Люди не меняются
Породистые, распластавшиеся лужи грустили в одиночестве.
Юная испытательница уже было занесла ногу над одной из них, но взгляд неожиданно выхватил гладенькую серую поверхность.
И она, как заколдованная шагнула на соблазнительный островок.
- Оооой … мамочка … что это …
Новенькие резиновые сапоги, удивительным образом впечатались в ещё не застывший бетон. Сопровождающая её ватага, увидев неожиданное погружение, застыла на месте.
Она попыталась вытащить одну ногу.
Не получилось.
Попробовала ещё раз.
Никак.
- Ну помогите же мне! – испуганно крикнула потерпевшая, продолжая бесполезно дрыгать ногами. Но бетон так плотно обхватил сапоги, словно ждал именно их, и только теперь мог преспокойненько застыть.
- Ага … Мы тоже застрянем! Выходи из сапог! Всё равно их уже не вытащить.
- Ну нееет … меня накажут … я боюсь … - она пошевелила ногой в сапоге.
- Хочешь, мы твоих родителей позовём?
- Нееет, вы что! – её воображение живо представило суровый взгляд отца, и знакомый ремень с железной пряжкой.
А всему виной, тривиальное любопытство!
И никакая привычная лужа, не смогла затмить пятачок свежего бетона, с которым она так стремительно и легкомысленно познакомилась …
«Ну на самом деле, почему мне так не везёт …» ...
"Невезуха" ещё немного потопталась с ноги на ногу, не понимая, как ей решиться на позорный выход из роковой обновки, которой она даже не смогла лужу померить, не то, чтобы вдоволь в ней порезвиться.
Но всё оказалось не так безнадёжно и на горизонте нарисовался незадачливый строитель с кольями и верёвкой.
- Опоздал … твою мать … Вот ведь, чудо в перьях! – в сердцах буркнул строитель.
- Дяденька … сама не знаю … я в лужу собиралась … и вот …
Дяденька вытащил шестилетнюю спонтанность и поставил на землю.
Красные сапоги остались сиротливо торчать в сером бетоне.
«Красное и серое … красиво …», подумала юная эстетка и перевела взгляд на свои шерстяные носки.
- Держи, вредительница. - спаситель сунул ей сапоги.
- Я же не знала, что он меня засосёт … просто там так гладенько было … - пропищала девочка и почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
- Иди домой… Не знала она … теперь знаешь! – рявкнул «воспитатель» и стал с опозданием огораживать забетонированную территорию.
Она шлёпала в шерстяных носках по асфальту и тащила заметно потяжелевшие сапоги. Дворовые дети вприпрыжку сопровождали её до квартиры.
- Ну и влетит же мне сейчас …
- Не бойся! Мы же с тобой … - выкрикивали попутчики.
Дверь открыл отец. Критически осмотрел пришельцев и гаркнул:
- Это что за толпа?
- Я … меня … вот … - жалостливо промямлила дочь и протянула сапоги.
Отец схватил своё строптивое чадо за плечо и затащил в квартиру.
- А вы что ждёте? А ну по домам!
Дети прыснули и бросились вниз по лестнице.
- Я тебе сколько раз говорил не водиться с мальчишками! Ты бестолковая что ли? Как ещё повторять? Ещё раз увижу с этими балбесами … получишь! Понятно?
- Да … но они не виноваты … я сама …
Мама молчаливо засуетилась, стаскивая с дочери грязные носки.
- Марш в комнату! – рявкнул отец.
- Дай я ей хоть ноги вымою … - робко вставила мать и потащила её в ванную. И лишь закрыв дверь тихо продолжила …
- Как тебя туда занесло? И опять мальчишки … папа же говорил не дружить с ними. Тебя как магнитом тянет к хулиганам … Видишь, чем твоё упрямство оборачивается …
- Я же сама туда залезла … и никакие они не хулиганы. Мы все вместе дружим, и девочки там тоже были … Почему всем можно дружить с мальчиками, а мне нет?
- Потому что … - мать осеклась, от того, что и сама не знала ответа на этот вопрос. Она лишь вспомнила … своего отца … с которым всегда пыталась спорить и защищаться от его деспотизма.
Ну а дочери, влетело как положено, от всей широкой отцовской души. Он не был оригинален, поэтому всё происходило по заведённой традиции.
