«В эти желтые дни меж домами…»
В эти желтые дни меж домами
Мы встречаемся только на миг.
Ты меня обжигаешь глазами
И скрываешься в темный тупик…
Но очей молчаливым пожаром
Ты недаром меня обдаешь,
И склоняюсь я тайно недаром
Пред тобой, молчаливая ложь!
Ночи зимние бросят, быть может,
Нас в безумный и дьявольский бал,
И меня, наконец, уничтожит
Твой разящий, твой взор, твой кинжал!
6 октября 1909
« – В эти желтые дни…» – осень. См. дату написания.
В прошлом стихотворении («Под шум и звон однообразный…») герой уходил, возвращался и надеялся, что героиня простит ему «…мои метели, // Мой бред, поэзию и мрак». Здесь – конкретизация этих поэтизмов.
И опять привычное для Блока осознание любви как поединка рокового, любви как обладании кем-то кого-то, как преобладании кого-то над кем-то. Вне нежности, доверия, вне уверенности в ком-то.
Что в его случае, впрочем, понятно и оправдано: все эти «обжигающие» – начиная от Л.Д.! – были акторами другой стороны, задача которых отвлечь его от его долга, увести рыцаря с его боевого поста. Вот и здесь «дьявольский» – это не эвфемизм «злобный», а конкретно - «устроенный, подстроенный дьяволом».
Жалко, что в черновиках остался только намек на описание того, куда его увлекли на этот раз:
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
Эти залы огней уходящих…
»
Эх, ещё бы хоть пару строк подробностей! Но и сейчас – вглядитесь в эту бесконечную анфиладу залов… Да, это не питерские улицы…
«…Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.
…кто-то из мелких демониц внушал ему всё большее и большее сладострастие, показывая ему такие формы душевного и телесного – хотя и не физического – разврата, какие возможны в Дуггуре – и нигде более.»
Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника».
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
ЧН [«ЧН – черновой набросок»] 3-й строфы примыкает к наброскам стихотворений "Я гляжу на тебя. Каждый демон во мне ..." и "Посещение".
»
Приведу эти два стихотворения:
«Я гляжу на тебя. Каждый демон во мне
Притаился, глядит.
Каждый демон в тебе сторожит,
Притаясь в грозовой тишине ...
И вздымается жадная грудь ...
Этих демонов страшных вспугнуть?
Нет! Глаза отвратить, и не сметь, и не сметь
В эту страшную пропасть глядеть!»
« ПОСЕЩЕНИЕ
г о л о с.
То не ели, не тонкие ели
На закате подъемлют кресты,
То в дали снеговой заалели
Мои нежные, милый, персты.
Унесенная белой метелью
В глубину, в бездыханность мою,
Вот я вновь над твоею постелью
Наклонилась, дышу, узнаю ...
Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи,
Я сквозь темные ночи – в венце.
Вот они – еще синие очи
На моем постаревшем лице!
В твоем голосе – возгласы моря,
На лице твоем – жала огня,
Но читаю в испуганном взоре,
Что ты помнишь и любишь меня.
в т о р о й г о л о с.
Старый дом мой пронизан метелью,
И остыл одинокий очаг.
Я привык, чтоб над этой постелью
Наклонился лишь пристальный враг.
И душа для видений ослепла,
Если вспомню,– лишь ветр налетит,
Лишь рубин раскаленный из пепла
Мой обугленный лик опалит!
Я не смею взглянуть в твои очи,
Всё что было, – далёко оно.
Долгих лет нескончаемой ночи
Страшной памятью сердце полно.
с. Шaxмаmoвo
1910»