Очень Дальний Восток
Амурская область, Сковородинский район, поселок Тахтамыгда – так я надписывала конверт с письмом, на деревню дедушке с бабушкой.
Письмо летело на край земли. Либо долго ехало на поезде, по знаменитой Байкало-Амурской магистрали. Да и долететь-то было непросто. Обычно мы делали целых четыре пересадки: Томск – Новосибирск – Иркутск – Чита – Тахтамыгда,
И зачем понадобилось в глухой тайге строить аэродром? Говорят, его построили во время войны, на случай войны с Японией.
А что такого, рабочая сила дешевая, ведь «градообразующее» предприятие Тахтамыгды – это лагерь для врагов народа, изменников Родины и прочего криминала.
Крохотная, забытая Богом, Тахтамыгда – и вполне приличный аэродром.
- …Не называй Тахтамыгду «забытой Богом», - обижается мама. - У нас там все, как у людей: и аэропорт, и школа, и больница, и зона.
Так и сказала: «все как у людей – и даже зона!»
А что, Солженицын же писал, полстраны сидит - полстраны стережет. В Тахтамыгде так и было.
- И вообще – правильное название Тахтамыгды – рабочий поселок, - мама всячески пытается реабилитировать свою, Богом забытую, малую родину.
«Рабочий» - это громко сказано.
Ровно половина поселка – это поселенцы. Остальные работали в тюрьме. Дядя Коля, муж маминой одноклассницы Лидухи – начальник колонии. Дедушка – пожарник в тюрьме. Дядя Боря – учитель русского языка и литературы для зэков. Даже овчарку Джека в конце концов продали в тюрьму, в охрану. Соседи – поселенцы, приятели – поселенцы. Дети, с которыми я играла, тоже юные поселенцы.
Аэродром располагался неподалеку от немногочисленных улиц поселка, поэтому самолеты звучно шли на посадку над лужком на задворках, почти над нашим домом.
Приземляющиеся с диким ревом самолеты были кошмаром моего детства.
Садились у нас они раза по четыре на дню. Я сильно пугалась стремительно увеличивающейся адской шумной машины, направляющейся как будто прямо на меня, маленькую такую.
Гуляя по двору и едва заслышав гул, я стремглав неслась в дом и утыкалась бабушке в юбку, заткнув уши.
А когда взрослых дома не было: я с плачем падала на дорожку меж грядками, прикрыв голову обеими руками.
Самолеты казались мне злыми драконами, летящими по мои душу.
Но настал момент, когда я примирилась с шумно приземляющимися самолетами.
…Мне было лет пять. Всей семьей мы с нетерпением ждали маму, которая должна была прилететь на одном из таких самолетов.
Ждали бабушка и дедушка, ждали старшие мамины братья, дядя Боря и дядя Володя, ждали Павлик и Женечка, мои кузены. Но больше всех ждала я. Мамы мне всегда не хватало.
Мама, веселая модница, была всеобщей любимицей. Интригу добавляло то, что на этот раз на Дальний, очень «дальний», Восток, она добиралась прямо из-за границы, с приветом из Европы, посетив по путевке Чехословакию и Венгрию.
Трудно описать жителям двадцать первого столетья отношение к «загранице» советских людей эпохи «холодной» войны. Большинству из них заграничные туристические поездки были недоступны, даже в страны социалистического лагеря.
Тех, кому удалось преодолеть «железный занавес», встречали, как пришельцев из космоса. И вот мама, из числа таких счастливцев, вот-вот приземлится в нашей провинции, меж вековых сосен и стогов сена. О, это казалось невероятным.
Загадка заключалась в том, что никто не знал точного времени и рейса, только примерный день. Самолеты, следующие рейсом Иркутск – Якутск, совершали дополнительную посадку на нашем аэродроме только в том случае, если не заполнялись до пункта назначения, и брали пассажиров на свободные места.
Вот почему всей толпой мы ходили встречать каждый самолет. Теперь я сама с надеждой и нетерпением смотрела в облака, не показался ли на краешке неба самолет с мамой на борту. Пускай себе ревет, я их больше не боялась.
Едва заслышав гул, все суетливо подрывались и небольшим отрядом шагали в аэропорт, по пыльной дороге, в коровьих лепешках, через железнодорожные пути, через покосный лужок, к летному полю, как раз поспев к высадке из новоприбывшего самолета малочисленных пассажиров. Но мамы среди них не было, к общему разочарованию и к моим слезам.
