Рано утром, спозаранку, когда ещё только солнце намеривалось взойти, пономарь Андриян засобирался в дорогу. Путь был не так чтобы длинным, но и коротким его назвать тоже не приходилось. Нужно было свезти в Шелаболиху на мельницу пшеницу для помола, а это почитай без малого двадцать верст. Он нарочито громко возился в сенях, готовя сбрую для Савраски, ожидая что Василиса встанет проводить его как обычно в дорогу, и скажет: «Да благословит тебя Бог!».
Но сегодня, она не подавала голоса и притворилась, будто бы ещё спала. «Оно и понятно», - подумал Андриян, отрыгивая сивушный перегар самогона. Это Демьян сосед зазвал его вчера для испытания своего гнедого, да и угостил опосля сверх меры. Хотя, конечно, как без того, чтобы не выпить с устатку? Это приезжие евангелисты задурили мозги его супруге Василисе, что мол нельзя христианину пить, а вот батюшка Митрий, которому помогает Андриян в храме, напротив того, всегда готов «причаститься вином», так что бывает, что его и покачивает, аки берёзу на ветру. Зато всем он понятен, не то что эти пришлые! Говорят, вроде о Боге, но всё со своим смыслом! Мол воздержание нужно и всё такое, тому подобное, мол жён обижать грех… А как без того? Баба она и есть баба, и её нужно «воспитывать» время от времени, не так чтобы часто, но раз в год – это уж «к бабке не ходи».
Вот и Андриян «воспитывал» свою супругу иногда, к слову сказать, даже чаще, чем раз в год. Это случалось обычно, когда он перебирал хмельного зелья: самогона там или бражки на худой конец. А случалось это всё чаще в последнее время, и тому виной, как считал Андриян, была сама Василиса.
«Надо же!» - думал он. «Его – кубанского казака, баба смеет учить! Кто ей такое в голову вбил?! Хотя понятно кто, эти пришлые евангелисты! Всё они под веру православную копают, всё норовят немецкую штунду внедрить. Вот в их селе уже небольшая община образовалась, и туда ходит его Василиса уже почитай год как. А он, понятно дело, ревнует, мало ли что там у них на этих собраниях происходит!»
Вот и вчера, когда он еле дошел до своей хаты, упрекнула его супруга, мол не гоже тебе Андриян так выпивать. Ну, и получила сполна. Бил он её не в полную силу, а так для порядку только. Оно и понятно, силушки у Андрияна ого го! Вон конь Демьяна присел на задние ноги, когда на ходу ему в лоб ударил Андриян.
Мужики деревенские всегда просили Андрияна «спытать» своего коня таким способом.
Тут ведь как? Конь для казака ближе чем баба, он ведь в бою завсегда поможет и вывезет с поля брани, если что. Но чтобы быть уверенным в друге своём, его надо «спытать», так, еще мальчишкой в станице Усть Лобинская на Кубани, усвоил Андриян. Ведь в бою, конь должен скакать вперёд несмотря ни на что.
«Спытание» коня в их станице всегда проходило прилюдно. Это как праздник. Казаки собирались и ждали кузнеца Фому. Только он мог выйти навстречу, наперекор скачущего верхом казака, и ударить своим кулачищем коню в лоб. А кулак у Фомы, что кувалда, так что не многие кони могли устоять на ногах.
Вот и Андриян, когда возрос и вошел в силу, стал также «спытывать» коня там, или быка. Хотя до деда Фомы ему было далеко, но тоже не каждый бык или конь мог устоять на ногах от силы удара Андрияна. Так что, ежели бы он со всей силы ударил свою супружницу Василису, то она бы сразу Богу душу то и отдала, а он же бьёт её любя, так для порядку, чтобы место своё баба знала, и не смела учить его – казака!
Еще позвенев сбруей, и всё еще ожидая свою жену в сенках, Андриян потоптался на пороге, и пошел запрягать Савраску.
«Видать я сильно Василису то приложил намедни, обиделась, носу не кажет…», - подумал он, уезжая со двора.
Савраска бежал резво, телегу потряхивало на ухабах, и сивушный запах вчерашнего «стыпания» резкой отрыжкой ударял в нос.
«Да, что-то я вчера сильно перебрал! Зря Василису то опять побил… Платок ей куплю в сельпо, повинюсь, когда возвернусь. Простит поди? Да и как не простить то! Все мужики своих баб воспитывают, иные и более чем Андриян, вон Наталья у Демьяна, та вся в синяках завсегда ходит и ничего – не ропщет! А Василиса гляди-ка! Тронул её, так и не встала – не проводила в путь мужа то! С другой стороны, ей делов то ещё предстоит ого го! И корову подоить, и живности всякой корму дать, и обед сварить и с пятью малыми детьми управиться! Так то она молодец, вот только евангелисты эти, «сбили мозги» бабе набекрень. Сама теперь евангелие читает, и мужа пытается учить! Вот как возвернусь, пойду разберусь с ихнем попом то, «спытаю» его голову то своим кулаком! Враз тот и откинется, и Богу душу то и отдаст!»
