Один день Александра Ароновича. Часть 13-я

Кузьмена-Яновская
Печерский Александр Аронович (1909-1990) - руководитель единственного успешного восстания в лагере смерти в годы Второй мировой войны.
14 октября 1943 года узники подняли восстание в концентрационном лагере Собибор.

*******************************************

После побега из Собибора Печерскому, Вайспапиру и ещё нескольким их товарищам
удалось переправиться через Западный Буг и в районе Бреста присоединиться к
советским партизанам. Беглецам не сразу поверили, хотя партизанскому руководству
о Собиборе было известно. В одном из белорусских архивов хранится "докладная
записка" в бригаду имени Сталина, автор которой, командир 1-й роты отряда
имени Ворошилова Эмберг Н.Б.:"будучи за рекой Буг пришлось узнать, что на
ст.Собибор есть печь, в которой сжигают людей. Здание (...) состоит из восьми
камер вместимостью по 500 человек каждая".
И действительно, археологи в 2014 году при раскопках на этом месте обнаружили
остатки восьми камер.

Постепенно Печерскому стали доверять и направили в диверсионную группу на подрыв вражеских эшелонов. Взрывником он был до июля 1944 года, до той поры,когда партизанский отряд соединился с Красной армией.

Александр Аронович, как и все "военнослужащие Красной армии, находившиеся в плену
и окружении противника", обязан был пройти проверку. Его товарищи - тоже. Но
они, не будучи офицерами, в глазах смершевцев не выглядели столь подозрительно. Поэтому остальных выживших узников вернули в Красную армию.

Например, Алексея Вайцена, прошедшего рядом с Печерским и Минск, и Собибор, и партизанский отряд, сразу же зачислили в регулярную часть, в полковую разведку.
Семён Розельфельд, также один из участников восстания, ещё успеет с Красной армией дойти до Рейхстага и написать на его стене: "Барановичи-Собибор-Берлин".

Отдельный же штурмовой стрелковый батальон, куда направили Печерского, был далеко
не тем же самым, что просто штурмовой батальон. Это подразделение из числа
офицеров Красной армии, пребывавших в плену или на оккупированной территории,
мало чем отличалось от штрафбатов: и те и другие были предназначены для смертников, правда срок пребывания в штурмбате составлял два месяца, а в штрафбате - до трёх.

Командовавший батальоном майор Андреев, хорошо разбирался в людях и понимал
кто есть кто: впечатлившись рассказом подчинённого о его мытарствах в плену,
командир решил, несмотря на запрет бойцам покидать пределы штурмбата, направить
Печерского в Москву, в Комиссию по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников. Мол, на СМЕРШ надейся, но сам не плошай и себя
выручай.
Там, в Москве, со слов Александра Ароновича писатели Павел Антокольский и
Вениамин Каверин написали очерк "Восстание в Собиборе". Вероятно, это и спасло Печерского от обвинения в предательстве.

11 апреля 2018 года российским историческим обществом впервые обнародованы
документы из Центрального архива Министерства обороны, относящиеся к Собибору
того лета. Среди них - несколько донесений армейских политработников.

"Бывали дни, когда в один день на ст.Собибор поступало до шести эшелонов по
2000 человек в каждом (взрослые, старики, дети), - сообщал 25 июля 1944 года
полковник Шелюбский из политотдела 8-й гвардейской армии. - Прибывающих собирали
на спецплощадке, приветствовали с трибуны, обещали хорошей жизни, многие верили и аплодировали. Затем шли на ложные медосмотры. (...)
В 1943 году лагерь ликвидировали, гитлеровцы уничтожили печь, баню разрушили, на участке высадили сосны. Сохранился дом комендатуры и офицерского состава,
подъездные пути. Из отрытой ямы извлечены детские коляски, миски, игрушки."

Подполковник Вольский из политотдела войск НКВД 1-го Белорусского фронта от
19 августа 1944 года представил командованию 18 фотографий остатков лагеря с комментариями, где говорилось "о прибытии осенью 1943 года из Минска эшелона
с пленными красноармейцами и евреями. Советским пленникам удалось напасть на
охранников (16_человек), забрав у них оружие они выпустили из лагеря свыше 300 человек."

Однако в докладной записке от 25 августа 1944 года заместителя начальника Главного политуправления РККА генерала лейтенанта Шишкина, адресованной председателю Государственной чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков Н.М.Швернику, о восстании в Собиборе НЕТ НИ
ЕДИНОГО СЛОВА. В записке, правда, указано, что "о лагере уничтожения (...) мною доложено генерал-полковнику тов. Щербакову."
Однако возглавлявший Главное политуправление Красной армии А.С. Щербаков по
каким-то непонятным причинам в идущих "наверх" документах о еврейском восстании
не счёл необходимым упоминать.

И, как выяснилось, никаким гвардии капитаном Александр Аронович Печерский не
был, хотя об этом пишут многие, позаимствовав сведения из Википедии: "Воюя
в рядах штурмового батальона, Печерский получил звание капитана".

