Ба

Герда Грау
      — Наконец-то! — Наташа почти сорвала с Игоря пальто и подтолкнула его в спину в направлении комнаты. — Я боюсь одна! Она там уже не дышит… кажется.
      — Да брось ты…
      — Иди, я тебе говорю! — Наташа снова начала пихать Игоря в поясницу, и пришлось пренебречь мытьем рук с улицы, так зайти.
      Бабушкина комната, насколько он помнил, никогда не менялась. Желтые шкафы с полукруглыми боками, стол с вязаной скатертью у окна, и, конечно, кровать под ковром с оленями. Олени тоже были желтые, на ярко-синем фоне. Рогатый самец презрительно смотрел входящим в глаза — пожаловали, наследнички! Стадо самок относилось к гостям более лояльно — в глаза не смотрели, опустили головы к кобальтовой воде.
      — Ба! — громко крикнул Игорь.
      Старуха в белой ночнушке с желтенькими цветами слабо пошевелила рукой, в которой свечой был зажат пульт от телевизора.
      — Мнучек… — прошептала она.
      — Ба, ну что ты опять нас пугаешь? — Игорь переставил стул к бабкиной кровати. — Плохо тебе? Болит что-то?
      Ба торжественно подняла вторую руку и медленно положила поверх первой.
      — Помираю.
      — Ты на моей памяти уже восьмой раз помираешь.
      — Теперь уж точно. Слабость такая, глаз открыть не могу. Вот, попрощаться позвала.
      — Ну Ба…
      — Не бабкай, — прошелестела та. — Ты лучше давай, милицию вызови, чтобы как полагается, и скорую. Пора уж…
      — Да как я их вызову, когда ты еще живая?
      — А они пока доедут, как раз. Знаешь, поди, сколько они ехать будут, тут не только помрешь, а Наташка твоя — и то родит.
      Наташа покраснела и непроизвольно коснулась рукой живота — еще полтора месяца же.
      — Давай, делай, что говорю, — пожевав беззубым ртом, повторила Ба. — А то завещание порву. Хочу слышать, что ты меня в последний путь как положено, честь по чести…
      Игорь посмотрел на бледную жену, отступившую в угол, потом достал телефон, потыкал в экран пальцем и отошел к окну.
      — Алло, скорая? — громко сказал он. — У нас тут бабушка умирает. Да, совсем уже. Девяносто три года. Отходит, как говорится. Что? Верная, восемь, квартира сорок. Да, ждем.
      Он опустил руку с телефоном и развернулся в сторону Ба.
      — Так нормально?
      — Теперь в милицию звони, — потребовала та. — Пусть приедут смерть константировать.
      — Констатировать, — машинально поправила ее Наташа, учитель русского языка в начальной школе.
      Ба шумно вздохнула и скорбно вытянулась.
      — Ну, давай и в милицию, — покладисто согласился Игорь, снова поднося к уху телефон. — Алло, милиция? Девяносто три года, естественная смерть, надо зафиксировать для справки. Верная, восемь, квартира сорок. Да, будем ждать.
      После этого Игорь сел на стул у кружевного стола и уперся локтями в скатерть. Наташа тихо опустилась в кресло под торшером, обхватив руками некстати начавший толкаться живот. Ба покойно лежала на кровати, закрыв глаза. Так прошло долгих пять минут, пока Игорь играл в телефоне в пасьянс. Сложив колоду, он посмотрел на жену, потом на часы, на кровать, и вдруг вскочил, рывком откинув стул к стене.
      — Ба! — заорал он, тряся сухое тело на простынях. — Ба!
      Наташа тоже подскочила — увидела, как голова старухи безвольно болтается, как на ниточке.
      — Черт, черт… — бормотал растерявшийся Игорь. — Я думал, она шутит… она так сто раз уже помирала… Ба!
      Он все продолжал трясти ее за плечи, хлопать по щекам, тереть уши, и первое, и второе, и третье было совершенно бесполезно.
      — Где же скорая? — взвизгнула Наташа. — Звони им еще раз!
      Игорь бросил на нее затравленный взгляд — разговор он имитировал, никакую скорую с милицией не вызывал, чтобы не слушать в свой адрес ругань за ложный вызов, как было в прошлые разы. И вот на тебе! Он вытер лоб рукой и отступил назад. Ба не шевелилась, пульт в ее пальцах накренился и выскользнул, Игорь подхватил его совершенно машинально. От нечаянного нажатия кнопки огромный экран в углу, их подарок Ба на девяностолетие, взорвался каким-то ток-шоу.
      — … что может сказать по этому делу наш эксперт? Алексей?
      Лысоватая голова ведущего, пронзительно-бодрая, со сдержанным юморком, передала микрофон эксперту, и сама наклонилась к нему, чтобы быть в кадре. Разноцветные зрители одновременно зашумели.
      — Знаете, ну не верю я в любовь тридцатилетней женщины к восьмидесятилетнему мужчине, — снисходительно ответил на вопрос эксперт. — То есть я верю в ее искреннюю любовь к деньгам, но тест на отцовство я бы сделал. В восемьдесят лет фертильность мужчины падает практически до нуля, а ребенок, как я понимаю, абсолютно здоровый, даже обгоняет сверстников. Так что в этом вопросе я на стороне мужа героини. Тест на отцовство в данном случае не оскорбителен.
      — Еще как оскорбителен! — закричала блондинка с дивана. — Я категорически против, эти тесты только разрушают здоровые семьи! Они плодят недоверие супругов друг к другу! Ребенок абсолютно законный!
      — Анжела, успокойтесь…
      — Что вы мне рот затыкаете!
      — Петр, что вы делаете?
      — Да гнать таких в шею…
      На экране что-то с грохотом разбилось, зал взвыл, блондинка скатилась с дивана, и только тогда Игорь, вздрогнув, осознал, где находится (как они так снимают эту визгливую мерзость, что проваливаешься?), торопливо нажал кнопку на пульте, упакованном в замызганный целофан. Кнопка нажиматься не хотела, он разодрал проклятую упаковку и с ненавистью наставил его в рожу ведущего, как голос сзади вдруг произнес:
      — Ну-ка, не трожь... Погромче мне сделай! Вот же шалава...
      Они с Наташей обернулись одновременно — Ба в своей ночнушке пристраивала под спину подушку, другой рукой требуя себе пульт.
      Игорь негнущимися пальцами вложил ей в руку полиэтиленовый чехол, вышел в коридор и стал искать в кармане пальто сигареты. Наташа выскочила следом, посмотрела, как он жадно затягивается, и в кои-то веки ничего не сказала.