Когда-нибудь у меня будет такая комната…
Как эта, с обоями цвета тяжёлого, пожившего дягиля, где по полю цветы, ими будет обклеен даже потолок. Где не будет уже ни нас, ни тебя, а придёт время для непрерывного воспоминания о твоём доме, где главной была эта комната. Где ты часто говорил, что устал ничего не чувствовать, что живешь в пустоте. Где в тон невыгорающей годами зелени висели в рамках картины твоей матери, а мне почему-то казалось, что изображаемое на них сливалось с обоями так, что они казались летящими, создающими движение здесь, где время было сонным, переспелым, не шевелилось. И чтобы выйти из него, нужно сделать над собой усилие, так мне было здесь всегда хорошо. В ту же минуту, когда я оказывалась за порогом, я уже начинала скучать по тебе, независимо от того, шёл ты меня провожать или нет.
В этой комнате, среди своих чашек, прелых яблок на подносе, книг деда, разбросанных журналов с публикациями твоих стихов, ты становишься всегда немного жестче и неприкосновеннее того, кто шагая с тобой по городу, невольно подчиняется его ритму, звукам и нашей болтовне.
Ещё какое-то время мы выбегаем на балкон, курим, пьём кофе, который ты приносишь в большой чашке, и он выпивается до дна почти сразу, но очень скоро всё в нас начинает замедляться и оплавляться. Особенно когда на улице темнеет, и недостроенный дом напротив с бесчисленными мёртвыми ячейками и старые краснокирпичные корпуса больницы словно работают заглушкой.
Ты включаешь малый свет, садишься к компьютеру и рассказываешь какие-то смешные вещи из жизни наших, выхватываешь их фразы из комментариев или читаешь вслух стихи. А мне, лежащей на кровати за твоей спиной, почему-то хочется, чтобы мы много молчали, и чтобы иногда ты выходил на балкон, курил уже один и рассказывал мне то, что видишь там. Просто называл бы предметы в цветущем саду, если бы он был, говорил, что чувствуешь тепло внешнего мира и зачем-то ждёшь времени, когда с деревьев начнут падать яблоки, глухо утверждая приход другого сезона – и это были бы такие отбивки между сеансами молчания.
Знаешь, где бы мы не находились, ты всегда на своём чёрном дебаркадере, даже в твоей зелёной комнате, но мне так дорого всё то, что здесь существует хоть и временно для меня, что кажется, я помню все наши встречи, когда мы были здесь. Может, потому что у меня никогда не было комнаты, которая бы меня не пугала или хоть чем-то по-настоящему давала ощущение маленького, приручённого пространства, которое вместе со мной движется по мирозданию, пусть даже чуть на ощупь.
В детстве у меня всегда была своя комната, думая о ней, я всегда вспоминаю свой страх: из-за яростных, жестоких ссор родителей или движения света фар по моему окну, или пианино, которое пугало меня ночью всегда, когда я открывала глаза, сонная, часто не осознавая, где я.
Я долго не понимала, почему мне так нравится слышать слабое позвякивание длинных сережек в моих ушах в минуты нашей близости в этой твоей, иногда нашей комнате, пока не почувствовала, что так отдаётся во мне звон хрусталя люстры в сцене левитации у Тарковского в «Солярисе».
Да, к тебе можно приплыть, здесь можно остановиться, но часто рождается ощущение, что эта плавучая пристань – бесплотна, просто отбрасывает длинную, тёплую тень, оставаясь для меня по-настоящему недосягаемой. Недавно в Рио какому-то пловцу не повезло, он на байдарке врезался в диван и упал в воду гребного канала. Диван был назван журналистами убийцей, хотя спортсмен и выжил. В твой чёрный дебаркадер врезаться невозможно, именно это и спасает всех, кого ты подпускаешь близко к себе, всегда повторяя, что ты не позволяешь, чтобы люди нуждались в тебе, а приближаешься лишь к тем, кого сам выбираешь.
Впрочем, не мне упрекать, я с тобой проживаю самое удивительное время своей жизни. Однажды зимой мы гуляли в Коломенском, стали выходить к станции. Но пока мы шли берегом реки, которая парилась в одном месте, вскоре оказались в зоне радиоактивных отвалов. Долго не могли выйти, пока один из копателей, имевший, должно быть, когда-то простое русское лицо, какие любил описывать Тургенев, а теперь морщинистое, забитое чёрной крошкой и с пнями зубов во рту, не вывел нас наверх на Каширское шоссе. В тот день, придя домой, я хохотала без остановки часа два, было страшно, но остановиться я не могла, пока смех не выжег меня до ощущения полной пустоты.
Ты мне однажды сказал, что никогда не встречал раньше до меня, человека, который был более свободным, чем ты. Теперь спустя три года мне это не кажется правдой. Теперь я чувствую свою свободу уже не внутри себя, а похожей на напыление на крыльях бабочки. Ты, наверное, и забыл об этих словах. Растёт что-то невыразимое между нами, в нашей почти стоячей и медленно текучей воде, потом ты резко обрываешься, может и не резко, предупреждая, что уезжаешь. Но каждый раз во мне нарастает это ощущение репетиции конца: один рывок, второй, третий. Как будто раскачивается сюжет, уходит то в сторону белорусского озера, то в Херсон, куда ты ехал и отправлял смс-ки почти со всех станций. Потом ещё была смс-ка из отеля, ещё до встречи с ней – «я проснулся в её запахе». И каждый раз я, со смешанным чувством непонимания причин своей растерянности и придуманной брошенности, отчаянно жду тебя.
Не знаю, почему я часто вижу чёрную северную реку с обрывками сухих водорослей, а по ней плывут чёрные льдины. И почему-то мне нужно войти в неё, доплыть до какой-то глубины так, чтобы не порезаться о лёд, вернуться на берег. В других снах я вижу подтаявшую Неву в тисках набережной высотой с дамбу или очень высокие мосты, некоторые участки которых сложены из редко положенных металлических прутьев. Вниз смотреть очень страшно, но нужно идти. Куда…? Я не знаю, но всегда преодолеваю этот путь одна в толпе каких-то незнакомых людей, которым стыдно показывать свой страх. Я бы тебе могла рассказать, как мне страшно жить, но не могу, потому что теперь мне кажется, что самый большой страх-- однажды понять, что я не могу смогу тебе позвонить, не смогу поссориться с тобой.
В чёрную тягучую воду реки я вхожу с наслаждением, она ледяная, немного покалывает тело, но я боли не чувствую, я мучительно думаю, пока плыву к берегу, где же я нахожусь и зачем я здесь.