ПЕХРА-ЯКОВЛЕВСКОЕ. ПОДМОСКОВЬЕ
(Из цикла "Путешествие в поисках Родины")
Иногда в двадцати минутах езды от столицы окунёшься в такое… Смесь пиратского романа с антиутопией. Скабрёзного анекдота с благородной историей. Урбанистического завихрения со святостью и чистотой.
Усадьба Пехра-Яковлевское, принадлежавшая в ХV111 веке князьям Голицыным, стоит у самого Горьковского шоссе, - у дороги грязной, вонючей, всегда одержимой пробками, как истеричная кликуша – бесами.
И начинается – тоже мне, памятник архитектуры – с зарослей ивняка на болоте. Причём, ракитник выглядит так, словно сюда влетели торнадо, мощнейший ураган и дюжина смерчей одновременно, замесили несчастные деревья – и в этот момент всё окаменело, как в сказке о спящей красавице, сохранив беспощадную скрученность. Словно памятник шабашу ведьм.
Но следующая страница – после неприкрытой и многократной инфернальности – изумительная церковь 18 века, нежно-коралловая, безупречных очертаний, полная внутри алых лампад, словно созвездие бескорыстных сердец распустилось, - работы то ли аж Василия Баженова, то ли хотя бы Бланка. Классическая абсолютная красота.
И тропа ухает с обрыва вниз. А там разбрелись трухлявые мостики с выбитыми зубами-досками. Кувшинки. Блудливая речонка. И как будто чёрный омут стоит у порога. И словно бы тоска наливается, как нарыв. Васнецовская Алёнушка где-то тут притаилась. Калачиком свернулась, как верная собака, и воет беззвучно по братцу своему. И этот неслышный, но отчаянный вой душу бередит.
Снова наверх по неодолимо крутой стёжке на дне то ли разрушительного оврага, то ли марсианского канала, временно пересохшего. Промышленные убогие железные перила – и изощрённая заброшенность места.
В дворянском гнезде – бюрократическая цитадель. Всё несуразно-чересчурное и нелепо-угловатое. А также безбашенно-романтичное. Как будто подросток, патологически застенчивый и потому коряво-нагловатый. Особняк пыжится, как новоиспечённый купчик на приёме у губернатора. Похож на колобка, серого, бездарно слепленного, но в каких-то неуместно античных барельефах, которые идут ему как корове седло.
В советское время тут бесконечно что-то горело – и снова отстраивалось. Ломалось – и воссоздавалось.
То ли безобразные плоды Сизифова комплекса. То ли коктейль Молотова из плодов цивилизации и беззаветного варварства.
Флигеля, обладающие большим вкусом, чем главное здание. Словно прислуга, которая благороднее господина.
Какие-то арки, колоннады, переходы, которые никуда не ведут. Словно их единственная цель – запутать вас и заставить заблудиться в трёх соснах.
Какие-то вычурно-сплюснутые мраморные львы, в неестественных, картонных позах.
Эти львы смотрят на тебя, как сошедшее с ума Время.
Бельведер. Полукруглый амфитеатр ступеней, изрядно потрескавшихся и поросших травой. Бесцельно вознесённая галерея, подчёркнутая белоснежной балюстрадой. Таинственный грот, превращённый в бесплатный народный туалет, где толщина благоухающего культурного слоя достигает уже километра.
Двор зарос чертополохом, одержимым пляской святого Витта, и буйным молочаем.
Дерзкая смесь рококо, пургатория, деревенской идиллии в духе передвижников и учебного пособия для промышленного альпинизма.
Парк великолепный, с вековыми соснами. Парк один не превратился в пародию на самого себя.
Масонская шестилучевая звезда дорожек в центре.
Дорожки обрываются к реке, изломанно, скомкано, истерзанно, как скалы Валаама.
Это место постоянно перетекает из самого себя – во что-то нездешнее, а потом и вовсе в неземное. Из подмосковной усадьбы норовит превратиться в Карелию. Оттуда открывается вид на левитановские просторы, на волжский Плёс. Потом – крымские осколки морских утёсов. И – без всякого перехода – ржавые гаражи и безволосые, безлиственные, пустопорожнего лунного разлива новостройки.
Место, которое перепутало Божий дар с яичницей. Заблудилось в самом себе.
Мерзость запустения – да.
Но и - загадочность.
И - ностальгия.
И – урок?
Здесь пробуждается жажда жизни наперекор всему.
Бродила бы и бродила.
Запущенные красавицы – обычно самые роковые.
Запущенные архитектурные памятники – острее всего будят воображение.
И от тех и других – оторваться невозможно.