Эта, пришедшая в голову, шальная мысль возвеселила Андрияна, и остаток пути он уже продолжал в приподнятом настроении, удивляясь сам в себе, почему такая простая мысль, как сходить к евангелистам и разобраться по-мужицки с ихнем попом ему раньше в голову не приходила.
Добравшись до мельницы в Шелаболихе он был удивлён длинной очередью телег, ожидавших помола своего зерна. Тут были и местные мужики и приезжие из других деревень.
- Что случилось то Кузьма? – спросил Андриян у знакомого мужика из их деревне, тоже ожидающего в этой длинной очереди своего помола.
- Дык, жернов камень того!
- Чего того?
-Дык, в негодность пришел!
- И что тепереча, домой воротиться?
- Дык, говорят, что сменяли ужотко.
- Пошто тогда так много народу?
- Дык старый жернов камень мешает проезду.
- Как так?
- А иди полглядь сам то.
Андриян слез с телеги и пошел в начало очереди где собралась группа из трёх мужиков, что-то обсуждающих между собою.
- Здорово казаки! – приветствовал их Андриян.
- Что у вас тут за тягота? Вон сколько народу скопилось!
- Да вот старый жернов камень с проходу мельницы убрать треба.
- И что не убираете?
- Ждем еще двух человек. Присоединяйся, останется подождать ещё одного.
К этому времени один из этой группы уже обвязал пеньковой веревкой округлый жернов камень и крикнул этой группе:
- У меня всё готово. Как там у вас, набрали желающих?
- Погодь маленько, осталось ещё одного дождаться.
- Кого ждать? – не понял Андриян.
- Ну, ты подошел, подойдёт ещё кто-нибудь.
- Давайте не ждать! Чего там ждать то. Делов то тут, раз плюнуть!
- Экий ты резвый! – вскинулся на него мужик с бельмом в глазу.
- Может ещё сам его сдвинешь? Иль слабо?
- Мне слабо?! – вскинулся Андриян.
- Данила, отстань от человека. Спасибо что готов нам помочь не то что те вон. Ужотка три часа сидят в телегах своих, а помочь не хочут. Ваша говорят мельница, вот вы и решайте все дела. Весом то жернов камень пудов десять не менее. Чего спины то зря гнуть?
- Да вы чё мужики? Втроём три часа это камень не можете сдвинуть? – изумился в свою очередь Андриян.
Кривой Данила опять влез со своими доводами:
- А, ежели ты такой скорый, то давай покажи нам как это - его сдвинуть то? Вот и верёвки уже подвязаны! Слабо?! Вот то-то! Стой тут и молчи. Ждём ещё одного.
- Да вы чё мужики? Три часа ждали и ещё ждать будете? Когда все смогут пшеницу то помолоть? Давайте быстренько всё сделаем.
- Не паря, нам здоровье то ещё пригодиться, будем ждать.
- Да я в одного этот камень сдвину!
- Ну ты даешь! Вот ведь сказун какой!
- Слабо, говоришь? – обратился Андриян к кривому Даниле.
- Конечно слабо, тут и пню всё ясно!
- А, ежели я смогу?!
- Ну, может и сдвинешь немного, то не суть. Там порог, надо его поднять. А поднять его одному никому не по силам – это ясно, потому и ждем помощи.
- Нет, но ежели я сам смогу его поднять и отнести за порог что тогда?!
- Тогда четверть самогона с нас, - вступил в их разговор другой мужик.
- Только зря ты это затеваешь паря. Не гневи Бога то, поберегись, оно того не стоит. Вот подойдёт ещё кто, тогда спакойненько всё и сделаем.
- Чего ты его отговариваешь Фрол. Пусть пробует! А то языком то говорить, не кули ворочать!
- Ну, смотрите! – Андриян подпоясался и пошел к жернову камню.
Все примолкли и в удивлении смотрели на это действо.
Андриян перекрестился и присев на корточки ухватился своими ручищами за пеньковую веревку, обвязанную вокруг всего камня.
Всё замерло, даже птицы, как показалось Андриану, перестали петь. Напрягая все силы Андриян рывком дернул камень на себя, оторвав его от пола, одновременно вставая в рост с такой непосильной ношей. Испарина пота выступила у него на лбу, да и весь он взмок от такой тяжести. В глазах потемнело на какой-то миг, и шальная мысль бросить назад это жернов камень, пришла Андриану в голову. Но не таков был казак Андриян, чтобы сдаваться, и он превозмогая себя самого сделал с камнем первый шаг.
