Драматическая сцена
Действующие лица:
Вера, 42 года, хозяйка дома. Небольшая, коренастая, с выцветшими короткими волосами.
Надя, 51 год, её сестра. Полноватая, ухоженная, с длинными чёрными волосами.
Степан, 45 лет, муж Веры. Большой, хорошо сложенный.
Голос из радиоприёмника.
Рабочие и люди в камуфляже за окном (без реплик).
Действие происходит на веранде частного дома в небольшом городке, в южной части средней полосы России. В раскрытые окна светит солнце, ветерок шевелит ветки ближних деревьев.
Надя сидит за столом нога на ногу, потряхивая туфлей на весу, и задумчиво курит. Вера ходит туда-сюда: приносит тарелку с огурцами, четвертинку водки, тарелку с крупно нарезанным репчатым луком, стопочки. Наконец садится и вздыхает.
Вера. Чем богаты, тем и рады... Надюш, ты уж прости... Без разносолов.
Надя (машет рукой). Да что ты? Какие сейчас разносолы? Что я, сама не знаю, что ли, как мы нынче живём?.. Да и я тебя не предупредила даже, - ты, наоборот, меня прости. Но ты уж мне столько толковала, что у вас в городе всё по простоте. Вот я и давай, по нахалке...
Вера. Ой, да что ты говоришь такое? Как тебе было не приехать на папины двадцать пять лет? Я и ждала тебя. Но, видишь... Всё равно толком не приготовила ничего...
Надя. Двадцать пять лет... Четверть века... Эпоха, да и не одна, если подумать... Давай-ка выпьем.
Вера. Давай. (Выпивают, закусывают.) Ты говоришь - эпоха. А детство наше в Виннице, ты помнишь? Как будто вчера.
Надя. Я ещё и лучше тебя помню, больше успела ухватить. Пионерский галстук... из Украины!.. До сих пор храню.
Вера. А представь, бабушка не завещала бы нам московскую квартиру. Ужас! Жили бы сейчас под этими бандеровцами, тряслись бы. Хотя теперь-то наши их прихлопнут в два счёта.
Надя (вздыхает). Не знаю. Может, папашка живой был бы. А то как понеслось: Москва! бизнес! будем ворочать миллионами! Поворочал...
Вера (хлюпает носом). Ох, я не знаю, как это так вышло!
Надя. Ну, как! Известно ж было, что самый крутой бизнес - это рэкет. А выше себя-то не прыгнешь.
Вера. А представь, если б нам Веня тогда не помог. Мы б даже и не узнали, где папу закатали в асфальт. Могилы, и той не было бы...
Надя. У папашки хоть день есть. Известно, когда его порешили. А мама как ушла, так и всё. Ищи ветра в поле.
Вера. Да. Мама - без вести.
Надя. Бухала-то уже по-чёрному.
Вера. Давай за неё выпьем тоже. Папин день, семь бед - один ответ. (Разливает. Выпивают, закусывают.) Ну чего? Ты хоть сама как живёшь-то?
Надя. Да как... Из Москвы хочу свалить.
Вера. Да ты чего?
Надя. Вот, не поверишь. Ты думаешь, наверно, - у нас там молочные реки, кисельные берега? Не всё так просто.
Вера. Что ж такое случилось-то?
Надя (усмехаясь). Вот, - что! То нас хотели выселить в какую-то дырявую конуру на двадцать втором этаже...
Вера. Это почему?
Надя. Реновация называется. Тоже бизнес делают.
Вера. Да я помню, у вас отличный же дом и квартира.
Надя. Ну это хоть обошло стороной в итоге. А так... Ковид чёртов, локдаун.
Вера. Так правильно, кому ж охота умирать.
Надя. От духоты быстрей копыта откинешь. У тебя хоть участок, воздух свежий. А у нас только форточку открой - будто в выхлопной трубе сидишь.
Вера. У вас хоть больницы кремлёвские.
Надя (заводясь). У кого? У меня? Где я и где твои кремлёвские?.. Больниц половину как на заказ позакрывали перед пандемией. И врачей поувольняли.
Вера (насмешливо разводя руками). У нас одна больница в городе! И то, когда губернатору всю плешь проели.
Надя. Ну, одна - пусть одна, а я так больше жить не могу.
Вера. Куда ж ты собралась? Европа вся теперь против нас воюет, как в сорок первом.
Надя (поглядев искоса, помолчав). Махнёмся не глядя?
Вера (растерянно). Как?
