Мои женщины. Май 1964. Культ личности. 4. Хрущёв.
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрация из сети Интернет: Плакат художника Б. Белопольского «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!» (1962 г.). Рядом плакат художника Е. Соловьёва с самым известным в 60-е годы XX века принципом-лозунгом «Человек человеку – друг, товарищ и брат!». По такому принципу тогда строились отношения в советском обществе, даже «на улице», в школе, во дворах, в мальчишеских и молодёжных коллективах, даже в компаниях стиляг, хулиганов и фраеров. Вот такие времена и нравы были во время хрущёвской «оттепели»…
Стычка на первомайском уроке труда с Валей Антиповой ничего во мне не разбудила, хотя я опять почему-то сильно волновался в её присутствии. Если бы не ребята, не учителя и не Тоня Корнеева, подруга Вали, которая неотступно следовала за своей «хозяйкой», я точно взволновался бы рядом с Валей, переживал, трепетал, краснел и «дурнел», но её поведение опять было высокомерным, насмешливым, независимым, даже немного враждебным. Почему она так вела себя со мной, я не знал и даже не догадывался.
Моё тайное отношение к Вале Антиповой, возникшее ещё с первого или со второго класса, всё время теплилось во мне, как огонёк свечи, то почти потухая, а то, разгораясь и даже «потрескивая» искрами. Мне было волнительно и приятно чувствовать в себе самом этот огонёк любви к Вале Антиповой, но я его намеренно не разжигал приставаниями или иными «знаками внимания», какими обычно ребята «одаривают» девчонок, которые им нравились.
В нашей Суворовской средней школе №1 издавна было принято девчонок, которые нравились мальчикам, дёргать за косички, распускать им их банты в причёске, с размаху бить сверху вниз портфелем по портфелю девочки так, чтобы её портфель вырывался из руки и падал на землю. Это называлось «проверка на вшивость»… Если девочка обижалась, плакала, жаловалась учителям, то с ней нечего было дружить и «ходить», но если девчонка «давала сдачи», догоняла обидчика и сама дёргала мальчишку за чуб, била его своим портфелем по голове или спине, то это бала «настоящая» девчонка и с ней уже можно было дружить, носить ей портфель, ходить с ней и «провожать» до её дома…
«Ходить» с Валей Антиповой не было никакой возможности и никому, потому что с ней «ходил» и её провожал Сашка Кузнецов, самый сильный и задиристый пацан в нашем 4 «А» классе. Сашка Кузнецов и его верный спутник и телохранитель по фамилии Ряжин, а по кличке «Рожа» строго «наказывали» всех ребят, кто хоть как-то мог задеть или как-то обидеть Валю Антипову. Исключение почему-то было сделано только для одного меня, потому что мы с Валей были соперниками по учёбе и соревновались, кто кого догонит и перегонит по разным учебным предметам. Сашка Кузнецов и его кореш «Рожа» учились плохо, поэтому они были нам с Валей не конкуренты.
С той поры, когда мы с Сашкой Кузнецовым и Славкой Юнициным запускали на школьном футбольном поле в небо ракету с пороховым двигателем, которую я сделал по чертежам из журнала «Юный техник, он и его напарник «Рожа» меня не трогали, делали вид, что меня вообще в классе не существует. Однако мне казалось, что это Валя Антипова запретила Сашке и «Роже» меня трогать. Между нами «связным» был мой друг Славка Юницин: он когда надо, передавал от меня что-то Сашке Кузнецову или от Сашки – мне.
19 мая 1964 года на улице шёл дождик (6,7 мм осадков), утром было прохладно – 9,7°С, а в полдень температура воздуха едва достигала 1,9°С, поэтому мы всей школой отметили День советской пионерии на втором этаже в зале-коридоре. На торжественной линейке принимали в пионеры учеников третьих классов. Было шумно, волнительно, интересно, но как-то уже по-другому, не так, как раньше…
В зале-коридоре на втором этаже нашей школы уже не было огромного бюста Сталина. Не было его парадного портрета над дверями в школьную библиотеку. На картинах в простенках между дверями в классы и между окнами всё, что было связано со Сталиным, замазали красками. Трубачи-пионеры трубили в горны не так, как раньше, грубо, не музыкально, не в такт. Барабанщик-пионер тоже барабанил кое-как. Речи выступающих начальников из РОНО и ГОРОНО были не такие как раньше – торжественные, приподнятые и гордые, а тусклые, с цифрами, по бумажке. Да и школьники сами стали другими. Например, стихи наизусть уже читали совсем другие, не такие, как раньше. И клятву пионерскую тоже зачитывали иначе, чем раньше… всего два года назад. Время поменялось, нравы – тоже.
Теперь главным человеком в нашей стране был Никита Сергеевич Хрущёв. Он был главный, он был везде, он был всё время, как говорится, на виду и на слуху. Теперь ему рапортовали, его слушали, читали, цитировали, славили и восхваляли и … рассказывали смешные и не очень смешные анекдоты. В 1964 году слава и культ личности Никиты Сергеевича Хрущёва достигли «апогея терпения». Так выразился мой папа, при этом так усмехнулся так, что я понял – он шутит, причём горько шутит, со значением…
Хрущёв нравился нашему папе, потому что он считал его «человеком из народа и для народа». Наша мама скептически относилась к восторгам нашего папы по поводу первого секретаря ЦК КПСС, но ей тоже по нраву был тот период деятельности Хрущёва, который повсюду называли «оттепель». Она не говорила этого вслух, но молча «со значением» поддерживала деятельность Никиты Сергеевича по развенчанию культа личности Сталина. Если для папы Сталин был главнокомандующим, по приказам и во имя которого он и его товарищи храбро и отважно шли в бой с фашистами, то для мамы Сталин был, конечно, главным в стране, но не близким человеком, которому «надо молиться». Она так и говорила: «Он не тот, которому надо молиться».
