Глава тринадцатая. Кадет кадету … брат – а суворовец суворовцу?
Когда подъехали к училищу, Дима первым делом поспешил к доске объявлений. Нашёл свою фамилию и объявил отцу, который подошёл следом.
– Четвёрка… Странно. Что-то, значит, не так.
– А за диктант у тебя что? – спросил стоявший рядом вихрастый паренёк.
– Пять…
– Ну так и чего переживаешь. Считай, поступил уже. А у меня четвёрка за диктант и тройка за математику. Тут большой вопрос…
Паренёк стал подниматься по ступенькам к КПП, а Дима стал искать результат Устинова. Нашёл и огорчённо воскликнул:
– Ну что же это. Тройка! Как же так… Тройка. Всё пропало. За диктант тройка, за математику тройка. А чтоб поступить надо минимум две четвёрки. Ну или в крайнем случае пятерка и тройка.
Константинов не комментировал возглас Димы. Да и какие могли быть комментарии?! Он знал, что сын его однокашника подготовлен к экзаменам не слишком хорошо.
Не спеша, пошли вдоль здания нового корпуса.
– Ну что же, становись в строй. Вон уж твои ребята на месте все.
– А Устиныч всё? Отправят домой?
– Пока не отправят. Сразу отправляют только с двойками, – сказал Константинов.
– Так что есть надежда? – несколько встрепенулся Дима.
– Если честно… Не думаю.
– А нельзя помочь?
Константинов сразу не ответил, и Дима снова заговорил:
– Вот ты мне рассказывал о суворовском братстве, даже кадетский лозунг упоминал: «кадет кадету друг и брат». Ну так помоги Устинычам, ведь ты ж с его отцом вместе учился.
– Каким образом я могу помочь?
– Попроси полковника Николаева. Вы ж с ним друзья, да к тому же он тоже выпускник нашего училища…
Константинову понравилось, с каким уверенным тоном и с какой гордостью сын произнёс «нашего». Да, он, можно сказать, уже поступил. А между тем обстановка складывалась так, что видимо будут брать не только с двумя четвёрками. Возможно, даже с одной тройкой – очень сильно поубавили первые два экзамена конкурс. Но с одной тройкой не всех. Уж как там будут выбирать из троечников, неизвестно. Возможно, тестирование сыграет роль, возможно и экзамен по физподготовке. Ну и, медкомиссия кого-то отсеет. А потом собеседование. Но у Устиныча то две тройки – никак не проходит.
– Ты говоришь Николаева попросить? Разве не обратил внимания, как он к отцу твоего Димона отнёсся? Надо было заранее приезжать, а то вишь-ты сразу на экзамены.
– Ну не мог, наверное, – неуверенно сказал сын.
– Я так и пояснил. А он, мол, ты-то смог!
– Так что же Николаев не станет помогать?
– Нет, даже просить глупо.
– Ну а если генерала попросить? Он к тебе, вижу, хорошо относится?! – не сдавался сын.
– И ты полагаешь это правильно? – переспросил Константинов.
– Не понимаю. Отчего же нет?
– Значит, с Николаевым не прошло, тогда к Ивану Юрьевичу? По отношению к Николаеву это будет неправильно.
– А если вообще ничего не делать, то по отношению к другу и однокашнику из твоей же роты тоже неправильно, – продолжал убеждать Дима.
– И так плохо, и этак не хорошо, – покачал головой Константинов.
– Есть же какой-то выход? Надо спешить, когда вручат документы и отправят, поздно, наверное, будет.
Это и сам Константинов понимал. Действительно, ведь все отчисления отдаются приказом, поскольку тут же и проездные документы выписывают на путь следования. И вдруг только отдали приказ об отправке домой, как не прошедшего конкурс, а на следующий день возврат в училище?
Но надо было что-то делать. И вдруг Константинов сообразил. Нужно чтобы позвонил Юра Солдатов, тоже однокашник, причём из одного с Устинычем взвода. Да и проще – он генерал, а генералы уж как-то меж собой договорятся. К тому же и журналист известный, в прошлом краснозвёздовец, а теперь в политуправлении, или как там его теперь именуют – главное управление воспитательной работы.
