно молчал.
- В неврологическом.
- У мальчиков наркологическая зависимость? - безжалостно уточнил Ламарк.
- И это тоже,- голос прозвучал глухо и горько.
- Кто предложил сделку купли-продажи?
- Мадам Девиль как-то сказала, что разводится с мужем и нужно продавать их квартиру в маленьком городке. А я как раз начала поиск жилья для Цили. И мы договорились посмотреть, обсудить…вот так и получилось.
- Почему купчая оплачена месьё Гофманом, а не мадам Цецилией Хет?
Мадам Анн Хет опять тяжело вздохнула и продолжила после паузы:
- Ну, это история уже самой Цили… Насколько я знаю, месьё Гофман – отец её сына.
Вне брака. Но он признал отцовство. Помогал сыну. Я не знаю подробностей.
- Вы лично встречались с месьё Гофманом?
- Да, разумеется, он приезжал сам на сделку.
- Каковы были взаимоотношения мадам Хет и месьё Гофмана? Что вам известно о нем?
- Я ничего не знаю об их взаимоотношениях. У нас были разговоры сугубо о сделке, вернее, только об оплате её. Я видела месьё Гофмана всего один раз. Циля мне ничего не говорила о нем,- голос Анн Хет звучал уже более уверенно.
- Благодарю вас, мадам Хет. Есть ли у вас визитка? - Мадам Хет кивнула.- Вы позволите?
- Могу принести.
- Хорошо, вы можете идти, мадам Хет,- спокойным умиротворяющим голосом проговорил её шеф и выжидательно посмотрел на Ламарка. Опытный нотариус уже отлично оценил ситуацию и не увидел в ней никаких неприятностей для своей конторы.
Когда ассистентка вышла, нотариус поднялся улыбаясь:
- Надеюсь, разговор был для вас полезным, господин судья?
- Да, более чем, благодарю вас, господин нотариус,- радушно ответил ему Ламарк.
Они крепко пожали руки при прощании вполне довольные друг другом.
Ламарк задержался в приемной всего на минуту. Вошла мадам Хет и молча протянула ему свою визитку. Ламарк поблагодарил и, бегло глянув, отметил, что номер личного мобильника присутствует на карточке. Они кратко простились.
Ламарк вышел из нотариального бюро с твердым намерением продолжить разговор с мадам Анн Хет в ближайшее время и без присутствия её шефа.
Ламарк только внешне выглядел довольным встречей у нотариуса, хотя уже там он получил кое-какую полезную информацию. Ну, во-первых, совсем неожиданно всплыла кузина-однофамилица, что совсем неплохо. Во-вторых, эта кузина, новая Хет всё-таки много знает об убитой, но скрывает. В-третьих, она упомянула сына мадам Девиль из Монпи – подростка-наркомана. Вот тут надо обязательно подключать мадам Траплер – специалиста по ювенальной юстиции и психологии.
Но общение с Анн Хет в присутствии её шефа не удовлетворило Ламарка и он решил
не изменять своей стремительной тактике ведения следствия и встретиться с Анн Хет сегодня же.
Ламарк выбрал тихий ресторанчик и плотно пообедал. После обеда он позвонил на личный номер Анн Хет и услышал глухой голос. Еще раз представившись и извинившись самым вежливым образом, он сказал, что у него остались к ней вопросы, которые ему не хотелось обсуждать в присутствии её шефа, поэтому он предлагает встретиться сегодня, когда ей будет удобно, даже после работы.
- Я в четыре уже буду свободна,- помедлив с минуту, произнесла мадам Хет без выражения.
- Тогда я жду вас в кафе «Приют трех друзей», это недалеко от вашей работы, вы знаете это кафе?
- Да, знаю,- прошелестело в ответ.
- До скорого, мадам Хет,- ободряющим голосом попрощался следователь Ламарк.
Глава 6. Медный день Жоэля Ламарка
Жоэль Ламарк всегда считал себя удачливым человеком. Возможно, по молодости он не замечал особых трудностей в своей жизни. Всё шло своим чередом. И к тридцати годам он оказался вполне счастливым человеком: у него есть дом с любимой женой и дочками, у него есть превосходная и полезная работа, которая требует работы головой и приносит удовлетворение, у него даже накопились воспоминания.
Светлое радостное детство в родном доме в любимой семье. Школьные годы среди друзей в родном городе Амьене – самом лучшим в мире городе, где и сегодня живут родители. Жадная до всего нового, необычного, но в то же время насыщенная острым умом юность. Лучший факультет права в столичном университете. Первая любовь – счастливая, взаимная, завершившаяся браком. Жена – умный друг. Здоровые дети.
Золотые дни, когда вспышками приходит понимание самых трудных вещей, неразрешимых вопросов и глубоких проблем, проходили легко, один за другим. Хотя служба подбрасывала нелегкие задачи, ему казалось, что его разум может понять и решить любую проблему. Ведь для того и создан его мозг, а он, Жоэль Ламарк умеет им пользоваться, как безотказным точным инструментом. Не раз он слышал о себе, что у него блестящая логика, - вот и доказательство.
И всё-таки в его жизни иногда бывали такие дни, когда что-то не ладилось, не получалось так, как ему бы хотелось, или он останавливался перед каким-то препятствием и на миг терял уверенность в своих силах. Он размышлял и в результате приходил к выводу, что так получалось, когда он попадал в зависимость от других людей и обстоятельств, намеренно созданных ими во зло. Такой день требовал от него напряжения всего организма. День проходил, и оставался от него неприятный привкус, как будто медную монету держал долго во рту. Ламарк называл такой день медным.
В отличие от золотых дней его жизни медный день выпадал довольно редко.
Сегодня Жоэль Ламарк почувствовал медный привкус после встречи с Анн Хет в кабинете нотариуса. Почему маленькая испуганная женщина произвела на него неприятное впечатление? Что именно в ней ему не нравится: явный испуг перед шефом? Желание скрыть трудные факты своей личной жизни? Но всё это естественные вещи. Её поведение в данной ситуации вполне логично. Скованность и молчаливость оправдывается внезапным появлением в её жизни чрезвычайных обстоятельств, ведь не каждый день приходит следователь по факту убийства кузины. Действительно, не нужно преувеличивать неприятное впечатление,- решил Ламарк.
До встречи с маленькой ассистенткой нотариуса оставалось больше часа и Жоэль Ламарк провел его, прогуливаясь по Маленькой Франции, самому интересному для него району Страсбурга. Когда-то окраина, где селились бедные французы и с трудом строили свои фехварковые домики, в наше время Маленькая Франция превратилась в туристический центр города. Узкие улочки, непредсказуемые повороты переулков, крошечные площади и раскрашенные дома создали удивительную атмосферу: всё вроде бы настоящее, подлинное, а в то же время сказочное. Обилие ресторанчиков и туристических лавочек понятно, но не они главное в сказке. Пожалуй то, что домики остались жилыми и живыми, кажется чудесным сном. В этих пряничных домиках живут старушки с кошками и дети, спешащие по утрам в школу. Их родители вытаскивают из узких дверей велосипеды и мчатся по своим делам. Пенсионеры потихоньку тащатся за хлебом в ближайшую булочную, сидят на привычных местах в кафе и перекидываются словами, а которые из них помоложе, гордо шуршат газетами. Идет обыденная жизнь в потоке туристов Маленькой Франции.
Имперские здания с немецкой помпезностью образуют свои кварталы, которые так же интересны, как фехварковые домики, но совсем в другом роде. Страсбург разный и неповторимый. Ламарк перешел площадь и оказался в деловом квартале, тоже имеющем и рестораны, и бистро, и кебаб, и фаствуд. Вот в таком фаствудном кафе намечена встреча: здесь туристам неинтересно, поэтому и место более спокойное для чашечки кофе и неприятного разговора.
Ламарк выбрал столик в углу у стены, чтобы с двух сторон обезопасить собеседников от случайных ушей. Худой и длинный, он не страдал боязнью ожирения, поэтому с удовольствием заказал себе пирожное «черный лес» и капуччино.
В четверть пятого она вошла в кафе и сразу заметила в углу фигуру длинного следователя. Ламарк галантно поднялся и слегка подвинул ей стул. Анн Хет ответила на его приветствие тихим «добрый день», но всё еще стояла в раздумье снять ли плащ. Следователь нависал рядом и казался ей глыбой над головой. Она сжалась и осталась в плаще, как в последней защите. Они сели и внимательно посмотрели друг другу в глаза. Ламарк отметил, что женщина испугана и напряжена, как и утром. Её бледное треугольное лицо стало еще бледнее за день. Руки она опустила и левой крепко сжала полу плаща. Сжатые тонкие губы так же свидетельствовали о напряжении. Вот она взглянула на подошедшего официанта и проговорила «двойной эспрессо» таким тихим голоском, что молодой официант не расслышал. «Пардон?» - переспросил он. «Двойной эспрессо, пожалуйста»,- ответил за даму Ламарк и улыбнулся ей. Он откинулся на спинку стула, дав ей чуть больше пространства между ними.
- Я уже полакомился превосходным пирожным. Не хотите ли вы что-нибудь к кофе?
- Нет-нет,- Анн быстро взглянула на его полусъеденный кусок и опустила глаза.
- Мадам Хет, я пригласил вас для обстоятельного разговора и прошу вас помочь в расследовании убийства вашей кузины. Буду задавать вопросы, касающиеся вашей личной жизни и жизни вашей кузины, это необходимо для следствия, поэтому прошу вас отвечать не односложно, а развернуто и максимально откровенно. Договорились? - Ламарк говорил мягким приятным баритоном, обычно тон его голоса успокаивал допрашиваемых.
- Да,- почти беззвучно прозвучало в ответ.
- Цецилия Хет знала о проблемах с вашим сыном и этим шантажировала вас?- неожиданным вопросом ударил следователь. Анн Хет вся сжалась и низко опустила голову, словно покоряясь неизбежности. Она кивнула. Официант принес кофе, и она жадно глотнула.
- Вы – жертва шантажа, но Цецилии больше нет и никогда не будет рядом с вами. Никогда не будет шантажа, вы свободны, Анн. Вы можете говорить открыто и спокойно обо всем, что случилось,- мягкий баритон обволакивал.- Цецилия жила в Тулузе, мы знаем о её прошлом. Когда она появилась у вас в Страсбурге? Как она узнала о вашем сыне?
Ламарк видел, что Анн Хет совсем не оттаяла от его уговора. Её кисть, сжимавшая чашку, отпустила ручку, но тут же сжалась в кулак так, что побелели костяшки пальцев. Глаза опущены. Губы сжаты. Он молча смотрел на неё. Пауза затягивалась. Ламарк решил во что бы то ни стало дождаться ответа на свои вопросы. И не подгонять ни в коем случае. Вопрос задан – надо ждать. Наконец, Анн зашевелилась, она мельком взглянула на него и опять отпила крупный глоток кофе.
- Циля приехала из Тулузы примерно два года назад. Остановилась у своей матери. Наши матери дружат. Так и узнала, вероятно. Потом Циля пришла ко мне прямо в бюро. Я её не видела очень давно, даже не узнала. Она сказала, что нам надо поговорить. Мы пошли в кафе. Она сказала, что я должна ей помочь найти что-то подходящее для жилья. Деньги у неё есть, бюджет средний, ей не нужен домик, а лучше хорошая квартира. Я пообещала помочь.
Я не понимала, в чем её трудности, ведь вариантов продажи квартир полно в любом агентстве. Она ответила, что хочет приобрести собственность без агентства, а напрямую купить у продавца и оформить сделку в нашем нотариальном бюро. Это легально. Это вполне допустимо, вы же знаете,- Анн Хет впервые задержала взгляд, пытливо вглядываясь в глаза Ламарка. Он кивнул. Она опять опустила голову, спрятала руки под стол и тяжело вздохнула.
- Вы сказали, ваши матери дружат. А отцы?
Во взгляде Анн Хет мелькнуло удивление:
- Отцы? У Цили отец уже давно умер, еще молодым. Они братья с моим отцом, мой отец – старший, он жив.
- Расскажите, пожалуйста, более подробно о вашей семье. Были ли вы близки с Цилей, как вы её называете, в детстве, в отрочестве? Чем занимались родители? - Ламарк определил круг нужных ему сведений и умолк. Анн Хет опять вздохнула и отпила небольшой глоток кофе.
- Хорошо, если вас это интересует...- она слегка пожала левым плечиком, достала левую руку из-под стола, соединила руки, обхватив полупустую чашку. Ламарк увидел первый признак, что его собеседница слегка расслабилась.
- Наше детство… Наше детство было, скорее, разным, чем общим. Можно так сказать. Да, отцы – родные братья, но у них совершенно разные судьбы. И разные характеры. Мой отец получил специальное образование и всю жизнь работал бухгалтером. Он – уравновешенный и добрый человек. И мама такая же. Они поженились очень молодыми, в двадцать лет. У меня был старший брат. Потом я появилась, мы жили дружно, спокойно, учились, как обычные дети. Ничего особенного, обычная средняя семья.- Анн Хет опять пожала плечиком и вздохнула. Ламарк молчал, и она продолжила:
- Младший брат отца, его звали Шарль, не имел желания долго учиться, часто менял места работы, да и работал не всегда, от пособия к пособию. Отец его считал просто ленивым. Он тоже рано женился. И женился на очень красивой девушке. Очень красивой, но бедной. У неё была одна бедная мать, они жили на съемных квартирах, на пособия. И вот в семнадцать лет Иветт вышла замуж за Шарля и сразу родила красивую дочку – Цилю. Не знаю точно, как они жили, но, скорее всего, более чем скромно. Мотались по съемным квартирам, работали где придется от случая к случаю, короче, перебивались как-то. Так ведь многие живут, вы же знаете,- Анн вопросительно взглянула прямо в глаза Ламарка. Он кивнул, но опять промолчал. Ей ничего не оставалось, как продолжить:
- И вот однажды случилось… Шарль внезапно умер от передозы. Ему и тридцати лет не исполнилось. И никто не знал, что он стал употреблять наркотик. Вернее, он был начинающий, как потом сказала полиция. Вот тогда я вперые увидела Цилю, ей только исполнилось девять, а мне семь лет было. Мой отец организовывал похороны, и Циля осталась у нас на несколько дней. Мы, дети, то же разные получились. Циля – очень красивая девочка, похожая на свою мать-красавицу, а я… ну вы сами видите...- Анн смотрела долгим взглядом прямо в глаза Ламарка. Он ободряюще улыбнулся и сказал первое, что пришло в голову:
- Вы – изящная женщина.
Анн Хет усмехнулась:
- Ну, пусть так… Короче, мы с братом красотой не блистали. А Циля и характер имела уже не детский. Наверно, семейные трудности закаляют. Циля – ровесница моего брата, но в первый же день стала командовать им, не говоря уж обо мне. У неё голос даже отличался – такой уверенный, совсем не грустный. Хотя ведь это её отец умер, а не наш. Но она извлекла из печального события какое-то...удовольствие, что ли, для себя. Чувствовала себя в центре внимания всей семьи и это ей нравилось. Она даже не плакала. Ни слезинки. Да и грустной не назовешь, это я точно помню. Мы ведь играли, когда взрослые занимались своими делами.
Игры тоже придумывала Циля. Она предпочитала прятки. Брат с трудом её находил по всяким углам нашего дома, а я за ним только хвостиком ходила.
Анн помолчала. Ламарк не задавал дополнительных вопросов, а спокойно слушал.
- Странно, столько лет не помнила, не вспоминала, а тут вдруг так четко помню… как оказалось,- она опять горько усмехнулась.
- Потом Циля, конечно, уехала. И мы услышали о ней только через несколько лет, когда её мать пришла к нам в дом «на совет», как она сказала моим родителям. Я не слышала их разговор, а вот мой брат каким-то образом подслушал и мне позже кое-что рассказал. Оказывается, Циля в пятнадцать лет ушла из дома к какому-то сожителю. Вот это брата так поразило, что он не стал слушать, какой же совет дали наши родители маме Цили. Ну, разумеется, мы так больше ничего и не узнали о Циле, родители молчали. Вот и все наши отношения в детстве и отрочестве,- закончила Анн облегченно. Но Ламарк опять подготовил ей вопрос, который огорошил её не меньше первого:
- А где ваш старший брат, расскажите о нем?
Анн будто опять ударили, она быстро подняла руку ко рту, словно сдерживая стон, и опять испуганно взглянула на следователя.
- Мой брат Александер умер. Он стал наркоманом. Он учился в университете. Ему было всего девятнадцать лет,- голос Анн пресёкся. Она говорила сквозь сжатые зубы почти неслышно. Они оба молчали довольно долго. Потом Ламарк задал следующий вопрос:
- Где вы учились?
- У нас здесь, в Страсбурге, на том же факультете. Отец после смерти брата решил дать образование мне – единственному оставшемуся ребенку. И вот я, хотя и девочка, стала учиться на факультете права. Мне не хотелось право изучать, но пришлось подчиниться желанию папы. И в память о брате, конечно.
- Как сложилась ваша карьера?
- Никак. Нет никакой карьеры. Просто нелюбимая работа. У меня нет подходящего для юриста ни характера, ни способностей, нет связей, нет желания...- ну, вы сами можете это увидеть по мне и понять… вот и работаю ассистентом у нотариуса,- Анн почему-то нервно улыбнулась. - Я без претензий. Главное – не потерять работу. Если что, то в мои сорок восемь лет наступит конец и такой службы, вы это прекрасно понимаете.
- Думаю, обойдется. Фирма у вас большая, солидная и успешная, а молодой хозяин не показался мне злым, так что всё обойдется,- душевным, мягким баритоном Ламарк старался подбодрить Анн Хет. Но он знал, насколько жесткими бывают обычаи в среде юристов, и подумал, что и Анн Хет знает, поэтому скрывала свои несчастья от сотрудников и не даром тряслась. И всё-таки Ламарк продолжил допрос новым безжалостным вопросом.
- Вы не замужем? Расскажите о вашей личной жизни.
- Боже мой,- взмолилась женщина.- Это-то причем? Ну нет у меня никакой личной жизни. И брака никогда не было. Я родила в тридцать три года после короткой связи. Родила ребёнка для себя, как говорят подобные матери-одиночки. Мой сын - долгожданный и любимый ребёнок для всех нас, для моего папы, мамы и меня. Мы всё ему отдаем. Жизни для него не жалко. Но вот случилось опять несчастье – проклятая наркомания… Как, почему именно с ним? Мы не знаем, мы не можем понять… - голос её опять прервался, она наклонила голову и закрыла левой рукой глаза.
- Как давно?- Ламарк и не думал умолкать.
Анн не заплакала. Сухими глазами она с горьким упрёком посмотрела на следователя и вынуждена была ответить.
- Уже третий год. Мы сразу заметили, обратились к врачам. Лечим уже третий год. Есть надежда. Вот сейчас он в дорогой платной клинике второй месяц. Мы заплатили уже за два месяца. Курс лечения долгий и дорогой, но есть надежда – это главное. И если я потеряю работу… будет практически невозможно оплачивать, ведь вся моя заработная плата уходит на лечение сына. Мы живем вместе с родителями, но они – обычные пенсионеры, а не миллионеры. С отцом ребёнка мы не поддерживаем никаких отношений, никогда их не было, обращаться к нему бесполезно да я и не собираюсь… - Анн смотрела в окно за спиной Ламарка, и серые сумерки добавляли тени в её бледное лицо, не украшая его. Взгляд казался затравленным, а не просто грустным. Ламарк чувствовал, что женщина на пределе физических и моральных сил.
- Давайте вернемся к проблемам Цецилии Хет. Итак, два года назад она обратилась к вам за помощью в поиске подходящего жилья. Как вы его нашли? Что ей посоветовали? Кто выбрал этот город Монпи? - голос Ламарка звучал по-прежнему мягко, но вопросы опять насторожили мадам.