Наш папа не спорил с нашей мамой, но всё же говорил ей, как бы возражая, что Никита Сергеевич Хрущёв выпустил на свободу многих заключённых (он вполголоса говорил «политзаключенных), прекратил «огульные репрессии». Я тогда не понял, что такое «огульные» и «репрессии», но переспрашивать было нельзя, иначе меня бы прогнали из комнаты, где мама и папа взволнованно обсуждали личность Хрущёва.
Потом папа сказал, что при Хрущёве «отменено уголовное наказание за аборты и опоздания на работу и снят запрет на перемену места работы», на что наша мама согласилась и сказала, что это давно надо было сделать, потому что «у бедных девочек ломались судьбы». Что такое «аборт» я пока тоже точно не знал, хотя в маминой большой книге-справочнике фельдшера я об этом вскользь читал, видел рисунки, но они мне не понравились. Папа обрадовался поддержке мамы и сказал, что при Хрущёве существенно сократили продолжительность рабочего дня и увеличили оплачиваемый отпуск. Мама опять согласилась, но добавила, что это не личное желание Хрущёва, а разумная необходимость и возможность при мирной жизни. Тут уже согласился с мамой наш папа и мы с моим братом Юрой возгордились нашими умными родителями…
- При Хрущёве, - торжественно сказал наш папа, - были повышены в три раза государственные закупочные цены на продукцию колхозов.
- Да, - с усмешкой подтвердила слова папы наша мама. – Только от этого ни хлеба, ни молока, ни мяса не стало больше и лучше. А хрущёвская денежная реформа чего стоит?..
- Того и стоит, - веско и хмуря брови, сказал наш папа, - что денежная реформа позволила стабилизировать экономику страны на десятилетия вперёд. А то, что рубль стал «деревянным», то надо понимать некоторые вещи не буквально, а стратегически.
- Да, да, - сказала наша мама. – Стратегически – это как? Пожертвовать семейной стратегией ради стратегии государства?
- Ничего ты не понимаешь в политике! – в сердцах восклицал папа и начинал сердито шуршать газетами.
В газетах всё больше писали о Хрущёве, о его поездках за границу, о решениях и постановлениях партии, о колхозах, совхозах и совнаркомах, о битве за урожай, которого в жизни не было, но зато в сводках было много цифр. Писали, что по инициативе Хрущёва был принят новый закон о всеобщем пенсионном обеспечении, что повсеместно развёрнуто активное жилищное строительство и возведение типовых пятиэтажных домов, которые в народу тут же прозвали «хрущёвками».
Были такие панельные дома и в нашем городе, целая улица таких домов. Квартирки в этих домах были маленькие, тесные, с низкими потолками, но люди были очень рады и горды этому отдельному жилью, потому что после войны в нашем городе в основном строились так называемые «финские дома» на четыре семьи (по одной-двум комнатам на семью), с «удобствами» во дворе. Эти каркасно-щитовые одноэтажные дома под черепичной крышей назывались – «дома Победы». Они плохо держали тепло, но в них были центральные печки и отличные погреба, в которых можно было хранить запасы на зиму, а вокруг дома были палисадник и земельный участок для огородничества и садоводства. По границе этого участка между соседними домами строились низкие сараи. По участкам проходили в теплоизоляции трубы центрального отопления и обладатели квартир в таких домах были просто счастливы, потому что имели возможность растить овощи, зелень, фрукты и даже держать в сараях кур и скотину (коз, овец, свиней). Обладатели «городских квартир» были лишены этой возможности и довольствовались тем, что покупали на нашем городском рынке – суворовском базаре.
Чтобы в нашем доме был мир и лад, мама спокойно, но серьёзно, сказала папе, что она признаёт – в стране сделано немало при Хрущёве: была произведена реформа в сфере транспорта, началось строительство новых железнодорожных магистралей, паровозы заменили тепловозы и электровозы.
- Главное, - сказала наша мама. - Советский Союз достиг больших успехов в покорении космоса и в этом, несомненно, заслуга Никиты Сергеевича Хрущёва.
- Вот видишь! – тут же откликнулся наш папа. – Признаёшь, что Никита молодец!
- Признаю, - спокойно сказала мама. – Признаю и то, что ты мне говорил о событиях в Новочеркасске, и то, как Никита, как ты выразился, вдруг по-сталински агрессивно начал антирелигиозную компанию, и то, как показательно велись расстрельные судебные процессы против валютчиков и цеховиков.
- А что? – «вскипел» наш папа. – Терпеть этих хапуг и воров? Терпеть этот дефицит, которым они разрушают наше советское государство, озлобляют народ?
- Война кончилась, - сказала устало наша мама. – Хватит смертей и расстрелов. Надо строить жить и жить по-человечески, без страданий.
- А кто спорит? – опять горячо воскликнул наш папа. – Никто и не спорит, но к расхитителям социалистической собственности надо относиться как к врагам народа.
- Опять «враги народа»?! – чуть возвысила голос наша мама. – Опять «тройки» и «трибуналы»? А судьи кто? И кто народ? Ваша партийно-хозяйственная номенклатура? Это народ?
- Ну, знаешь, Нина! – возмущённо воскликнул наш папа. – Не ожидал от тебя такой реакции…
- «Карибский кризис» 62-го помнишь? – строго спросил нашу маму наш папа. – А антисоветское восстание в Венгрии в 1956 году?
- Помню, - кратко и тоже строго ответила наша мама.
- Наша жизнь после войны в стратегии ничем не отличается от войны, хотя и называется она «холодной войной», - уже справившись с возмущением, сказал наш папа. – Поэтому и партийно-хозяйственное руководство ведёт себя как командование на фронте.
