Блок. К музе. Прочтение

Виталий Литвин
К музе





 
                Есть в напевах твоих сокровенных
                Роковая о гибели весть.
                Есть проклятье заветов священных,
                Поругание счастия есть.
 
                И такая влекущая сила,
                Что готов я твердить за молвой,
                Будто ангелов ты низводила,
                Соблазняя своей красотой…
 
                И когда ты смеешься над верой,
                Над тобой загорается вдруг
                Тот неяркий, пурпурово-серый
                И когда-то мной виденный круг.
 
                Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.
                Мудрено про тебя говорят:
                Для иных ты — и Муза, и чудо.
                Для меня ты — мученье и ад.
 
                Я не знаю, зачем на рассвете,
                В час, когда уже не было сил,
                Не погиб я, но лик твой заметил
                И твоих утешений просил?
 
                Я хотел, чтоб мы были врагами,
                Так за что ж подарила мне ты
                Луг с цветами и твердь со звездами —
                Всё проклятье своей красоты?
 
                И коварнее северной ночи,
                И хмельней золотого Аи,
                И любови цыганской короче
                Были страшные ласки твои…
 
                И была роковая отрада
                В попираньи заветных святынь,
                И безумная сердцу услада —
                Эта горькая страсть, как полынь!
                29 декабря 1912






     Хронологическая последовательность в стихотворении сломана. Очевидно, что первые “встречи с Музой” описаны  в пятом катрене:

                Я не знаю, зачем на рассвете,
                В час, когда уже не было сил,
                Не погиб я, но лик твой заметил
                И твоих утешений просил?
 
    То есть на заре юности, проведя ночь без сна, когда уже бороться сил не осталось, и, казалось, что смерть неизбежна, “я” из окружающего его ужаса начал делать стихи. А знак вопроса в конце строфы показывает, что теперь автор сомневается, правильное ли это решение, может, смерть всё-таки была бы предпочтительнее?
     Сравните:
Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
     «Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню, но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим – ПОТУХШИМ, ИЗМЕНЕННЫМ ЗЛЫМИ  ЗАКОНАМИ ВРЕМЕНИ С ПЕСНЕЙ НАУДАЧУ [выделено Блоком](т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны).»

Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «…Реальность, описанная мною, – единственная, которая для меня дает смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет "нет", мы остаемся просто "так себе декадентами", сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали.»
«Я не знаю, зачем?..» – может всё-таки лучше было бы умереть провидцем и обладателем тайны, чем выжить «поэтом» и  «так себе, сочинителем»?

     – «Для иных ты — и Муза, и чудо. // Для меня ты — мученье и ад.» – какая изысканная звукопись!
     “Муза и чудо” – например Анна Ахматова «Муза»:

                Когда я ночью жду ее прихода,
                Жизнь, кажется, висит на волоске.
                Что почести, что юность, что свобода
                Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
                И вот вошла. Откинув покрывало,
                Внимательно взглянула на меня.
                Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
                Страницы Ада?» Отвечает: «Я».
                1924

     «...Ее  («Поэма без героя») мне действительно кто-то продиктовал. Особенно меня убеждает в этом какая-то демонская легкость, с которой я писала поэму: редчайшие рифмы просто висели на кончике карандаша, сложнейшие повороты сами выступали из бумаги…»

     Сравните, Блок:
     «
     В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии…

27 января
     «Двенадцать».

28 января
     «ДВЕНАДЦАТЬ».

29 января
     Азия и Европа.
     Я понял Faust-a: «Knurre nicht, Pudel»[ Не ворчи, пудель» («Фауст» Гёте)]. <…> Страшный  шум, возрастающий во мне и вокруг. Этот шум слышал Гоголь (чтобы заглушить его призывы к  порядку семейному я православию). Штейнер его «регулирует»? Сегодня я — гений.

30 января
     Стихотворение «Скифы».
»

     И… для Блока “творчество” не было “делом жизни”.  Он ощущал себя теургом, для него героем -- «делать жизнь с кого», был не Соломон с его «Песней песней», а Моисей, давший новую судьбу своему народу. А стихи… Как бы не ещё один искус. Наряду со всеми этими незнакомками, вьюгами и каменными дорогами…

Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «…символист уже изначала – теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь – "голубой цветок".
   В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор", – и сквозь все миры доходит к нему вначале – лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.
     »
… цель которых одна – заслонить сияние улыбки Лучезарной.

     – «И когда ты смеешься над верой…» –”смеешься” – это когда его рука вдруг выписывает совершенно не то,  что он хотел бы, о чем о даже не думал. К примеру:

Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
     «…влюбленность» стала меньше призвания более высокого, но объектом того и другого было одно и то же лицо. В первом стихотворении шахматовском это лицо приняло странный образ “Российской Венеры”.»

                «И мнилась мне Российская Венера,
                Тяжелою туникой повита,
                Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры,
                В чертах лица — спокойная мечта.
                29 мая 1901. С. Шахматово»

     Ты думал, “это лицо”, это “образ” – Лучезарной? Нет, – посмеялась Муза, –  это богиня страсти, богиня плотской любви – Венера.

     – «…загорается вдруг // Тот неяркий, пурпурово-серый // И когда-то мной виденный круг.» –

Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «Миры, предстающие взору в свете лучезарного меча, становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шепоты, почти слова. Вместе с тем, они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне всего легче назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно).»
     …«когда-то мной виденный» – можно бы сказать: иззавидуешься, вот посмотреть бы тоже! Но… Всё имеет свою цену.

Ал. Блок. Из письма Андрею Белому от 6 июня 1911 года:
     «Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить темные силы – и уронил их на себя.»

     – «Есть проклятье заветов священных…» – Блок не мог не подозревать, что «всё проклятье своей красоты» – это ещё один искус дабы увлечь его «лугом с цветами и твердью с звездами», отвлечь его от исполнения его долга, от выполнения его миссии.
     Что ж, не без успеха:

                И была роковая отрада
                В попираньи заветных святынь,
                И безумная сердцу услада…

     Сердцу его было сладко.

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
«
     – «.. .аи ...»  – марка французского шампанского .
»