В квартире моего детства в одной комнате жила наша семья, в другой жила семья моей тёти, в третьей - соседка, которую все называли Людмилой.
Людмила была врагом нашей семьи. Как только она появлялась в кухне, начинались баталии.
Предметом споров соседей было всегда одно и то же. В квартире не было настоящей кухни.
Когда-то квартира была больше, потом её поделили на две части, и кухня отошла к другой половине квартиры. В нашей половине газовая плита и три небольших кухонных стола едва помещались в узком перпендикулярном отрезке коридора, где в простенке между дверями располагалась раковина с краном холодной воды. Импровизированная "кухня" не имела ни окна, ни вентиляционного отверстия, поэтому, когда три хозяйки начинали готовить на плите, небольшое помещение "кухни" наполнялось запахами газа и духотой от варившейся и жарившейся на плите еды.
Помещение для приготовления пищи располагалось у двери в нашу комнату. Поэтому мама беспокоилась о том, что пары газа проникают в комнату, где живут двое маленьких детей. Как только в "кухне" начиналась готовка, мама открывала дверь в широкий и длинный коридор, ведущий в просторную переднюю. В передней мама приоткрывала дверь на лестницу, зафиксировав её надёжной дверной цепочкой. Так запахи кухни и газовые пары могли выветриваться на лестницу, а с неё - на улицу.
Но в передней была дверь в комнату Людмилы. А у Людмилы жили не менее любимые и оберегаемые, чем дети, существа - коты. И Людмила беспокоилась о том, что запах газа дойдёт по коридору до её комнаты, и это сможет повредить здоровью её любимцев.
Так и жили в коммунальной квартире старинного дома: как только хозяйки собирались в "кухне" для приготовления обедов, моя мама открывала путь запаху газа в коридор и переднюю, Людмила сразу же закрывала дверь в "кухню", чтобы газ шёл под дверь нашей комнаты. Мама снова открывала дверь из "кухни" в коридор, Людмила сразу закрывала эту дверь, и так могло происходить бесчисленное количество раз: каждая из женщин старалась оберегать тех, кто ей дорог.
Соседка и мама никогда не ругались между собой, все действия происходили в полном молчании. Отчуждение, или вражда соседей происходили из тех времён, которые я помнила довольно смутно из-за своего малолетства. Слышала, что тогда произошла драка, и Людмила за хулиганство получила 15 суток. С тех пор соседи перестали общаться между собой, та и другая стороны имела основания считать себя обиженными.
Волосы она стригла "под мальчишку" и красила в радикально чёрный цвет, дома ходила в брюках и неизменном свитере толстой домашней вязки. На рубеже 60-х годов прошлого века и мужская стрижка у женщины, и ношение брюк ею, выглядели более, чем необычны.
Другой особенностью Людмилы являлось то, что она, будучи бездетной, или по своей природной склонности, до смерти любила котов. В комнату Людмилы никто не заглядывал, но почему-то все знали, что там живёт около двадцати кошек разного возраста, пола и породы. Судя по разноголосому мяуканью, доносившемуся из той комнаты, котов там было много. Запахи, распространявшиеся в переднюю и коридор из комнаты, где жили коты, оставляли желать лучшего.
Что ещё можно сказать о Людмиле? Она жила вдвоём с своим мужем, которого все называли по фамилии - Толмачёв, хотя всем было известно, что зовут его Дмитрий Георгиевич. Толмачёв был поэт. Свои стихи он помещал в журнале "Крокодил", а Людмила была художницей. Говорили, что она пишет неплохие картины, их даже показывают на выставках. Оба супруга не работали, или работали дома в связи со своими творческими профессиями. Они редко выходили из комнаты, даже на улице бывали не часто.
Выходя из своей комнаты, Людмила шла по коридору, напевая что-то достаточно громко, она и готовила в "кухне" всегда, напевая.
Меня очень интересовал процесс приготовления пищи. Обычно я, не смотря на бабушкины протесты, просачивалась в "кухню" и залезала на табурет, чтобы было видно, что и как готовят три хозяйки коммунальной квартиры.
Рецепты приготовления блюд заметно разнились и у обеих моих бабушек, но то, что готовила Людмила, выходило, вне всякого сомнения, за рамки обыденности. Любимым блюдом Людмилы были миноги. Ещё больше, чем миног, Людмила любила чёрных угрей. Их она жарила на сковороде живыми, и эти угри, похожие на змей, страшно извивались на сковороде, пока не зажаривались до смерти. Иногда Людмила разрезала угрей на длинные куски, и эти куски тоже шевелились у неё на сковороде.
В годы раннего дошкольного детства было легко и спокойно среди своих родных людей, и ещё всегда было очень интересно жить среди взрослых. Я была младшей в своей большой родне и в нашей квартире.
Однажды мне подарили маленькую метлу, которая была точь-в-точь, как настоящая. Детская метла была красного цвета, щетина на ней - золотистая и мягкая. Мести пол такой метёлкой было удовольствием. Нравилось подметать пол своей маленькой метлой, и я старалась делала это тщательно и аккуратно.
Сначала подметала комнату, в которой мы жили, потом "кухню", потом - коридор, потом большую комнату семьи своей тёти, затем - просторную переднюю. Здесь фронт работы заканчивался, и это огорчало. Хотелось подметать ещё.
Однажды, закончив мести переднюю, я остановилась перед дверью в комнату Людмилы. Это пространство квартиры было пока не охвачено, но очень хотелось попасть в таинственную комнату и узнать, что же пряталось в ней от людских глаз за всегда закрытой дверью.