- Правильно, - поддержала папу наша мама. – Только мы уже не воины и жертвовать нами для реляций о победах на фронте «холодной войны» не надо. А если надо, то призовите нас, мобилизуйте по-настоящему, а не втихаря, под сурдинку. Не надо спекулировать на угрозах войны, тогда и освоение целины будет не авантюрой…
- Да, - опять после насупленной паузы согласился с нашей мамой наш папа. – С освоением целины мы просчитались. Начали по-боевому, масштабно, широко, а закончили пшиком.
- А как твой Хрущёв поступил с нашими советскими писателями и художниками? – спросила мама. – Пусть они были авангардистами, пусть писали и рисовали по своему, но зачем же так сурово с ними? Мысль и мышление не запретишь, рот песне не закроешь, это мы ещё с Гражданской войны помним.
- Эти писатели и художники были антисоветские, марали свои картины по-западному, внедряли нам западный абстракционизм! – опять взволновался наш папа.
- Ну и пусть бы себе «марали», - ответила спокойно наша мама. – Люди сами бы разобрались, что им нравится, что им по духу, по нраву, по уму, а что абстракция, пустота. А от западной культуры нам не спрятаться.
- А что прикажешь делать?! Пусть эту заразу к себе в дом?
- Пускай, не пускай, а музыка, песни, фильмы и идеи с Запада всё равно проникнут к нам, а ваши запреты превратят их в «запретный плод», который, как ты знаешь, сладок. Вот и вопрос, кто на кого работает этими запретами?
- Единственно с чем я соглашусь полностью в политике Хрущёва, - примирительно сказала наша мама после долгой паузы в разговоре с нашим папой, - так это с политикой партии под руководством Хрущёва по десталинизации. Сталинизм у нас был режимом, основанном на тотальном страхе и тотальном подчинении партии, правительству и начальникам всех уровней. Во время войны так было нужно и все это понимали и терпели, а теперь люди захотели свободы и мирной жизни, без страха за себя и своих близких.
- Согласен, - хмуро ответил папа. – Только такая огульная, резкая и грубая десталинизация привела к разрыву с коммунистическими правительствами в Албании и Китае, к разрыву отношений с ними, к их враждебности к нам.
- Верно, - поддержала папу наша мама. – Только советское правительство во главе с Хрущёвым всё же передало Китаю науку, технику и технологию производства и применения атомного оружия. Это как понимать?
- Как высшую стратегическую политику, - сказала наш папа, давая понять, что разговор окончен.
И мама, и папа каждый остался при своём мнении, хотя во многом их мнения совпадали с реальностью. Мы с братом Юрой внимательно слушали разговор наших родителей. Когда они закончили и мама пошла на кухню готовить нам ужин, мы попытались что-то спросить у нашего папы, но он сердито отказался с нами беседовать на эти темы. Он сказал, что нам ещё рано судить о таких вещах, что нам надо внимательно смотреть теленовости и телепередачи, стараясь увидеть и услышать многое, что показывают и говорят нам только намёками. Он сказал, что нам пора самим читать газеты, вникать в прочитанное, научиться понимать недосказанное и уметь «читать между строк».
Я спросил папу, что это такое – «читать между строк», а он ответил, что это значит догадываться о каком-то скрытом значении, которое было специально заложено в текстах статей и сообщений, на которые есть намёк.
- Это умение анализировать и делать выводы, - сказал учительским тоном мой папа. – Это умение логически прогнозировать дальнейший ход событий, развитие тех или иных процессов. Научись читать между строк и ты готов будешь к самостоятельной взрослой жизни, мой мальчик.
Я уже очень хотел быть взрослым, чтобы быть таким, как мой старший брат Юра – сообразительным, находчивым, быстрым, сильным, ловким, смелым, отважным, настоящим искателем приключений. Я уже очень хотел нравиться девушкам, как им нравился мой брат Юра…
А ещё я очень хотел быть таким умным и прозорливым, как мой папа, и такой сдержанно-достойной, как моя мама. Поэтому я стал самостоятельно учиться читать между строк, то есть выискивать тайные мысли и образы, которые скрыл или зашифровал в свои текстах автор статьи или сообщения. Я начал читать вслух маме и папе какой-либо отрывок или цитату, а потом растолковывать им её смысл. Сначала мама и папа с интересом меня слушали, поправляли, направляли мои мысли и моё толкование, а потом они устали от этого и начали меня прогонять со словами: «Правильно мыслишь, Саша. Продолжай в том же духе»…
Я продолжал и вскоре начал замечать и понимать, почему папе нравился Никита Сергеевич Хрущёв, советский государственный деятель, Первый секретарь ЦК КПСС (1953-1964), Председатель Совета министров СССР (1958-1964), Председатель Бюро ЦК КПСС по РСФСР (1956-1964), Герой Советского Союза (1964), трижды Герой Социалистического Труда (1954, 1957, 1961). Я заметил, что мой папа часто говорил, что Никита Сергеевич родился в селе Калиновка Ольховской волости Дмитриевского уезда Курской губернии в далёком 1894 году и при этом добавлял, что Хрущёв родился в деревне, так же как он в своей Кошелёвке Ханинской волости Лихвинского уезда Калужской губернии.
- Хрущёв так же как я ходил в церковно-приходскую школу, только в моё время она называлась Народная единая трудовая школа и учила не только знаниям, но и умениям работать в селе и на производстве.
- Я тоже, как Хрущёв, - рассказывал нам с Юрой наш папа, - больше времени учился зимой, а летом работал в родительском хозяйстве, помогал отцу и матери во всех крестьянских делах.
- Кстати, - сказал гордо наш папа. – Я тоже, как Хрущёв, всё больше работал в нашем колхозе как пастух, работал в поле, а в ненастье и по вечерам отец учил меня, как кто-то учил Хрущёва, сапожному мастерству. Отец учил меня выделывать кожи, тачать сапоги, плести лапти, а дед Аркадий, брат отца, учил меня делать санки, сани, ремонтировать телеги, сеялки, вырезать из липовых баклуш ложки и поварёшки, плести из бересты и лозы короба, туески, корзинки и кошёлки.