Известно, однако, что штрафников в воинских званиях не повышали, да ещё через
одно сразу. В документах по учёту РЯДОВОГО И СЕРЖАНТСКОГО СОСТАВА он значится
как "бывш.техн.инт. 2-го ранга", стало быть не переаттестовывался в лейтенанты в
1943 году, когда были введены единые офицерские звания. Обычно офицеров при возвращении в строй после штурмбата восстанавливали в звании, но Печерский сразу
же попал в госпиталь с тяжёлым ранением, после чего вскоре был комиссован.

За это ранение Александру Ароновичу была выписана справка о том, что он в 15-м
отдельном штурмовом стрелковом батальоне на основании директивы Генерального
штаба Красной армии за N 12/309593 свою ВИНУ перед Родиной искупил кровью.

Таким образом, благодаря служебному нарушению комбата Андреева, выразившемуся
в незаконном решении отпустить Печерского в Москву в Комиссию по расследованию
злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, да ещё благодаря
справке "об искуплении ВИНЫ перед Родиной кровью", Александру Ароновичу удалось избежать участи многих бывших военнопленных - сталинских лагерей и репрессий родственников.

Отношение к проблеме плена ужесточили в СССР в августе 1941 года. Полоса
страшных поражений привела к значительным потерям Красной армии, в том числе
и пленными.

Приказ Ставки Верховного Командования Красной Армии "Об ответственности
военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия" за N 270 от 16 августа
1941 года, подписанный Председателем Государственного Комитета Обороны
И.В.Сталиным,заместителем председателя В.М.Молотовым, маршалами С.М.Буденным,
К.Е.Ворошиловым, С.К.Тимошенко, Б.М.Шапошниковым и генералом армии
Г.К.Жуковым.
Приказ в то время не был опубликован в печати и был зачитан только в армии.

В нём говорится следующее:

1.Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами,
семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою
Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.

2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться
до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться
к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения,
потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении,
драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой
начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут
сдаться в плен, уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными,
а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.

3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов, и полков, прячущихся в щелях во время боя и берущихся руководить
ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить
в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место 
смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев.

В приказе N 270 есть большая вводная часть, которая сначала рассказывает о
героических действиях одних, а затем приводятся "позорные факты сдачи в плен"
других.

"Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом
группы войск в окружении проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам.
Штаб групп Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы
Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочёл сдаться в плен, предпочёл
дезертировать к врагу.

Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав а окружение
противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало
подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной как
нарушитель военной присяги.

Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся в окружении немецко-фашистских войск, вместо того, чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части до стойкого отпора противнику и выход из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го
стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьёзного сопротивления сдались в плен.

Составляя этот приказ, Ставка, однако не располагала проверенной информацией
о том, что в действительности случилось с генералами.

Владимир Яковлевич Качалов 4 августа 1941 года погиб, ведя свои войска на прорыв окружения. О том, что генерал Качалов героически пал в танковом бою, в своих
дневниках написал командир 9-го немецкого корпуса Герман Гейер. Гитлеровцы и
похоронили генерала. Вот только советское командование не просто считало его
перешедшим на сторону врага, но подвергло репрессиям членов его семьи: жену и
тёщу.
Только в 1952 году нашли могилу генерала Качалова, а также свидетелей его
последнего боя. Ещё год понадобился на окончательную реабилитацию военачальника,
а также его родственников.

Генерал-майоры Павел Понеделин и Николай Кириллов были взяты в плен 7 августа
1941 года под Уманью при попытке выхода из окружения. Гитлеровская пропаганда
тут же взяла их в оборот: генералов сфотографировали с немецкими офицерами,
после чего было заявлено, что Понеделин и Кириллов сдались в плен добровольно,
и листовки с их фото разбрасывались над советскими позициями.
В Москве гитлеровской пропаганде поверили, и вскоре оба генерала были заочно приговорены к смертной казни, а родственники "дезертиров" получили по пять лет
лагерей.

Понеделин и Кириллов пережили войну, были освобождены западными союзниками и переданы СССР. Материалы свидетельствуют, что они не занимались добровольным сотрудничеством с немцами.
Вообще, дело Понеделина и Кириллова максимально странное: уже давно повесили
Власова, Краснова и других видных коллаборационистов, а эти двое продолжали
находиться в тюрьме. Никакого, однако, компромата, кроме тех фотографий 1941 года, которые гитлеровцы сделали не спрашивая мнения генералов.

25 августа 1950 года генерал-майоры Понеделин и Кириллов были осуждены к расстрелу
за измену Родине. Причём Понеделину, кроме сдачи в плен, вменили и ещё одну расстрельную статью, признали виновным в том, что во время пребывания в плену он
вёл дневник, в котором "возводил клевету на одного из руководителей партии и
советского правительства, подвергал антисоветской критике политику советской власти
и клеветал на боеспособность советских войск".
Через шесть лет генералов посмертно реабилитировали.

Вообще за 1941 год в плен попали 62 советских генерала из 81, пленённых врагом в период Великой Отечественной войны.

Разумеется, рядовым было полегче, чем генералам.

Но тем не менее, в стране сложилось отношение к бывшим военнопленным не самым доброжелательным образом. Причём настолько, что сам маршал Жуков в середине
1950х заговорил о необходимости изменения данного подхода к людям.
На вернувшихся из плена смотрели как на струсивших, купивших свою жизнь ценой подлости. Разумеется, такое отношение было более чем несправедливым.