- В Гражданском госпитале, где лечился мой сын, он там познакомился с мальчиком, я вам говорила утром об этом. А потом я познакомилась с его мамой – мадам Девиль. У нас общее горе и проблемы, поэтому мы быстро сошлись с ней. Они с мужем разводились и продавали свою квартиру. Им хотелось продать быстро и без большой огласки, потому что мадам Девиль работает в мэрии, а в маленьком городе и так сплетен хватает. Мы сговорились с Цилей и поехали в Монпи.
Когда я увидела дом и квартиру, то сразу поняла, что это жилье не подойдет, потому что большая и холодная квартира на первом этаже совсем неуютная для жизни с маленьким сыном. Да и невыгодно содержать пустые лишние комнаты, зачем четыре спальни на двоих? Но Циля мигом ухватилась за этот вариант, ничего мне толком не объясняя. Всё повторяла, что ей очень всё нравится. Мы посмотрели не только все комнаты, но и гараж, и подвал, который почему-то весь относился к этой квартире, им владели одни Девили. Мы даже полезли на чердак, по требованию Цили. Огромный чердак ей тоже почему-то понравился. С каждой минутой она воодушевлялась всё больше и в конце первого же визита дала согласие на сделку. Даже сами Девили удивились. Они довольно подробно и любезно рассказали Циле про всех соседей, она задавала им много вопросов. Девили были очень любезны с нами.
- Вот вы сказали, мадам Хет, что квартира явно не подходила, по вашему мнению. А как ваша кузина объясняла свое решение приобрести именно эту квартиру?
- Я потом отговаривала Цилю, обещала найти ей что-то более подходящее, уютное, хотя бы потеплее, но Циля просто вцепилась в эту квартиру. Ничего слышать не хотела и никак не объясняла свое решение, просто нравится и всё. Даже торопила с оформлением бумаг. Я всё сделала, как полагается по закону. Сделка законна,- Анн Хет прямо смотрела на Ламарка.
- Очень хорошо. Благодарю вас, мадам Хет, за подробные ответы. Вы мне очень помогли.
Всё будет хорошо. Всего вам доброго.
Ламарк встал. Анн Хет вскочила и неловко подала ему руку. Она облегченно вздохнула и, ссутулившись, втянув голову в узкие плечики, быстро направилась к выходу.
Ламарк ехал в своей машине домой в Нанси, прокручивая в памяти весь разговор с испуганной маленькой женщиной, и медный привкус своей вины не проходил. Медный день.
В Нанси Ламарк заехал в свое бюро, чтобы получить почту. Секретаря уже не было, но на его столе лежали два служебных конверта - два письменных подтверждения по делу убитой Цецилии Хет. Одно письмо пришло из полиции Руана, проверяющей по поручению следственного судьи Ламарка алиби мадам Клариссы Фельдберг. Одна из совладелиц дома в Монпи, ныне проживающая в Руане, Кларисса Фельдберг на момент убийства 21 октября 2019 года, понедельник, находилась в Руане в 9 часов утра на приёме у своего стоматолога, что подтверждено показаниями врача и медсестры. Ламарк понял, что за четыре часа вряд ли дама смогла бы добраться из Монпи в Руан за тысячу километров, и посчитал её алиби подтвержденным.
Второе письмо так же подтверждало алиби еще одной дамы: Софи Витман-Гутье, постоянно проживающей в Нанси, и которая в день убийства находилась в доме у больной свекрови в глухой деревушке на другом конце страны - в Бретани, что подтвердила не только семья Гутье, но и все соседи по деревне. Обстоятельные бретонцы даже приложили к своему донесению список свидетелей.
Ламарк позвонил в Страсбург мадам Траплер и договорился о встрече завтра с утра у ней в отделе. Он почувствовал облегчение после медного дня то ли от подтвержденных алиби, а значит, круг подозреваемых сужался, то ли от уверенного низкого голоса Терезы Траплер. Закончив свой медный день, Ламарк вернулся домой более спокойным.
Глава 7. Разговоры в день хэллоуина. Страсбург, 31 октября 2019
В восьмом часу утра 31 октября, в четверг, Ламарк выехал в Страсбург в деловом настрое. Легкий туман на выезде из Нанси перемежался ясными участками дороги.
Теплая влага пропитала поля, перелески. Сочетание зелени полей и золотых лесных полос мягкими красками умиротворяло всё вокруг. У Ламарка было чувство, что впереди его ждет праздник. Разумеется, не тот мрачный хеллоуин, который всегда его почему-то досаждал, а что-то светлое, детское мелькало в его сознании.
Через час он немного напрягся на участке дороги, носившем старинное название - Ворота Ширмека, здесь по утрам скапливались небольшие пробки. Из окрестных городков сотни машин спешили в Страсбург на работу и по делам обычной жизни. Справа на берегу канала тянулся длинный ряд столетних платанов. Автомобильная пробка позволяла Жоэлю Ламарку полюбоваться роскошными деревьями. Их высокие кроны, еще полные, светло-зеленые, изредка роняли крупные листья на стоячую темную воду канала. Толстые сероватые стволы причудивой вязью сливались в длинную строку. Ламарк всегда с удовольствием косился на платановую аллею на въезде в Страсбург, а сегодня старые платаны, медленно проплывая за окном, раскрылись по-новому, как строчка поэмы. «Оля-ля, куда меня потянуло»,- поймал он себя на поэзии и даже улыбнулся.
Но платановая аллея на берегу канала закончилась, дорога вела в центр Страсбурга.
Жоэль Ламарк вошел в кабинет профайлера Терезы Траплер, слегка стукнув в дверь и сразу её открыв. Тереза сидела к нему боком за своим компьютерным рабочим местом и, не вставая, только повернула к нему маленькую седую головку. В этот момент она показалась Ламарку похожей на чайку, а не на таксу. Нахохлившись, подняв плечики, она что-то быстро набирала на клавиатуре еще минуту.
Ламарк молча стоял перед ней. Наконец, она подняла голову и улыбнулась ему. Ламарк мгновенно поздоровался, чуть кланяясь и широко улыбаясь. Тереза встала, обогнула свой стол и подала ему маленькую сухую ладошку. Бережно взяв её двумя руками, Ламарк обрадованно заговорил мягким баритоном:
- Наконец-то, мадам Траплер, можно спокойно поговорить в вашем кабинете.
Тереза вытянула свою ладонь из его теплых рук и указала ей на стул с подлокотниками, стоявший у стены напротив её стола:
- Присаживайтесь, всегда рада вас видеть. А вы, действительно, никогда не были у меня в кабинете. Ну, если мой скромный закуток можно назвать кабинетом, конечно.
Ламарк огляделся. Узкое и короткое пространство упиралось в высокое окно, белевшее пластиком и сдвинутой вправо светлой занавеской. Высокий белый потолок несколько скрашивал узкую комнату с бежевыми выкрашенными стенами. Слева закругленный компьютерный стол с полками и полочками, почти пустыми, за ним два офисные стула на вертящихся мельхиоровых ножках, а перед столом тот стул, на который указывала хозяйка этого кабинетика. У входа очень узкий и высокий закрытый шкаф и крючок на стене с женской курткой. Вот и всё офисное пространство, которым располагала мадам Траплер. Ламарк сел и отметил, что ничего, абсолютно ни одной личной детали в кабинете профайлера он не увидел.
- Расскажу вам, мадам Траплер, как прошел мой день вчера, накануне хеллоуина. Кстати, почему-то терпеть не могу этот праздник. А вы как к нему относитесь?
- Отрицательно! - Тереза радостно хихикнула. Её хитренькие глазки прищурились, она наклонила седую головку набок и, продолжая слегка улыбаться, заговорила:
- Шотландцы привезли в северную Америку свой праздник поклонения предкам, а он превратился там в ведьмовский шабаш. Глупцы по всему миру скупают пластиковую нечисть, которую производят хитрые китайцы, а потом удивляются, чего это Китай так быстро разбогател? Ну, и что тут ждать хорошего, особенно нам, мы ведь на светлой стороне, не правда ли? Хорошо, что у нас есть возможность завтра провести свой день всех святых и поговорить с ушедшими близкими на кладбище при свете дня. Завтра поеду к родительским могилам - каяться. А ваши родители еще живы?
- Мои родители живут-поживают дома, в Амьене. Мадам Траплер, простите меня, если моё любопытство покажется вам неуместным, но мне хотелось бы узнать немного о вас, о вашем прошлом. Прошу вас, хоть немного,- Ламарк умоляюще и ласково смотрел на Терезу, склонив голову, как ребенок, выпрашивающий сладости.
- Да помилуйте, что тут рассказывать, ничего интересного нет в моей личной жизни.
Живу одна, ни мужа, ни детей, ни родителей. Одна сестра осталась, живет далеко, в Бордо у тёти с дядей, она инвалид, нуждается в постоянном присмотре,- Тереза быстро проговорила пару фраз и умолкла, поджав тонкие губы в мелких морщинках.
Потом Тереза недовольно дёрнула плечиком:
- Вероятно, хеллоуин вас подвигнул на воспоминания, но мне что-то не хочется ворошить моё прошлое. Давайте лучше поговорим о деле. Вот я вам сейчас расскажу о вчерашнем визите на ферму «Ласточка». И скажу сразу: эту на вид добропорядочную пару я бы не стала вычеркивать из списка подозреваемых. И надо бы выяснить подробнее, в чем у них конфликт заключался с убитой. Там наверняка что-то денежное и шантажистка не упустила возможность. Вы проверяли отчетность этого маленького кооператива?
- Документы изъяты, как и компьютер самой Цецилии Хет, и переданы на экспертизу.
Мы выяснили еще в первые два дня расследования, что там что-то со счетчиками на воду не в порядке: президент кооператива Иван Рош заменил работающие счетчики воды на другие, сделав самовольный отвод и установку своими руками, без согласования с фирмой водоснабжения. Оплату стал производить уже по новым счетчикам. После анализа наших экспертов я ведь сам спускался в подвал и всё видел. Мы послали официальные запросы в обслуживающую их дом фирму, но пока не получили ответ. Фирма не спешит, анализирует. Гораздо более интересна личная переписка Хет, по ней мы пока работаем, мой помощник кое-что проверяет. А со стариками Рош что не так, на ваш взгляд?
- Иван Рош – обычный старый подкаблучник, туповат, сам ничего не решает. Он подписывал документы как президент кооператива, но решения принимала его жена Рашель Рош. Всё их поведение тому свидетельство,- и Тереза рассказала о вчерашнем визите на ферму «Ласточка» со своими колкими замечаниями.
Ламарк посмеивался с таким удовольствием, что Тереза и сама увлеклась своим рассказом о чаепитии и экскурсии по ферме, передавая в лицах реплики и мимику четы Рош.
- Вот почему я пришла к выводу, что они парочкой вполне могли пристукнуть Цилю Хет. Даже если камешек употребил Иван Рош, то рядом стояла и руководила Рашель Рош.
- Всё может быть,- согласился следственный судья Ламарк.
- А теперь жду ваши новости,- Тереза уже серьёзно смотрела на Ламарка.
- Ну, так красочно описывать вчерашнюю встречу у нотариуса я не смогу, но...- он сделал такую длинную интригующую паузу, что Тереза удивленно подняла искусно нарисованные её визажистом модные брови.
- Первое. Появилась новая мадам Хет,- Ламарк опять сделал паузу, с нетерпеньем ожидая удивленной реплики Терезы. Она же молча спокойно смотрела на него. Ламарк не выдержал паузы:
- Её зовут Анн Хет, она – кузина убитой и по совместительству ассистент нотариуса, это она готовила документы на сделку.
Тереза кивнула, но не произнесла ни слова. Ламарк вынужден был продолжить, изложив кратко все факты двух бесед с Анн Хет.
- Итак, выводы и что мы можем предпринять. Анн Хет, по моему мнению, является жертвой шантажа и знает место убийства. Алиби на момент убийства не имеет, надо проверять. Второе – Анн упомянула сына Девиль, бывших владельцев квартиры. Он – подросток с наркозависимостью, лечится сейчас. Вполне мог убить, но пока не вижу мотива. Живет в Монпи. Необходимо проверить его алиби. А так же не мешает проверить алиби сына самой Анн, хотя, по её словам, он второй месяц находится на излечении в частной наркологической клинике в Страсбурге.
- Тогда вряд ли он смог выбраться из неё, да и был ли он когда-нибудь в Монпи?- с сомнением покачала головой Тереза. - Но двух новых подозреваемых вы нарыли вчера, месьё следственный судья. Да и я не лучше. Молодцы мы, время идет, а мы не только не сузили круг подозреваемых, а расширили его.
- Ну, есть и хорошие новости: отпали тоже трое подозреваемых. Как раз самые дальние: на момент убийства Софи Витман-Гутье в бретонской деревушке ухаживала за больной свекровью, Кларисса Фельдберг первой клиенткой посетила стоматолога в Руане, а Эрик Витман в восемь утра явился в свою фирму в Лионе. Видите, мадам Траплер, баланс на сегодня сохранился.
- Ладно, ваши планы?- Тереза спохватилась: … если позволено узнать, разумеется.
- Совместные с вашими,- улыбнулся Ламарк. - Я ведь так и не узнал вчера то, за чем приезжал в Страсбург: почему наша жертва купила именно эту квартиру в Монпи? Судя по всему кузина действительно не знает причину. А я уверен, что мотив кроется тут: покупка не случайна. Думаю, надо всё прояснить, я для этого и приехал опять – хочу поговорить с матерью Цецилии Хет. Она живет в пригороде Страсбурга, у неё как у ближайшей родственницы находится сейчас сын Цецилии Хет. Вот мне и нужна ваша помощь, мадам Траплер. Мне рекомендовали вас не только как профайлера, но и как прекрасного специалиста по детской психологии. Вот вам и карты в руки. А подростков у нас в деле хоть отбавляй. Придется вам ими заняться.
- Куда ж денусь,- вздохнула Тереза.- Ну, тогда в путь? Не будем медлить,- и она быстро встала. Терезе почему-то показалось, что Ламарк опять начнет спрашивать о её умерших родителях, поэтому она поспешила закончить беседу.
Скелеты, уродливые маски, тенёта, черепа, ведьминские колпаки и мётлы виднелись повсюду в витринах не только туристических лавочек, но и в аптеках и даже в булочных. Мрачные детали не добавляли ни радости, ни света в сумрачный октябрьский день. Дождя сегодня не предвиделось, но хмурое небо не стало выше.
Они выехали из Страсбурга в мерседесе Ламарка. Он всё-таки усадил Терезу к себе, ссылаясь, что может заблудиться на узких улочках дальнего пригорода несмотря на навигатор.
Пригород Страсбурга, в котором обитала Иветта Хет, мать убитой Цецилии, остался той старой деревенькой, которой когда-то её присоединили к городу. Разве что дороги прекрасно починили, а так узкие улочки прихотливо поворачивали где им нравилось, по утраченной навеки логике. На опасном повороте, чуть не задевая подоконники с ящиками герани, протискивались автомобили. Раскрашенные то в ярко синий, то в оранжевый и малиновый цвета, ветхие домики производили впечатление старушек, пытающихся молодиться из последних сил. Иногда над узкими дверьми можно заметить год постройки - 1617 или даже 1496, заботливо оставляемый как предмет гордости при каждом ремонте. И, хотя этот район не входил в туристический ряд, жители цеплялись за каждую старинную деталь. А цены на такие домики просто зашкаливали, случись продажа. Но такое случалось крайне редко, ведь дома передавались по завещанию и оставались в семьях поколение за поколением.
Хозяйка уникального синего домика, сухонькая и маленькая, показалась Терезе Траплер его двухсотлетней ровесницей. Она сама открыла узкую тяжеленную дверь и уставилась на пришедших сквозь очки с такими сильными линзами, что её выпученные глаза, казалось, выпирали из лица и жили самостоятельной жизнью.
Бесстрашно впустив пришедшую пару в прихожую, старушка настороженно и внимательно расспрашивала их, кто такие и зачем пришли. Узнав, что к мадам Иветте Хет, она пренебрежительно махнула ручкой на узенькую лестничку вверх со словами:
- Жиличка наверху со своим мальчишкой, тоже мне внучок объявился на мою голову, и зачем мне такие неприятности в моем собственном доме, вот думаю, выселить эту мадам ***т к чертовой матери, хотя и прожила она тут полвека, но зачем мне этот мальчишка над головой, неизвестно, что он выкинет в любой момент, наведет приятелей, таких же балбесов, подожгут еще дом…- лился бесконечным потоком её ворчливый хриплый голосок. При этом она довольно темпераментно взмахивала сухими ручками, торчащими из толстой шерстяной накидки, а её горбатый нос клевал узкие кривые губки при каждом слове.
«Чистый хеллоуин,- подумала Тереза,- и живая ведьма».
Наконец, сообразив, что её не переслушать, и вежливо извинившись, Ламарк обогнул старушку и стал протискиваться по такой узкой и низкой лестнице, что ему пришлось согнуться вдвое. За ним двинулась и Тереза, самым ласковым голоском проговорив «не беспокойтесь, мадам, мы ненадолго».
Наверху они остановились на узкой площадке перед почти новой и на удивление широкой и крепкой дубовой дверью. Ламарк коротко постучал. Ни звука в ответ.
Он дернул за ручку, не поддалась. Тогда он постучал сильнее и продолжительнее. Тяжелая дверь приоткрылась, и голова выглянула почти вровень с ним. Они ожидали увидеть такую же крошечную старушку, а в двери, придерживая её и не пропуская их, стояла высокая, прямая и красивая дама. Следы былой красоты, как говорят о таких пожилых женщинах, но нет – эта была красива и сейчас. Ламарк вступил с ней в беседу, вытаскивая и показывая свое удостоверение, а удивленная Тереза внимательно рассматривала даму из-за его спины.
Сразу поражала её осанка – прямая, с длинной и гибкой шеей, с покатыми плечами и крупной высокой грудью, без рыхлого живота, с округлыми и широкими бедрами. Дама тревожно смотрела прямо в глаза Ламарка, тихо ответив на его приветствие. Она не спешила пригласить их войти, и Тереза отметила, как медленно она соображала, вероятно, сомневаясь, можно ли остаться у двери или все-таки следует пригласить полицию внутрь. Наконец, она решилась и, грациозно опустив руки, молча повернулась к ним прямой спиной. Ламарк, пробормотав «мерси», вошел за ней в узкий и короткий темный коридор. Тереза прикрыла тяжелую дверь и стало совсем темно. Задевая одежду на вешалке, Тереза сделала пару шагов и повернула в другой закуток прихожей – светлее от идущего из открытой двери освещения. Ламарк и хозяйка уже стояли в центре довольно большой низкой комнаты с естественным тусклым светом из трех маленьких окон в прозрачных белых занавесках.
«Ни одного включенного светильника в сумрачный осенний день,- отметила непроизвольно Тереза,- хозяйка экономит.»
Посредине комнаты стоял овальный большой стол – старый, пустой, дубовый, блестящий от хорошо натертого воска, окруженный четырьмя темными стульями с резными спинками. Ламарк любезно выдвинул стул для Терезы и стоял в ожидании, когда дамы усядутся, возвышаясь почти в потолок. Над столом свисала медная лампа, тоже натертая до блеска, но выключенная. Хозяйка и не подумала добавить электричества в октябрьский сумрак. Она всё также в тревожном ожидании неотрывно смотрела в глаза Ламарка, еще ни разу не взглянув на Терезу.