- Значит, - сказал я в соответствии со своими мыслями, - ты, пап, и Никита Сергеевич Хрущёв вышли из одной среды?
- Точно, сынок! – воскликнул мой папа. – Именно так. Мы с ним одного поля ягоды…
- Мы даже с ним учились почти в одних и тех же ремесленных училищах, - сказал гордо наш папа. – Он в 14 лет был учеником слесаря на машиностроительном и чугунолитейном заводе Э.Т. Боссе, а я четырнадцатилетним мальчишкой был учеником токаря на демидовском чугунолитейном заводе в Ханино.
- Перед Первой Мировой войной Хрущёв работал слесарем в электротехнической бригаде на шахте в Юзовке, обслуживал электрооборудование, а я перед Второй Мировой войной работал токарем на московском авиазаводе, так что мы с ним оба из рабочего класса, рабочая косточка!
- Кстати, - сказал значительно наш папа. – Хрущёв в молодости был членом общества трезвости, и я, когда вступил в комсомол, был в обществе трезвости и борьбы со сквернословием. От стремления жить правильно, чисто и говорить правильным русским языком, я даже стихи начал писать и выработал себе свой собственный каллиграфический почерк.
- Пап, почитай нам свои стихи! – попросили мы хором с Юркой и наш папа нараспев громко прочитал…
Покатилися дни золотые,
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные!
Черногривые кони мои!
- Что-то знакомое я слышу, - сказала наша мама, входя в большую комнату с большой тарелкой винегрета и корзинкой с нарезанным хлебом. – Давненько ты не пел старинную русскую народную песню «Ой, вы кони мои вороные…».
- Народную, да! Но только в моём варианте! – воскликнул наш папа, вскочил с дивана, подхватил нашу маму и, танцуя с ней, продолжил петь неожиданно залихватским, задорным и счастливо-радостным голосом…
Ты, любимая, в хате таишься,
Ты напрасно о ком-то грустишь.
Зря меня ты, красотка, боишься,
Мою лихость напрасно честишь.
Устелю свои сани коврами,
Коням в гривы ленты вплету.
Прискачу, прозвеню с бубенцами
И тебя на лету подхвачу.
Все пути, все дороги я знаю,
Как проехать мне к окнам твоим.
Только к сердцу я тропки не знаю,
Как узнать, что я тоже любим.
Приласкаю тебя, зацелую.
Ночь сокроет стыдливость твою.
Я любовью тебя околдую,
Ненаглядную радость мою!
Ой, вы кони мои вороные,
Ну-ка, братцы, поскачем быстрей!
Мы умчимся с тобой как шальные,
И обгоним всех мы чертей!
Ты мне верь, дорогая, я знаю,
Моя лихость зазнобит тебя.
Только кони мои вороные,
Не потопчут даже жнивья.
Начинаются дни золотые
Молодой, безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные,
Чёрны вороны, кони мои!
Наша мама тоже счастливо и задорно улыбалась, скептически глядя на нашего папу, но танцевала с ним так легко, свободно и красиво, что я сразу же догадался (между строк), что они не в первый раз танцуют и поют эту замечательную песню.
Мы с Юрой не знали, что наш папа когда-то писал стихи, а запыхавшийся папа, быстро, лихо и крепко поцеловавший нашу маму прямо в губы, с отдышкой после танца, гордо заявил, что его стихам завидовали в их молодёжной компании, и даже сравнивали его с самим Сергеем Есениным.
Спев свою песню, папа пустился в русский перепляс, выделывая вприсядку разнообразные коленца, и мы с Юрой, не утерпев, тоже пустились в пляс рядом с папой. Комната и дом тряслись как при землетрясении. Мама хохотала, а мы кружили вокруг неё в диком страстном танце.
- Вот как мы плясали в молодости! Не то, что вы пляшете! – воскликнул наша папа, рухнув на своё место на диване. Мы с Юрой попадали рядом с ним.
- Кстати, - сказал, отдышавшись, наш папа. – Никита Сергеевич тоже умеет плясать не хуже меня; может быть, даже лучше меня.
- Этим он и прославился, - заметила наша мама. – Идите мыть руки, плясуны! Да не забудьте свои загривки сполоснуть!
После отличного и вкусного семейного ужина, во время которого наши мама и папа вспоминали свою молодость, мы снова устроились каждый по своим местам в большой комнате перед телевизором, посмотрели все вместе какой-то фильм, теленовости, концерт, а потом каждый занялся своим привычным вечерним делом.
Юра ушел ко мне в комнату на маленький диванчик читать очередную книжку фантастики. Мама задремала в своём кресле под «образами», так она называла фотографии своего папы и мамы, сестры, брата, племянниц. Папа продолжил читать центральные газеты, а я, окрылённый сегодняшними открытиями, начал тихонько приставать к папе, прося рассказать о Никите Сергеевиче Хрущёве. Почему-то я думал, что мой папа тоже мог бы быть первым секретарём ЦК КПСС и главой нашего советского правительства…
- У нас с ним много общего, - сказал задумчиво мой папа. – Но только в детстве и юности, а дальше его жизнь и судьба резко отличается от моей.
- Он в детстве жил с отцом в рабочем бараке, в котором на двухъярусных нарах проживало 50-70 мужиков. Тогда ходили в лаптях или сапогах, поэтому онучи и портянки сушили тут же, в бараках. Грязь на полу была несусветная, даже писали со второго яруса на пол. Представляешь, какая была атмосфера в бараке?
- Я жил в доме, в хате, в семье и моё место было на лежанке, на печке, где всегда было очень тепло, даже жарко, и писать мы ходили на задний двор через чёрный ход. В хате тоже было мусорно, как без него в деревне, но штаны и рубаха на мне всегда были сухие, чистые, стираные.
- Хрущёв до 15 лет пас телят, овец, коров, а я тоже почти до 15 лет летом пас свиней и гусей и не стыжусь этого, потому что какой бы не был крестьянский труд, он уважаем и почётен, потому что это изначальный коренной труд человека на земле.