Надя (с хохотком). Ты - поближе к кремлёвским больницам, а мы - сюда.
Вера (напрягшись, словно в прыжке). Давай!
Надя (смеясь, распахнув руки). Даю!
Вера (напряжённо размышляя). А бомбоубежище есть?
Надя. Какое ещё?
Вера. Около дома.
Надя. Без понятия... Я, знаешь, пока ещё Димка работал, - ну туда-сюда. Было ради чего.
Вера. Выгнали?
Надя. Да дурак он. Их на работе всем гуртом погнали на какой-то долбаный концерт. А его переклинило. Прямо уволился, чтобы на концерт не ходить. Я говорю: что жрать-то будем, дурень?.. Всё сложила и к тебе поехала.
Вера. Но вы не продавайте квартиру!
Надя. Да махнёмся, и нормально.
Вера. Давай за это выпьем, хоть чокнемся наконец! (Выпивают. Вера резко пьянеет, хохочет.) Всё тут прямо для вас, москвичей! Знай в огороде копайся!
Надя. Димку поставлю.
Вера (продолжая пьяно смеяться). Ты ещё в туалете нашем не была! (Спохватившись.) Да у нас дом-то хороший, сама видишь. Ещё б только Стёпе работу у вас найти.
Надя (свысока). Нормально делай, нормально будет! У вас да, хорошо тут, и телевизора нет.
Вера (испуганно). Его, наверно, можно починить.
Надя. Обойдёмся. В нём одна стрельба да безумные новости.
Вера. У нас радиоприёмник есть. Только сломанный немного, но его-то точно можно поправить. (Берёт радиоприёмник с подоконника.) Сейчас попробуем послущать, что там делается у наших. (С силой бьёт приёмником об стол, он включается.)
Радиоприёмник. Вчера Вооружённые силы Российской Федерации нанесли удар по позициям ВСУ в Виннице.
Голос сменяется шорохом. Вера отчаянно колотит приёмником по столу, приёмник разлетается на две части.
Вера (в ужасе). Винница! Надо тёте Паше позвонить. (Хватает мобильник со стола, лихорадочно набирает номер.) Тёть Паш! Что у вас? Ну да, я знаю... Дети? Да нет, какие дети! Наши били по нацистским позициям... Всем городом? Аа... Ну это не наши. Это уже ваши бандеровцы вас самих бомбят... Да почему прокляты? Мы волнуемся, звоним... Дядя Коля? Погиб? (Надя падает головой на стол.) Ужас! Тётя Паш, не слушайте там никого. Держитесь! (Отжимает мобильник.)
Надя (сотрясаясь в рыданиях.) Па-а-паа... А я тебя не видела десять лет, дура!..
Вера. Как десять лет? Сегодня двадцать пять.
Надя. Что с дядей Колей?
Вера. Разорвало на куски. Бандеровской бомбой.
Надя. Это мой паа-па!.. На куски... Нет больше...
Вера. Как - твой? Ну сосед хороший, да...
Надя. Мой! Мама потом беременная за папашку вышла... (Выпивает одна, рыдает.) Что же это... Что же это мы сделали... За что-о?.. Не хочу та-ак... Каак? Как жить?... Что это за жизнь, которая смерть?.. Хочу убить всех этих гадов! Что они с нами сделали? Они, все!
Вера (опасливо отодвигаясь в угол). Так ты, Надюха, кто же теперь ты есть? Бандеровка?
Надя (остервенело). Бандеривка? А ты, может, власовка? (Слегка задыхаясь.) А может, хватит уже всех этих ваших хохлов да кацапов, и кого там ещё? Приехали уже. Хватит. Я человек. И ты человек. Людына!
Снаружи раздаётся дикий грохот. Вера лезет под стол.
Надя (внезапно смеётся). Так! Так! Бомбаните!
Новый грохот. Теперь отчётливо слышно, что это раскат грома. По улице за окном проносятся толпой рабочие, мужчины и женщины, некоторые в спецовках, за ними - люди в камуфляже. На веранду вбегает запыхавшийся Степан с синяком под глазом, с разбитой губой, в слегка разорванной рубахе и с монтировкой в руках.
Вера. Стёпа, ты дрался, что ли?
Степан. Ну, типа того.
Вера. Что стряслось?
Степан. Всё стряслось. Забастовка! Наш завод бастует. И никакого больше спуску!
Вера (растерянно). Как - забастовка? А как же мы теперь жить-то будем?
Надя. Жить! (Дико хохочет.)
Занавес опускается под мелодию Варшавянки.