Стояла около двери Людмилы, не решаясь в неё постучать. Дверь отворилась, и из комнаты быстрой летящей походкой вышла Людмила, напевающая какой-то весёлый мотив. Если бы соседка, которая на моей памяти никогда ни с кем в квартире не разговаривала, не обратилась ко мне с вопросом, я бы наверняка сделала вид, что оказалась здесь случайно, подметая пол в передней. Но Людмила посмотрела на меня внимательными тёмными глазами, и спросила:
- Почему ты здесь стоишь?
Набравшись храбрости, я сказала:
- Тётя Людмила, я уже подмела пол во всей квартире, но мне хочется ещё подметать. Можно я подмету пол у вас в комнате?
Неожиданно серьёзно и коротко прозвучал ответ:
- Можно, - и распахнула передо мной дверь в свою, запретную для всех, комнату.
Никогда ещё я не видела столько интересного сразу! Комната, в которой жили Людмила и её муж Толмачёв, выглядела бы, наверное, довольной просторной, если бы не была заставленной разными диковинными вещами не только по периметру и углам, но и в середине.
Громоздкая старинная мебель, всюду расставлены в хаотическом беспорядке то кресла, ширмы, то мольберты с неоконченными картинами на холстах, прибитых к деревянным рамам. Все поверхности были заняты, повсюду громоздились вещи самых разных сортов и видов. На шкафах, на подоконнике, на диванах, креслах и просто на полу сидели, спали, перемещались коты разных размеров, окрасок, характеров.
Свободного пола в жилище соседей почти не было, а там, где оставались не занятыми небольшие островки паркета, были расставлены в произвольном порядке тарелки, миски и блюдца с недоеденной кошачьей едой.
Насмотрелась на все эти чудеса, я начала подметать своей метёлкой то, что можно было ею достать.
Визит в комнату Людмилы произвёл ошеломляющее впечатление, было жаль покидать этот театр, полный реквизита для самых различных пьес, но я уже стояла возле двери, собирая в ладошку мусор, который удалось вымести с небольших пространств незанятого беспорядком пола.
- Спасибо, что разрешили подмести у вас в комнате, - вежливо сказала Толмачёву, которого не сразу заметила из-за всего, что заполняло комнату соседей. С раскрытой газетой, в кресле у высокого окна, не занавешенного ничем, он сидел неподвижно, как часть интерьера. Людмилы в комнате не было, она занималась приготовлением еды в кухне. Наверное, по этой же причине меня не хватились дома. Когда Людмила присутствовала в кухне, там некогда было думать ни о чём другом, кроме открывания и закрывания двери.
Вернувшись к себе в комнату, посидела, задумавшись, казалось, что только что побывала в какой-то сказке, полной необъяснимых чудес и волшебства.
Не помню, сколько времени продолжались мои визиты в комнату соседей. "Всё тайное когда-то становится явным", - гласит известная истина.
В просторной квадратной передней квартиры, в которой жили герои нашего рассказа, стояла старинная тумбочка, над которой на стене помещался чёрный эбонитовый телефонный аппарат. Высоко над тумбочкой топорщились огромные оленьи рога. Тень от рогов ложилась на пол передней причудливыми узорами.
Однажды, когда я со своей метёлкой вышла в переднюю, по телефону разговорила баба Лида, мама моего папы. Представляете, какими глазами смотрела бабушка на меня, выходящую из комнаты семейного врага Людмилы?
Вечером вся наша семья собралась в комнате, где мы жили. Было сказано много не совсем понятных слов о том, что я поступила опрометчиво и неправильно.
- Эта женщина обижает твою маму! Ты предала свою мать, разве ты этого не понимаешь? - кричал папа, он был человеком добрейшим, но эмоциональным и вспыльчивым.
- Она хочет, чтобы мы все задохнулись от газа, - сказала мама.
- Она дралась с твоим отцом, разве ты не знаешь? - спросила баба Лида.
- В тебе нет гордости. Эта женщина - враг твоей семьи, а ты ходишь подметать у неё пол, - это сказала тётя.
- Она злая, и любит только своих котов, - сказал старший брат Миша, и даже взмахнул в воздухе кулаком от избытка чувств.
Наконец решили дать слово мне, попросив объяснить, зачем я подметала пол у Людмилы, нашего общего врага.
- Я хотела подметать, а пола у нас самих очень мало.
- Это не ответ! - вспылил папа. - Ты уже большая девочка, и должна понимать...
Когда ты - от горшка два вершка, старшие то говорят тебе, что ты уже большая, то уверяют тебя так же убедительно, что ты ещё маленькая. Всё зависит об обстоятельств момента. Это знакомо каждому ребёнку.
Стало грустно оттого, что такой простой поступок с подметанием пола никто из родных людей не понял. Такое я испытала впервые в жизни.
- Оставьте девочку в покое, - сказал дядя Толя, муж тёти, который до сих пор молчал. - Девочка всё объяснила вам: ей хотелось подметать пол. Что ещё она должна сказать?
- Она подметала не просто пол, а пол в комнате Людмилы, нашего врага, - снова вспылил папа.
- Она вам враг. А я сама с Людмилой никогда не ссорилась, - слово "сама" было любимым словом тогда.
- Эта женщина могла убить твоего отца, когда замахнулась на него сковородкой!
Удивляясь, как взрослые могут быть такими непонятливыми, я сказала:
- Папа, но ведь Людмила тебя ни разу не убила!