Тереза воспользовалась этим, предоставив начало беседы следственному судье, и внимательно оглядела комнату. Длинная и низкая – первое впечатление – довольно большая комната имела по бокам две двери. Левая дверь открыта, за ней виднелась кухня. Правая, выкрашенная в белый цвет, плотно закрыта. Деревянные широкие плахи пола потемнели от годами втираемого воска, но были идеально чистыми и блестели. Мебели мало: кроме стола, один небольшой и низкий буфет у стены с вышитой салфеткой, на которой стояла черная японская ваза без цветов, и старый диван – темно-зеленый с пышыми цветами синего цвета, испанской работы, такие стояли в витринах мебельных магазинов лет тридцать назад, как помнила Тереза. В самом углу у двери примостилась сложенная раскладушка. Над ней белел широкий электрический обогреватель, от которого шло ощутимое тепло – Тереза чувствовала его боком. На отоплении не экономили, а на освещении понадеялись на окна, выходящие на южную сторону. Кроме старой лампы над столом, других светильников не наблюдалось.
Следователь Ламарк активно работал, он уже дошел до вопроса, почему именно большую квартиру в Монпи купила дочь. Мать покорно отвечала ему тихим голосом немногословно:
- Циля сказала, что у неё есть план сделать из дома отель, потому что дом в центре городка, удобно. Есть большая стоянка и сад, из которого тоже можно сделать стоянку.
- У вашей дочери имелось достаточно средств для этого?
- Точно не знаю, но думаю, что нет, она сказала, что пригласила партнеров из Тулузы и рассчитывала на их деньги. - Иветта Хет замолчала, поджав губы и стало заметно, что уголки губ опущены навсегда и только легкая услужливая улыбка делала тонкие губы чуть привлекательнее.
- Что за партнеры, что вы о них знаете?
- Знаю только, что приезжали муж с женой, посмотрели всё и отказались от плана Цили.
- Как реагировала ваша дочь?
- О, она так злилась, мы с Анн еле успокоили её.
- Так Анн Хетт, ваша племянница, знала о планах Цили?
- Конечно, Анн и нашла специально именно эту квартиру, и подсказала план про отель Циле, Анн очень практична, она ведь юрист, помогает нам советом всегда. Потом они вместе стали искать по интернету новых партнеров, обе надеялись на успех.
- Вы сами видели эту квартиру?
- Да, я один раз ездила туда с Анн.
- Как вы считаете, эта квартира удобна для проживания с маленьким ребенком?
Иветта Хет как-то странно взглянула прямо в глаза Ламарка, крепко сжала губы и только покачала головой.
- Почему вы так считаете?
- Холодная, нагреть невозможно, всегда будет холодная. Большая квартира с четырьмя спальнями – зачем для двоих? Это неэкономно для жизни. Вот разве для их будущего приюта?
- Какого приюта?
- Циля и Анн решили сделать приют для одиноких женщин с детьми. Ну, которые остались с детьми без мужей. Вернее, мужья, то есть мужчины должны им платить, потому что они не мужья, а их дети не виноваты, что у них другие семьи…
Иветта Хет совсем запуталась, но Ламарк и Тереза сразу уловили суть. Обе сестрицы Хет пришли к идее не об отеле, а о доме для содержанок с детьми. Для таких женщин, как сама Циля Хет. Такие женщины согласятся и на холодный дом, лишь бы им оплачивали их жизнь.
Ламарк и Тереза Траплер переглянулись. Он кивнул, и Тереза приступила к своей части работы:
- А где ваш внук?
Иветта Хет удивленно посмотрела на неё, словно впервые увидела. Впрочем, неудивительно, она всё время напряженно смотрела и слушала только следователя, не обращая никакого внимания на Терезу, видимо сочла её ассистенткой, не имевшей права задавать ей вопросы в присутствии шефа.
- Он здесь. Он в спальне,- Иветта Хет взмахнула рукой в сторону закрытой двери. Тереза проворно вскочила, в два шага дошла до белой двери и быстро открыла её.
От двери отскочил и прыгнул на кровать худенький мальчик лет десяти. Он натягивал на себя пышное цветное одеяло, надеясь спрятаться с головой.
- Эй, подожди, не прячься, нам надо поговорить,- спокойно проговорила Тереза. Мальчик натянул на голову одеяло, оставив только глаза, испуганно глядевшие на Терезу.
- У тебя есть свой комп? - спросила Тереза. Испуг в глазах сменился на удивление.
Мальчик кивнул закутанной головой.
- Ты играешь по интернету? - В ответ опять молчаливый кивок.
- Покажи, пожалуйста,- Тереза старалась, чтобы её низкий голос звучал нейтрально, без приказного тона. Мальчик пошевелился, из-под одеяла высунулась до голого локтя тонкая рука с обкусанными ногтями. Он сдвинулся вбок и приоткрыл край одеяла.
Черный ноутбук был включен.
- «Калифорнийские пантеры»? - сразу узнала Тереза старую игру. Она по долгу службы отслеживала новинки.- Уже есть в продаже четвертый блок, а у тебя какой?
- Второй,- наконец-то услышала она тоненький хрипловатый голосок.
- Хочешь жить у бабушки? - мальчик опять только кивнул.
- Почему?
- Здесь тепло,- хрипло произнес он.
- Горло болит? - Мальчик отрицательно мотнул закутанной головой.
- Голос такой всегда? - Он кивнул. Тереза усмехнулась:
- У меня тоже низкий голос. А ничего, живу-не кашляю.
Она встретилась с сузившимися голубыми глазками. «Контакт есть, на юмор реагирует», - отметила она.
- Ну, пока,- Тереза решила не давить на мальчика. Он кивнул молча.
Тереза вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, бегло оглядев крошечную спаленку шириной в двухспальную кровать с прикроватной тумбочкой.
Тереза вернулась на своё место за столом рядом с Ламарком и напротив Иветты Хет, смотревшей теперь только на неё таким же настороженным взглядом, каким минутой ранее она смотрела на Ламарка.
- Вас уже посещали инспекторы из социальной службы?- спросила Тереза.
Опущенные уголки губ Иветты Хет дрогнули, губы сжались. Она кивнула.
- Что сказали?
Взгляд пожилой дамы обеспокоенно метнулся на белую дверь. Она молчала. Тереза сразу поняла, что через дверь отчетливо слышен их разговор, и бабушка не хотела, чтобы его услышал внук.
- А давайте спустимся к вашей хозяйке, как её зовут, кстати? - быстро среагировала Тереза. - А-а, как занятно – мадам Угс, она действительно немного колючая...- Тереза, поднявшись, слегка подтолкнула замешкавшегося Ламарка. Он тоже сообразил, что лучше продолжить разговор в другом месте и быстро прошел вперед перед дамами.
Они спустились по узкой лестнице, а внизу их ожидала, держась за перила скрюченными пальцами, старая ведьма.
- Уже который день ходят, то спасатели, то инспектор, то психолог, то дамы из социальной службы, а теперь жандармы уже пожаловали, одно беспокойство, а то ли еще будет с этим ребенком, нет, я этого так не оставлю, зачем мне эти хлопоты, эти хождения и визиты, я вся на нервах,- завела дребезжащие жалобы вредная старуха.
Все трое сразу поняли, что поговорить в гостиной у злобной хозяйки не удастся.
Ламарк решительно открыл дверь на выход, предоставив Терезе вежливое прощанье с ведьмой. Троица быстро покинула прихожую и остановилась в нескольких шагах от синего домика. Ламарк опять взял на себя инициативу:
- Мадам Хет, есть ли поблизости кафе, где мы можем поговорить?
- Только на соседней улице, надо пройти через переулок, а там даже два кафе,- торопливо ответила Иветта Хет. Она зябко куталась в легкий шарф.
- Тогда мы вас подождем, вы наденете что-нибудь потеплее, и мы спокойно продолжим наш разговор в кафе, договорились? - полным нежных тонов баритоном Ламарк может уговорить кого-угодно. Иветта Хет кивнула и кинулась обратно в дом.
- Вот это фокус выкинула вчера Анн Хет, обвела меня, как мальчишку! Я-то увидел в ней беззащитную серую мышку, такую маленькую, испуганную, даже жалкую, можно сказать...- Ламарк помотал головой, возмущенно глядя на Терезу, словно она оказалась коварной вруньей, а не ассистентка нотариуса. - Нет, вы представляете, вчера она целый день морочила мне голову, ничего-то не знает, такая невинная, а оказалось, это она – автор всей их аферы, она и может оказаться убийцей. Да я немедленно вызываю эту кузину на официальный допрос, зафиксирую каждое её слово. Вот же я – доверчивый школьник, ну, не могу не верить таким женщинам, не верится, что они могут так играть, так изощренно врать, притворяться… О, женщины – моё слабое место, вот это очевидно, мадам Траплер,- он горько усмехнулся и махнул рукой.
- Не огорчайтесь, еще ничего не потеряно, разберетесь и с Анн Хет,- успокоила его Тереза.- Я сама, признаться, удивлена таким поворотом разговора, но хорошо, что мы тут оказались сегодня, вы правильно сделали, что приехали к матери жертвы, это правильное решение.
Тереза профессионально среагировала на ситуацию как психолог и вывела молодого следователя из возмущенно-недовольного состояния. Он тяжело вздохнул и слегка улыбнулся ей. К ним спешила Иветта Хет, на ходу застегивая светлый плащ. Мелкий дождик как раз принялся за свое неспешное дело.
В кафе находилась пара стариков, примостивших по углам с газетами, запоздало допивая утренний кофе. Когда расселись и заказали три капуччино, Тереза вопросительно взглянула на Ламарка, тот незаметно кивнул, и она первая продолжила разговор:
- Ваш внук, вероятно, еще не пришел в себя, такой испуганный, молчаливый. Он тяжело пережил эти дни?
- Лео всегда молчит. И он не плакал. Ну, я ни разу не видела, по крайней мере. Даже в первый день.
- Расскажите, как всё произошло в тот день с вашим внуком,- мягко попросила Тереза.
- Мне позвонили из полиции Монпи, уточнили мой адрес и предупредили, что спасатели привезут внука. Через пару часов у нашего дома остановилась машина спасателей, и полицейская дама ввела к нам в прихожую закутанного в золотистую бумагу дрожащего Лео. Он тут же сбросил бумагу с себя на пол и оказалось, что он еще был закутан в банный халат Цили, а к животу прижимал свой ноутбук.
Мы с мадам Угс уже ждали Лео, я пыталась его обнять, но он меня оттолкнул. Он молчал и даже не смотрел на нас, но не плакал. Потом повернулся и поднялся к нам в квартиру. Полицейская дама сказала мне, что моя дочь погибла, началось следствие, Лео побудет пока со мной, потом с нами свяжутся сотрудники социальной службы, а сейчас я должна позаботиться о внуке.
Иветта Хет тяжело вздохнула, покачала головой. В глазах ни слезинки. Тереза подумала, что и в тот час, когда она узнала о смерти дочери, то не заплакала. Тереза переглянулась с Ламарком и опять мягко попросила:
- Продолжайте, мадам Хет, рассказывайте всё подробно, так, как всё происходило, со всеми деталями, что вы помните, прошу вас.
- Я пошла за ним, пыталась расспросить, что случилось, но он молчал. У меня был готов завтрак для него. Он выпил кружку горячего какао с рогаликом и ушел в мою спальню, зарылся с головой в одеяло. Я спрашивала его, но он упорно молчал, и я оставила Лео в покое, закрыла дверь. И так целый день прошел. Лео то спал, то вышел в туалет, опять молча ушел, от еды отказывался, мотал головой.
Я позвонила в полицию в Монпи, мне сказали только, что дочь погибла, началось следствие, я спросила, как мне забрать одежду для внука, но оказалось, что пока нельзя. Вот мне и пришлось ехать в супермаркет за одеждой для Лео. Он спал, я и уехала. Сама там без него кое-что купила, самое необходимое, конечно. У меня ведь в доме нет их вещей, ни одежды Цили нет, и от Лео ничего не было.
- Расскажите, пожалуйста,- включился в разговор Ламарк,- о том, когда ваша дочь вернулась домой после многих лет отсутствия, насколько нам известно.
- В январе 2017 года, в первых числах, но точно я не помню в какой день, без всякого предупреждения Циля с мальчиком появились у нас в доме, приехали на такси с двумя чемоданами. Мадам Угс позвала меня, Цилю она, разумеется, не узнала, ведь Циля как ушла из дома в пятнадцать лет, так тут никогда и не появлялась. Она ушла к своему парню, это был август 1983 года. Они сначала жили у него здесь, в Страсбурге, Циля звонила мне пару раз, а на Рождество позвонила и сказала, что они уезжают жить на юг. И всё, больше я её не видела, это сколько же лет? Да, больше тридцати лет я не видела дочь. Но узнала сразу, конечно. Мой рост, что ли, да и внешность, пусть изменилась, выросла, постарела, жизнь, считай, прошла, а я её сразу узнала.
Пауза была долгой. Никто не произносил ни слова, пытаясь представить громаду лет, что разделяла мать и дочь. Иветта вздохнула, посмотрела долгим грустным взглядом на Ламарка. Тот участливо покивал, тоже вздохнул и спросил:
- В течение этих лет вы пытались найти дочь?
- Да что её искать? Она ведь звонила иногда, говорила, что хорошо живет в Тулузе, и здоровье, и деньги, и жильё – всё-то у неё в порядке, так что особо я не беспокоилась, разве только дочь не приезжала ни разу, да и к себе не приглашала. Я даже и адреса её не знала, только её звонки и были. Телефон, телефон, телефон - нынче все помешаны на телефонах, куда там встречаться с матерью. Циля и звонила очень редко, раза два-три в год, ну на Рождество обязательно, а так...- Иветта опять замолчала.
Уголки губ, всегда опущенные, определили две глубокие морщины. Почти гладкий лоб, тонкие морщинки у глаз, чуть обрюзгшие щеки ровного розового тона, нос красивой формы и густые русые волосы короткой стрижки всё еще придавали лицу своеобразную привлекательность. Трудно было даже лицом к лицу дать этой женщине её возраст - почти семьдесят лет. Только горькие складки у рта и потускневшие серые глаза с чуть набрякшими веками свидетельствовали, что дама в почтенном возрасте.
- Как она объяснила своё появленье?- направил рассказ дамы в нужное русло внимательный Ламарк.
- Сказала, что хочет купить квартиру в Страсбурге или в пригороде где-нибудь. Я спросила, хватит ли у неё денег, ведь у нас в Эльзасе цены заоблачные, а она ответила, что всё оплатит отец Лео. Ну, я спрашиваю, почему отец не приехал, а она сказала, что они не будут жить вместе, а квартира только для неё и для сына. Потом постепенно я выпытала потихоньку то у Цили, то у Анн, что брака и не было, и вместе они не жили, а Циля родила поздно и доказывала отцовство, и добилась своего, и этот мужчина платит ей содержание с сыном, вот даже и квартиру готов купить для них.
- Так значит с кузиной Анн у неё сохранились отношения? - спросил Ламарк, взглянув искоса на Терезу.
- Нет, Циля с ней никогда не общалась, это я сохранила отношения с матерью Анн.
Мы многие годы общались с Жюли, она навсегда осталась мне как самая близкая, как сестра, а не свояченица. Жюли – очень добрая, порядочная и отзывчивая, да и муж её, старший брат моего рано погибшего мужа, всю жизнь помогал мне то делом, то советом. Они оба очень хорошо ко мне всегда относятся, всю жизнь вплоть до сегодняшнего дня. Мы ведь одна семья. Я-то понимаю, что они побогаче и поумнее, вот и знаю своё место, особо не досаждаю. Но они просто очень хорошие, добрые люди по природе, вот и не отказались от поддержки бедной родственницы.
- И Циля узнала про них, и тоже стала общаться с этой семьей? - продолжал вопросы Ламарк.
- Цилю больше интересовала Анн, они ведь ровесницы почти, Анн всего на два года моложе Цили. Они, как мне кажется, тоже подружились. И виделись часто. По крайней мере, Циля часто уходила к Анн, а та была у нас пару раз всего. Всё из-за нашей хозяйки – мадам Угс. Так-то мадам Угс со мной в хороших отношениях всю жизнь, а я снимаю у ней в доме мой верх с того времени, как муж умер.
Мы с Цилей, ей девять лет исполнилось, сняли эту квартирку, потому что я нашла поблизости работу – прислугой в доме, а потом еще убиралась в трех домах, так и прижилась в нашем квартале. Мадам Угс осталась бездетной вдовой, вот мы с ней и подружились даже, можно сказать. Не особо, конечно, она ведь часто подчеркивала, что она – хозяйка, а я - жиличка, но я привыкла.
Домик сухой, теплый, в тихом месте, цена умеренная да, главное, работа рядом по соседству – так что еще мне надо, вот так и прожили мы здесь всю жизнь с мадам Угс – тихо, спокойно, незаметно. А тут вдруг Циля на голову свалилась, да еще и с сынишкой десяти лет. Мадам Угс сразу взъерепенилась, давай ругаться, а Циля ей в ответ, да грубо так отвечала, что поразила и мадам Угс, и меня тоже. Я себе не позволяла во всю жизнь никакой грубости, ведь кто я – прислуга, в домах убиралась, репутация нужна, да и не в моем характере ругаться. А между Цилей и мадам Угс сразу война разгорелась. Что тут началось! Стычки, ругань, я еле их уговаривала, да и бестолку. Всё продолжалось почти три месяца, пока Циля, наконец, не съехала в свой Монпи. Слава богу, подальше от нас. Грех так говорить про дочь и внука, но мы все вздохнули с облегчением, когда они уехали из Страсбурга. Вот говорю вам откровенно, как на исповеди,- Иветта приложила к груди молитвенно сложенные ладони.
- Мы вам верим, мадам Хет, - проникновенно проговорил следственный судья и быстро взглянул на Терезу, чуть усмехнувшуюся на его слова. Тереза подхватила разговор вопросами о Лео:
- Так значит, Лео уже двенадцать лет, а мне он показался десятилетним, такой хрупкий и маленький. И что сказали инспекторы из социальной защиты и психолог по его поводу?
- Лео исполнится двенадцать как раз в ноябре, через две недели, а он такой маленький ростом, потому что плохой аппетит, и капризничает, ест мало и не всё, что готовлю, куска пиццы ему хватает на день. Суп вообще не ест, Циля ему не варила, так они оба кусочничать привыкли, а не питаться нормально, то чипсы, то пицца, разве это еда?
Молчит на все уговоры, смотрит исподлобья да головой мотает. Он и на вопросы социальных работниц не отвечал толком, кивал да мотал головой. Эти две дамы быстро от него отстали, а вот психолог – бедная женщина. Она каждый день приходит, по часу с ним пытается разговаривать, а с каждым днем всё хуже получается. Даже я слышу, что дело неладно у них. Даме лет сорок, голос у неё такой ласковый, приятный, а Лео всё бычится на неё, в глазёнках такая злоба. Не пойму никак, что ему не так.
- А вам что они сказали? - не выдержал Ламарк.
- Первое, что сказали, - моё жильё не подойдет, потому что нужна для Лео отдельная комната. Вот тут и загвоздка. Говорят, что если я хочу быть опекуншей, надо менять жильё и снимать три комнаты. Второе – мой возраст, слишком стара, значит. Третье – мой бюджет. А какой у меня бюджет? Одна пенсия. Накопления есть, я всю жизнь экономлю, но миллионершей не стала, какие там цифры. Короче, по мнению социальной защиты, вряд ли стану опекуном Лео.
- А вы хотели бы стать им? - безжалостно спросила Тереза.
Дама склонила красивую голову так низко, что Ламарк подумал, что она пытается скрыть слёзы. Все молчали с минуту. Но нет, старая Иветта и не думала плакать. Она опять тяжело вздохнула, дотронулась рукой до горла, словно заставляя себя говорить:
- Нет, не хочу. Я ведь была плохой матерью, раз дочь сбежала от меня, так какой я окажусь бабушкой-опекуншей? Тоже плохой? А каким вырастет Лео? Что мне ему дать?