– Хорошо, Дима, хорошо, – сказал он сыну. – Кое-что попробуем сделать. Только вот сам-то Устиныч младший потянет учёбу?
– Потянет!
Вскоре объявили построение и дали понять, чтоб родители больше не мешали заниматься с абитуриентами, ставшими уже наполовину суворовцами.
Константинов пришёл в гостиницу. Телефон в номере был, и он набрал номер. Повезло. Солдатов сразу взял трубку. Был на месте.
– Юра, привет!
– Здравствуй, мой хороший! – ответил он излюбленной своей присказкой. – Ты откуда? По межгороду?
– Из Калинина. Точнее, теперь из Твери.
– Ах, да. Ты ж сына повёз поступать… Ну и как? Есть проблемы?
– Нет, нет, – возразил Константинов. – У нас с ним проблем нет. А вот у Устинова. Он тоже привёз сына сюда. Ну помнишь?
– Конечно. Я его к себе, между прочим, беру в управление. Он что, не говорил?
– Нет.
– Ну, значит не хочет раньше времени. Так что у него?
– Его сын по конкурсу не проходит. Двоек нет. Всё сдал, но баллов не добирает. Ты уж позвони начальнику училища?! Всё же генерал и выпускник.
– Думаешь, поможет звонок?
– Конечно. Уверен. Главное ведь, двоек нет. А с тройками, как слышал, может и пройти.
– Позвоню. О чём вопрос?! Конечно, позвоню. Ты ему ничего не говори пока. Пусть всё-таки и сам старается. Но я позвоню. Когда надо то? Наверное, чем скорее, тем лучше?
– Угадал! Прямо сейчас…
– Сейчас же позвоню, – и Константинов услышал, как Юра попросил кого-то из подчинённых по внутренней связи узнать телефон начальника Тверского суворовского военного училища.
Было слышно, как кто-то докладывал:
– Да… Начальник новый, год назад назначили. Генерал-майор Федотов Иван Юрьевич.
Солдатов снова заговорил:
– Всё, мой хороший, телефон мне сообщили. Звоню.
Константинов положил трубку и решил всё-таки сходить в училище, узнать, что к чему. Он уже понял, что теперь хождения родителей по территории сократят значительно, но его это не касалось. За год стал здесь своим и мог вести себя как дома. Да, собственно, и чувствовал себя как дома.
Вышел в вестибюль и почти нос к носу столкнулся с Ириной. Глаза красные, платочком прикрывает.
– Что случилось? – спросил он, хотя можно было и не спрашивать – и так ясно, и так всё вытекало из цели её приезда в Тверь.
– Не догадываешься? – вопросом на вопрос ответила она.
– Догадываюсь. Домой отправляют?
– Пока нет, но две тройки. Как тут быть? Сказали, что никаких шансов.
«Ну прямо сговорились, – с досадой подумал Константинов, – и Устинычи с тройками, и вот теперь Ирина чуть не плачет от провала сына. Сейчас будет просить о помощи. Что ж, можно хоть к генералу, хоть к Николаеву обратиться».
Но Ирина ни о чём не попросила, только сказала:
– Оставили до тестирования, но… предупредили, что шансов практически никаких. Ещё с одной тройкой есть надежда, а с двумя…
Константинов не спешил что-то говорить. Ждал просьбы. Самому предложить помощь? А если не выйдет ничего? Только обнадёжишь напрасно. Нет, тут надо подумать. А помочь хотелось. Да, конечно, отец неведомо кто, а вот дед у её сына всё же генерал, сложивший голову в горячей точке. Есть за что уцепиться.
– Ну а тебя можно поздравить?
– Все поздравления после мандатной комиссии. А пока будем ждать. Там ещё у них много разных мероприятий.
– У твоего Димы пятерка за диктант и четверка за математику. Тут и думать нечего
Что было отвечать? Мол, заниматься надо? Поздно!
Надо было как-то утешить, но как, да и возможно ли. Константинов посмотрел на часы. Ресторан при гостинице уже открылся:
– Давай ка сначала пообедаем, а потом уже будем думать, что да как. Тем более сейчас они на профориентации. Я бы посоветовал сходить к начальнику училища. Рассказать о своём отце. Может, подействует. Он имеет право брать какое-то количество сверх нормы, потому что в первые месяцы обычно отсев большой. Ну и вообще – начальник есть начальник. Так идём обедать?