Дубовые половицы мельницы вскрикнули жалобно под ногами, и Андриян шаг за шагом протащил жернов камень через порог мельницы метров на семь. Наконец он бросил его на землю. Тот бухнулся подняв облако пыли.
- Ну, как казаки? Слабо? – отирая пот рукавом, молвил Андриян.
- Ну ты паря богатырь! Можно сказать, Илья Муромец! Четверть с нас, без вопросу! Чьих будешь то, из Батурово?
- Нет, я с Кучука, а родом с Кубани. Там у нас казаки и поболее меня в силушке то!
Все приехавшие на мельницу окружили Андрияна, похлопывая того по плечам, одобрительно и восхищённо передавая эту весть от одного другому. Так что он стал вмиг уважаем всеми, и общество постановило пропустить его на помол без очереди.
После помола Фрол притащил обещанную четверть и разложив на лужайке свою снедь те, кто пожелал причастились хмельным пойлом. Но нужно было возвращаться домой, и Андриян попрощавшись со всеми за руку, отправился домой.
По дороге ему стало дюже плохо, так что всю внутренность вывернуло наизнанку, и вся закусь и самогон, которым его угостили Шелаболихинские мужики, отправилась на пыльную дорогу.
Приехав домой, он едва смог слезть с телеги, и с большим трудом перенести мешки с мукой в амбар. При всём при этом он ощутил в себе такую немощь, и у него так скрутило живот, что он еле доплелся до сортира, и сходив по большому, обнаружил испражнения свои с кровью.
- Да, надорвался, однако чуток! – подумал он, заходя в хату.
- Ничего обойдется, отлежусь чуток. Завтра все пройдёт.
Но он очень сильно ошибся. На завтра он даже с постели подняться не смог.
Василиса запричитала над ним: «Что же ты дурень то у меня такой? На кой ляд сдался тебе этот жернов камень?! Вот помрёшь щас, куда я с малыми детьми то?»
- А, ты откедова про камень знаешь то?
-Так Кузьма уже на весь Кучук про твои подвиги растрезвонил!
- Ну и как народ дивиться?
- Народ то дивится, а только мне с детьми горе то и мыкать, ежели что. Вон ты уже щас без сил. Высосал этот камень из тебя всю силу то! А нам ещё детей поднимать! Ты об этом подумал?!
В словах Василисы была горькая правда, и Андриян внутри себя самого устыдился своему «геройскому» поступку, ведь ни о жене, ни о детях он в от момент и вправду совсем не думал. А думал он о том, как можно удивить этих мужиков, вот оно как получается то!
Через пару дней Андриян смог всё-таки подняться с постели и выйти на свежий воздух до ветра. Но силушка его совсем его покинула, и аппетит пропал полностью. Хворь навалилась так, что он постарел лет на десять, и из цветущего мужика стал походить на дряхлого деда. Местный ветеринар, позванный Василисой для осмотра его здоровья, узнав у Андрияна про его испражнения с кровью, и наслышанный уже о его подвигах, только развел руками:
- Все понятно голубушка, известное дело, надорвался ваш муж то, - сказал он ей одной на крыльце, когда выходил из хаты.
- И что доктор, когда он выздоровеет то?
- Тут я ничего сказать не могу. Если вправду сказывают, что ваш супруг поднял жернов камень, который трое мужиков и сдвинуть не могли, то что вы хотите? Какое выздоровление? Он же кровью истекает, у него же внутри всё оборвано.
- Так полечите его, я заплачу!
- Тут, кумушка я бессилен. Ежели его в город свести, может какой доктор и возьмётся за операцию, и то, думаю, что не согласиться. Да и до городу его уже не довести. Так то… Одна надежда на Бога то…
- Ой, и впрямь! Чего это я всё к докторам, - пришла добрая мысль Василисе.
Она повращалась с ветеринаром и бегом побежала к руководителю их общины.
- Даниил Львович, доброго дня! – обратилась она к нему, когда зашла в хату к старухе Акимовне, где их руководитель квартировал.
- И тебе не хворать Василиса, приключилось что?
- Да, это вы в за вправду сказали. И приключилось и хворь привязалась, но не ко мне, а к мужу моему.
- К Андрияну то? Всё село «гудит», наслышан о его дури.
- Вот, вот, дури то у него через край, через неё теперь и помирает. Доктор и тот отказывается его лечить,- заплакала Василиса.
- Ты сестра не плачь. Слезами горю не поможешь. Хворь с твоим мужем приключилась по его гордости и самомнению. Ему в этом каяться нужно!