- Вообще, мой мальчик, «грязного труда» не бывает, кроме, конечно, воровства и преступления. «Грязным» может быть только человек и его совесть, а так любой труд почётен, запомни это.
- Кстати, эту принципиальную мысль высказал однажды сам Хрущёв и в этом мы с ним очень похожи.
- Хрущёву повезло, - продолжил свой рассказ мой папа. – Он к моменту революции 17-года был уже 23-х летним парнем, поэтому после Февральской революции 1917 года он уже был избран в состав Рутченковского Совета рабочих депутатов.
- Потом он проявил себя во время корниловского мятежа и стал членом местного военно-революционного комитета, а в декабре 1917 года - председателем профсоюза металлистов горнорудной промышленности.
- А ты? – спросил я папу.
- А я свою молодость провёл уже в советские годы индустриализации. Моей мечтой было стать отличным токарем, мастером своего дела, я им стал, - с гордостью сказал мой папа. – Не каждому токарю доверяли многошпиндельный станок для обработки корпусов авиационных двигателей, а мне доверили!
- А Хрущёв, - напомнил я папе после паузы.
- А Хрущёв в 1918 году вступил в партию большевиков, участвовал в Гражданской войне, даже возглавил конные отряд Красной гвардии в Рутченково, а потом стал комиссаром 2-го батальона 74-го полка 9-й стрелковой дивизии РККА на Царицынском фронте.
- Летом 1920 года Хрущёв окончил с отличием партийную школу при политотделе 9-й армии РККА и в сентябре этого года был назначен инструктором политотдела 9-й Кубанской армии, участвовал в войне в Грузии. После окончания войны находился на хозяйственной и партийной работе. Летом 1920 года стал политическим заместителем управляющего Рутченковского рудника в Донбассе.
- В 1922 году Хрущёв поступил учиться на рабфак Донтехникума в Юзовке, там же был избран партсекретарём техникума, познакомился с Ниной Кухарчук, своей будущей супругой и в июле 1925 года был назначен партсекретарём Петрово-Марьинского уезда Сталинского округа.
- Осенью 1929 года Хрущёв поступил в московскую Промышленную академию, где познакомился Надеждой Аллилуевой, женой Иосифа Сталина и очень понравился ей своим весёлым нравом человека из народа, и это знакомство стало для Никиты «путёвкой в рай».
- А ты? – спросил я, помня о умении читать между строк.
- А что я? – с горечью ответил мой папа. – Я в 1929 году был 11-летним пацаном и вовсю играл в лапту и бабки, лазил за морковкой, репой и яблоками в соседские огороды и сады, хотя этого добра у нас у самих было навалом.
- В моей молодой судьбе таких судьбоносных встреч с «сильными мира сего» не было, - опять после паузы сказал мой папа. – Мне в жизни всё попадались либо много старше меня люди-учителя, либо мои сверстники или сверстницы, на уме которых были одни игры, танцульки и влюблённости.
- И ты влюблялся? – спросил я осторожно.
- А что я – лысый что ли?! – воскликнул папа и покосился на дремавшую в кресле нашу маму. – Ещё как!
- Как Юрка? – тихо спросил я папу.
- Похлеще, - шепотом ответил мой папа и тихонько засмеялся.
- В 1928 году на украинском Донбассе было знаменитое «Шахтинское дело» против вредителей и саботажников на угольных шахтах, - сказал тихо мой папа. Старые царские специалисты тогда, как нам говорили, создали антисоветскую организацию, которой руководили белоэмигранты из Парижа.
- Потом арестовали германских специалистов. Это означало, что мы прекращаем политику НЭПа и начинаем социалистическое наступление в нашей экономике, потому что в Германии появились Гитлер и фашисты, и в Европе начали готовиться к большой войне.
- ЦК ВКП(б) направило всем партийным организациям, всем советским органам, а также в РКП и ОГПУ обращение «Об экономической контрреволюции в южных районах угольной промышленности» с требованием прекратить бесхозяйственность в стране и поручением ОГПУ принять меры к саботажникам и вредителям.
- А что такое ОГПУ?
- Объединённое государственное политическое управление при Совете народных комиссаров СССР, - коротко и строго ответил мой папа. – То же самое, что ЧК, НКВД и наше КГБ.
- И что было потом?
- А потом была борьба с вредителями и врагами народа, чистка рядов в партии и в руководстве всех партийных, советских и хозяйственных органов и организаций. Особенно преуспел в этом Лазарь Моисеевич Каганович, тогдашний с 1925 года генеральный секретарь ЦК КП(б) Украины. Он то и приметил Хрущёва как активного «чистильщика» от врагов народа в московской Промышленной академии и по рекомендации Надежды Аллилуевой, жены Сталина, взял с собой в Москву сначала с января 1931 года первым секретарем Бауманского, а с июля этого же года — Краснопресненского райкомов ВКП(б).
- Здесь Хрущёв преуспел в ликвидации оппозиции партии и проявил себя как хозяйственник и с января 1932 года стал вторым секретарем МГК ВКП(б); первым секретарём был Лазарь Каганович.
- Вообще, - задумчиво сказал мой папа, - Лазарь Моисеевич Каганович был сначала первым секретарём московского областного, потом городского комитетов партии, а также он был полноправным членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарём ЦК и заведующим сельскохозяйственным отделом ЦК. Каганович непосредственно руководил «делом организационно-хозяйственного укрепления колхозов и совхозов и борьбой против организованного кулачеством саботажа государственных мероприятий» и в первой половине 30-х годов он был на вершине своей власти.
- А причём тут Каганович? – почему-то шепотом спросил я папу.
- А притом, - также шепотом ответил мой папа, - что, занимаясь чисткой в партии, Хрущёв вместе с Лазарем Кагановичем исключили в московских парторганизаций 236 000 членов партии. Представь, всех как вредителей…
- А потом?
