Дабы почуять себя от всего отдохнувшим, вознамерился я взять Орла и по Луге-реке с собою его опустить, потому как люблю анекдоты. Поначалу он брал с нами сына, потому заказал трёхместную лодку ( эту дуру приходилось по суше возить на такси ), но в последний момент тот вспомнил, что у него экзамен и решил его сдать. Это обстоятельство позволило нам с Орлом и впрямь пойти в наш поход! ( Его сын не в него комплекцией, а в деда по маме, и в трёхместной прокатной лодке путешествовать смог бы лишь он один, сбросив нас с папанею как балласт на первом же изгибе реки ). Тем не менее орловского сына, роскошного, как писатель Бальзак, заменила куча ненужных вещей, как то спальник "Тундра", три розовых жилета, спиртовка для варки и жарки, в которую супруга Орла заправила воду, дабы в дороге Орёл не напился, и, чёрт бы его побрал, мешок картошки, который честный супруг, пригибаясь к асфальту, тащил в электричку, не зная, что в Толмачёво, откуда мы сядем в лодку, полно магазинов. ( Эту картошку, как и многое из рюкзака моего друга, в конце маршрута с первыми лучами Солнца подарили мы у супермаркета бабушке с метлою, которая была нам за то благодарна слезой, растянувшейся лёгкою паутинкой по ряду её ресниц. )
Итак, мы приехали в Толмачёво, и Орёл, как оно полагается, захотел водки, а я, соответственно, пива. Пока он жал на "лягушку", я ходил по посёлку, ожидая одиннадцати, не ведая ни сном ни духом, что в области с девяти. И... тронулись! Здесь должен отметить, и это физика: река, где поуже, несёт тебя сама, у неё тут течение быстрее. К чему это я? А-а! Три литра пива за первые два часа от нечего делать - в лёт! Я расплетаю язык и вещаю Орлу о том, что организация похода оставляет желать лучшего, не взирая на то, что опыт у нас уже есть: двадцать лет назад мы же сплавлялись по Вуоксе. Там, правда, тоже была одна неприятность: в Пальцево с "подкидыша" ссадили нас погранцы, и первый день похода топали мы пешком. Но опыт же есть. Друг мой согласно кивнул.
Песчаная Луга от Толмачёво радует глаз целый день. От глаз этих, правда, постоянно приходится отмахивать слепней, отлетевших веслом доставая, хотя с третьего раза - не шибко, а то среди них попадается ухо Орла.
Этот Лёша Орлов, между прочим, законченный идиот. Он даже глупее, чем я. Я ещё не успел осушить своё пиво, как у него сгорели ляжки. Думаю, это произошло оттого, что он пил водку. В дальнейшем несчастный был смешон и жалок: сидел на своей скамейке чуть ли не в зимней шапке - одетый напрочь! Вот какого белоснежкам, попавшим под Солнце на Лугу.
Шли часы, а в наших мозгах неслись недели. Одни виды сменялись другими, и это была Полнота! Хотите прожить двести лет? Это просто! Путешествуйте! День за год. О чём вы вспомните зимой у калорифера? О вчерашней, позавчерашней и вечной одной и той же своей работе? Отнюдь. Вы вспомните, как сидя на вёслах, проглотили овода и, бросив вёсла, тут же его чем-то запили, трепетно и нежно оглядывая проплывающие берега. И вам будет казаться, вам, с ногами у калорифера, что это и есть ваша жизнь.
Очень неинтересно к закату дня выбирать стоянку. То, чем наслаждаешься со стороны, кажется всё равно чужим. Это утром, уже утоптав "своё" место, кланяешься берегу, тебя приютившему, запомнив его на всю жизнь. А вечером гребёшь и всё хочешь дальше, хотя надо же есть, спать. Но ведь ты и дома ешь, спишь. Хочется грести, грести, но... надо же есть, спать. Редко где в Ленинградской области ты встанешь заночевать, а там нет стоянки. На Луге живут рыбаки, и всякий доступный берег обжит. Если ты путешествуешь по Ленинградской области, выбрось топор; под каждым кустом есть дрова. А если бы супруга Орла его спиртовку водой не заправила, то и костёр-то в июле не нужен. Засыпаю при мысли: " С прокатной лодкой привязан ты к сроку её сдачи, да и боишься её покалечить. К тому же у этой лодки дно протекает, а ты не знал, и за это сморщились твои лодыжки."