Раз, другой, третий, - и мне расхотелось встречать маму. Я в душе не верила, что она прилетит. Слишком уж это выглядело неправдоподобно. Свои первые пять лет я только и делала, что ждала маму, словно праздник.
Но вот родичи вернулись из аэропорта. Неужели?.. Вдруг из общего возбужденного гомона мое ухо выделило мамин смех у калитки, такой родной... Надо же, вот досада: стоило мне остаться дома, как мама тут как тут!
На нашем общем деревенском фоне пришелица выглядела просто шикарно, совсем не по-деревенски. «По-европейски» - сказала бы я, если бы тогда в этом понимала, и не только я.
От нее пахло удивительно приятно, запах был нездешний, незнакомый.
Мама была в светлом плаще, а когда его сняла, то оказалась … в бежевом брючном костюме!
Только вчера мы с бабушкой сидели на лавочке у калитки и дружно осуждали поселковых девок в брюках:
- Ишь ты, вырядилась! – ворчала бабушка, неодобрительно провожая глазами девицу.
- Вылядилась! – поддакивала я тоненько.
- Как мужик, в штанах ходит! – качала бабушка головой.
- Как мужик! – эхом отзывалась я.
Брюки тогда только-только входили в моду и в нашей глуши казались несусветной дикостью.
А тут святой человек, мама – и в брюках! Я было пришла в замешательство, но быстро решила к дамским брюкам изменить отношение. Мама же не может носить неправильные вещи. На ней все так красиво!
Всем хотелось дотронуться до мамы, приблизиться к ней. Я ревновала и пыталась оттереть хотя бы малышню.
Бабушка спешно накрывала на круглый стол в столовой. Братья с интересом выспрашивали о недосягаемой, далекой, неведомой «загранице». Мама охотно рассказывала, попутно осыпая раскрывших рот родственников неведомыми географическими названиями.
- …А потом нас повезли на Балатон, это такое озеро…
- Помню-помню, стояли мы на Балатоне… - вдруг негромко проронил дед и снова замолчал.
Все развернули головы в его сторону. Я так удивилась. Неужто мой крестьянский дед тоже бывал за границей?
Оказалось, бывал. Во время войны. Правда, не на самолете добирался, а пешком дошел. Но никогда об этом не рассказывал, и вообще в основном помалкивал про войну. Только все время напевал себе под нос «Хороша страна Болгария». И щенка почему-то назвал Дунаем.
Мама раздала нам по пластику мятной жевательной резинки, невероятно вкусной, даже лучше карамелек-подушечек. Правда, пока объясняла, что ее не надо есть, а только жевать, Павлик уже свою проглотил, ко всеобщему оживлению.
Мне мама привезла много всяких сувениров. Серебристые нерусские монетки. Нагрудные значки, блестящие, эмалированные, с названиями городов на незнакомом языке.
Помню, еще ходила по рукам пачка открыток. Почему-то нам, детям, их не показали, зато мои дядьки страшно развеселились, тыча пальцами в картинки. Дед, бегло глянув на черно-белое изображение, неодобрительно хмыкнул и отмахнулся.
Но одну открытку передали нам, детям. Она была необычная: крупная, многослойная, резная, в форме диковинного собора. Над входом в церковь прикреплен круг, в виде солнца, и его можно было вращать вокруг оси. В башне храма часы с окошечком. Если покрутить бумажное колесико сбоку, в отверстии мелькали какие-то фигурки.
Мама сказала, что это самый главный храм в Праге, на центральной площади. Говорят, одна богатая дама обвенчалась в нем со своим молодым возлюбленным и пожертвовала на украшение храма все бриллианты со своего подвенечного платья. Еще она сказала, что каждый час на башне звонят колокола, и в окошечке появляется по одному из двенадцати человечков, которых называют Апостолы.
Ну просто кусочек христианской Европы в нашем, Богом забытом, поселке.
А еще в качестве заморского сувенира мама привезла крестик на цепочке, с фигуркой человека. Играть с ним не хотелось, потому что я живо представила, как это больно, и непонятно, зачем. Натуралистично изображенный обнаженный мужчина, пробитый всамделишными гвоздями, тогда всерьез напугал меня и поразил мое детское воображение.
Однако, вертя цепочку и разглядывая распятие, я впервые встретилась с идеей христианства, не слишком популярной в советском обществе начала 70-х.
…Интересно, что в конце концов я крестилась в католичестве. Вот я и думаю: случайно ли появился в моей жизни тот католический крестик и открытка с готическим собором?
Вот тебе и сувениры.