- А Лео хочет остаться у вас? - довольно холодно спросила Тереза.
- Хочет, мне кажется. Потому что я ему не мешаю. Ему главное – подальше от всех. Он не хочет общаться ни с кем. А у нас тепло. Он ценит только тепло, всё время кутается, ёжится, иногда дрожит, как от мороза. В одеяле целый день сидит. Комп и одеяло – больше ему ничего не нужно. Я не знаю, что мне с ним делать? Какое тут воспитание? Нет, мне не по силам с ним справиться. И это пока он маленький, двенадцать лет, а что дальше будет? Представить не могу.
«Иветта предельно откровенна с нами»,- подумала Тереза Траплер. Ламарк гнул свою линию:
- Мадам Хет, что вы можете сказать о вашей племяннице Анн, о её характере?
- Могу сказать, что Анн – хорошая женщина и у неё сильный характер,- быстро и четко проговорила пожилая дама.
- Почему вы считаете, что Анн имеет сильный характер?
- А вы представляете, как она много работает, как сражается, чтобы вылечить сына?
Правда, ей помогает вся семья: и отец, и мать, они сами отличные родители, заботливые, понимающие детей. Но судьба так сложилась: сначала от наркотиков погиб старший сын – студент университета, а теперь и внук в той же беде. Разве это не самое большое горе? Конечно, они стойкие, все трое, все вместе лечат Даниэля. Анн делает всё для этого, руки не опускает.
- Так, это понятно, но какие еще черты характера Анн вам нравятся или, наоборот, не нравятся,- не отставал Ламарк.
- Анн скрытная, из неё слова лишнего не вытянешь. Нет, она вежливая, но не поделится ничем не только со мной, но и с собственной матерью. Жюли не раз мне жаловалась, особенно когда Анн скрывала отца ребенка, не поддавалась на уговоры найти мужа да и так по мелочи упрямая. Грубости не скажет в ответ, но сделает всё по-своему. Вот такая Анн.
- А как они ладили с Цилей? - спросила Тереза.
- Даже не знаю, что сказать. Я ведь по сути не знаю свою дочь. Но думаю, что у обеих непростой характер. А верховодила Анн, как мне кажется. Не могу сказать, почему мне так кажется. Я их мало видела вместе, не могу больше ничего сказать,- и тут Иветта Хет отклонилась от стола, словно заканчивая разговор.
- Мы благодарны вам, мадам Хет, - сразу почувствовал ситуацию Ламарк, - за подробные ответы на наши вопросы. Мы надеемся, что в ближайшее время всё разъяснится, мы получим результаты и обязательно вам сообщим.
Они вышли вместе из кафе, и через несколько шагов довольно тепло распрощавшись, Иветта Хет скрылась в переулке, ведшем к её уютному синему домику. Тереза смотрела ей вслед, чуть щурясь и слегка улыбаясь. Ламарк стоял перед ней и ждал её реакцию.
- Уверена, что эта дама навсегда останется в своем гнёздышке. Бороться за внука не будет ни при каком раскладе. Она жестока в своей правоте, Лео придется самому выпутываться в жизни. А Иветта Хет с мадам Угс преспокойно проживут вместе еще много лет, вот увидите, месьё Ламарк.
- Вынужден с вами согласиться, мадам Траплер, хотя мне симпатична пожилая мадам Хет. Нам удалось получить у неё ценные сведенья, не правда ли? И дела пойдут быстрее, надеюсь. Во-первых, сегодня же мой помощник оформит вызов на официальный допрос мадам Анн Хет.
Во-вторых, надо бы съездить в Тулузу, обратиться лично в судебную полицию розового города. Хочу поработать с ними в службе криминалистического учета. Мне кажется, накопаю там много интересного про нашу опасную жертву.
- Ну, не гоните лошадей, месьё Ламарк. Сколь бы ни была опасна жертва, всё-таки она последняя в нашем деле, вы сами с этим согласились. Вот и не надо спешить, не надо портить себе праздник, не забывайте, у нас завтра выходной – день всех святых.
- Опять с вами согласен, мудрая мадам Траплер,- широко улыбнулся Ламарк.- Будем молиться и надеяться, что наши предки нам помогут.
Ламарк выезжал из Страсбурга по другой стороне национальной трассы, и старые платаны на выезде из города только мелькнули издали и уже не оставили поэтичного впечатления, какое случилось с ним утром.
Глава 8. Тереза Траплер и подростки
Тереза вернулась в своё бюро и привычно засела за компьютер. Она создала новый файл - «Лео – сын жертвы». Как недавно Тереза сказала Ламарку при прощании, более всего в этом деле её тревожил подросток Лео. Из того, что они узнали от его бабушки и увиденного лично ею при коротком контакте с Лео, Тереза успела сделать вывод, что Лео – самый трагичный в этой семейной драме.
Она не сомневалась, что Ламарк, напав на след кузины Анн Хет, выкопает на неё вместе с помощником такой материал, что ему останется только мертвой хваткой вцепиться убийце в горло. В ближайшие дни допросов этой серой мышке не удастся спастись от Щенка. Тереза решила, что не будет ему мешать и встречаться с Анн Хет, а вот подростки, появившиеся в деле, её заинтересовали, ими стоит заняться, чтобы, возможно, накопать какие-нибудь доказательства в расследовании, добавить детали к психологическому портрету убийцы, который ей придется составлять. Пока Тереза как профайлер только набирала информацию и даже намёка на преступника не чувствовала. К тому же Ламарк прямо так и сказал, что ей полезно заняться своей частью работы – подростками.
Тереза лучше формулировала свои мысли, когда начинала набирать их на послушной клавиатуре. Клавиши слегка шипели, покорно подчинялись её мыслям и движениям, но иногда даже сопротивлялись, выдавая в текст совсем не ту букву. Она смотрела на фразы, медленно выплывающие на белом листе, перечитывала каждую, поправляла опечатки, заменяла слова и чувствовала, как хаос мыслей превращался в безжалостную логичную схему. И тогда слова её текста не выражали бесполезные, по её мнению, эмоции, а становились инструментом ученого психолога, а в её деле еще и следователя. Именно это сочетание психолог-следователь примиряло Терезу, когда она порой горько думала, что ошиблась в выборе профессии, не приносившей ей радости труда, а доставлявшей столько разочарований в человеческой природе.
Тереза замечала за собой, что с каждым годом она становится циничнее, жестче по отношению к людям. И это не минутное раздражение, а стойкое разочарование в окружающих её персонажах. Те обстоятельства, с которыми ей приходилось сталкиваться в процессе работы, сами по себе жестокие, безусловно влияли на её восприятие жизни. Иногда Тереза с полуслова-полувзгляда видела сущность человека или конфликта, и это не доставляло ей никакого удовольствия. Проницательность только добавляла раздражения, когда подтверждалась неоспоримыми фактами очередной подлости и ничтожности человеческого существа.
Тереза вспомнила, как поражен был сегодня молодой Ламарк открытием роли Анн Хет, а вот она, старый профайлер, уже не может удивляться женской изворотливости.
Женщины уже давно стояли в иерархии Терезы на нижней ступени. Затем шли старики, которым Тереза тоже перестала доверять, в каждом подозревая черствую неискренность. Чуть выше находились молодые – более открытые и чувственные.
Особой категорией шли подростки. А на вершине человеческой иерархии, по мнению Терезы, находились дети. Еще не испорченные жизнью, искренние, не умеющие скрывать свои наклонности, дети не являлись для Терезы только объектами профессионального наблюдения, но своей непредсказумостью порой поражали воображение и приводили к ненаучной мысли о божественном происхождении человечества. Тереза в глубине души знала, что бог создал не взрослых Адама и Еву, а детей. Неприспособленные к обыденной жизни и борьбе, чистые душой и телом, маленькие существа вызывали в ней древний инстинкт материнства, подавленный обстоятельствами её жизни, и Тереза приходила к выводу, что природа не совершенна, как и бог.
Набросав несколько абзацев, Тереза определилась, что с Лео надо поговорить не ранее следующей недели. Тереза заметила в нем не признаки шокового состояния, а постоянного стресса. Она подумала, что трехдневные выходные избавят мальчика от тормошащих его взрослых и к понедельнику его состояние улучшится.
В этот момент в кабинет Терезы вошла её шеф – мадам Борн, улыбаясь чарующими губами. Её голубые глаза при этом всегда оставались ледяными. Бархатным голосом она поинтересовалась, как дела в расследовании. Тереза предельно кратко рассказала ей об основных моментах. Горгонзолла, довольная услышанным, пожелала Терезе хорошего уик-энда и выплыла из кабинета совершенным божественным созданием.
Три выходных дня Тереза провела в своем доме в деревне. Она посетила кладбища, где упокоились её родители. Потом позвонила тёте Одиль в Бордо, приняла звонки - из Парижа от кузена Дамьена, всегда радостно- энергичного управляющего крупным отелем, и от кузена Николя, бывшего пилота гражданской авиации, теперь работающего на земле в аэропорту Ренна. Исполнив функции прилежной родственницы, Тереза остальное время провалялась на диване, перелистывая новые детективы.
Рабочий понедельник 4 ноября она решила поделить на два дела: с утра заехать в Монпи, благо что недалеко от её деревни, познакомиться и поговорить с сыном мадам Девиль. После обеда навестить в Страсбурге в наркологической клинике второго подростка – сына мадам Анн Хет. Таким образом, Тереза составит хотя бы первое представление о подростках и определится в дальнейших действиях расследования.
Тереза позвонила в жандармерию Монпи и уточнила, где учится сын мадам Девиль. Молодой, судя по голосу, жандарм дал информацию, а затем после краткой паузы неожиданно сказал:
- Мадам Траплер, я хотел бы поговорить с вами лично. Если позволите, я смог бы встретиться с вами в Монпи, когда и где вам будет удобно.
Тереза согласилась, что сама зайдет в жандармерию после встречи с подростком Девилем.
Лицей в Монпи, где учился Бенжамен Девиль, располагался в красивой рощице.
Среди старых лип росли и молоденькие клены, особенно привлекательные ярким многоцветьем в ноябрьский день. Парк делили узкие асфальтированные дорожки, сейчас засыпанные влажной листвой. Тереза с удовольствием семенила по листьям, оглядываясь и принюхиваясь. Если бы она видела себя со стороны похожей на таксу, то поехидничала бы так же, как парочка лицеистов, которые курили среди высокой зеленой изгороди. Тереза не замечала ни себя, ни мальчишек и спокойно дотопала до стеклянной входной двери. Приглушенный шум лицейских занятий был ей привычен, она без труда вычислила путь к директору лицея и встретилась с его секретаршей.
Тереза показала удостоверение и узнала, в какой аудитории находился Бенжамен Девиль, изучавший ремонт и обслуживание автомобилей. Опытная пожилая секретарь посоветовала побеседовать с лицеистом в соседнем пустом классе и сама вызвалась найти ключ и открыть помещение. Она несколько взволновалась от жандармского удостоверения Терезы и включила любезность и услужливость на всю катушку. Секретарь сказала, что сама приведет Девиля после звонка, и Терезе ничего не оставалось, как только подождать еще десять минут в пустом помещении.
Квадратная аудитория с огромными окнами, выходящими на северную сторону парка, напомнила Терезе гигантский аквариум без рыб. Удушливый застоялый воздух неприятно подействовал на неё, и Тереза обвела взглядом окна, надеясь открыть хоть одно. Напрасно. Конструкция стеклянной стены не позволяла проветрить помещение. Тереза заметила на потолке щели выключенной вентиляции и смирилась. Конечно, поговорить можно и в кабинете администрации, но Тереза предпочитала разговаривать в привычной для собеседника обстановке, когда он менее напряжен, вот почему она терепливо уселась на длинную лицейскую скамью.
Вскоре после звонка в дверях появилось сразу три человека: впереди худенький мальчик, по его бокам солидный мужчина и дама-секретарь. Мужчина в черной форме охраны подтолкнул мальчика вперед:
- Вот доставили. Это Бенжамен Девиль. Если что, я подожду вас в коридоре, буду рядом, мадам,- мрачно изрек охранник и отступил за дверь. Секретарь не вошла в класс.
- Добрый день, проходи, садись,- спокойно сказала Тереза. Мальчик небрежно бросил на стол рюкзачек и сел на длинную скамью как можно дальше от Терезы. Его бледное и худое лицо выражало неприкрытое презрение, уголки губ подергивались. Первый зоркий взгляд, брошенный на Терезу издали, оказался и последним, более он не удостоил её вниманием серых сердитых глаз. Подергивая плечами, он поёрзал на скамье, удобнее устраиваясь, и вытянул ноги в новых кроссовках, дорогих и модных, на бледно-голубой подошве. Его серый джемпер с капюшоном был тонковат для прохладного ноябрьского утра, обычные джинсы показались Терезе не первой свежести. Пожалуй, только кроссовки выбивались из его неприметного облика, отметила Тереза, молча и внимательно рассматривая мальчика. Он чувствовал на себе взгляд, но упорно не поднимал глаза, уставившись в стол. Голову на тонкой шее с заметным кадыком не склонил, даже не повернул к Терезе. Руки держал в карманах джемпера. «Выражает презрение изо всех сил»,- подумала Тереза, ничуть не удивившись поведению мальчика и сочтя его за проявление подростковой независимости и неотесанности. Она не спешила задавать вопросы и не скрывала, что внимательно рассматривает его.
- Ты знаешь, что убита мадам Хет на заднем крыльце вашего бывшего дома, я подчеркиваю – на заднем, так кто из твоих знакомых знал об этом выходе из дома? - Тереза рассчитывала прямым первым вопросом не только выбить мальчика из молчания, но и получить ответ, за которым, собственно, и приехала.
- Да весь город знает, - глухо и презрительно произнес подросток, усмехнувшись, но по-прежнему не посмотрев на Терезу. Он даже головы не повернул в её сторону.
- Ты считаешь, что весь город знает о расположении крыльца, не видного со всех сторон? Или у вас было так много знакомых, посещавших вашу семью?
Подросток дернул головой и хмыкнул, но не произнес в ответ ни слова. После паузы Тереза продолжила:
- Пожалуйста, назови своих друзей или приятелей, бывавших у вас в этом доме.
- Еще чего,- буркнул подросток. По его тону Терезе стало понятно, что ни одного имени он не произнесет.
- А где ты был в момент убийства? - Тереза прибегла к последнему тяжелому средству.
- Чего-о-о?- протянул он так возмущенно, что это и прозвучало ответом. Наконец он взглянул на неё сузившимися от злобного возмущения глазками. Под ними темные круги достигали почти до середины щек. Его ноздри раздулись, углы губ изогнулись книзу. Бледное лицо подергивалось всеми лицевыми мышцами.
- Ладно, можешь быть свободен, до свиданья,- спокойно произнесла Тереза.
Бенжамен Девиль порывисто вскочил, сдернул рюкзак со стола и громко произнес злобным глухим голосом:
- Сука! Овца!
Он рванул к двери и выскочил, не закрыв её.
- Всё что ли? - донесся голос охранника, и он возник в проёме.
Тереза опомнилась, встала и пошла охраннику навстречу:
- Да, всё. Благодарю вас за помощь.
- К директору вас проводить? - заботливо спросил охранник.
- Нет, благодарю, в другой раз. А вот объясните, как лучше проехать в вашу жандармерию?- Тереза уже подавила естественное возмущение от хамства подростка и говорила с охранником спокойно.
Жандармерия Монпи находилась не в центре городка, а недалеко от супермаркета в квартале социального жилья. Одноэтажное небольшое помещение выглядело непрезентабельно. «Не мешало бы сделать ремонт, а не только драить полы»,-заметила про себя Тереза, входя в пустой зальчик перед стеклянной перегородкой.
За стеклом виднелись три стола с компьютерами, тесно сдвинутые. За одним столом толстая молодая жандарм в форме аппетитно уплетала булку с изюмом, обхватив огромную желтую кружку. Рука с ядовито красным маникюром ярко выделялась на желтом фоне. Круглые увесистые колени раздвинуты под короткой юбкой. Она привычно не озаботилась о позе, даже не попыталась встать и скрыть неурочный перекус перед вошедшей Терезой. Из боковой двери в стеклянную загородку зашел молодой жандармский капитан и сразу подошел к барьеру, увидев за ним пожилую даму.
- Добрый день, мадам,- вежливый спокойный голос и внимательный прямой взгляд,- слушаю вас.
- Добрый день,- приветливо ответила, чуть улыбнувшись, Тереза и показала через стекло развернутое удостоверение. Капитан закивал головой и улыбнулся в ответ.
- А я вас жду, мадам Траплер,- его приятный голос потеплел от искренной улыбки.-
Входите сюда, прошу вас,- капитан открыл боковую дверь и провел даму к четвертому столу, стоявшему отдельно у окна. Тереза, усаживаясь на старенький стул, поняла, что это и есть рабочее место капитана.
- Позвольте представиться: капитан Шрамм,- обаятельно улыбался жандармский капитан.
- Тесно у вас,- заметила она вслух.
- Да уж, тут не развернешься. Но ничего, недолго нам тут осталось… нам ведь строят новое помещение у вокзала. И даже целый комплекс с самым современным оборудовнием, уже достраивают жилые дома для служащих,- ликующим голосом бодро отрапортовал молодой капитан.
- И вам дадут жильё в новом доме рядом с работой? - полувопросительно-полуутвердительно проговорила Тереза.
- Обещали, жду! - широко улыбнулся капитан.
- Замечательно! Рада за вас,- Тереза действительно порадовалась за приветливого капитана.
- Итак, вас интересует Бенжамен Девиль,- уже серьёзным тоном перешел к делу капитан Шрамм.- Я ведь в курсе следствия, выезжал на место преступления сразу и понял, что обстоятельства неочевидные. Это я рапортовал в Нанси и вызвал помощь оттуда. Приехал следственный судья Ламарк, мы с ним начали следственные действия… да, впрочем, вы наверняка ознакомлены со всеми материалами,- он вопросительно смотрел на Терезу. - Просто мне еще не приходилось сотрудничать с профайлерами, поэтому я не знаю полностью, как вы работаете в следствии,- извиняющимся тоном продолжил капитан.
- Следственный судья Ламарк предоставил все документы и держит меня в курсе расследования,- спокойно уточнила Тереза.
- Меня тоже. А о вас он такого высокого мнения, что даже завидно...- неожиданно брякнул капитан и осёкся, встретив недоуменный взгляд Терезы.
- Что, уже и про меня вам известно? Посплетничали?- перешла на ехидный тон Тереза.
- Что вы, что вы, просто поговорили,- запротестовал капитан Шрамм.- Ну, ладно, поговорим о деле, вернее, о...- капитан не закончил фразу, а, извинившись, повернулся к жующей молодице.
- Закончила жевать? Давай поезжай к Бернье и вместе, слышишь, что говорю, вместе, а не одна, отправляйтесь в адрес. Внимательно со всем ознакомиться. И сразу записывайте, а не завтра, понятно?
Толстуха неуклюже поднялась с крошками на пышной груди и с набитым ртом, и, кивнув, вывалилась из комнаты. Капитан Шрамм терпеливо дождался, пока она тяжело прошлепала мимо стеклянной загородки и хлопнула дверью. Только тогда он вздохнул и покачал головой, но жаловаться не стал.
«Умница,- отметила это про себя Тереза, - игнорирует отсутствие субординации, невозможной в таких тесных обстоятельствах.» Тереза и сама не была поклонником субординации на службе. Капитан Шрамм нравился ей с каждой минутой всё больше.