- А потом в 1934 году Хрущёв стал первым секретарём МГК ВКП(б), а с 1935 года на три года сменил на двух должностях Лазаря Кагановича. Вот так-то, смекай, мой мальчик…
- О чём это вы тут шушукаетесь? – спросил нас мой старший брат Юра. – Слышу тут у вас что-то интересное.
- Да нет, - нехотя сказал наш папа и опять покосился на спящую в своём кресле нашу маму. – Так, вспоминаем былое.
- Можно я с вами,- уловил наше настроение Юра.
- Валяй! – сказал папа и подвинулся на диване. – Только тихо, не разбудите нашу маму…
- Пап, а что было потом, - нетерпеливо и чуть-чуть сердито спросил я.
- А потом был «суп с котом», - ответил шуткой папа и серьёзно поведал нам с Юрой. – Хрущёв как первый секретарь Московского горкома и обкома ВКП(б), входил по должности в состав тройки НКВД СССР по Московской области в июле 1937 года, а это был самый расстрельный год в истории нашей партии и государства.
- В 1935 году Хрущёв, как один из руководителей метростроя, получил Орден Ленина – высшую государственную награду, но когда он окреп и подвинул Кагановича, то тот пожаловался Сталину и назвал его «троцкистом».
- А что Сталин? – нетерпеливо спросил Юра.
- А Сталин приказал Кагановичу выступить на партконференции от имени Сталина и сказать, что ЦК доверяет Хрущёву как активному борцу с троцкистами.
- А кто такие троцкисты? – ревную Юру, я тоже спросил папу.
- Троцкисты – последователи партийного деятеля, оппозиционного революционера Льва Троцкого, - коротко ответил папа. – Троцкисты – враги советского народа, вредители, шпионы и предатели.
- Все?
- Все.
- А что делали с троцкистами, врагами народа, вредителями, шпионами и предателями? – спросил я, сам не понимая, почему и кто вместо меня задал этот вопрос.
- Ты что, дурак?! – тут же «вскинулся» мой старший брат Юра. – Что д5елают с предателями? Расстреливают гадов!
- Да, - с трудом сказал наш папа. – Иногда расстреливают, чаще сажают в тюрьмы, а ещё чаще ссылают на каторгу, в трудовые исправительные лагеря.
- А они там исправляются? – опять упрямо кто-то вместо меня внутри меня задал новый вопрос.
- Иногда да, - коротко ответил папа. – А иногда – нет.
- Смотрели фильм «Заключённые? – мы с Юрой кивнули головами. – Помните Костю-капитана и его бандитку Соню? Вот это они были строителям Беломорканала.
- А Хрущёв причастен к «расстрельным спискам»? – вдруг спросил мой старший брат Юра.
- Неизвестно, - оглянувшись на спящую маму, ответил серьёзно наш папа. – Известно только, что перед войной Хрущёв, как первый секретарь Московского горкома и обкома ВКП(б) направлял предложения об арестах руководящих работников Моссовета и Московского обкома партии.
- Правда Хрущёв был один из тех, кто предложил «дело Бухарина и Рыкова» направить в генпрокуратуру СССР, а Сталин предложил направить их дело прямо в НКВД, что означало самое худшее. Это было в 1937 году. Больше Хрущёв против мнения Сталина не выступал.
- В 1938 году Хрущёв стал первым секретарём ЦК КП(б) Украины, заменив на этом посту Косиора, и кандидатом в члены Политбюро вместо Постышева, а ещё через год — членом Политбюро ЦК ВКП(б). Вот тут-то он проявил себя как борец с «врагами народа», - сказал наш папа.
- Тогда вовсю шла «украинизация» Украины, особенно жителей Западной Украины, которые долгое время жили «под Польшей». За два года руководства Хрущёва на Украине было арестовано более 160 тысяч человек, из них более 2000 человек из партийного и советского актива.
- Всех несогласных или колеблющихся в линии партии Хрущёв выжигал карающими способами даже среди заместителей председателя Совнаркома, наркомов, заместителей наркомов, секретарей областных комитетов партии. Вот такое было время перед войной…
- А во время войны кем был Хрущёв?
- Хрущёв был членом военных советов Юго-Западного направления, Юго-Западного, Сталинградского, Южного, Воронежского и 1-го Украинского фронтов. Поддерживал командующих фронтами, даже опять возражал Сталину, когда фашисты «дали дрозда» нам под Харьковом в мае 1942 года. Тогда 28 июля 1942 года был издан знаменитый сталинский Приказ № 227 «Ни шагу назад!». Я тогда решился отказаться от брони на авиационном заводе и сбежать на фронт, на войну.
- Сбежал?
- Убёг! – весело сказал наш папа. – Скакал через заборы и огородами, огородами бежал вслед за машиной оперуполномоченного, чтобы вскочить в неё за околицей и поехать с мобилизованными в танковое училище.
- Ты был в танковом училище?
- Сначала – да, а потом перевели в кавалерийское училище, потому что я был очень лихой, быстрый, ловкий, умел скакать на лошадях и ухаживать за ними.
- Ну, а что же Хрущёв? – вдруг подала голос наша «спящая» мама.
- А Хрущёв, - встрепенулся и выпрямился в спине наш папа. – В октябре 1942 года был переведён по должности из комиссаров в военные советники, находился в переднем командном эшелоне за Мамаевым курганом в Сталинграде, потом — на сталинградском тракторном заводе; входил в состав командования Южного и Воронежского фронтов. Потом с октября 1943 по август 1944 года находился на Первом Украинском фронте и закончил войну в звании генерал-лейтенанта.
- Он хоть воевал по-настоящему? – спросила наша мама, и мы с Юрой невольно тоже сели прямо на нашем диване.
- Не знаю, - осторожно ответил наш папа. – Орденами и медалями он награждён густо.