Классика жанра … яростный взгляд, ремень, угол.
После экзекуции она стояла в привычном углу, потирала мягкое место, всхлипывала и вспоминала красное на сером.
- Красиво… - прошептала она, красота всегда отвлекала её от действительности.
- Что ты там бормочешь? – недовольно спросил отец.
- Ничего … - обиженно ответила дочь.
- Молча стой. И не забывай, что ты наказана.
«Он меня совсем не любит …» …
- Будешь теперь ходить в сапогах с этими ошмётками, пока малы не станут, бестолочь!
«Ну и буду …» …
* * *
Слёзы, крупными каплями стекали по её лицу. Боясь поднять глаза, она как загнанное животное, жалась к стене. Прямо перед её носом разъярённый отец размахивал мокрым полотенцем с размытыми серыми следами. Она уворачивалась и заслонялась, но он заглядывал в её лицо и со злостью спрашивал:
- Разводы видишь? Смотри … смотри! Опять скажешь, что не красила?
Она стоически молчала и испуганно хлопала глазами.
- Что молчишь? Отвечай, дрянь! Иначе … - отец тряханул ремнём.
- Не красила … - хлюпая носом, шёпотом, выдавила из себя одиннадцатилетняя дочь. По своему горькому опыту она уже знала, что будет бита в любом случае … правда или неправда – всё равно, поэтому, из страха, а может из-за упрямства пока придерживалась первоначальной версии.
- Получай, упрямая врушка! – и ремень полоснул её ягодицы.
- Не бей! – она потёрла ударенное место, тут-же ощутив набухшую полоску от ремня.
- Признавайся, дрянь! Красила? – процедил отец, сжимая ремень.
- Не красила … - девочка вплотную прижалась к стене, понимая, что последует за её ответом.
Окончательно озверевший отец схватил дочь за руку и стал отдирать её от стены, лупцуя то, что попадалось по руку.
- Аааааа! Хватит … хватит! Мне больно! - рыдая, выкрикнула дочь.
- Будешь знать, как врать, и зенки свои красить! Знаю, для чего ты их малюешь!
Она попыталась уцепиться за его руку, но он безжалостно стряхнул её, продолжая лупить.
- Проси прощения, негодяйка … и не цепляйся!
- Не надо больше … прости, прости …
- Не слышу … Громче – «прости пожалуйста, папа!» … Ну!
Дочь уже не сопротивлялась. Тело привыкло к боли.
Она лишь конвульсивно вздрагивала при ударе.
- Прости пожалуйста, папа, папочка прости … - безжизненно, как робот бормотала девочка.
Он остановился и глядя ей в глаза спросил:
- А за что «прости»? Ну…?
- За то, что соврала.
- А теперь повторяй … за то, что накрасилась и соврала!
- …за то, что чуть-чуть подвела глаза и … соврала …
- С этого «чуть-чуть» всё и начинается! А потом по рукам пойдёшь!
- По каким рукам?
- Рот закрой и марш в угол!
- Я просто хотела попробовать как мама … карандашом … немного … - пробормотала дочь. - Снова в угол? Я же попросила прощения …
- Без разговоров! – рявкнул отец.
* * *
- Здравствуйте!
На пороге стоял незнакомый мальчишка лет тринадцати.
- Тебе чего?
- Он ко мне … Привет! - дочь выглянула из-за отцовской спины.
- Да, я к ней! Привет, меня вчера на алгебре не было, скажи, что на завтра задали?
- А тебе что, больше спросить не у кого?
- Ну … мы вроде как в одном классе учимся … - растерянно пробормотал подросток.
- Там ещё кроме неё тридцать человек учится, у них и спрашивай. – ответил отец и уже стал закрывать дверь.
- Ну подожди …пап, мне же не трудно посмотреть, сейчас я дневник возьму …
- Иди в свою комнату. А ты … чтобы я тебя больше здесь не видел …
- Ну ладно. – ответил полностью обескураженный мальчишка.
Отец захлопнул дверь и злобно посмотрел на дочь.
- Это кто?
- Он же сказал, одноклассник.
- Вижу, что не одноклассница.
- Я же не в женской гимназии учусь. У нас пол класса мальчиков.
- А почему он именно к тебе пришёл?
- Я не знаю! Наверное, я ближе всех от него живу.
- Признавайся, дружок твой?