– Приглашаешь?
В этом вопросе, видимо, заключался тонкий намёк, что самой ей вовсе не до ресторанов. И так уж траты – поездки в Тверь, жизнь в гостинице.
– Конечно приглашаю. Даже вопрос неуместен.
В ресторане днём было почти пусто. Это вечером народ набирается. Поужинать, потанцевать. Вечером так просто и не попасть. А днём, на обед, пожалуйста.
Зал в ресторане гостиницы «Центральной» длинный, вытянутый вдоль окон. Выбрали столик. Константинов галантно помог сесть, сам устроился напротив. Тут же подошёл официант. Сделали заказ. Ну вот, как будто настало время для разговора.
Негромко шипел вентилятор, сквозь приоткрытое окно задувал воздух, пока ещё не просто тёплый – раскалённый. Август выдался жарким.
– Что один, без жены ездишь? – спросила Ирина. – Вон, гляжу многих папы с мамами привезли.
Вопрос весьма знаковый. Его обычно задают женщины, глубоко скрывая ревность. Да, собственно, и он ведь спрашивал, почему муж не занимается поступлением. Для чего? Вопрос интересный – сразу и не ответишь.
– Зачем жена? Это моё родное училище и дело сугубо моё.
– Везёт же некоторым, – вздохнула Ирина.
– Которым? – с лёгкой усмешкой спросил Константинов.
– У которых мужья такие, – она сделала короткую паузу и прибавила: – Как ты.
– Ну это ещё как сказать, везёт или не везёт. Я, знаешь ли, совсем не сахар!
– А здесь и ни сахара, ни мёду – всё одна, да одна, – словно и не услышав ответа, сказала Ирина.
У Константинова едва не сорвалось, а что ж, мол, тогда-то, когда могло всё выйти иначе. Он ведь только предполагал, что тогда привело к разрыву. Точно не знал, но теперь спрашивать не время. Всё потом, если, конечно, будет это потом. Не сейчас же вспоминать. Не до того сейчас.
Он понимал, что Ирине было очень обидно смотреть, как других мальчишек привозят папы с мамами, ну или одни папы, чаще всего военные. Майоры, подполковники, полковники, наверное, и генералы, но генералы, по двору училища бродить не станут. Да и скорее всего приедут не в военной форме. Зачем давать почву для лишних разговоров – вот, мол, у этого то сын, конечно, поступит…
Константинов решал вопрос, оставаться ли ещё на денёк, или уж ехать домой, поскольку Дима уже в казарме и вряд ли будут теперь отпускать. Но оставаться, значит надо проводить время с Ириной. Она ведь здесь совсем одна, и, судя по всему, уезжать не собирается – ей предстоит последний бой за училище. А надо ли проводить с ней время? Это ведь может вылиться во что-то такое, к чему Константинов не готов. Нет, он вовсе не был цербером, но в данном случае означало воспользоваться ситуацией и взять на себя ответственность за дальнейшее развитие событий.
Конечно, можно было бы уехать до мандатной комиссии, но, с другой стороны – тут уж он отчасти обманывал себя – мол, необходимо проконтролировать развитие событий с Устинычами. Ведь наверняка уже Юра Солдатов позвонил начальнику училища. Вот-вот должно было решиться с ними. Ну и потом, а почему бы не попытаться помочь Ирине?
Принесли первое – любимую окрошку. Оказалось, что и Ирина любит её. Ели молча. Разговор после упоминания об Иринином одиночестве, не клеился. Этим упоминаниям она как-бы перечеркнула возможность окунуться в беззаботные воспоминания. Да и не получались они такими уж беззаботными. Константинов всё помнил доподлинно, и вспоминал-то с самыми тёплыми чувствами. Ну а обида? Она, конечно, где-то затаилась в глубине души, но теперь не имела никакого смысла, поскольку Ирина оказалась наказанной, хотя и была без вины виноватой.