- Теперь без лишних ушей поговорим откровенно, мадам Траплер,- продолжил он.- Собственно, я хотел бы рассказать вам более подробно о Бенжамене Девиле, но думаю, что придется затронуть и всё семейство Девилей. Так уж обстоятельства сложились, что они соприкасаются с местом убийства по прежнему месту жительства.
Вы это уже знаете?
- Да, они продали квартиру жертве,- подтвердила Тереза.
- Так вот, у Девилей три сына. Старшему уже восемнадцать, после развода он уехал из города вместе с отцом. Среднему, Бенжамену Девиль, исполнилось пятнадцать, а младшему – десять. Оба остались с матерью здесь, в Монпи.
- Я только что познакомилась с Бенжаменом,- мрачно заметила Тереза.- После трех вопросов, на которые не получила ответа, он громко простился: «сука, овца». Дословно, извините.
- О, прошу прощения за это говно. Извините, мадам Траплер, это я еще мягко о нем. Он не такого стоит. Вот про это мне и придется вам рассказать подробнее. Дело в том, что семейство Девиль далеко не простое. Когда-то в молодости, будучи заместителем мэра нашего городка, нынешний наш мэр не устоял от чар мадам Девиль. И попался не только в сладкие её объятия, но и в прямую зависимость от неё. Мадам Девиль оказалась по характеру дамой цепкой и рассчетливой. Сначала ему пришлось пристроить её на работу в мэрию ассистентом по культуре. Но, поскольку к культуре она не имела никакого отношения, а прямо скажем, и читала с трудом, как говорят некоторые её бывшие одноклассницы, то вскоре её пришлось переместить ассистентом по работе с населением, вот такая должность появилась в мэрии. Что уж там наработала мадам Девиль, мне трудно судить, но она исправно ходила на службу и получала заработную плату. А самым большим результатом её деятельности явилась акция, когда старушки нашего городка, любительницы вязания, под руководством мадам Девиль из мэрии, связали километр шарфов для деревьев и обмотали ими все стволы на набережной. Сберегли от мороза, который в ту зиму не состоялся. Ехидничал весь городок,- капитан развел руками.
- Опять же наши кумушки утверждали, что её связь с заместителем мэра не прекращалась вплоть до родов третьего сына в семье Девилей. Подтверждение стало убедительным по мере роста третьего сыночка. Уже в три годика, когда он появился в материнской школе, местные воспитательницы и некоторые родители перешептывались о несомненном сходстве ребёнка с заместителем мэра. Оба черненькие и мордатенькие, и даже левый темный глазик косит, как у подозреваемого папочки. И это при том, что сам Девиль - высокий, худой блондин, в которого и старшие сыновья уродились. А с младшим возникло подозрение даже у законного отца и его сестрицы. Она и подливала масла в огонь, принося пересуды в дом Девилей. Начались выяснения, семейные ссоры, потом стычки и даже побои, вот тут и городская полиция вынужденно подключилась, соседи вызвали. Слухи и до меня доползли. Вот в такой обстановке росли детки Девилей,- опять развел руки капитан Шрамм. Тереза поняла, что встретилась с настоящим профессионалом, прекрасно владеющим местной информацией. Капитан Шрамм продолжал рассказ, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы.
- Старший сын удался спокойным и рассудительным мальчиком, стал опорой отца, да и к матери нормально относился, помогал чем мог. О нем самое хорошее впечатление у всех его учителей сохранилось и в школе, и в лицее.
А вот средний сынок, Бенжамен, рос нервным и капризным ребенком. Младший увалень в полном его подчинении. Их так и прозвали в школе – Бэн и Дэн.
А когда заместитель мэра победил на выборах и стал мэром нашего городка, Бэну исполнилось уже двенадцать на тот момент, так он стал верховодить и более старшими подростками. Характер сволочной, - так его даже учительницы определяли. Подличал этот Бенжамен – Бэн вовсю, пакостил чуть не в открытую, а всегда умудрялся свалить вину на других. Изворотливый, лживый, жестокий, все мелкие городские пакости без него не обходились: то перевернут мусорные баки в ночь перед вывозом, то напишут ругательства на только что покрашенном доме, то цветы вытопчут, то воду в почтовые ящики нальют, словом, всего не перечислить. Пробовали говорить с мамашей по-хорошему наши городские полицейские, чтобы не поднимать шума. Так она тоже охамела окончательно и просто заявила с угрозой прямо в лицо: «Хотите работать в нашем городе, оставьте моих детей в покое».
И вот однажды в прошлом году дошли до меня слухи, что Бэн изнасиловал девчушку тринадцати лет. Она старшая в бедной семье – мамаша имеет четырех деток от четырех сожителей, живут на пособия и подачки. Девочка невзрачная, худющая, без силёнок, возможно, и голодная частенько, словом, жертву выбрал он продуманно – на лесть и обещанья клюнет, а жаловаться не станет. Всё так и случилось. Только слухи, не более. Ни она, ни мать ни звука не издали. А он разохотился, пакостник. Гормоны разыгрались, в мать пошел – такой же худой, но...- тут капитан вовремя остановился, чтобы не перейти на крепкое слово. Он покачал головой и посмотрел на Терезу долгим выразительным взглядом.
- У меня его мать, эта мадам Девиль, никакого уважения не вызывает. Я её и по школе знаю, как родитель. Её младший Дэн с моей старшей дочкой в одном классе учатся. Им сейчас по десять лет, и что дальше будет – страшно подумать. Дэн во всем подражает Бэну. А этот Бэн вскоре затащил опять новую жертву – точь в точь по тем же параметрам, как по наводке действует. Сначала разведает, приучит бестолковую малолетку, а потом… сами понимаете,- капитан горько усмехнулся и махнул рукой.- Ни заявлений, ни жалоб. Всё сошло с рук. Таких безответных семей у нас полно, безработица, пособия, почти нищета…
Тереза молча слушала прямые высказывания капитана жандармов, бессильного помочь жертвам юного мерзавца.
- И тут это убийство мадам Хет. Мы с одним городским полицейским, он мой друг, всё по камешкам проверили, каждую минуточку того утра проследили, с учетом того, что вдруг этот сморчок и тут проявился. Ну, и выявили его алиби. Не мог он ни один мост перейти – у нас там камеры видеонаблюдения стоят поблизости, мы проверили.
- Почему мост?- спросила Тереза.
- Так поселилась мадам Девиль с сыновьями в новом доме, недавно построенном новым мэром, жилье муниципальное. Занимают они самую комфортную четырехкомнатную квартиру, у каждого спальня. А дом стоит на левом берегу, и на правый, где жила убитая, ведут два моста, так на них и направлены камеры наблюдения, а другого пути через реку нет.
- Понятно. Значит, у Бенжамена Девиля есть алиби.
- Есть. Но тут еще одна неприятная подробность всплыла, вот, собственно, почему я и хотел до вашего сведения её донести. Дело в том, что по нашим агентурным данным, Бэн Девиль не только двух девчонок испортил, но и слабых мальчиков использовал. На отсос, если вы понимаете,- капитан брезгливо поморщился.
Тереза охнула и кивнула головой. Капитан продолжил:
- И вот тут свидетели есть. Он еще и унижать мастак, так не счел даже опасным для себя похвастаться перед своей бандой. И одним из его жертв и стал Лео Хет, сынок нашей убитой. И наша агентура подтвердила, что того так быстро стошнило, что вымазал двоих и получил от них взбучку, короче, еще и избили Лео. Вот такую связь с делом мы обнаружили. Что скажете, мадам Траплер?
Тереза так тяжело вздохнула и так мрачно посмотрела прямо в глаза капитану Шрамму, что тот решил почему-то извиниться:
- Вы уж простите за такие мерзкие подробности, но мне показалось… ну, в общем, может и пригодится вам…
- Не извиняйтесь, месьё капитан, трудно привыкнуть к мерзостям, но приходится с ними работать, такая уж у нас с вами участь. А в нашем деле всякая информация пригодится, тут вы абсолютно правы, и я вас благодарю за откровенную беседу.
- А с мэром не пробовали вы лично поговорить? - спросила она. Капитан безнадежно махнул рукой.
- Ну, наш мэр, может, и догадывается и знает о семействе Девиль, но там растет его тайный сыночек. Это уж стало почти явным, сходство и прочее. Хотя и поговаривают, что с мадам Девиль все отношения прерваны, но сын...У него в родной-то семье две дочери выросли, взрослые, одна уехала учиться, другая вышла замуж и тоже уехала, жена – старая некрасивая еврейка, а тут сынок, который старшего брата обожает.
Нет, с мэром бесполезно связываться.
- Тогда поработайте насчет наркотиков. Бенжамен Девиль лечился в Гражданском госпитале Страсбурга, есть медицинские документы о наркотической зависимости…
Капитан Шрамм активно закивал головой:
- Вот как раз эту линию мы сейчас и прорабатываем, мадам Траплер. Работаем по наркотикам.
- Ну, желаю удачи.- Тереза встала и почувствовала, как у неё закружилась голова и мгновенно пересохло в горле. Она еще хотела сказать добрые слова капитану жандармов, но язык как-то странно вспух. Тереза испугалась: «Еще не хватало грохнуться в обморок перед капитаном». Она скованно попрощалась и засеменила к выходу, сопровождаемая вежливым капитаном. Как назло, он проводил её до самой машины, а ей хотелось задержаться во дворе и подышать холодным воздухом. Тереза старалась не упасть и скрыть внезапное недомогание, поэтому прошаркала довольно быстро, хлопнула дверцей и сразу лихо тронулась, даже не глядя по сторонам.
«Еще и лихачка»,- решил капитан жандармов.
Тереза еле вела машину. Руки дрожали, в горле стоял сухой комок. Почти на автомате она свернула на дорогу, ведущую к её деревне. Инстинктивно ей хотелось защиты родного дома. Тереза, зябко поёживаясь, вошла в темноту настывшей прихожей. Ей захотелось смыть горячей водой мерзкий взгляд сволочного мальчишки, который словно налип на её кожу, очиститься от его грязных слов. Смыть то безысходное отчаяние, которое охватило её до дрожи от рассказа капитана.
Прямо в верхней одежде она прошла в ванную комнату, включила отопление на максимум и быстро разделась. Чередование холодной и горячей воды спазмами сжимало её тело, она вылила на себя полфлакона душистого геля, и постепенно пришло ощущение физической чистоты. Ароматный пар заполнил ванную комнату. Тереза расслабленно вдыхала запах тропических цветов, указанных на флаконе, и долго не могла выйти из-под душа. Головокружение и дрожание рук прошло. Тереза натянула толстый банный халат и минуту смотрела в запотевшее зеркало на бледное лицо. «Ужас»,- коротко заключила она увиденное.
Наконец она перешагнула через сброшенную одежду и вышла в холод гостиной.
Тереза прошла к камину и принялась растапливать его. Попутно она включила все электрические обогреватели на первом этаже, а также светильники в гостиной, и теплый воздух постепенно наполнял комнату. Камин требовал внимания, как капризный старик, то угасал полностью, то проглатывал кусок щепки и дымил. Тереза порядком намучилась с ним, пока наконец ровное тугое пламя охватило поленья.
Тереза закуталась в толстый плед, подтянула ноги в кресло и замерла, глядя на огонь.
Ей казалось, что она ни о чем не думает, а только видит, как трепещет пламя, как на поленьях полосами возникают нестерпимо огненные краски в ореоле темных полос.
Легкое потрескиванье и шевеленье огня погружали в блаженный покой. Пряный запах горевшего дерева медленно заполнял её легкие. Тереза всем существом чувствовала, как заработали все органы чувств, словно она избежала смертельной опасности, когда ни дышать, ни видеть не могла. Сейчас её тело оживело и согрелось. Тереза расслабилась, но не шевелилась.
Сколько она так просидела? Замедленные всполохи на прогоревших поленьях свидетельствовали, что не меньше получаса. Тереза вынужденно встала, охнув от затекшей ноги, и похромала за дровами в угол прихожей, куда она натаскала в прошлый приезд две корзины сухих поленьев. Она притащила полную корзину к камину и щедро навалила на головёшки самые ценные и любимые – буковые поленья.
Когда-то отец называл их долгоиграющими пластинками, вспомнилось ей.
Тереза налила бокал эльзасского вина медового цвета, сложный вкус которого требовал роскоши. Вино предназначалась для праздничных десертов. В былые времена в семье Траплер все пили любимый «гевюрцтраминер» с пирожными на праздники. После сытного обеда даже сестрам-девочкам отец разрешал по маленькой рюмочке. Уже двенадцать лет, как нет семьи у Терезы Траплер, но она держит в доме любимый «гевюрцтраминер» для грустных вечеров у камина в одиночестве. Пахучее вино напоминает об ушедших навечно родных.
Где-то далеко раздался призывный зов её мобильника. Тереза прислушалась, сообразила, что телефон остался в курточке, сброшенной в ванной на пол, но не стала даже вставать с кресла. Она по-прежнему неотрывно смотрела на огонь и потягивала вино из теплого бокала. «Пусть весь мир летит к чертям, я не уйду отсюда сегодня»,- подумала она и усмехнулась. Минут через десять жужжание мобильника опять вывело её из оцепенения, тогда она нащупала пульт телевизора и, чтобы заглушить зовущий телефон, включила какой-то канал.
На экране появился сказочный замок, перед которым порхали на цыпочках тоненькие девочки-балерины, и полилась нежнейшая мелодия флейты. Музыка плавно нарастала, юные балерины изящно кружились, и Тереза уже не могла отвести от них глаз. Потом радостно выскочила рослая балерина в розовой пачке и стала мощно прыгать по огромной сцене. Её взрослое лицо потрясающей красоты мелькало, летящие шаги на безукоризненных и удивительно длинных ногах приковывали взгляд. Она безусловно лидировала среди хрупких девушек, её грациозность, тщательно выверенная, поражала безошибочными жестами. И в то же время балерина так сливалась с музыкой, что создавалось ощущение, что музыка исходила от неё. Четыре прекрасных кавалера окружали розовую принцессу и танцевали с ней перед королевским двором, замершем в почтении.
Тереза тоже замерла и не сводила глаз с невесть откуда свалившейся на неё сказки. «Русский балет, - подумала она. - Такие красивые лица встречаются только у русских танцоров.» Тереза никогда не увлекалась балетом, видела его только по телевидению, фрагментами, но от её внимательного взгляда не ускользнуло, что русский балет не только вершина искусства, как признано знатоками, но и отличается настоящими красавицами, заметными на фоне остальных европейских танцовщиц. Естественная красота славянок у русских балерин приобретала возвышенную утонченность, перед которой меркли потуги европеек. Это особенно бросалось в глаза, когда русские балерины без макияжа давали краткие интервью по телевидению рядом с европейскими или американскими танцовщицами.
Тереза смотрела балетную сказку с возрастающим вниманием. На сцену выпрыгнул в летящем широком прыжке сильный принц в голубом. Его повороты и прыжки на безупречных ногах заворожили не только стайку легких девушек в зеленых балетных пачках, но и увлёкшуюся Терезу. Принц улетел, и фиолетовая добрая фея заняла центр сцены под нежную мелодию. Вдруг налетела злая ведьма в черном, вернее, это был черный демон. Его руки-крылья необыкновенной длины и ширины заняли все пространство, он яростно летал, размахивая мощными черными крыльями. Светлые девушки исчезли, остался шквал тревожной музыки.
Появилась прекрасная воздушная принцесса и уколола себя заколдованным веретеном. Под грустную мелодию четверо красивых юношей унесли заснувшую принцессу.
Второе действие началось с виолончельной мечты голубого принца: он плыл в серебряной лодке с голубой принцессой, и клубы голубого тумана свидетельствовали то ли о сне, то ли о мечте. Звуки виолончели и арфы погружали слушателей в глубины подсознания, и волшебный сон обволакивал их.
Тереза вспряла ото сна, как столетняя принцесса, только когда на сцене уже танцевали на свадьбе настоящей принцессы. Среди гостей оказались Красная Шапочка и Серый волк, окруженные юными ёлочками на тонких балетных ножках. Их сменили Кот в сапогах с кокетливой кошечкой, появился еще один принц в белом с хрустальной туфелькой, и воздушный танец девочек-цветов перешел в музыке в апофеоз весеннего счастья.
Тереза досмотрела до титров и убедилась, что не ошиблась: фильм-балет «Спящая красавица» снят французским телевидением в Москве в Большом театре на знаменитом спектакле Григоровича в 2011 году. Чайковский и Морис Петипа – имена упомянуты, Тереза их узнала в самом начале фильма и похвалила себя за хоть какие-то познания в самом аристократическом виде искусства – балете. Она почувствовала, что наконец морально очистилась от утренней грязи, вновь ощутила, что жизнь прекрасна, раз в ней есть великолепный классический балет.
Глава 9. Ламарк и экспертизы. Тереза и планы. 5 ноября 2019, вторник
Следственный судья Жоэль Ламарк получил во вторник утром 5 ноября 2019 года результаты второй судебно-медицинской экспертизы из Страсбурга. Первое заключение медэксперта, которое было сделано при осмотре трупа в день убийства, включало в себя выводы, что тело перемещено путем волочения, что на затылочной части обнаружены следы двух ударов округлым твердым предметом.
Далее по требованию следственного судьи труп перевезли в Страсбург для дальнейшей судебно-медицинской экспертизы. И, разумеется, потребовалось определенное время для её проведения и получения более детального заключения.
Токсикологическая экспертиза не выявила следов употребления наркотиков или алкоголя в организме убитой. Общая судебно-медицинская экспертиза представила ряд интересных фактов для следствия. Ламарк внимательно прочитал текст, сделал свой анализ заключений экспертов как следователь, сопоставил с обстоятельствами, выявленными в процессе расследования, и пришел к следующим положениям.
Жертва получила удар по затылку, когда стояла на нижней, четвертой, ступеньке высокого крыльцы. При её росте в сто семьдесят пять сантиметров удар должен был нанести человек, стоящий за её спиной на две-три ступени выше. Судя по размаху руки у него рост не превышает ста семидесяти сантиметров. Жертва падает лицом вниз на землю. Удар не смертельный. Жертва находится в бессознательном состоянии. Этим же орудием спустя не менее часа был нанесен второй удар, оказавшийся смертельным. Следы второго удара смещены вправо. Тело оставлено еще не менее чем на два часа в положении лицом на земле. Затем тело перевернули, развернули таким образом, чтобы за подмышки втащить тело на ступеньки. Следы, оставшиеся на подмышечных впадинах, свидетельствуют не только о постсмертельном перемещении, но и о недостаточной силе волочившего. Когда тело убитой было обнаружено, то оно находилось в таком положении: на верхней ступени располагалась голова, а ноги - на нижней ступеньке крыльца и на земле.
Следствие достоверно знало перемещавшего жертву: это сын убитой - Лео Хет. Мальчик одиннадцати лет, обнаруживший тело матери около девяти утра. Его пижама, запачканная в крови и грязи, мокрая от дождя, так же исследована и подтверждала его показания.
Два момента давали повод к дальнейшему размышлению следователя Ламарка. Первое – время между двумя ударами. По заключению экспертизы оно составило не менее часа. Значит, преступник не покинул место преступления на целый час? Или вернулся еще раз? Второе – то же самое орудие убийства. Значит, после первого удара преступник не избавился от него. Оставил на месте преступления и после воспользовался им еще раз и только тогда выкинул этот округлый увесистый камень, который так и не нашли. Оба момента показались Ламарку странными, нелогичными.
А собственная мысль, мелькнувшая в этот момент, не менее странной: убийца находился в этом доме всё утро. Ударил – упала – ушел – вернулся – увидел, что жива – добил – выбросил камень в речку – ушел. Жесточайшее хладнокровие.
