Люся

- Что, Кузьмич, теплой будет осень? – огромный серый кот, грузный уже только от своих лет, лишь приокрыл янтарные глаза
- Видно ль, Люсь? – донеслось с другой стороны забора.
- Нет еще, - ответила Люся, продолжив гладить пушистые бока.
- Гляди, совсем не приедет...
«Приедет», - подумала Люся, - «Всегда же приезжает».
И правда, через какое-то время с той стороны, где степь на горизонте встречалась с некогда яблоневыми садами – поднялось облачк пыли. По мере приближения оно становилось все больше, и вот уже скоро сопровождалось характерным ревом виавшего виды грузового авомобиля. Грузовик тяжело вздохнул, и остановился почти напротив лавочки, где сидели двое.
- Сколько же? – водитель преокрыл окно.
- Пятнадцать дворов, Васятка. Щи согрелись.
- Слава Богу, баб Люсь.
Васятка, он же Василий, был здешний. Его отец и мать были родом из Липнево, да только продали дом и уехали в большое село. Там отец смог найти хорошую работу и устроить сына и в школу, и потом уже в техникум. Однако искренне любил эти места: от самого Завидово до Липнево. Каждый хутор с его уже стареющими домами был ему как родной, но именно Липнево он всегда оставлял на последок. Единственный магазин тут закрыли больше 10-ти лет назад, и он был единственным связующим звеном хуторчан с миром: привозил по списку продукты на каждый дом, газеты, лекарства, письма иногда. Хотя во всем мире уже был доступен и интерет, и мобильная связь – в этих местах, затерянных среди бесконечности степей – не было толком ни связи, ни других привыных благ цивилизации.
Раз в неделю в одно и то же время его грузовик останавливался на единственной улице напротив первого жилого дома. И привозил с собой жизнь. А дворы стал считать везде уже больше потому, что грустные новости приходили все чаще.
-Не разувайся, дома не мЕтено еще. – Махнула рукой баба Люся.
Уже с маленькой прихожей можно было различить густой и восхитительный запах щей, которые баба Люся обычно подолгу томила в печи. На столе же уже ждали под салфеткой овощи, соленая капуста с яблоками, еще теплый хлебный краешек, кусочки сала с чесноком. Василий быстро ополоснул руки и сел на привычное место, к окну. Кузьмич устроился у него на коленях и громко замурлыкал. Баба Люся поставила перед гостей большую тарелку щей.
- Поди проголодался. Там еще картошка с мясом, сейчас казанок тоже согрею.
Василий с каким-то благоговением выдохнул. Тут ему все было уже родным: небольшая кухня с вязанными крючком занавесками, герань, обильно и жадно цветущая круглый год, яблоня, растущая перед окном и небольшой сад, с еще цветущими астрами. И баба Люся – активная для своих лет, вздыхающая, с ясным взглядом и мягкими, добрыми руками.
Муж ее умер много лет назад, а сын уже давно переехал в город. Каждое лето он привозил на каникулы внуков и оставался сам на неделю, а то и две. В это короткое время двор оживал, да и не только двор, весь хутор: к Кузнецовым приезжали все внуки на лето, иногда и с друзьями, к Савельевым, к Игнатьевым. К деду Ивану тоже внучка приезжала, дом Малкиных оживал – внуки приезжали, открывали и ремонтировали после долгой зимы дом и двор. И кипела жизнь: запрягали Игнатьевскую Нику, чтобы ездить к плотине – купаться и ловить раков, что-то и где-то постоянно ремонтировали, гоняли по дворам и дороге ленивых гусей и коз.
«Да только надолго ли», - вздыхали молча хуторчане, понимая, что и внуки тоже взрослеют. И городская жизнь манит их больше и ярче.
- Что дети? – поинтерсовался Василий, макая краешек хлеба в еще горячие щи.
- Да то же. Говорят, что мне в город надо. Что я тут одна. А куда я в город? А скотину кому? А двор? Нет, Васятка, уж я тут всю жизнь прошла... Уж немного осталось. Проживу.
Василий понимающе кивнул.
- А что соседи? – настала очередь уже бабы Люси задавать вопросы. Лет 7 назад рейсовый автобус также перестал ходить в Липнево. Конечную остановку перенесли в соседний Тихонев. Да и то, количество автобусов сократили: ходит он теперь только дважды в неделю.
- Все также. Говорят, осень теплая будет. В Золотихе зерно хорошее продают. Вам надо? И дешево – в этом году собрали много. Во! – в Тихоневе жильцы новые. Говорят, городские. Купили несколько дворов, строят ферму. Землю хотят в аренду брать да бычков плодить.
- Дай бы Бог .. – вздохнула баба Люся.
Потом они еще долго сидели на лавочке, разговаривали о чем-то тихо и смотрели, как занимается вечерняя заря.
***
- Сколько дворов, баб Люсь?