- Ну, а что было после войны с Хрущёвым? – помолчав вместе с нами, спросила наша мама.
- С 1944 по 1947 год — Хрущёв председатель Совета народных комиссаров Украинской ССР, а с 15 марта 1946 года — Совета министров Украинской ССР. Потом его опять избрали Первым секретарём ЦК КП(б) Украинской ССР. С 16 декабря 1949 года — он снова первый секретарь Московского областного (МК) и городского (МГК) комитетов партии, а также секретарь ЦК ВКП(б) и уже КПСС. В это время Хрущёв пользовался полным доверием Сталина.
- А группа Маленкова? – напряжённым голосом спросила наша мама, и наш папа с изумлением воззрился на неё. Теперь всё внимание в этой беседе перешло на нашу маму, которая почти никогда не говорила с папой «о политике»…
- Это было уже после смерти Сталина, - осторожно начал рассказывать наш папа и мы с Юрой затаили дыхание, потому что ощутили напряженное внимание нашей мамы к рассказу нашего папы.
- В день смерти Сталина, 5 марта 1953 года, на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совмина и Президиума Верховного Совета СССР, под председательством Хрущёва, было признано необходимым, чтобы он сосредоточился на работе в ЦК партии.
- 14 марта 1953 года на Пленуме ЦК Хрущёв был избран секретарём ЦК, главой Секретариата ЦК – фактического партийного правительства СССР и председательствовал на всех заседаниях.
- В июне 1953 года Хрущёв был главным организатором смещения со всех постов и ареста Лаврентия Берии – генерального комиссара государственной безопасности, Маршала Советского Союза и Героя Социалистического Труда, между прочим…
- Лаврентий Павлович был всю войну заместителем Председателя Совета народных комиссаров (с 1946 года — Совета министров СССР) Иосифа Виссарионовича Сталина, а после его смерти 5 марта 1953 года — первым заместителем Председателя Совета министров СССР Г. Маленкова и одновременно министром внутренних дел СССР. С 20 августа 1945 года руководил программой создания советской атомной бомбы. 26 июня 1953 года Берия был арестован по обвинению в измене Родине в форме шпионажа и заговоре с целью захвата власти. 23 декабря 1953 года он был расстрелян.
- Ладно, хватит о Берия, - с раздражением сказала наша мама. – Что с группой Маленкова?
- Антипартийная группа Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувший к ним Шепилов, - послушно отозвался наш папа. – Они попытались в июне 1957 года сместить Никиту Сергеевича Хрущёва с должности первого секретаря ЦК КПСС.
- А при чём тут примкнувший Шепилов? – спросил мой брат Юра.
- Он имел какие-то личные тёрки с Хрущёвым, - ответил коротко наш папа.
- Тогда, как и в случае с арестом Берия, Хрущёву очень помог маршал Победы Георгий Константинович Жуков, - сказал наш папа. – Он тогда зачитал документальные свидетельства, по которым получалось, что Молотов, Каганович и Маленков есть «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров» в 37-38 годах.
- Дело в том, что это были явные соперники и противники Хрущёва, избранного Первым секретарём ЦК 7 сентября 1953 года, потому что тот всё чаще принимал и навязывал свои решения президиуму и секретариату ЦК КПСС. Например, в 1954 году было принято решение Президиума Верховного Совета СССР о передаче в состав Украинской ССР Крымской области, то есть всего Крыма.
- В июне 1957 года четыре дня подряд шло заседание Президиума ЦК КПСС, на котором было принято решение об освобождении Хрущёва от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС. Однако сторонники Хрущёва, в том числе и Георгий Жуков, одержали победу и заклеймили противников Хрущёва как «антипартийную группу В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича и примкнувшего к ним Д. Шепилова». Их вывели из состава ЦК и в 1962 году исключили из партии.
- А ещё через четыре месяца после этого, в октябре 1957 года, по инициативе Хрущёва маршал Победы Георгий Константинович Жуков был выведен из состава Президиума ЦК и освобождён от обязанностей министра обороны СССР, - сказала наша мама и мы все надолго замолчали, тупо смотря в беззвучный экран телевизора.
- Да, - прервал общее молчание наш папа. – Наворотили дел…
- А потом Хрущёв организовал и провёл в 1961 году знаменитый XXII съезд КПСС, развенчал «культ личности» Сталина, принял новую программу партии и поссорился с коммунистами Албании, Китая и отчасти Югославии. После этого занялся мировой политикой, начал развивать ракетостроение, вывел нашу страну в космос…
- И вместе с американским президентом Джоном Кеннеди чуть не угробил весь мир во время «Карибского кризиса», - сказала наша мама, встала и ушла на кухню готовить вечерний цветочный чай с оладушками.
- Да, натворили делов ребята, - повторил задумчиво наш папа и всем своим видом дал нам с Юрой понять, что разговор окончен.
А на следующий день из всех источников информации неслись слова и лозунги во славу Никиты Сергеевиче Хрущёва – «верного продолжателя дела Ленина». На городской площади Маяковского на здании райисполкома висел огромный плакат, на котором Никита Сергеевич, с протянутой как у Ленина рукой, указывал направление нашего пути к коммунизму. На плакате большими буквами было указано: «Наши цели ясны, задачи определены! За работу, товарищи!».
Я много думал, прежде чем написать эти новеллы о культе личности в книге жанра эротики «Мои женщины», а потом вспомнил, что подзаголовок книги и её тема – это о половом воспитании настоящих мужчин.
Мои друзья по школе, по классу и на улице всё больше жили детскими и юношескими интересами, потребностями и фантазиями; играли, состязались друг с другом в силе, ловкости, находчивости; не задумывались практически ни о чём, кроме своих мальчишеских дел и проблем учёбы. Они взахлёб пересказывали друг другу сюжеты пережитых ими событий и приключений, увиденных кинофильмов и телепередач, но мало обменивались мнениями о прочитанных книгах, а о статьях в газетах или журналах вообще не говорили, потому что мало кто их читал. Зато анекдоты про Хрущёва, Чапаева, про нашу советскую жизнь рассказывали охотно, хотя и опасливо.