На следующий день была большая жара. Продолжался песчанник, но к нему прибавились скалы. Из приточных ручьёв собирали воду, но всю вылили, набрав со скалы с водопада. Панаму мочил каждые пол часа, несколько раз рубашку. Днём купались на отмелях, и тот, который даже больше дурак, чем я, угораздился промочить свой телефон-навигатор. Теперь шли мы слепо, и пропали красивые фотографии. Глядя на своего спутника, я грёб и злобно играл бровями, как бы выговаривая: "Чтоб тебя!" Тем не менее жажда толкала на подвиги. Наивно полагая, что в Лемовже есть магазин, я грёб изо всех сил поменять на холодное пиво баклажку со скального водопада. Орёл сидел как всегда напротив и намурлыкивал слова из какой-то песни, чем дюже меня бесил: "А за этим поворотом новый поворот! А за этим поворотом новый поворот!" Подлец!
Я скинул его на берегу у Лемовжи, откуда путь до Лемовжи в три раза короче. Ох, уж эти реки! Они так петляют, как будто хотят запутать. Взять бы их все, да вытянуть в струнку. Правда... тогда станет неинтересно по ним ходить. Словом, Орёл пошёл пешком, а я позавидовал ему белою завистью с лицом эфиопа. Дожидаться, однако, Мне пришлось этого парня, пришедшего с пустыми руками. А то я не знал! Это называется "Автолавка по средам". Но... есть одно "Но". Лёшик не зря был со мной. Я человек необщительный, даже сказал бы "гадкий". С людьми посторонними держусь на расстоянии, в разговоры вступать не люблю. Но Лё-ёшик! Рыбаки, с которыми я час промолчал, отвезли Орла за "тот" дом, откуда он Всё привёз. А ещё через час, наобнимавшись с рыбаками, мы тут же поставили палатку на второй наш ночлег.
Мне очень понравился следующий день. Чем? Насыщенностью. От Лемовжи до Большого Сабска очам приятные першпективы! Природища не то, что бы "Мяу!", а "Вах!" Коли уж этот идиот обранил фотокамеру в воду, я пошире разявил глаза и все панорамы вбивал себе в мозг ( что бы у калорифера было что вспомнить ). Перед Сабском Луга превратилась в огромное длинное озеро, которое было необходимо прогрести против ветра. Река после снова сузилась, испугавшись гнева моего больше даже, чем Орёл, прекративший петь "А за поворотом..." и ... на этом уснувший. Река повела себя так странно, что я начал лавировать меж камней и сидеть на подрульке. Пышные, великокудрые островки проносились мимо моего взора и, будь у меня на затылке глаза, я сказал бы: "Уносились немедленно!" Лопасти вёсел моих натыкались на дно, и лодку кружило, как если бы я размешивал рафинад. Большой Сабск, где дети играют в великом течении тихо, но в этом течении стоя, меня поразил. Мы влетели на берег, где нам сказали, что до "затарки" проплыть бы ещё. Но... ну его при таком течении! В магазин я пошёл пешком.
Зря тащил я два километра ко всему остальному ещё две баклажки воды. Мы же остановились, вернее, влетели на камень , аккурат возле колодца. Но, во-первых: жара и мозги как спагетти в кастрюле, во вторых: мы с Орлом есть люди такие, о чём я выше уже рассказал.
За Сабском песка нет почти вообще, и на тебя начинает хмуриться погода за то, что идёшь ты в сторону залива. Лес встаёт в штыки, и некая сосна что как кол из осанки Фиделя Кастро предстаёт пред тобой. Ты лезешь на гору провести свою третью ночь, разгребая кусты, но и тут - дрова, кострище, а теперь плюс и надпись ещё: " Не мусорьте, пид.....ы!"
"Орёл, - восклицаю я, - мы практически в Питере! Вишь, культура!"
На следующий день мы проходим под мостом, лавируем меж маленьких островков и неизбежно приближаемся к Кингисеппу. У каких-то дач нам сказал мужик, что самогон можно взять на острове у Коли; до города по шоссе двенадцать, а по воде восемнадцать... Ни острова, ни Коли мы не узрели, а через кучу пляжей встали на пятачке, там палаткой разбившись, куда не только ходят купаться сами, но и собак своих водят. Близость магазина, где дворничихе с утра отдал я всё съестное, обременяющее нас, позволила мне и Орлу взять каждому своё и кристально заснуть. Утром - такси, автобус, Питер. Всё прошло хорошо. Но... Ни трёхместную лодку, катающуюся на этом самом такси, ни оранжевые жилеты, ни мешок картошки, ни спиртовку на воде, ни Орла - лепшего друга моего больше с собою в поход брать я не буду! Ну, или... не буду почти.