- Пятнадцать, Васятка. Борщ согрелся. Идем, студёно очень.
Зима, как обычно, началась утром и внезапно. Так всегда в этих краях: вчера светило солнце и было далеко в плюс, а сегодня – все белое, вьюжит ветер, снегу намело по самую верхнюю ступень.
- Ух! Как задувает! – Василий потер ладони над горячей печью. – Дров ли хватит? Ли привезти?
- Хватит, Васятка, Хватит. Дед Иван привез с неделю назад как раз поленницу целую, да торфа закинул в подземь. Уже на любую зиму хватит.
- Хорошо, а то я в тот раз пустой буду – могу положить. Я теперь Тихонево объезжать буду. Фермерчане открыли лавочку – теперь там и продукты, и почта. И говорят, весной медпункт откроют.
- Дай бы Бог... Метет совсем. Уже и садов не видно. Гляди, я тебе постеплю в спаленке. Заночуешь.
Василий посмотрел в окно – и правда, по такой погоде возвращаться по еще не накатанной дороге – опасно. И не страшно, что с дороги съедешь – страшно, что затеряешься. А бензин кончится – замерзнешь совсем. Сколько тех историй за зиму бывает...
Спаленка – маленькая комнатка, примыкающая к кухне, а поэтому одна из самых теплых в доме. Даже жарких, можно сказать. Тут едва умещалась кровать, зедро устеленная старыми пуховыми перинами и подушками и тумбочка, на которой стояли несколько чернобелых фотографий и ночной светильник. На маленьком окне – яркая герань. И обои в мелкий цветочек.
«Как в детстве», почему-то подумалось Василию.
- Васятка, поди, чай согрелся. У меня еще сочники ... – Баба Люся суетилась на кухне. Василию стало вдруг очень тепло и уютно. Он сидел на кухне, ноги согревали тяжелые вязаные носки, которые баба Люся достала из старенького комода. Ему вдруг подумалось, что здорово было бы однажды вернуться, может быть, даже дети согласятся переехать. Будет трудно, а кто спорит? В таких местах легкой жизни нет. Но зато – как спокойно. И тихо: отсюда и на много километров – несколько дворов, пахоты, пастбища с пестрыми коровами летом, тонкие вьющиеся ручьи да запруда с плотиной, где летом рыбы – не переловить!
«А что в селе?» - думал он, - «Конечно, работа. Но сколько ей осталось, работе – то, года идут. Суета и шум. Уже и дома строят многоэтажные. И кватирка наша – добрая, конечно, но ... не то, не то. Все не то».
***
Весна играла уже журавлями на полях и первым теплом. Таким, что льется с высокого неба и греет сначала душу. Теплом долгожданным.
Грузовик привычно затормозил напротив лавочки.
-.... Сколько дворов, Иван Матвеич?... – сердце Василия сжалось.
-... Четырнадцать, Васятка, четырнадцать... Вчера хоронили.
Васиий тяжело опустился на лавочку.
- Такие дела. И не болела совсем. Возврат. Это, знаешь, сегодня ты есть, а завтра – уже вроде все то же самое, да только... Видишь, на один двор меньше. Зайди, там еще сын Люсин.
Василий преоткрыл скрепящую калитку. Дом выглядел непривычно угрюмым и неухоженным: возраст или нет, баба Люся всегда держала и двор, и сад в чистоте и порядке.
- А, Василий Григорьевич! Проходите! Простите, что не сообщили. Знаю, что друзьями вы были, да только... знаете, все это так сразу...
- Понимаю..
И они сидели в тишине. Каждый – в своих мыслях. Василий смотрел на яркую герань, цветущую, как обычно – обильно и не вовремя, на суетящихся кур за окном, на будку, где дремал лохматый Валуй.
«Странное имя для собаки», - подумал Василий. И хотя улица была залита солнечным светом – тут, в доме – все было серым. И безжизненным. Кроме герани.
****
- Что, Васька, обосновались совсем? – Знакомый грузовик резко затормозил у дома. Водитель помахал пыльной кепкой. – Сколько дворов уже?
- Здорово, Петрович! Ото ж! Семнадцать! И еще один поднимаем – к концу месяца заедут уже!
- А я теперь постоянно на линии буду. Оставил Липнево последним – буду гостить. Нравится мне тут – тихо, что ли.
Василий улыбнулся и пожал руку друга.
- Пойдем, Тамарка щи греет. Знаешь, это традиция такая. Щи из печи.
- Что, и дети переехали? – Спросил Петрович, макая краешек хлеба в густую домашнюю сметану.
- Не, куда им пока: работа и свои планы. Брат Тамарин с нами соседом приехал с семьей, и еще свояка ждут. Землю арендуем. Бычков будем растить... а там, глядишь...
Василий опять улыбнулся, чему-то своему, очень глубокому.
- Живем, значит, Васька.
- Живем, Петрович.