Возможно, в нашем 4 «а» классе только я и несколько девочек выписывали газету «Пионерская правда» и журнал «Пионер», хотя читали их, вероятно, только я и Валя Антипова – примерная ученица и председатель совета отряда пионеров нашего класса. Вот почему отношения наших ребят к девчонкам было игровое, слегка агрессивное, хулиганское, задиристое, так же, как и отношения девчонок к ребятам. Так было легче общаться, взаимодействовать, дружиться, не обременяя себя никакими обязательствами.
Дружили или ходили друг с другом так, чтобы их дразнили словами «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» только некоторые «солидные» мальчишки и «развитые» девочки. В нашем 4 «а» классе это были пока только Валя Антипова и Сашка Кузнецов, да и то они «дружили» как-то странно. Сашка Кузнецов на людях ходил с Валей Антиповой нарочито широко, невпопад, независимо и властно, а Валя Антипова – нарочито замедленно, отставая, приноравливая шаг Сашки к своим шажочкам и отступлениям в стороны. Со стороны получалось, что Сашка как бы верховодит, а на деле всё наоборот, Валя диктует ему, как идти, куда идти и когда прийти туда, куда они идут…
По такому принципу старались «ходить» или «гулять» с мальчишками все другие девочки в нашем классе и вообще в нашей школе. Это была такая молодёжная «мода» в нашем городе в 60-е годы XX века – мальчишки и парни строили из себя независимых хулиганов, а девочки и девушки – старались быть «слабыми лидершами», держать ребят в узде и править ими как им, девушкам, хочется. Всё это было стилем, модой и результатом хрущёвской «оттепели», пионерско-комсомольского задора, жизненной активности, относительной раскрепощённой молодёжной свободы.
В отличие от Сашки Кузнецова и других ребят, моих школьных друзей и товарищей, я уже по-настоящему любил Валю Антипову и не хотел с ней «ходить», а хотел «дружить» очень близко, интимно, возможно, даже с поцелуями и тесными объятиями, о которых я грезил в моих грешных снах. Только я уже сейчас начал понимать, что грезить, мечтать и жаждать любви - это не то, чтобы вожделенно желать или утробно хотеть удовлетворения любовью.
Да, я страстно переживал, трепетно волновался и сладко мучился своими ночными сновидениями, в которых видел и ощущал близко-близко красивых девушек из маминых или юркиных журналов, киноактрис с экранов кинофильмов или открыток. Однако я ни разу не видел «так близко» во сне Валю Антипову, хотя почти всё время «подспудно» мысли о ней проскакивали в моих сумбурных мечтаниях. Я всё время вёл с ней какой-то внутренний спор-разговор, состязание-соревнование, кто прав, кто виноват, у кого поведение лучше и правильнее.
Наконец, я уже чисто машинально, не специально, а естественно старался «прочитать» поведение Вали Антиповой и других девчонок и мальчишек в нашем классе, в школе и на улице, чтобы понять их недосказанность, непроявленность, скрытные причины и мотивы их поведения. Я уже хотел всё понять и быть во всём понятым…
Главное, что я вывел и понял из услышанных разговоров моих родителей о культе личности Сталина и Хрущёва, это то, что взрослый мир гораздо сложнее и запутаннее, чем я себе представлял, и что мне будет очень интересно и сложно во всём разобраться, а тем более жить и действовать.
В эти пред летние дни 1964 года я ещё раз увидел кинофильм «Подвиг разведчика» (Павел Кадочников в роли Алексея Федотова - Генриха Эккерта, 1947 год) и навсегда принял лично для себя стиль, метод и образ человека-мужчины – разведчика в тылу врага: умного, отважного, смелого, хитрого, осторожного, находчивого, расчётливого, интеллигентно-разумного и героически-авантюрного. Мой старший брат Юра был очень похож на этого киногероя, но он избрал для себя другой пример и образ – авантюриста Кости-капитана (нашего «низовского» уличного хулигана-вожака Лёньки Мамлюка) и очаровательного американского рок-рольного певца-танцора Элвиса Пресли с его набриллиантиненной шевелюрой.
Что делать? В начале 60-х годов вся советская молодёжь после VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 28 июля – 11 августа 1957 года в Москве практически разделилась на мир пионеров и комсомольцев, приблатнённых хулиганов и стиляг, то есть фраеров, спекулянтов и фарцовщиков. Это тоже были результаты хрущёвской «оттепели», мы в этом во всём жили. Мне предстояло в этом во всё разобраться самому и мне тоже очень хотелось свободы, независимости, любви и счастья.
Я уже хотел избавиться от своей «первой школьной любви» к Вале Антиповой из уже далёкого далека. Я тоже хотел свободно и страстно влюбиться, чтобы дружить и «ходить», как это делал мой старший брат Юра, который влюблялся 100 раз на день, и с восторгом сообщал мне об этом, жарко шепча своими мокрыми губами мне на ухо и сильно тиская меня своими борцовскими приёмчиками в цепких объятиях. Я тоже хотел также тискать кого-нибудь, но при этом я хотел понимать, что и как я это делаю, почему я это делаю и зачем я это делаю. Вот в чём разница...
В то же время Никиту Сергеевича Хрущёва на плакатах, в теленовостях и в газетных сообщениях я воспринимал как истинного лидера нашего советского государства и гордился им и нашей страной, Советским Союзом. В 1964 году я ощущал себя в единстве со всем советским народом и был по-своему счастлив, несмотря на трудности и сложности в нашей обычной жизни.
Это было последнее лето моего детско-отроческого возраста. В это лето 1964 года я «по-настоящему» (почти по-взрослому) влюбился в красивую девочку Марину и стал настоящим юношей…