Да ведь ещё вопрос, смогли бы они пронести те самые первые чувства через годы учебы в училище, через её институтские годы? Так что и горевать о прошедшем не было смысла. Сколько ещё потом было увлечений, причём случались и сильные, такие, что вот-вот могли завершиться женитьбой. Смогло ли перебить увлечение Ириной всё то, что ещё предстояло пережить? Говорить о том, что если бы у них тогда сложились отношения, то и не было бы других увлечений? А летнее, перед выпускным курсом? Поскольку Ирина вполне могла уехать с родителями в санаторий, он бы тоже отправился к морю и та вспышка любви к своей подруге детства, которая озарила его, вполне могла затмить всё что случилось на втором курсе, когда он нашёл Ирину. Как нашёл, так и потерял.
Но это всё демагогия. Это всё где-то за кадром. А рядом с ним та самая Ирина, которая очень когда-то нравилась ему, в которую он просто был влюблён.
Ну что же, что же теперь?
А она хороша! Очень хороша! Моложе его ненамного. Но всё-таки моложе. Да и не в этом дело. Ей ведь где-то под сорок. А женщина, пока ей не перевалило за сорок, очень привлекательна и для романов открыта, если, конечно, нет у неё такой семьи, которая и думать не позволяет о каких-то ветреных развлечениях.
Ну а тут? Все условия! Ирина, конечно, в каком-то скромном и, разумеется, не одноместном номере, но он-то, он устроился лучшим образом. Не люкс, люкс ни к чему. Просто обычный двухместный номер со всеми удобствами. Двухместный, поскольку брал его в расчёте на то, что сына могут и не забрать сегодня в казарму. Но он понял, что гулянья между экзаменами окончились. Да ведь и теснота в казарме исчезла – вон сколько отправлено домой с двойками!
– Когда мне лучше к начальнику сходить? – наконец нарушила молчание Ирина.
– Думаю, что затягивать не стоит. Сейчас его осаждают и звонками, и атаками в кабинете. Ещё прорваться надо.
– Так сразу и идти после обеда? – спросила она.
Чувствовалось, что ей очень, очень хочется, чтобы кто-то руководил, чтобы кто-то дал совет, чтобы подставил своё плечо.
То, что Дима проходил в училище с запасом, что сдал экзамены без сучка, без задоринки, давало возможность попросить за кого-то. Но Константинов не спешил предлагать. Он размышлял сам, не ставя Ирину в известность о своих размышлениях.
Принесли второе блюдо. Снова разговор приостановился, и каждый думал о своём. Но эти думы соединялись на проблеме поступления сына Ирины.
Как бы там ни было, а сидеть с Ириной за одним столиком было приятно. Она была красива той яркой и броской красотой, которая особенно набирает силу именно в тридцать пять – сорок лет. Именно этот возраст более всего нравился Константинову в женщинах. Быть может потому, что соответствовал его возрасту – ему-то едва перевалило за сорок.
Он смотрел на Ирину и в голове роились мысли уже не совсем безобидные. Мысли, которые постепенно становились всё более и более мятежными.
«А не пригласить ли её на вечер в ресторан? – вдруг подумал он. – Вот сейчас заказать столик, и прийти поужинать, да и потанцевать. Конечно, ей не совсем до танцев, но, с другой стороны, может удастся как-то решить проблему».
Идея начинала нравиться, хотя ещё недавно он даже подумывал, не уехать ли в Москву именно потому, что трудно будет теперь отделаться от Ирины, принуждённой скучать здесь в одиночестве.
Ха! В одиночестве! Тут ведь может оказаться, что и не останется в одиночестве. Вон сколько ещё пап не разъехалось! Сколько весьма приличных претендентов на борьбу со скукой живёт в гостинице!
Эта мысль окончательно расставила всё на свои места.
Сначала он хотел заказать ещё и десерт, чтобы продлить обед, но потом подумал: пора действовать.
Когда покончили со вторым блюдом и с морсом, подозвал официанта, расплатился и сказал:
– Ну что ж, не будем терять время. Курс – училище!
– Ты зайдёшь со мной к начальнику? – спросила Ирина и нотки надежды в голосе буквально обожгли его.
Он поспешил отвести эту надежду в сторону:
– Мне надо побывать у начальника учебного отдела и зама по воспитательной работе. И тебя одну могут не пропустить на территорию. Всё, шаляй-валяй окончилось. Теперь родители будут обступать заборы, высматривая своих чад.
Этот ответ явно огорчил, но Ирина постаралась виду не подавать и проговорила:
– Ну что же, идём.