«Впрочем, психологию оставим профессиональному психологу»,- подумал Ламарк и немедленно отправил акты экспертиз профайлеру Терезе Траплер.
Ему же как следователю предстояло сделать еще ряд распоряжений.
Во-первых, он подписал разрешение на похороны Цецилии Хет.
Во-вторых, обсудил с помощником дальнейшие следственные действия. Оба пришли к единому мнению, что преступник находится в ближайшем окружении жертвы, а возможно и до сих пор проживает в доме. Ламарк поручил вызвать всех могущих быть в доме в утро убийства на повторные допросы под протокол и запись.
Помощник занялся согласовыванием и вызовом свидетелей, а Ламарк – подготовкой к допросам. Он еще раз изучил показания свидетелей при опросе в первый день дознания. Если последовательность действий вырисовывалась более-менее определенно, то мотива преступления Ламарк всё еще не видел.
Зачем восьмидесятилетней соседке мадам Браер убивать Цилю Хет, если, по словам профайлера Траплер, она уже решила возникшие между ними разногласия и проблемы?
Зачем чете Рош прибегать к убийству? Чтобы скрыть свои махинации с платежами за воду в этом маленьком кооперативе? Суммы столь ничтожные, что даже за несколько лет накопилось всего около пяти тысяч евро. Вряд ли вполне состоятельные люди будут убивать из-за этого, тем более их возраст тоже перевалил за семьдесят.
Зачем молодой квартиросъёмщице Николь Дюлак убивать соседку? Хотя пока вообще неизвестно, были ли они знакомы только поверхностно в качестве соседей или у них было давнее знакомство. Необходимо выяснить.
Тот же вопрос о мотиве возникает и в отношении еще двух квартиросъёмщиков – месьё Шофнера и месьё Кухлера. Вот ими надо заняться в первую очередь, решил следственный судья Ламарк.
Еще один совладелец, Сильвен Фельдберг, вызывал у Ламарка сомнения. Он не подходит по росту – у него он не менее ста восьмидесяти, помнил Ламарк. К тому же во время опроса при дознании он показался следователю болезненным. Слабый, чуть слышный голос, неуверенные, даже странные жесты. Необходимо выяснить его физическое состояние и заболевания, отметил Ламарк. На время убийства Сильвен Фельдберг определенно находился в доме и никуда, по его показаниям, не выходил всё утро. Но мотив? Опять неясно, что он имел против этой мадам Хет.
Одним словом, мотив – движущая сила преступления – самое слабое место расследования на сегодня, думал Ламарк. Цель преступником поставлена – убийство Цецилии Хет. И цель достигнута. Именно физическое устранение жертвы является целью данного преступления, не спонтанное наказание виновной, а целенаправленное убийство, о чем и говорят две попытки его совершить – два удара. Жертву добили вторым ударом.
Попытки проникнуть в открытую дверь не было, никто посторонний не вошел в дом через заднее крыльцо после совершения убийства, следов проникновения не обнаружено, как и пропажи каких-либо вещей из квартиры. Сын убитой, по его словам, спал и ничего не слышал.
Итак, ответ на вопрос «для чего совершено преступление» имеется: для физического устранения Цецилии Хет.
А вот ответ на вопрос «почему совершено убийство?» пока неясен. Зачем убили Цецилию Хет? За что убили Цецилию Хет? То, что ответ находится в личности убитой, в её поступках, очевидно. Первая версия, которую выдвинул Ламарк еще в начале расследования, - версия личной мести - пока остается единственной.
Личность убитой – ключ к раскрытию этого преступления, не сомневался Ламарк.
Говорить о безмотивном преступлении в данном случае не приходится. Да и бывают ли безмотивные убийства? Был ли веский мотив у каждого из ближайших соседей жертвы, предстоит выяснить в ходе допросов соседей по дому.
Что касается дальних соседей, то их оказалось немного, потому что с левой стороны дома находится частная школа, которая была закрыта в пять часов утра.
С правой стороны имеется только один дом, занимаемый старой семейной парой.
По информации местных жандармов дом в то утро был закрыт, так как старики за несколько дней до убийства уехали в Тунис, к родственникам, на месяц, чтобы отдохнуть на нежарком солнце, как они обычно делают каждую осень. За их домом течет речка, и на другом её берегу находится еще один жилой дом, занимаемый пожилой парой, которые тоже были опрошены в первый день дознания. Они показали, что спали до семи часов и ничего подозрительного на улице не заметили. Окна, выходящее на угол дома жертвы, находятся в коридоре и на лестнице второго этажа, поэтому они редко в них смотрят. Напротив дома убитой идет шоссе, а за ним заброшенный глухой сад, так что свидетелей и с этой стороны не имеется.
«Ну, что же, возьмемся за ближайших соседей по дому понастойчивей»,- решил Ламарк и позвонил в жандармерию Монпи капитану Шрамму.
В это время, то есть в утро вторника пятого ноября, профайлер Тереза Траплер наметила добиться разговора с подростком – сыном Анн Хет, которая сказала Ламарку, что сын находится в частной наркологической клинике уже второй месяц.
По опыту работы Тереза Траплер знала, что выбраться из закрытого заведения так просто не получится даже у взрослого человека, не то что у подростка пятнадцати лет, поэтому в убийстве она его не подозревала. Разговор ей был нужен только из-за вопросов по поводу Бенжамена Девиля. Вчерашняя встреча уже не так остро царапала её, но сведения о проблемном подростке, полученные от капитана жандармов Монпи, не давали ей покоя и требовали немедленной реакции.
Проведя полдня, вечер и ночь в родном деревенском доме, Тереза успешно справилась с психологической встряской, которую получила в Монпи. Утром на рабочем месте в Страсбурге она активно заполняла файл промежуточного отчета профайлера: имеются основания предполагать, что убийство совершил подросток, склонный к правонарушениям сексуального характера, принимавший наркотики, проявляющий агрессию к слабым, развязный и грубый в поведении, провоцирующий конфликты в общении.
Тереза была полна решимости поговорить с юным Даниэлем, двоюродным племянником убитой, знавшим Бенжамена Девиля по совместному лечению в Гражданском госпитале Страсбурга. Сейчас Даниэль Хет находился в частной клинике, что намного затрудняло общение с ним, требовалось разрешение медиков.
Попытки договориться по телефону с главным врачом успеха не имели. Сначала в ответ на просьбу прозвучало категоричное «нет». Затем после объяснения всех обстоятельств, о которых Тереза кратко упомянула в рамках допустимых полномочий, главный врач неохотно вроде бы дал согласие, но только при условии сначала проконсультироваться со специалистами - юристом и, главное, с лечащими этого пациента психиатром и наркологом. Большего он обещать, по его словам, не мог. И когда состоится желаемая встреча, не смог уточнить. Тереза поняла, что ей ничего не добиться в ближайшее время.
Оставался только один выход – прибегнуть к авторитету её шефа, мадам Борн, той самой горгонзоллы, которая в такие трудные моменты становилась полезной. «Придется идти на поклон,- недовольно морщилась Тереза,- просить о помощи. Таких связей, как у горгонзоллы, у меня нет и никогда не будет, к сожалению. Ладно, потерплю, главное – результат, а встреча с подростком крайне желательна.»
Еще один мальчик находился в поле внимания Терезы – сын жертвы. Тереза позвонила в социальную службу, чтобы поговорить с психологом, работающим с ним со дня убийства, и договорилась о встрече, а также узнала, что похороны Цецилии Хет назначены на завтра, шестое ноября. Месса состоится в одиннадцать часов в приходе, где проживала мать убитой, захоронение там же на кладбище при храме.
Глава 10. Похороны Цецилии Хет
Кладбища Страсбурга в последние годы приобрели необыкновенную роскошь. Гранитные надгробия значительно расширились как по площади, так и в цене. Если в прежние времена семьи обходились полосами камня шириной в метр, то теперь заказывают целые площадки. Нередко с гранитыми выступами для горшков с цветами. Проходы между могилами таким образом полностью исчезают, они превращаются в гранитые ступени. С одной стороны, это и хорошо, потому что ни травинки. Усилия родственников по уходу за могилами упростились. Похоронный бизнес процветает. Есть в нем и своеобразная мода.
Тереза столкнулась на собственном опыте со всеми тонкостями кладбищенских обычаев, когда двенадцать лет назад начала ухаживать за могилами рано ушедших родителей.
Сегодня Тереза Траплер шла на кладбище по долгу службы. Похороны жертвы жестокого убийства Цецилии Хет должны состояться в католическом приходе её матери в пригороде Страсбурга. Семидесятилетняя мать хоронит пятидесятилетнюю дочь. Единственную дочь. Тяжелая жизненная ситуация.
Тереза не думала, что убийца придет на похороны. Это только в детективных сериалах часто встречается. Лично у неё, профайлера жандармерии, возникла идея оказаться поближе к закрытому подростку – сыну покойницы Лео. Совместно пережитая нелегкая процедура похорон, по её мнению, поможет Терезе в дальнейшем общении с ним. Мальчик должен увидеть её сегодня среди провожающих в последний путь его мать. Разговаривать с ним в день похорон Тереза, разумеется, не собиралась.
Поминальная месса назначена на одиннадцать часов. Тереза увидела, как у ступеней небольшого храма собрались несколько человек в ожидании машины-катафалка. Тереза издали сразу узнала мать и сына Цецилии Хет, окруженных близкими. Никого из них Тереза пока не знала лично, поэтому сочла возможным остаться в отдалении. Ей хорошо видно, как величава и статна мать покойницы Иветта, почти на голову возвышавшаяся над родственниками. По-прежнему прямая спина и медленные повороты длинной шеи в черном тонком свитере. Её невозмутимое лицо белело издали. Из-под небольшой черной шляпки на щеки аккуратно спускались седые прядки короткой стрижки каре. Черная одежда только подчеркивала её врожденную элегантную красоту.
Рядом с ней сгорбленная маленькая фигурка мадам Угс контрастировала не только ростом, но и суетливыми мелкими движениями. Она то потирала свои ручки в черных тонких перчатках, то переступала черными туфельками на каблуках, делала пару-тройку мелких шажков и возвращалась на прежнее место слева от величаво неподвижной Иветты, словно боялась потерять насиженное место.
За правым боком бабушки, вернее, даже за её спиной справа, Тереза заметила поднятые до ушей узкие плечики мальчика. Он вжал голову между ними и не поднимал глаз. Ни одного взгляда на окружающих. Тереза явно увидела застывшую скованность подростка.
Пожилая пара стояла перед Иветтой. Чуть наклонившись к ней, они что-то говорили по очереди. Дама в черном держала обеими руками перед животом дорогую кожаную сумочку, а старик сдержанно жестикулировал. Тереза поняла по позам и жестам, что они в чем-то убеждали Иветту Хет. Судя по всему это и есть ближайшие родственники – старший брат мужа и его жена. Точнее Тереза узнает, когда все займут свои места на мессе.
Поодаль стояли кружком четверо старушек и тихонько разговаривали.
Появился черный мерседес похоронного бюро. Четверо служащих в униформе умело поставили гроб на специальную подставку и покатили его внутрь храма. Все медленно вошли следом. Гроб установили в конце центрального прохода перед алтарной площадкой. Тереза прошла до первой трети длинных скамей и заняла место справа от прохода, чтобы сбоку наблюдать за ближайшим окружением Лео.
На первой скамье слева перед кафедрой священника по традиции сели ближашие родственники – мать и сын мадам Хет, рядом худенькая неприметная дама, которую Тереза заметила только сейчас и поняла, что она и есть кузина Анн Хет. На второй скамье за спиной у Иветты села пожилая пара – деверь и его жена. Третья скамья оказалась занятой крошечной старушкой мадам Угс. Три старых дамы разместились за ней на четвертой скамье. Скорее всего, подруги-соседки мадам Иветты, не жалующие её домовладелицу мадам Угс. На этом ближайшее окружение покойницы закончилось.
Тереза и еще две старушки заняли места через проход на правой половине, и это свидетельствовало, что они являются посторонними для родни усопшей. Всегда на заупокойную мессу ходят старые любительницы подобной церемонии. Обычно они -верные прихожанки. Тереза не вызвала ничьих любопытных взглядов, она умела быть незаметной.
Торопливо прошла по проходу пожилая дама в светлом кардигане и, кивнув направо и налево, уселась за пианино. Под её беглыми и уверенными пальцами зазвучала печальная мелодия. Из-за алтаря вышли две худенькие блёклые старушки-певчие и сели на первую скамью справа.Через минуту из-за алтарной двери слева появился молодой священник в простой темной рясе и поправил микрофон на узкой трибуне. Высокий темнокожий кюре оглядел собравшихся и кивнул пианистке. Музыка утихла. Месса началась традиционно с реквиема «Покой вечный даруй им, Господи».
Тереза слушала приятный голос молодого кюре и внимательно наблюдала за Лео Хет. Мальчик укрылся за плотным боком бабушки, но его профиль Терезе был виден.
Он втянул голову в плечики и смотрел вниз, лишь раз бегло взглянув на кюре. Его правое плечо касалось спины бабушки, а левым он несколько раз нервно дернул, стараясь увернуться от соседства двоюродной тёти Анн Хет. Она чуть сдвинулась, и в результате между ними образовалось свободное пространство. Лео перестал дёргать плечом, но не выпрямился, а всё так же сутулился.
Тереза задумалась, к какой церкви принадлежал мальчик. По матери француз и католик или по биологическому отцу еврею он мог исповедовать иудаизм. Был ли он крещен? Или обрезан? Данных у Терезы пока не было. Она подумала, что мальчик вообще далек от любой религии и церкви. Вряд ли Циля Хет была озабочена его религиозным воспитанием. На ход службы и слова кюре мальчик никак не реагировал. Его бледный нос всё так же свисал вниз, а узкие плечики напряжены и подняты почти до ушей.
Кюре произнес несколько слов о том, что в их общине девочка Циля Хет прошла конфирмацию и сюда же вернулась, чтобы проделать последний путь ко Христу. О её греховном жизненном пути кюре не сказал ни слова. От имени родственников встала кузина Анн. Племянник проводил её взглядом даже с поворотом головы. Лео впервые поднял голову и напряженно вытянул шею. Кузина Анн заняла место на трибуне и беспомощно покрутила микрофон, пытаясь его склонить под свой малый рост. Всем была видна только её голова, худенькое тельце полностью скрыла трибуна. Поскрипев микрофоном, Анн тяжело вздохнула прямо в него и тусклым голосом начала свое выступление со слов о том, как они в детстве вместе с кузиной Цилей с удовольствием посещали этот храм и какой красивой девочкой Циля в двенадцать лет приняла конфирмацию и вошла в большую и дружную католическую семью данной общины. Потом кузина Циля уехала далеко на юг и редко посещала родной город. Недавно она вернулась в родные края и, если бы не трагический случай, вновь часто посещала бы этот храм. «Мы все надеемся на милость Господа»,- закончила свою речь Анн глухим невыразительным голосом и торопливо поспешила на своё место. Мальчик Лео расслабился, ссутулился и опустил нос вниз, чтобы не встречаться более ни с кем взглядом. Две певчих от имени общины попрощались исполнением коротенького и незнакомого Терезе псалома слабыми старческими голосками, почти заглушаемыми звуками пианино.
Дальше церемония закончилась обычным образом благословения в последний путь. Святой водой из чаши обмакнули кисть, и все по очереди подходили ко гробу, чтобы взмахом мокрой кисти сделать прощальный крест над телом. Ни мать Иветта Хет, ни сын Лео Хет, ни прочие родственники не оросили слезами прощание с Цилей Хет.
Спокойные их лица показались Терезе бесчувственными масками.
Тихие родственники несколько оживились на паперти, когда брали из ведра приготовленные заранее белые розы с обрезанными шипами.
У развёрстой могилы их осталось только шестеро. Тереза стояла в стороне на другом проходе, откуда и наблюдала дальнейшее. Никто не обращал на неё внимания. Служащие похоронного бюро и молодой кюре отошли в сторону, предоставив последний жест прощания родственникам. Вот мать первой бросила на гроб белую розу, наклонилась, взяла горсть земли и мягким жестом бросила её на крышку гроба.
За ней сын покойной Лео Хет бросил розу, потом присел на корточки и оттуда столкнул левой рукой комочек земли, выпрямился и повернулся, уступая место дяде. И в этот момент, когда Лео Хет оказался лицом в сторону Терезы, она заметила его улыбку. Мальчик улыбался кривой улыбкой. Уголки тонких губ опустились и сразу же растянулись, обнажив желтоватые мелкие зубы. Нос Лео не свисал больше вниз. Тереза заметила на тонкой шее мальчишеский небольшой кадык.
Но более всего её поразила осанка Лео Хет. Он распрямил плечи и выгнул грудку. Подбородок мальчика вздернут. Его руки свободно свисали, а левую ладонь он вытирал о штанину черных джинсов. Он пошел по дорожке один, не ожидая окончания погребения и не оглядываясь. Тереза смотрела, как он спокойно и уверенно вышагивал, не сутулясь и не горбясь, и даже руки не засунул в карманы по мальчишеской привычке. Тереза шла за ним по другой дорожке чуть отстав. Впрочем Лео ни разу не оглянулся до самого выхода с кладбища. Выйдя за ворота, он впервые слегка повернул голову в сторону Терезы, и Тереза вновь увидела его победную кривую улыбку. Он ухмылялся. «Вот как называется его улыбка», -подумала в этот миг Тереза. И сразу молнией возникло: «Это он».
Тереза даже остановилась, словно споткнулась о такую несуразную, невероятную мысль. Невозможную. Стараясь не смотреть в сторону мальчика, Тереза двинулась к своей машине на непослушных ногах. Высокие каблуки впервые мешали ей. Она вдруг почувствовала себя уязвимой на них. Она чувствовала на своем затылке взгляд Лео Хет. Она чувствовала себя объектом наблюдения. И теперь ей хотелось инстинктивно приподнять плечи и втянуть голову, защищаясь от всех. Тереза неловко рылась в сумочке в поиске ключа, неловко втиснулась на сиденье и хлопнула дверцей.
И только теперь, очутившись в собственной машине, ощутила её спасительную помощь. Тереза откинулась на сиденье и перевела дыханье. Она поняла, что к стрессу подключились гормоны климакса. Сухая гортань и дрожанье пальцев – верные климактерические признаки. Тереза мгновенно раздражалась еще более при их появлении.
Поворачивая из улицы в улицу, Тереза выбралась на знакомый проспект и почувствовала, как напряжение отпустило её тело. Она уверенно ехала по привычной дороге на службу. Ей нужно как можно быстрее очутиться перед рабочим компьютером, обдумать и сформулировать возникшее подозрение.
Тереза тенью скользнула по пустым коридором в своё крошечное бюро, радуясь обеденной пустоте их отдела. Ничто не отвлекло её от упорной мысли, которая наконец-то оформилась в точную развернутую фразу. Тереза создала новый файл под названием «Лео Хет» и принялась набирать текст как профайлер – с анализом всех данных и наблюдений.
Она работала, не отрываясь часа два, когда открылась дверь её бюро и уверенно вошла мадам Борн. Шефиня, и не подумав извиниться за внезапное вторжение, внимательно вгляделась в лицо Терезы и тут же выдала:
- Определились? Кто?
Тереза поняла, что мадам Борн по каким-то, только ей известным признакам, уловила состояние Терезы и даже более – её мысли. «Да, эта горгонзолла – потрясающий профессионал, считывает всё»,- подумала Тереза и отвела взгляд от шефини. Тереза встала, вышла из-за рабочего стола, молча и осторожно обошла мадам Борн, вытащила из шкафчика припрятанную пачку сигарет.