- Какой дружок? Что ты меня всегда позоришь?
- Это ты отца позоришь!
- Чем?
- Я тебя предупреждал?
- О чём?
- Чтобы пацанов и близко не было!
- Их и нет.
- А этот что тут делал?
- Домашку спрашивал, ты же слышал.
- Ох, допрыгаешься …
- Может хватит … Надо мной и так уже все смеются …
- Ты сейчас договоришься у меня.
- И что? Что я такого сделала?
- Ты на кого голос повышаешь? Дрянь такая.
- Я не повышаю … я не понимаю, в чём я виновата?
- А ну марш в угол! Там подумаешь, как нужно с отцом разговаривать.
- НЕ ПОЙДУ! Я уже не ребёнок, мне четырнадцать лет!
- Что ты сказала? – ошарашенный отец открыл шкаф, в котором хранился инструмент для воспитания.
- Я больше не встану в твой дурацкий угол!
- Ах так … и он приподнял руку с ремнём.
Она бесстрашно посмотрела на отца.
Их взгляды встретились.
Он медленно опустил руку.
- Убирайся с глаз моих!
Для неё до сих пор остаётся загадкой почему он тогда её не ударил. Случился какой-то переломный момент, после которого дочь перестала стоять в углу, а ремень больше не касался её тела.
* * *
Она даже не успела опомниться, как он сдёрнул с неё юбку. Итальянские фактурные пуговицы, отскочили в разные стороны словно пули. Девушка мгновенно осталась в одних тонких колготках.
- Зачем ты … это же моя новая юбка … я её только вчера дошила!
- Юбка? Это ты называешь юбкой?
- Мне через полчаса выходить … Я же иду на спектакль … Ленком приехал. - она принялась подбирать разлетевшиеся пуговицы.
- Собрала? А теперь иди и выкинь в мусорку! Нацепила тряпку на четырёх пуговицах! Ты что, проститутка?
- Сейчас так носят … и я сделала глубокий запАх… Отдай! Пожалуйста, пап … прошу тебя.
- Пусть это шлюхи носят!
Дочь протянула руку … и …
Её юбка … клетчатая, элегантная, со складками и мережкой на подоле, красивая, сшитая с любовью и нежностью, из тонкой английской шерсти … От неё в один миг осталось двадцать сантиметров «набедренной повязки» с поясом, который она ровно и качественно отстрачивала контрастным цветом … и полуметровый отрез с односторонней мережкой, теперь больше похожий на странный мужской шарф.
- Неееет! Что ты наделал? – закричала она, закрывая лицо ладонями … как я теперь … «Юнона и Авось» … Я так ждала …
- Нужно было нормальную одежду надевать! Театралка!
Она тихо плакала от обиды и бессилия. Её взгляд скользнул по зеркалу … несчастное создание в колготках с перепачканным тушью лицом … Но ей уже было всё равно …
- Так ты ещё и накрасилась? А ну-ка неси сюда свою краску!
Она с ненавистью посмотрела на отца.
- Оглохла? Неси, я сказал! Иначе вообще никуда не пойдёшь!
- Это же просто тушь … Мне почти семнадцать! Я уже взрослая …
- Сопля ты зелёная, а не взрослая! – он вошёл в её комнату. – Где краска? Эта?
Дочь отвернулась. Отец взял со стола тушь и выбросил её в мусорное ведро.
Звуки рыданий заглушали его нравоучения.
- Что ноешь? Переодевайся, если ещё желание не пропало, а то передумаю … И отец, с чувством выполненного долга, скрылся в своей комнате.
Дочь одновременно лишилась радости, юбки, туши и … уважения к отцу.
Она быстро метнулась в ванную, умылась, поправила причёску и надела … старую юбку. Посмотрела на своё отражение в зеркале. Заставила себя улыбнуться, но увидев на полу остатки своего рукоделия, сникла … Подобрала растерзанную красоту и нежно сложила в шкаф. Пошла на кухню, тихонько открыла нижний отсек для мусорного ведра и достала тушь, не успевшую провалиться вглубь. «Мой “Луи Филипп” … бедняга … прости его, он просто злой …», шептала она, промывая водой невинно пострадавшую тушь. «Я тебя спрячу. Он тебя больше не найдёт.».
Уже в коридоре она услышала отцовский голос:
- А ну-ка загляни!
