Ночь была такая лунная и такая тихая, что, когда Степан влюблённо пробормотал во сне:
- Аня!.. Аннушка!.. Анюта!
... то в доме Лаврушиных, в противоположном конце села, вспыхнуло светом настежь распахнутое окно.
И недолго побрехали собаки.
Потом в саду слетела с ветки переспелая груша.
Прошелестели потревоженные листья.
Где-то рядом нудно прогудел комар...
Спавший Степан открыл глаза.
- Кого это ты так... нежно? - спросила жена Галя, склонившись над ним.
- Кажется, Аньку Лаврушину.
- Кажется?
Степан разглядел в лунном свете тревожный блеск Галиных глаз.
- Понимаешь, - сказал он, - сам не верю. Никогда ею не интересовался и не думал ничего такого, а тут так полюбил во сне, что, видно, заговорил... Я заговорил?
Галя, откинувшись на свою подушку, не ответила.
- Ты, Галя, не молчи, - покаянно сказал Степан. - Я же не виноват - приснилось. Не знаешь, к чему бы это?
- А в чём она тебе снилась? - Помолчав, спросила она. - В тёмном или в светлом наряде?
- Голая.
Помолчали ещё.
Галя не знала своего Степана бабником, поэтому тоже была удивлена.
- Наверно, тебе мало меня, - наконец шёпотом предположила она.
- Мало, - согласился Степан.
И они радостно друг друга зацеловали...
Отдышавшись, Галя сказала:
- А тело у неё было чистое?
- У кого?
- У Аньки.
- Чистое... С родинкой на правой груди.
- С родинкой? Покажи, где!
Степан показал, и они, уже со смехом расцеловались...
- Это же моя родинка, - сказала обессиленная Галя. - Наверно, она тебя любит.
- Кто? Анька? Лаврушина Анька?
Галя не ответила. Она спала.
Степан полюбовался ею в свете луны, и тоже уснул...
А Лаврушина Аня в ночной сорочке, погасила в своей комнате свет, подошла к распахнутому настежь окну. Постояла, и недоумённо сказала:
- Приснится же такое, Господи, прости!.. При чём здесь этот Степан? Чего это вдруг он стал в моём же сне ко мне приставать?.. - И обернулась: - Вань, проснись, - смотри, луна какая!