Тереза не курила регулярно, но иногда в тяжелые минуты в одиночестве позволяла себе выкурить полсигареты. В последние полгода она не курила совсем. Даже в деле серийного убийцы она не выкурила ни одной сигареты. А тут ей вдруг с невероятной тягой к забытому вкусу захотелось затянуться поглубже и выдохнуть струйку дыма прямо в лицо красавице-шефине.
Мадам Борн, слегка поворачиваясь, неотрывно и молча наблюдала за движениями Терезы. Ей хватило выдержки, чтобы не торопить Терезу с ответом. Она стойко выдержала и дым в лицо. Её внимательный взгляд не выразил ни грана огорчения.
Мадам Борн выдержала всё и услышала наконец главное:
- Сын,- произнесла Тереза спокойным низким голосом.
Красиво очерченные модные брови мадам Борн дрогнули, расширились прекрасные синие глаза и пухлые губы в самой дорогой, почти незаметной, помаде слегка приоткрылись:
- Ох, черт!
Они неотрывно смотрели в глаза друг другу. Узкие темные, в тяжелых веках – у Терезы и большие, с яркой синей радужкой – у мадам Борн. Красавица первой отвела взгляд, прищурилась и сморщилась как от боли:
- Ой, что сейчас начнется! Бедный Ламарк!
Тереза поразилась еще раз: они думали с горгонзоллой абсолютно одинаково и в первую очередь подумали не о бедном мальчике, а о следователе Ламарке. Именно эту фразу прошептала Тереза, когда опомнилась в машине по дороге с кладбища.
Теперь они обе ясно представляли себе, что ждет следствие по делу с подростком-преступником. Такое и врагу не пожелаешь. Ювенильная юстиция Франции во всей красе и силе встанет перед следственным судьей Ламарком.
Голос мадам Борн вмиг стал командным:
- Вы ему уже позвонили?
Тереза отрицательно помотала головой.
- Немедленно звоните! А мне – вашу распечатку файла сейчас же! Пусть как есть – в черновике,- быстро проговорила мадам Борн.
Тереза кивнула и еще раз внимательно посмотрела в синие пронзительные глаза:
- Помогите Ламарку, прошу вас.
Глухой низкий голос Терезы не выдал её чувство тревоги за Щенка. Но обе понимали, что её просьба о помощи молодому следователю многого стоит для Терезы.
Синий взгляд потеплел, как и голос:
- Разумеется, мадам Траплер. Сделаю всё, что смогу. А вы, кстати, пообедали? Нет? Тогда идите, вы на сегодня свободны. Спешить нам теперь некуда. Будем разбираться тщательно и не спеша, не правда ли? Жду распечатку!- и мадам Борн выпорхнула из кабинетика, оставив шлейф дорогих духов.
Глава 11. Ламарк делает выводы. 6 ноября 2019 года, среда
В этот день, 6 ноября 2019 года, следственный судья Ламарк и жандармский капитан Шрамм в помещении жандармерии Монпи наметили произвести полноценные допросы трех человек, находившихся в доме жертвы в момент убийства.
Капитан Шрамм подготовил и проверил техническую сторону для видеозаписи лично. Его беспокоило состояние микрофонов и камер в устаревшем оборудовании, почти готовом к демонтажу в связи с переездом в новую жандармерию городка. Капитан надеялся получить новейшее оборудование в ближайшее время. Но, как оказалось, преступление не дождалось новоселья, а совершено в самое неподходящее время.
Убийство в тихом городке с шестью тысячами жителей быстро стало горячей новостью для жителей и головной болью для жандармерии. В подчинении у капитана Шрамма находилось всего трое жандармов, из которых молодая и бестолковая обжора ни грана пользы не привносила в работу, а избавиться от неё не было возможности: она имела протекцию и к тому же гендерная политика служила ей верной защитой.
Два молодых жандарма, вполне сообразительных и адекватных, были капитану верной опорой во всех текущих делах, но убийство – случай особенный. Капитан Шрамм с первой минуты взял всё на себя и в настоящее время работал со следственным судьёй Жоэлем Ламарком со всей ему присущей тщательностью.
Он добывал сведения о жильцах злополучного дома, которые незамедлительно передавал следователю Ламарку. Оба надеялись, что сегодняшние допросы внесут ясность и укажут на факты, изобличающие преступника.
Ламарк прибыл в жандармерию городка Монпи без четверти восемь. Капитан Шрамм уже был на рабочем месте. Они встретились как хорошие знакомые, тепло расположенные друг к другу. Не только совместное дело сблизило их, но и что-то такое, что трудно обозначить. Пожалуй, лишь слово «симпатия» подходит в этом случае. Уже через пару встреч они почувствовали симпатию и взаимное уважение. Общались они легко и к настоящему времени с полуслова понимали один другого.
Капитан Шрамм показал Ламарку допросную комнату, находившуюся в торце здания. Маленькая узкая комнатушка с крошечным окном высоко под потолком напоминала подвальное помещение, хотя находилась на одном уровне с остальными помещениями единственного этажа. Посредине стоял голый металлический стол, накрепко закрепленный к полу. Три пластиковые стула окаймляли его и белым цветом вносили хоть какой-то уют в невзрачную серую комнату, освещенную точечными лампами в потолке.
- Можно сказать, мой персональный кабинет, я частенько здесь работаю в одиночестве,- улыбался капитан Шрамм,- к тому же здесь в летнюю жару самое комфортное место.
- Да уж, теснота у вас явная. Надеюсь, что в новой жандармерии тебе выделят приличный персональный кабинет и ты пригласишь меня на новоселье? - улыбнулся в ответ Ламарк.
- Обязательно и с превеликим удовольствием,- расплылся в обаянии капитан Шрамм.
Оба не сомневались, что так и случится. Их симпатия была искренной и взаимной,хотя личное знакомство состоялось всего несколько дней назад по служебной необходимости.
Первым свидетелем на восемь часов должен явиться Даниэль Кухлер. В окно жандармерии они увидели, как к калитке подошел худощавый человек в светлой тонкой куртке. Капитан Шрамм заметил:
- Точность и аккуратность у Кухлера явно выпирают, с весны до поздней осени во всем светлом, белые джинсы безукоризненной чистоты даже в дождливые дни, а как он благоухает парфюмом… Сейчас нанюхаемся, сами убедитесь, месьё судья.
Кухлер сверил время по своему мобильнику и спустя минуту нажал кнопку вызова на калитке.
- Ровно восемь. Он и в кафе является точно к открытию на свой обязательный утренний кофе,- продолжил капитан Шрамм.
- Точность – это хорошо, посмотрим, насколько она будет нам полезна в данном случае, - ответил Ламарк.
Капитан Шрамм в качестве хозяина вежливо встретил господина Кухлера и проводил его в допросную комнату. Даниэль Кухлер спокойно обвел взглядом помещение, сел и остался с прямой напряженной спиной, спрятав руки на сомкнутых коленях под столом. Капитан Шрамм и следственный судья Ламарк расположились за столом и переглянулись. Они заранее договорились, что начинает задавать вопросы Ламарк, а капитан может подключиться в любой момент по ходу.
«Явно не собирается сообщить нам что-то новое, отличное от его краткой первичной беседы с капитаном в день убийства,- оценил позу Кухлера внимательный Ламарк. - Значит, начинаю в лоб и в темпе»,- определился с тактикой следователь.
Ламарк выложил свои длинные руки на стол и сплел пальцы, чуть наклонился в сторону допрашиваемого, который следил за каждым его жестом. Ламарк с легкой улыбкой и самым приятным голосом сообщил Даниэлю Кухлеру, что допрос его как свидетеля – официальный, под камеру и запись, поэтому он надеется на полные развернутые ответы по существу. Кухлер кивнул. Ламарк начал атаку.
- Вам нравилась Цецилия Хет?
Светлые, тщательно подстриженные бровки на морщинистом лбу сдвинулись, бледно-голубые глазки Даниэля Кухлера расширились в искреннем удивлении:
- Что? Мне? Нравилась? Да помилуйте! Как мне может нравиться эта неуклюжая дылда?! Эта старая курица?! - возмущенно выдохнул от неожиданного вопроса Кухлер и даже вытащил с колен ухоженные руки и развел их над столом. На Ламарка повеяло дорогим кремом для рук. - Простите, нехорошо так о покойной,- спохватился месьё Кухлер.
- Зато искренне,- дружески улыбнулся Кухлеру капитан Шрамм.
- Да, мы рассчитываем на вашу искренность в первую очередь,- подхватил Ламарк.- Тогда расскажите, почему вам не нравилась мадам Хет? Что именно вам не нравилось в ней?
- Ну, ничего против неё я не имею вообще-то. Просто она не в моем вкусе, понимаете. Не привлекла моё вниманье. Как женщина, я имею ввиду. Если вы про это спрашиваете, конечно,- замялся Кухлер.
- Про это. Поподробнее, пожалуйста. Итак, вам не нравилась ее внешность,- перешел на нейтральный тон Ламарк.
- Да какая там внешность. То, что от неё осталось, ведь ей за пятьдесят,и это видно. Идет-сутулится мне навстречу, длинными ногами загребает, шаркает даже, ну, неуклюже так, некрасиво, попросту говоря. И вниз всегда смотрит, под ноги, и это при её-то росте. Пройдет мимо – дешевым парфюмом обдаст, вульгарным. Мы ведь только здоровались мельком при случайных встречах у дома как соседи - и всё. Никаких разговоров у нас с ней не было никогда. Тут мне сказать вам нечего,- Даниэль Кухлер был доволен собой. Ему показалось, что он достойно отвечает и допрос вот-вот закончится.
И тут включился капитан Шрамм:
- Ваши два окна, те, что выходят в сад, расположены довольно близко от столика, за которым в хорошую погоду мадам Хет ужинала. Чаще всего с сыном, разумеется. Но, вероятно, случались и знакомые её за тем столиком. Вы могли слышать кое-что совсем случайно, сами того не желая, из открытого окна вашей кухни, к примеру. Припомните что-нибудь, пожалуйста, нам важна для следствия каждая деталь.
- Да помилуйте, как я мог что-то услышать случайно?! Да зачем мне слушать эту дылду? - белёсые бровки Даниэля Кухлера опять вздёрнулись, на лбу сдвинулись две глубокие морщины и седой ёжик волос зашевелился. Недоумевал он так искренне, что капитан Шрамм решил уточнить вопрос:
- Ну, кого-то из посещавших мадам Хет вы могли видеть во дворе, пусть мельком, с кем-то она могла общаться на ваших глазах, пусть мимолетно. Припоминайте, пожалуйста, месьё Кухлер. Помогите нам в расследовании, нам важны любые детали.
- Вот разве что помочь в расследовании...- задумчиво протянул месьё Кухлер, и его бровки сошлись на переносице.- Ну, припоминаю одну дамочку, видел мельком пару-тройку раз во дворе, когда она парковалась. Машинка неприметная, не новая. Дамочка мелкая, худая, такая же неприметная, как её транспорт. Кстати, я давно заметил, что серенькие дамы выбирают серые неприметные машины, под стать себе. Вы не обращали на это внимание, господа? А молодые красотки разъезжают то на желтом, то на бордовом, то на мини-англичанке сливочно-шоколадного тона...- Даниэль Кухлер слегка улыбнулся. Его поношенное лицо, несмотря на хороший парфюм и уход, резко отреагировало даже на слабую улыбку глубокими морщинами. - Впрочем, вас интересует номер автомобиля, а вот тут я пас. Никогда не запоминаю цифры. Уж простите за столь скудные сведенья, но ничего интересного припомнить не могу,- месьё Кухлер развел руки с ухоженными ногтями и приподнял узкие плечи.
- Как вы узнали об убийстве мадам Хет? - спросил Ламарк. Месьё Кухлер перевел на него блёклый взгляд и оживился.
- О, вот тут мне повезло! Я как раз выходил, как обычно, к девяти, на утренний кофе, пью его всегда в кафе, я, знаете ли, в этом отношении привержен старым традициям – пить утренний кофе не у себя в кухне, а в настоящем кафе – наслаждаясь, не спеша, на привычном месте за столиком, переброситься парой фраз с барменом, со знакомыми – вот истинный вкус жизни, скажу я вам… Так вот, спускаюсь я по лестнице в нашем подъезде и вижу, что дверь в квартиру мадам Хет открыта нараспашку, голоса за дверью, и тут выводят две дамы мальчика во всем золотистом – этой шуршащей бумагой укутали его и между собой повели. Я приостановился, их пропустил. Спрашиваю, что случилось. Дамы молчат. Сын мадам Хет даже не взглянул на меня, тоже молчит. Я за ними иду, а во дворе молодая жандармша у крыльца стоит, я спрашиваю у неё потихоньку, да что случилось с мальчиком-то? А она в ответ тоже тихо: «С мальчиком ничего не случилось, а вот мать его убили». Оглянулся, а во дворе на парковке машина жандармов и еще какие-то служебные. В общем, узнал из первых уст, что называется,- довольным голосом закончил месьё Кухлер.
- Какие отношения, на ваш взгляд, были у мадам Хет с сыном? - спросил капитан Шрамм.
- Ничего сказать не могу об этом. Не видел, не слышал ничего особого. Мальчик мадам Хет такой тихий, незаметный, никаких от него неприятностей у нас, соседей, никогда не было. Вот о детях прошлых жильцов, Девиль их фамилия, я порассказать могу много чего. Их трое, представляете, три подростка, а росли у меня на глазах – шумные, вечно малой орал, средний пакостил, то соседу на грядку с салатом написает специально, да еще и младшего заставляет делать то же самое, утром вылезут из спальни в окно и на грядки, и давай поливать – вот это я видел своими глазами. А как орали, когда в футбол играли, да еще приятелей наведут и давай носиться по саду, лазили по деревьям круглый год, и ветки ломали, и ножичком стволы резали, цветов не было – всё вытаптывали, как стадо слонов, словом, хлопот и неприятностей с этими деточками всем хватало. И ничего сказать было невозможно – там мама неадекватно реагировала, так мы, все соседи, и помалкивали, терпели, куда деться… После развода, когда они съехали, мы все вздохнули с облегчением. А когда въехала новая мадам с сыном-подростком, я лично не ждал ничего хорошего. Думал, искренно вам говорю, что и один мальчик может навести приятелей да такого безобразия наделать, что и троим не снилось. Ну, смотрю, а мальчик тихий попался – не слышно-не видно, никаких школьных приятелей за два года около него я не видел, да и самого-то встречал очень редко, издали, в основном в машине, когда мать его отвозила в школу. А какие отношения у них с матерью - понятия не имею, не слышно-не видно, думаю, ничего особенного, обычный спокойный ребенок, без хлопот. Сидел, скорее всего, целыми днями в интернете, играл потихоньку. Вот и всё, что могу сказать по этому поводу, - месьё Кухлер опять развел руками. Он давно расслабился, оперся о спинку стула, закинул ногу на ногу и свободно жестикулировал.
Ламарк внимательно следил за его телодвижениями.
- Значит, сын мадам Хет учился не в соседней школе, которая находится впритык к вашему дому? - заметил Ламарк.
Месьё Кухлер задумался:
- Припоминаю, что в самом начале, вскоре после их появленья у нас, я видел, что она отводила в эту школу своего мальчика. А вот потом она стала его отвозить на машине в ту школу, что подальше, у церкви святого Луки. Хотя и до неё рукой подать, мог бы и сам дойти. Впрочем, сейчас то ли мода такая, то ли требование педагогов, но родители отводят детей лично. А мадам Хет поспать любит, вечно опаздывает, вот и в машину сыночка подгоняла. Я как раз в это время обычно выхожу по утрам, видел не раз, как она частенько нервничала, покрикивала на него. А соседняя школа – частная, платная. А та школа, что у церкви, бесплатная. Мадам Хет особых средств не имела, судя по её нарядам и подержанному рено старой модели, так я вам скажу.
- А как они одевались, на ваш взгляд? - уточнил Ламарк.
- Безвкусно, если одним словом. Мадам Хет модницей назвать трудно, донашивала.
Да и выбор никакой – ни стиля, ни вкуса – так я вам скажу. И сына одевала так же – неприметно, чисто и ладно. Ничего особенного, дешево, одним словом.
- Месьё Кухлер, кто, на ваш взгляд, мог желать зла мадам Хет до такой степени, чтобы убить её? - спросил Ламарк.
- Представьте себе, я сам думал по этому поводу. И, мне кажется, что не наши жители это совершили. За неполные два года, что мадам Хет проживала в нашем городке, знакомых у неё случилось немного. Ну, там мамаши-папаши, которые так же водят детей в школу, не больше. Болтают в школьном дворе, когда детей ждут. Вот и все знакомства, я думаю. В доме у неё гостей не бывало, насколько я знаю. Ни вечеринок, ни пышных дней рождений она не устраивала. Значит, враги у неё из того места, откуда она прибыла к нам. Точно её прежнего места жительства я не знаю, говорят, из Тулузы приехала. Вот и думаю, что её кто-то из тамошних и прикончил. Не хочу ничего плохого о покойнице говорить, но говорят, что она из бывших проституток. Видать, по молодости этим делом занималась. Криминальная среда,сами понимаете,- месьё Кухлер заговорщицки подмигнул капитану Шрамму и покивал головой.
- Может, случайно видели какую-то машину из южного региона в вашем дворе, могла парковаться у вас, двор у вас шикарный, парковка на десяток машин и это в центре города. Вы могли обратить внимание на номера, марку автомобиля? - капитан Шрамм доброжелательным тоном создавал атмосферу взаимного доверия и интереса.
- Если бы я обращал внимание на номера… но у меня нет такой привычки, с цифрами не дружу. Да и вообще с техникой. Вот и марки машин не запоминаю, так, изредка на цвет могу вниманье обратить, или если модель какая-то особенная, антикварная, например. Ничего такого особенного у нас во дворе я не замечал, никакие раритеты у нас не парковались. У нас, кстати, на въезде знак висит, что частная стоянка, хотя некоторые молодые мамаши его игнорируют, когда за детьми в соседнюю школу приезжают. Вот они нам досаждают, яму в дождь так разъездят, что лужа полдня стоит, обходить приходится,- заворчал месьё Кухлер по-стариковски.
- Владельцы вашей квартиры – семейная пара Рош. Каковы ваши взаимоотношения?-
перешел Ламарк к следующему пункту своего плана допроса.
Даниэль Кухлер слегка улыбнулся:
- Позвольте не согласиться с вами, господин следственный судья. На самом деле владельцем моего жилья является мадам Рош, а её муж Иван – просто выполняет всё, что она ему скажет. Именно с ней, с мадам Рашель Рош, я решаю все свои проблемы, когда они возникают по квартире. Она принимает решения, а Иван их исполняет. Но у меня прекрасные отношения с обоими стариками. Уже много лет, точнее больше двадцати лет я проживаю в этой квартире. Пока всё меня устраивает. Никаких проблем с собственниками жилья не возникало, так я скажу. Но я бы никогда не выбрал в партнерши мадам Рош, а тем более в жены. Её властность, её практичная хватка у меня вызывает отвращение, я ненавижу женщин такого типа. Бедный месьё Иван, мне всегда его становится жалко, когда я слышу, как разговаривает с ним его жена, а он, как будто эхо, повторяет за ней все слова. Жалкое зрелище, скажу я вам. И так много лет, всю жизнь! Вот ужас! Избави боже от такой женушки!
- Не замечали ли вы конфликта между мадам Рош и мадам Хет? Каковы, на ваш взгляд, были их отношения? - продолжал Ламарк.
- Думаю, мадам Рош уклонилась бы от любого конфликта, она - женщина хитрая и практичная, конфликт ей невыгоден, она умеет своего добиться тихой сапой и чужими руками, так я вам скажу. Следовательно, ничего не знаю об их взаимоотношениях в подробностях, а на людях даже громких разговоров не вели эти дамы, поэтому трудно сказать, что было у них на уме.