Возле контрольно-пропускного пункта действительно было людно. Родителей больше на территорию не пропускали, и они толпились на улице. Счастливчики отвоевали место по обе стороны ворот, поскольку через неширокие решётки было видно строевой плац. Идти же к длинному забору, что тянулся за старым корпусом, было бесполезно. Туда теперь никто из абитуриентов прийти не мог. Счастливчики, уже осознающие, что поступили и те, кто ещё не терял надежды, начинали жить по строгому регламенту, именуемому распорядком дня.
Константинов прошёл на территорию без проблем и провёл Ирину, слегка поддерживая её под локоток.
Вот и коридор перед кабинетом начальника. Там стояли и сидели родители, много родителей. Но Константинов догадывался, что это ещё цветочки. Через несколько дней – и до мандатной комиссии, и сразу после неё тут будет не протолкнуться.
Приём родителей ещё не начался. Начальник училища вот-вот должен был вернуться с обеда, ну и некоторое время ещё порешать какие-то насущные училищные проблемы.
Ирина оглядела разношёрстную толпу в коридоре и особенно отметила тех родителей, что были в военной форме. Оценила всё это и сказала:
– Да, мои шансы равны нулю.
– Это пока неизвестно, – возразил Константинов.
В это время пробежал шумок, родители расступились, и в коридор ступил подтянутый, коренастый генерал-майор Федотов. Он сразу заметил Константинова, протянул ему руку и сказал:
– Загляни ко мне. Ты мне нужен!
– Прямо сейчас?
– Да, да, конечно. Пошли.
В кабинете Федотов предложил сесть и сам сел напротив за столом для совещаний.
– Ты то, что волнуешься? У твоего всё в полном порядке. Остальные экзамены формальность – во всяком случае для тех, кто диктант и математику на четыре и пять сдал.
Создался удачный момент.
– Да я вот встретил здесь дочь одного генерала – правда не общевойскового, а ракетчика. Она привезла сына, а у него проблемы с экзаменами.
– Двойки?
– Не совсем. Два трояка.
– Да, вариант не проходной. Так ты говоришь, дочь генерала, стало быть поступает внук генерала. А что сам дед не приехал?
– В том то и дело, что дед погиб в горячей точке.
– Вот оно что…, – протянул Федотов. – Дед… Если б отец, тут никаких вопросов. Зачислили бы – есть положение соответствующее. А дед…
– Ну так и в этом случае всё в вашей власти!
– Так-то оно так! Но видел сколько приёма ждут?
– Видел, и предполагаю, что ещё не вечер!
– Правильно предполагаешь!
– Ну у меня просьба, принять её! Иван Юрьевич. Можно позову?
– Не надо! Зачем дразнить родителей?! Давай ка запишу…
И сделав запись в блокноте – фамилия, имя, группа, спросил:
– Так что за генерал-то дед? Кем был, как погиб?
– Я его знал, когда он был начальником кафедры в Дзержинке, – Константинов специально рассказывал поверхностно, не уточняя, как знал, при каких обстоятельствах познакомился, – Ну а потом отправился он в жаркие страны на испытание какой-то новой системы, которую нужно было опробовать в боевой обстановке. Там и погиб.
– Ну хорошо, я записал! Не обещаю. Погляжу, какая обстановка. Набираем в этом году две роты вместе трёх. Набираем, как, наверное, уже знаешь, на три года. Это когда два года учились, по триста человек на курсе было. И то ажиотаж при поступлении. Ну а теперь и подавно!
На пороге кабинета появился начальник строевого отдела с документами на подпись.
– Принято… Теперь нужно мне немного поработать, а потом приём! Словом, учту твою просьбу. Думаю, решу положительно. Тут, понимаешь, уже звонки пошли. Только что твой однокашник звонил – генерал Солдатов. Тоже просит за сына нашего выпускника. За… – он посмотрел в блокнот: – За Устинова. А ты за него что же не просил? – и не дожидаясь ответа, хитро прищурившись, прибавил: – Ну, понятно. Хороша мамочка то! Генеральская дочка. Ничего не скажешь – хороша!
