Стояли сентябрьские солнечные дни. Радостное бабье лето было в разгаре. Летние каникулы закончились, но всем хотелось продолжение тепла. Две команды мальчишек разных возрастов бегали по уличной баскетбольной площадке и играли в футбол. Старшеклассницы с десятого А, сидя на деревянной скамье в школьных коричневых платьях с белыми кружевными воротничками и чёрных фартуках, о чём-то разговаривали, хохотали, держась за животы. Девчонки из младших классов играли в салочки.
Серёга Ломов и Фёдор Васильев встретились на большой перемене за углом школы.
— Я угощаю. У брата в кармане свистнул, — протягивая Серёге сигарету «Прима», Фёдор поднёс зажжённую спичку к лицу.
— Сегодня вся школа после первого урока на ушах стояла.
— Да, переполох устроил Лёнька Красавин из шестого класса. Зачем он в учительскую пошёл? Все учителя на уроке были.
— Говорят, Лёнька хотел свет включить, перепутал и нажал на кнопку «Звонок». Народ весь из классов побежал, а он, наоборот, испугавшись, в класс рвался. Учителя в шоке! Федя, ты вчера историю не рассказал.
— На чём я остановился? — вспоминая вчерашний рассказ, Фёдор затянул сигарету на полные лёгкие.
— Громов и Мария пришли в лес.
— Мария стояла в оцепенении, разглядывая красивое строение. Перед ней красовалась настоящая русская изба. Брёвна, тщательно подобранные одного размера, плотно прилегали друг к другу, между ними виднелся сухой мох, а торцы ровно, как будто одним взмахом, срезаны под одну длину. Красотища неописуемая!
Пока Мария обхаживала вокруг избы, Толик зажёг свечи. Подсвечники виднелись на стволах деревьев, над крыльцом из двух ступенек и в лапе медведя. Лесной двор осветился и живо преобразился. Мария увидела крупного медведя, искусно вырезанного из дерева, его шерсть так правдоподобно ложилась по всем округлостям звериного тела, и морда с открытой пастью, где виднелись острые клыки, казалось сам хозяин тайги пожаловал собственной персоной к человеку, но зажжённая свеча указывала на его доброжелательность и гостеприимность. Края крыши и два окна обшиты панелями с резьбовым орнаментом. Большая дверь с амбарными петлями, по периметру гладко выглаженная рубанком, в центре которой любовались шикарные бутоны садовых цветов, мастерски вырезанных на деревянном полотне, широко распахнулась перед стоящей, почти зАмершей от увиденного, учительницей. Она зашла за Громовым в избу.
До низких потолков можно было дотянуться рукой. В избе тёплый воздух окутал холодные немного снежные человеческие фигуры. Засветились свечи на подсвечниках, а на столе, рядом которого стояли два мягких кресла, зажглась керосиновая лампа. Посередине комнаты стояла русская печь, на плите дышал разогретый металлический чайник. Полки с резьбовым орнаментом, навешенные на стену, были заполнены кухонной утварью.
Глаза Марии остановились на следующей стене – в деревянных больших рамках, окаймлённые чарующими узорами, вставлены портреты с художественными изображениями трёх молодых женщин, похожие друг на друга, как капли воды, смотрели на неё нежно, пронзительно-синим, настолько знакомым родным взглядом, что она присела на кресло и разрыдалась.
Громов снял со стены один портрет, положил его на стол, рядом с учительницей, потом он принёс, заранее приготовленную накануне, охапку самых первых весенних цветов. Мария счастливо улыбалась. Она рассказала, что выросла в детдоме, родители рано умерли. Кроме книжек, ей никто ничего подобного не дарил, и в любви никто не признавался.
— Толя, ты хорошо учишься, — сказала она. — Куда ты собираешься поступать после десятого?
— ПТУ, мой старший брат там учился, уже работает.
— Толя, ты безумно талантлив, тебе обязательно надо развивать свои способности.
— Я знаю, но у родителей нет средств меня учить дальше, папка пьёт, а мамка ещё младшую сестру растит.
— Уже поздно, нам надо возвращаться. Боюсь, что тебя родители ищут.
В темноте, подходя к посёлку, к ним на встречу шёл отец Громов Павел.
— Ты где был? — сквозь зубы, обращаясь к сыну, отец в пьяном угаре замахнулся рукой на него, — быстро домой.
— До свидания, Мария Игнатьевна! — попрощался Толик.
— А ты, милочка, завтра будешь разговаривать в кабинете у директора школы, — повысил голос Павел и направил указательный палец в сторону уходящей Марии.
На следующий день, Мария, как обычно, пришла в школу. Её вызвал к себе в кабинет Рудольф Степанович.
— Мария Игнатьевна, на Вас поступила жалоба о развращении несовершеннолетних детей, речь идёт об ученике десятого Б класса Громове Анатолии, — директор, теребя в руках лист бумаги, протянул его Марии. — Вы почитайте, почитайте, что пишет его отец. Громов Павел Александрович приходил сегодня с утра и выражал огромное недовольство к Вашей персоне. Он обещал, если мы здесь не разберёмся, то обязательно подымет этот вопрос на уровне Министерства образования. У меня к Вам, как учителю, никаких претензий нет. Вы грамотный специалист и нам хорошие учителя нужны. Но такой инцидент недопустим. Отец ученика настаивает о Вашем увольнении. Вы можете доработать до лета. Я готов позаботиться о Вас, без работы Вы не останетесь.
— Гром, Мария сегодня уезжает, — сообщил Мишка Лазарев, — мне мамка сказала, она полы в учительской мыла и слышала разговор учителей.
Толик посмотрел на часы, рейсовый автобус вот-вот должен отъехать по расписанию. Он быстро что-то завернул в газету и помчался на остановку. Мария вышла с автобуса, заприметив подоспевшего парня. Он подарил ей макет настоящей русской избы, где два человека стояли держась за руки, в руке девушки виднелись изумительно красивые подснежники, всё было идентично, как тогда в тот вечер, который Мария не забудет никогда.
Он бежал за уходящим рейсовым автобусом. Начался сильный дождь. Его лёгкая рубашка, брюки и ботинки промокли насквозь. Ливневый дождь беспощадно хлестал по голове, лицу, плечам семнадцатилетнего парня, струями стекал по кудрявым волосам, лбу, густым бровям, по носу и губам, попадая в глаза юноши. Он и июльский тёплый дождь вместе плакали, провожая первую любовь навсегда.
В августе в почтовом ящике Толик обнаружил письмо, адресованное Громову Анатолию Павловичу. В нём было уведомление о зачислении его в Гжельский керамический техникум, на специальность «Декоративно-прикладное искусство и народные промыслы», где просят его явиться для оформления документов в Московскую область. К письму была приложена сберегательная книжка на n-сумму для учёбы в учебном заведении.