- Это всё так, может придёте, поговорите с ним?
- Пойдём, попробуем…
Придя в избу Андрияна, Даниил Львович поприветствовал всех:
- Мир дому вашему!
- Вот так встреча, - удивился Андриян, еле-еле присаживаясь на кровати.
- Что так удивлён? – спросил его Даниил.
- Да вот, намедни, была у меня одна нехорошая мысль к тебе Данила домой прийти, а смотри как вышло то, ты сам ко мне пришел!
- А, почему мысль то плохая? Ходить в гости, это же хорошо.
- Хорошо то, хорошо… Только ведь прибить я тебя хотел, вот ведь что…
- А, за что?
- Так за то, что ты веру нашу православную подрываешь!
- Это как?
- Ну там собрания ваши в доме старухи Акимовны проводите, пить народу русскому запрещаете, сам знаешь то.
- Так разве пить Господь призывает?
- Ну призывать не призывает, но не запрещает, это точно. Вон батюшка всегда рад причастится так, что и «лыка иногда не вяжет».
- То-то и плохо, что священник так поступает, и вы ему подражаете не в добром.
- Что-плохого-то, немного выпить с устатку?
- Оно может и не плохо то, выпить немного. Но ведь пьют наши мужики много, и не только от работы… А потом жён своих гоняют и бьют.
- А, пожаловалась, стало быть Василиса то! Вот ведь баба дура!
- Ты о чём Андриян? Что тоже свою жену обижаешь? Да и по уму она у тебя совсем не дура, зря ты так о ней.
- Так ты сказал, что мужики бьют своих жён, вот и подумалось мне, что Василиса пожаловалась. Приложил я её немного намедни, каюсь!
- Нет ничего плохого о тебе я от сестры Василисы не слышал никогда. А каяться тебе точно необходимо и не только в этом.
- А, в чём же ещё?
- Так в гордости твоей. Ты же из гордости пошел тот жернов камень поднимать то?
- Даже не знаю, из гордости, или так по дури своей…
- Ну гордость и дурь, это как сестры близняшки.
- Это почему?
- Так потому, что и та, и другая ведет человека в погибель. Гордость надевает, а дурь губит! Смотри, через твою дурь, и думаю и гордость ты так крепко занемог, вон и ветеринар наш разводит руками, и не даёт тебе шанса на выздоровление.
- А, ты Данила даёшь? - испытующе глядя в глаза руководителю евангелистов, спросил того Андриян.
- И я дать не могу, - со вздохом ответил Даниил Львович.
- Так что пришел?
- Сказать о Господе.
- Так разве я нехристь? Чего мне о нём говорить?
- Вроде бы ты и православный, и даже пономарём прислуживаешь при храме. Вот только поступки твои, они далеки от исполнения заповедей Христа. Сам же сознался ныне, что Василису поколачиваешь. Когда такому учил Господь?
- То верно ты подметил Данила. Виноват я перед ней. Прости меня, Василисушка, - обратился он к жене. При этом скупая слеза протекла из его глаза.
- Помру видать я, прости Христа ради!
- Что ты, что ты Андриянушка, живи! Бог простил нам, и мы прощать должны. Я совсем на тебя не в обиде, ты у меня очень добрый, дурной правда чуток, но добрый. Это всё самогон, будь Демьян неладен, спаивает тебя!
- Это хорошо Андриян, что ты у жены попросил прощение. Осталось и перед Господом покаяться, - вновь вступил в беседу Даниил Львович.
- Так в чём каяться то?
- Так в гордости твоей. Или не знаешь, что это один из самых главных грехов?
- Почему так?
- Потому, что и сатана восстал против Бога из гордости, или об этом у вас в церкви не говорят?
- Не припомню что-то таких слов я.
- Вот для того Господь и привел меня к тебе Андриян, чтобы сказать о покаянии.
- Значит помру я так? – тихо промолвил Андриян
- Не знаю я всех путей Господних. Одно знаю, каяться нужно всем, и душа много ценнее тела. Так что будем жить, или умрём, не то важно. А важно тол, где после смерти окажемся: с Господом, или с дьяволом. Ты скажи Господу всё, а Он усмотрит…
Андриян с трудом сполз с кровати на колени, и зарыдав от нахлынувших чувств просил у Господа прощение за гордость свою и дурь, что привела его в столь плачевное состояние. Потом молилась жена Василиса и руководитель евангелистов Даниил Львович.
Прошло почти полгода, когда 19 января в ледяной воде, в проруби на Оби, брат Андриян принимал повторное, уже осознанное, а не младенческое крещение, согласно евангельского учения – обещая Богу добрую совесть.
ТВГ, г. Барнаул, июль 2022 г.