Дочь вошла в комнату.
- Другое дело. С кем идёшь?
- С одноклассницами.
- Смотри у меня!
- Смотрю …
- Не огрызайся.
Подружки уже нервно поджидали её у подъезда.
- Мы из-за тебя уже опаздываем!
- Всё всегда из-за меня …
- Ты что плакала?
- Да.
- Отец?
- Не хочу говорить …
* * *
- Привет, а Ольга не у тебя?
- Привет! Я её сегодня даже не видела.
- Странно … Мы договаривались … но никто не открывает.
- Если увижу её, передам, что ты заходил!
Она уже собралась закрыть дверь, но услышала за спиной:
- Ты опять мужиков в дом водишь?
Повернулась и встретилась взглядом с отцом.
- Он про Ольгу спрашивает. – попыталась деликатно ответить дочь.
- Добрый день, извините, что побеспокоил … я просто хотел узнать …
- А тебя вообще никто не спрашивает.
Отец грубо захлопнул дверь.
- Послушай, ну это просто хамство какое-то … он то, что тебе плохого сделал?
- Тут что справочная? Больше не у кого спросить или у тебя мёдом намазано? Откуда он вообще тебя знает?
- Ещё со школы.
- Опять врёшь?
- Может хватит так со мной разговаривать? Что мне нужно сделать, чтобы ты перестал меня контролировать? Я уже не школьница, пап … я студентка …
- Студентка … Вот и учись, а не на мужиков глазей …
- Нет у меня никаких мужиков! Ты уже мысленно их всех распугал …
- Вот и правильно. Здесь им не публичный дом.
А в девятнадцать …
она не то, что вышла замуж…
она туда убежала …
не оглядываясь …
И конечно же неудача …
а следом и вторая …
Говорят, что наши души, сами выбирают себе семьи …
возможно …
только возникает вопрос …
а разве оттуда кто-то возвращался …
чтобы знать об это наверняка …
Можно предположить, что отец считал своим отцовским долгом уберечь дочь от «коварных» мальчиков, и методы для него не имели значения …
или его беспокоил какой-то личный опыт … связанный со слабым полом.
А дочь училась уважению к себе …
Может быть … а может и нет …
но свой странно-истолкованный долг отец выполнил …
дочь не стала проституткой …
но приобрела массу невероятных комплексов …
И когда отец, уже став дедом, решил применить привычный алгоритм «воспитания» на двухлетнем внуке, дочь поняла, что люди не меняются … и мириться с рукоприкладством и упертостью она больше не может …
- Не смей бить моего ребёнка! Слышишь! – кричала взрослая дочь, успокаивая сына, непонимающего что произошло.
- Да ты только посмотри, этот засранец всё-таки достал до ветки и сорвал грушу! Я тут всё лето их караулю, а этот шельмец явился и на тебе! Ей ещё по-хорошему дней пять зреть.
Отец отчего то решил, что малыш, в двухлетнем возрасте должен был поднатореть в области плодоводства и быть в курсе сроков созревания плодовых деревьев.
- Мне плевать на твою грушу! Слышишь? – она прижала малыша к груди. Он продолжал всхлипывать и размазывать слёзы по лицу. Ему, эта груша казалась всего лишь красивой игрушкой, до которой у него получилось дотянуться.
- Ты чё на меня орёшь! Подумаешь, пару раз легонько по жопе ударил.
- Я твоё «легонько» в окно видела!
- Для профилактики полезно, а то я смотрю, всё подряд своим детям позволяешь! Лучше бы спасибо сказала за воспитание!
- Спасибо … за очередной урок … уверена, что последний.
И через время, уже наладив обратную связь с собой, дочь, наконец-то без привычных когда-то страдальческих угрызений и общественных моральных догм, позволила себе сделать так, как лучше именно ей …
Она выбрала … «не общение» … и свободу от прошлого …
А на вопрос, «Какие у тебя взаимоотношения с отцом? …» она уже могла спокойно отвечать, «Хорошие. Мы с ним больше не общаемся …».
Она не общалась с ним не от того, что осталась боль или ненависть …
а от того, что простила …
и поняла, что человеческая жизнь коротка …
и весьма неразумно тратить её на копание в бесконечных обидах ушедшего времени …
равно как и на «дремучих» людей …
даже если они близкие по крови …