- Благодарим вас, месьё Кухлер, за разговор,- вежливо стал прощаться Ламарк.- Вы как раз успеете к вашему утреннему обычаю, к девятичасовому кофе в любимом кафе.
Хорошего дня!
Когда месьё Кухлер покинул жандармерию Монпи, следственный судья Ламарк и капитан Шрамм кратко обсудили его показания и пришли к выводу, что чистенького и душистого престарелого эгоиста следует исключить из числа подозреваемых.
Капитан Шрамм, улыбался, когда добавил кое-какие пикантные подробности из биографии старого холостяка. Как оказалось, месьё Кухлер работал на разных местах крайне редко, от случая к случаю, нигде не задерживаясь больше, чем необходимо для стажа, чтобы получать пособие по безработице. Но основные средства для жизни добывал за счет любвеобильных дам, которые охотно материально поддерживали крайне аккуратного, любезного до приторности и разговорчивого мужчину средних лет. Мадам Хет в его интересы не входила. А предпочитал месьё Кухлер пухленьких маленьких блондинок, и в данный момент у него имелась как раз такая подружка.
Капитан Шрамм добавил так же, что за многолетнее проживанье квартиросъемщиком месьё Кухлер подружился со своими хозяевами – четой Рош и сведенья о мадам Хет явно добыл от них. Следственный судья Ламарк согласился с капитаном Шраммом и добавил, что судя по всему сам Даниэль Кухлер с Цецилией Хет практически не общался, что исключает его заинтересованность в убийстве.
К тому же дактилоскопическая экспертиза на месте преступления не обнаружила свежих отпечатков, кроме отпечатков мальчика, сына жертвы. И тем более орудие убийства не найдено, словом, материальных улик против месьё Кухлера нет. Его психологическое поведение в момент допроса было адекватным и естественным.
Ответы соответствовали его стилю мышления и речи. Даниэль Кухлер в качестве подозреваемого в убийстве Цецилии Хет отпал.
Ламарк увидел, что приближается девять часов. На это время назначен допрос еще одного квартиросъемщика – месьё Давида Шофнера.
- Пошел встречать таинственного гостя,- улыбнулся капитан Шрамм. Действительно, о Шофнере известно только то, что прибыл на жительство в Монпи из Страсбурга около четырех лет назад. Ему исполнилось на тот момент пятьдесят пять лет, а сейчас, следовательно, под шестьдесят, но все последние годы он не работал, состоял на учете как безработный, а при случае вспоминал, как много стран он объездил, когда служил в торговом французском флоте, никогда не уточняя в какой должности и в чем состояла его служба. Давид Шофнер сразу начинал повествование о каком-нибудь заграничном, экзотичном порте, где он отведал необыкновенные блюда, а также получал потрясающие ласки местных проституток. Правда, общался Давид Шофнер всего с парой человек – забулдыг из крошечного бара и то очень редко. Большую часть времени он проводил в своей квартирке, плавая в интернете. Других интересных сведений не удалось добыть даже любопытному капитану Шрамму, который имел полное основание назвать Давида Шофнера таинственным гостем.
При первичном опросе живущих в доме жертвы капитан Шрамм отметил немногословие и легкий испуг мосьё Шофнера, но это не вызвало у него определенных подозрений.
Капитан Шрамм ввел в допросную комнату мужчину среднего роста с крепкими плечами. Но первое, что бросилось в глаза следственному судье Ламарку, - прическа Давида Шофнера. Лысеющий лоб, жидкие волосики необыкновенной длины затянуты в тонкий хвостик. И первый жест, который произвел Шофнер, когда уселся на стул, относился к прическе. Он заботливо вынул длинный хвост волос со спины и перекинул его на грудь, провел по нему ладонью от плеча и до пояса. Ламарк еле сдержался, чтобы не начать разговор с прически Шофнера. Но он устоял и начал с фразы, что месьё Давид Шофнер вызван для дачи показаний по делу об убийстве мадам Хет и разговор записывается на камеру. Давид Шофнер заметно побледнел и нервно потер руки. И тут Ламарк обратил на них внимание. Эти руки вряд ли знали когда-нибудь тяжелый ручной труд. Слабые маленькие кисти, как у мальчика, не соответствовали всему довольно крепкому телосложению их владельца. Тонкие пальчики с аккуратными ноготками, на левом тонком мизинце нелепое грузное кольцо. Ламарк пригляделся – дешевый металл с гравировкой сирены, выгнувшей рыбий хвост.
- Что вы можете рассказать нам о мадам Цецилии Хет? - спокойно задал первый вопрос Ламарк.
- Ничего,- ответил после паузы тихим сиплым голосом месьё Шофнер и замолчал.
Ламарк сделал длинную паузу, пораженный слабым голосом, тоже явно неожиданным для крепкотелого мужчины.
- Вы были знакомы с мадам Хет как сосед, неужели не общались с ней?
- Не общался.
- Ну, здоровались при встрече, перекидывались парой фраз о погоде?- включился капитан Шрамм.
- Здоровались, но не разговаривали.
- Ни разу?
- Ни разу.
- А с вашим владельцем квартиры общались? С мадам Рош или с месьё Рош?
- Общались. По делу. Когда заселялся.
- Что можете сказать о них?
- Ничего. Обыкновенные люди.
- Ваши окна выходят во двор, на парковку. Видели ли вы, как мадам Хет встречала кого-нибудь на парковке? Какие автомобили приезжали к ней?
- Не видел. Я не смотрю в окна.
- У вас есть в доме довольно общительный сосед – месьё Даниэль Кухлер. Вы разговаривали с ним когда-нибудь?
- Нет, не разговаривал. Один раз, может быть. Он что-то начал рассказывать, но мне неинтересно. Больше он ко мне не заходил.
- А в этом городе у вас есть знакомые, кроме соседей по дому?
- Нет.
- Чем вы занимаетесь в свободное время?
- Сижу в интернете.
- Играете виртуально?
- Нет.
- Что смотрите?
- Так, ничего особенного, всё подряд.
- Ваши увлечения?
- Ничего особенного.
- Как и когда вы узнали о происшествии в вашем доме?
- Увидел в окно служебные машины, вышел, спросил, мне рассказала какая-то прохожая дама. Было около одиннадцати, до полудня.
- Что вы делали в то утро с пяти до девяти часов?
- Спал. Потом сидел в интернете, часов с восьми.
- Раньше одиннадцати часов утра покидали свою квартиру?
- Нет.
- Благодарим за сотрудничество,- спокойно попрощался с Шофнером следственный судья. Капитан Шрамм проводил неразговорчивого соседа и вернулся недовольный.
- Вот ведь какой скрытный тип! Каждое слово взвешивал как золото на весах. Тоже мне, ничего-то он не знает. С трудом верится,- заговорил капитан Шрамм с порога.
- Да-а-а, ничего нового мы не узнали сегодня,- в тон ему разочарованно протянул Ламарк и тяжело вздохнул.- Месьё Шофнер явно боится жандармов, пытается это скрыть. Очень напряжен и осторожен. Но почему – пока неясно. Я бы не стал его сбрасывать со счетов. Что-то с ним не так. У нас мало сведений об этом человеке. Надо покопать поглубже. Думаю, мы вернемся к разговору с ним позже. И на последнюю свидетельницу надежды мало. Она всего первый год живет в этом доме.
- Женщины более словоохотливы,- утешительным тоном добавил капитан Шрамм,- отмалчиваться мадам Дюлак вряд ли будет, а вот сообщит ли она нам что-нибудь полезное – вот в чем вопрос. А я вам сообщу кое-что полезное и новенькое о мадам Николь Дюлак. Мне вчера удалось поговорить с племянницей дамы, за которой ухаживает ночная сиделка Николь Дюлак, и вот что оказалось. Как известно, мадам Дюлак по профессии – медицинская сестра, когда-то работала в Гражданском госпитале в Страсбурге в отделении геронтологии. Оттуда и пошла её своеобразная специализация и связи. Она ушла из госпиталя на частный уход за одной старушкой из очень богатой семьи. Работа оказалась успешной и прибыльной. Потом хорошую медсестру передавали из рук в руки в этих кругах, так мне кажется. Отбоя от богатых клиентов не было, ведь так делают в семьях, где денег не считают. Если есть беспомощные старики-родители, то любящие дети найдут лучший уход за ними. Так вот, эта племянница сообщила мне, что сын её болезной тёти сейчас работает в Швейцарии в какой-то фармакологической компании и согласен платить мадам Дюлак за ночные дежурства у постели своей мамочки любые деньги, лишь бы его мамочка была довольна сиделкой. Уже год мадам Дюлак приходит к ним на ночные дежурства, тётя ей очень довольна. У тёти, кроме болезни Паркинсона и кучи других болячек, бессонница. И мадам Дюлак ей не только как медсестра нужна, но и как собеседница.
И мне показалось, эта племянница даже немного ревнует сиделку, ведь эта племянница неотлучно при тёте проживает, старая дева посвятила тёте не один год своей жизни, а тут вдруг появляется новая сиделка и тётя ей рада. Вот такие они, женщины, безрассудно ревнивые бывают, - заключил капитан Шрамм и посмотрел на часы. - У нас еще есть время выпить по чашечке кофе,- заметил он.
Толстушка-жандарм уже хлопотала за угловым столиком, где за шкафом пряталась кофеварка. Приятный запах свежесваренного кофе разливался по всей жандармерии. Капитан Шрамм и Ламарк с видимым удовольствием и молодым аппетитом не только ограничились чашечкой кофе, но и вкусные сандвичи съели.
Капитан Шрамм успел распорядиться проветрить помещение после еды, и свежий воздух из открытой двери унес вкусные запахи, а добавил влажности ноябрьского утра, когда они увидели в окно, как на парковку въехал ярко синий рено меган.
Дверца открылась настежь, и показалась маленькая толстая нога в голубой кроссовке на толстой подошве. Потом медленно вывалилось остальное круглое тело.
Потоптавшись, мадам Дюлак неловко обернулась и не спеша двинулась к крыльцу жандармерии. Её толстые ноги в голубых джинсах срослись намертво в верхней части, шевелила она только голенями и шагала крошечными шажками. Бедра практически не двигались. Толстые короткие руки покойно лежали на них, не помогая движению. Объемный живот сливался с грудью без намёка на талию. Довольно широкие плечи кругло и плавно держали почти незаметную шею. Темная стрижка каре обрамляла лицо, которое оказалось против ожидания не широким и не круглым, а овальным, с бледной светлой кожей. Всё это отметили пристальные взгляды двух молодых жандармов, которые разглядывали через окно приближающуюся к ним женщину средних лет.
Капитан Шрамм пошел ко входу, чтобы встретить объемную даму, а Жоэль Ламарк заинтересованно смотрел, как мадам Дюлак преодолеет три ступени крыльца.
Мадам Дюлак постояла перед первой ступенькой не менее минуты, примериваясь и схватившись за железный поручень с облезлой зеленой краской. Поднатужившись, она шагнула на ступеньку и сразу передвинула другую ногу на следующую. Перехватила поручень, подтянулась и оказалась уже перед дверью, когда капитан Шрамм открыл дверь изнутри. Ламарк подумал, что не так уж и беспомощна эта дама, такая беззащитная на первый взгляд из-за своей полноты.
Капитан Шрамм любезно проводил даму с тяжелой поступью в допросную комнату, а Ламарк всё еще оставался у окна, мысленно корректируя тактику предстоящего допроса, исходя из увиденного. Наскок исключался, темп должен быть медленным, предельно спокойным и доброжелательным, надо разговорить её дружески, а не официально,- решил Ламарк.
Капитан Шрамм уже приятно беседовал с мадам Дюлак, которая расположилась на неудобном для неё стуле, свесив по бокам значительные объемы своих телес.
- Разумеется я всё расскажу, что знаю по этому печальному событию,- отвечала дама тихим голосом.- Помочь следствию – моя обязанность, я так считаю.
И Ламарк поразился необыкновенно мягкому и приятному тону её голоса.
- Нас интересует в первую очередь время с пяти до девяти часов утра в день убийства, то есть 21 октября. Где вы находилсть в это время, мадам Дюлак?- спросил Ламарк, постаравшись включиться самым приятным тоном, на который был способен. Он прекрасно знал, что его глубокий баритон умеет варьировать от тихого и ласкового до холодного и железного тона. За свою следственную практику Ламарк уже не раз использовал обаяние своего голоса. Вот и сейчас прямой и жесткий по формулировке вопрос прозвучал так проникновенно и дружески, что неопытной женщине показался бы легким любопытством, не более.
Узкие внимательные глаза мадам Дюлак чуть сощурились в легкой улыбке, и полился её мягкий голос, похожий на тёплое какао в холодный день:
- Если отвечать так же прямо и четко, как вы спрашиваете, господин следователь, то скажу следующее: 21 октября с пяти до шести утра я находилась в доме Листрак, где работаю по договору ночной сиделкой у мадам Эмили Листрак, а поэтому могу добавить, что мои рабочие часы начинаются с одиннадцати часов вечера и длятся до шести утра. В шесть пятнадцать я приехала домой. Около семи часов уже заснула и спала до двенадцати часов.
- Когда вы узнали о происшествии в доме?
- Уже под вечер. Ко мне постучал месьё Кухлер и рассказал свою версию событий того дня. Мы вместе выпили по чашечке травяного чая. Ему надо было выговориться, хотя он и устал от всего в тот печальный день. Но нервы есть нервы. Разговор его успокаивает.
- А ваша версия событий имеется? За что убили мадам Хет, по вашему мнению? - таким же тёплым и тихим голосом продолжал допрос Ламарк.
- Вы правы, что я имею своё мнение по этому печальному событию, но это не более чем моё собственное мнение. Вряд ли чьё-то личное мнение вам поможет в расследовании, господа.
- Мы с удовольстием вас выслушаем, мадам Дюлак,- улыбнулся капитан Шрамм и пошел еще дальше, уловив тактику Ламарка и пытаясь на свой манер обаять даму.- Вы профессионально внимательны к людям, многое замечаете, просим вас поделиться своими наблюдениями. У вас богатый жизненный опыт. Нам дорого ваше мнение, поверьте, мадам Дюлак.
- Хорошо, поделюсь с вами, господа, своими наблюдениями, как вы того желаете.
Так вот, по моим беглым встречам с мадам Цецилией Хет и её сыном Лео, обратите внимание, что я сказала «встречам», а не разговорам, потому что с мадам Хет и её сыном мы кроме обычного «добрый день» и словом не перемолвились, могу сказать, что мадам Хет – дама крайне нервная, неуравновешенная, можно сказать, болезненно нервная. Не знаю более подробно о её здоровье, но, думаю, что ей было бы полезно лечение у психиатра. Её сын Лео – мальчик не просто замкнутый, а так же напряженно неспокойный. И, как следствие, они оба - несчастливые люди, тяжелая семья. По моему мнению, разумеется. Вот такое у меня сложилось впечатление. Просто личное впечатление, не более.
- Благодарим вас, мадам Дюлак, вы – проницательный человек. А в то утро, когда вы возвращались домой в шесть пятнадцать, вы могли видеть кого-нибудь или обратили внимание на чужой в вашем дворе автомобиль, постарайтесь припомнить,- так же спокойно продолжал Ламарк.
- Чужих не было,- быстро ответила мадам Дюлак.- Я еще тогда об этом подумала, когда узнала об убийстве. Я проанализировала, что увидела в то утро. Въехала, как обычно, на своё место на паркинге. Никого чужого не было. Моё место под окнами мадам Хет, у них как раз окна пустующих спален выходят во двор, всегда неосвещенные. Я им не мешаю, когда паркуюсь рано утром. Их спальни окнами в сад выходят. Мадам Хет всегда спит до последнего, а потом спешит отвезти сына в школу почти опаздывая. Я это заметила, когда и у меня бывали свободные утра или бессонница случалась, я ведь тоже имею проблемы – ночная работа даром не проходит, как вы можете представить. А мадам Хет имела привычку не ложиться рано, иногда по вечерам около одиннадцати я слышала с лестницы, как она кричала на сына. Так что они оба – совы, поздно ложатся, а вставать рано им тяжеловато. Так вот в то утро я мадам Хет не видела, а слышала, когда вернулась после работы, припарковалась и вышла из автомобиля, что из их гаража доносился звук стиральной машины. У них стиралка в гараже стоит. Это удобно, когда собственный гараж имеешь. Я еще подумала, что так необычно для мадам ***т так рано стирку устраивать. Соня она, а тут, как оказалось, успела постирать перед смертью. Видите, как судьба играет,- медовый голос мадам Дюлак отдавал искренней печалью.
Оба следователя переглянулись. Капитан Шрамм, буркнув «простите», быстро вышел, а Ламарк принялся благодарить и прощаться с мадам Дюлак самыми изысканными фразами, которые смог придумать в этот момент. Мадам Дюлак медленно поднималась со стула, медленно семенила слипшимися ножками перед ним по коридору, а Ламарк, не умолкая, что-то говорил вежливо приторное, из последних сил сдерживая себя, чтобы не подтолкнуть неуклюжую даму в спину и ускорить её уход.
Как только закрылась дверь жандармерии за мадам Дюлак, следственный судья одним прыжком ворвался в загородку к капитану Шрамму, перед которым с растерянным видом стоял молодой жандарм.
- Ключи от квартиры Хет, - быстро приказал Ламарк таким железным голосом и так властно протянул руку к капитану Шрамму, что у того мгновенно отразилась на лице та же растерянность, что и у молоденького жандарма. Капитан Шрамм метнулся к сейфу и подал Ламарку связку ключей.
- Едем немедленно. А вы срочно найдите свидетелей для изъятия улики,- приказал Ламарк молодому жандарму. - И не среди соседей этого дома, слышите, господин жандарм?
- Это Бернье, это он осматривал гараж. Утверждает, что заглядывал в стиралку, она была пуста,- быстро проговорил капитан Шрамм.
- Проверим,- неумолимо холодно ответил Ламарк и быстро пошел к выходу. Капитан Шрамм присоединился, на ходу объясняя растерянному Бернье, где найти свидетелей.
Ламарк шел к своей машине, еле сдерживая шаг. Обернулся и махнул рукой капитану Шрамму:
- Со мной.
Капитан Шрамм не мог молчать в эти пять минут, что добирались от жандармерии до дома жертвы. Он пытался оправдаться, что не смог сам лично проверить все уголки большой квартиры с гаражом, доверился вроде бы внимательному Бернье, который как раз в гараже осматривал всё один, а он искал орудие преступления в саду, на крыльце и вокруг, проверил лично все комнаты, а гараж доверил Бернье, поэтому виноват, если вдруг…
- Думаю, что не вдруг,- жестко прервал капитана Шрамма неумолимый Ламарк.- Сейчас убедимся, потом поговорим.
Ламарк нервно припарковался и своими аршинными шагами быстро подошел к гаражу, ворота которого открывались автоматически. В сумраке гаража в углу белела стиральная машина с полуоткрытой дверцей. Ламарк и капитан Шрамм разом присели на корточки и заглянули в неё, не дотрагиваясь до дверцы. В глубине на дне сиротливо лежал высохший голубой комочек.
- Ну, вот и случилось то страшное...-тяжело выдохнув и выпрямившись во весь длинный рост, проговорил Ламарк. Его лицо выражало такую удивленную печаль, что капитан Шрамм ему искренно посочувствовал. Ламарку и вправду хотелось завыть.
То, о чем он мгновенно подумал на допросе, то, что мучило его всю дорогу, сейчас получило подтверждение. Как удар в сердце. Маленький голубой засохший комочек. Детская пижама.
2021 год