Константинов хотел сразу же возразить, но вовремя остановился – что ж, путь так и умает. Больше шансов у сына той дамы, что так хороша. Чего ж и Константинову приятное не сделать – вон сколько училищу помогает, сколько времени здесь проводит, занимаясь с суворовцами. Глядишь, ещё больше привяжется. И сын здесь учится и ещё один сын – уже его пассии.
И вдруг генерал сказал начальнику строевого отдела:
– Подождите, я вас позову, – и жестом пригласил Константинова остаться в кабинете, указав на стул.
Тот вернулся. Генерал задумчиво проговорил:
– Вот мы ориентируемся только на предметы. Только на оценки! А всегда ли это верно? Бывает, что отличник, всё сдал на пятёрки. А точно ли офицер из него получится? Окончит училище и поминай как звали. Теперь то ведь свобода – хочешь иди в военное училище, хочешь не иди. А бывает середнячок едва-едва конкурс вытянет, а потом, глядишь, офицер отличный! Сколько таких случаев.
Константинов понял, что у генерала просто потребность какая-то появилась поговорить. Устал от непрерывного официоза – жалоб, просьб, требований…
– Вот только что случай произошёл… подходит ко мне один родитель. Наш, военный. Ну я, конечно, решил, что просить. Что, мол, не дотягивает или пару сынуля получил? А он в ответ, нет, мол, четыре и пять, но сам не хочет, ни в какую. Да и мама явилась из Москвы, в гостинице сидит вся в слезах – твердит, что, если не заберёт сына из училища, поставит во дворе палатку и будет там жить. Ну я плечами пожал, в чём вопрос, в чём просьба. А он. Всё, уже документы забрали, но я не за него просить. Тут вот какое дело. И он рассказал, что, когда сдавали документы, попался на глаза шустрый такой паренёк. Слова за слово – так вот прибыл он откуда-то с севера, из захолустья. Добирался несколько дней. До Москвы поездом, потом электричкой. Об училище узнал от сестры – она тут на ткацкой фабрике работает, а живёт в общежитии. Так-то его уж как-то там приютили накануне вечером, а утром прибыл в училище. И всё ведь сам. Отца нет – уж куда делся, не уточнял. Одна мать. И ещё двое братишек на ней маленьких. Сам в военкомат документы подал, сам там всё прошёл. Потому что очень, как сказал, ну очень хочет стать офицером. Словом, поразил он нашего военного папашу, который сынулю по всем инстанциям за ручку водил, разве что анализы за него не сдавал. Так вот он попросил помочь этому парню, очень верно заметив: добрый офицер будет!
– А что, и я к ходатайству присоединяюсь! Сын мне рассказывал об этом пареньке. С Тмутаракани! Он уж у них там старшим во взводе. Твёрдый, уверенный, требовательный. Ну так ведь и слушаются! Удивительно!
– Ну вот, записал я… Держу на контроле. Да, а с твоей пассией…
– Да не пассия она вовсе.
– Так будет. Чувствую, что будет! Так вот давайте-ка с ней завтра ко мне … – он посмотрел на записи, размышляя. – Так-так-так. Ну вот, к одиннадцати тридцати. – Хочу на парня взглянуть. Чем дышит. Стоит ли игра свеч. А то ведь возьмешь за счёт кого-то другого, а он поживёт недельку другую и к маме запросится.
– Да, точно. Именно поживёт, а не поучится, – засмеялся Константинов. – Точная формулировка! Хорошо, в одиннадцать тридцать представим его вам.
– Знаешь… Даже лучше если ты один представишь! Так вернее разговор получится.
– Согласен! Это лучше.
Покидая кабинет, Константинов уже был уверен, что полдела сделано. Да ведь и как не решиться то, ведь что не говори, а отец Ирины – дед кандидата в суворовцы – сложил голову за отечество. И пусть это случилось на дальних рубежах, но эти, казалось бы, чужие рубежи, являются именно дальними рубежами обороны страны. Но прав, тысячу раз прав генерал Федотов – нужно, чтобы кандидат в суворовцы соответствовал не только отметками, которые, впрочем, не всегда отражают знания, а именно, как недавно стали говорить, профессиональным ориентированием.
Он вышел из кабинета в небольшую приёмную, перевёл дух и открыл дверь в коридор. Десятки пар глаз устремились на него, а он отыскал глазами Ирину.