Мама в окружении соседок по даче с гордостью смотрит в экран: по телевизору показывают «кровинушку», и ей приятно, что другие видят, какую умную дочку она вырастила. Сама дочка дохнет конём на работе, и родительскую радость разделить не может; хорошо – есть соседки, до чего же вовремя они зашли!
Идёт передача об Эфиопии и африканских культовых масках. Я, как матушка шутит, «вещаю» и демонстрирую экспонаты – экзотические, пугающие зрителей маски из разных стран. Камера крупным планом показывает мои руки, ими мама открыто и заслуженно гордится: красивые кисти достались мне именно от неё, а ей – от бабушки.
Кумушки с интересом слушают ту самую Ольку, которую они знали «вот такусенькой».
– Кочевая жизнь не способствует материальному достатку, зато в долине реки Омо, где живут самые эпатажные племена, в моде яркое декорирование тела. В частности, в племени хамер считается, что шрамы украшают женщину. Чем больше следов от розги на спине, тем краше девушка, тем сильнее клан. Женщина, испытавшая боль от мужчины, вправе впоследствии ожидать от него помощи, поэтому красавицы гоняются за соплеменниками, выпрашивают удары палками и сердятся, если удар оказался несильным. К концу церемонии спины превращаются буквально в месиво, его дезинфицируют керосином. Дополнительное шрамирование делают подруги: загоняют под кожу личинку жука; шрам получается выразительным и выпуклым. Есть версия, что насекомые служат традиционной вакцинацией.
На экране обнажённые юноши, желающие жениться, бегут по спинам быков – доказывают физическую готовность к супружеству; налитые девушки лет пятнадцати и скукоженные бабушки лет сорока дружно танцуют, дудят в рожки, звенят бубенчиками под коленями и стучат толстыми алюминиевыми браслетами на лодыжках, ударяя ногу о ногу.
– Ух ты! Вот это да-а!! – оторвавшиеся от прополки бабуси выражают восторги междометиями. Они могут увидеть другие миры разве что в телевизоре, но совершенно не способны к зависти.
– Кровищи сколько, ручьём течёт – красная на чёрном. А они что-нибудь пьют, чтоб небольно было?
– Гля, раздеваются! Во дают! Парни в одних бусиках остались, внизу – ой, срам какой, а задочки ничего так, гладенькие. Да ладно, прямо голыми ходят? У этой девицы грудь стоячая, а у той – до пупа. А что за ошейники на них?
– Это типа наших обручальных колец, – со знанием дела поясняет маменька и придирчиво вглядывается в мой внешний вид: не разлохматилась ли, не вспотел ли под софитами лоб. Волнуется.
Кадры с медовокожими, напомаженными красной глиной хамерами сменяются кадрами с эбонитовыми мурси. В очках дачниц отражается настоящая шокирующая Африка-Африка.
– Здесь изолируют «грязных» беременных – выселяют за пределы деревни. За воровство до сих пор отрубают руки, машину запирать незачем. Представления о красоте у мурси даже необычнее, чем у хамеров: главным украшением является глиняная тарелка в нижней губе, достигающая иногда тридцати сантиметров в диаметре: чем больше диск, тем щедрее калым. Носят губной диск постоянно, вынимают только для сна и приёма пищи. Женщин-палачей узнать легко: губы не разрезаны.
– Девочки, без тарелки губа выглядит как растянутая резинка от трусов! – быстро вставляет мама и начинает разливать вишнёвку в махонькие рюмочки.
«Девочки» выпивают и со всей искренностью простой, бесхитростной русской души нахваливают и напиток, и передачу, и маму.
– Ольга на тебя похожа – слов нет! Копия! Королевишна, и держится-то как!
Я вся в отца, похожа на матушку, с её же слов, «как свинья на быка, только шерсть коротка».
– А вот руки не твои. От кого ж такая красотень досталась? – любопытствует круглощёкая Маруся с тросточкой и в красных бусах, редко нанизанных на растянувшиеся лет двадцать назад нитки.
Вопрос подвисает в воздухе. Долизав наливку, трудолюбивые старухи возвращаются в огороды.
Погрустневшая, потухшая мама внимательно разглядывает свои пальцы, искорёженные подагрой, стирает слезу – осторожно, чтобы не размазать тушь, и набирает мой номер, врываясь в микрощель между авралами:
– Олька, сейчас по телевизору тебя смотрели. Все отметили: руки очень красивые.
– Мамуль, т е б е спасибо! За генетику, – улыбаюсь в трубку. Мне передаются боль и обида родного человека, с которым, пусть и не по злому умыслу, обошлись несправедливо.
Мама вздыхает и прячет изуродованные руки в садовые перчатки: жара спала, пора воевать с сорняками.