Звёзд мало. Это хорошо. Это значит, что до осени еще ой как далеко. Вот в августе, когда небо завораживает и заставляет смотреть и смотреть на всё проступающие из мглы новые и новые звездочки, вот тогда понятно, что осень не за горами, каникулы кончаются, скоро уезжать. А сейчас звезд почти не видно. Потому что июль только начался, закат еще не успевает погаснуть окончательно, а на востоке уже светлая полоска вдоль горизонта. Поэтому времени немного: в четыре будет уже светлеть.
Гриня спрыгнул в лодку и отвязал чалку. Тяжелый «Днепр» лишь слегка качнулся от веса подростка. Алюминиевые вёсла лязгнули в уключинах и тихо зашипели пузырьками воздуха, погружаясь в воду. Гриня не разворачивая лодку, кормой, двинулся от берега. Он грёб от себя, не торопясь, прислушиваясь к ночной реке. Здесь спешить не надо, особенно ночью. Мелкая зыбь плескалась о корму, тихо шептали вёсла, двигаясь без скрипа, без плеска. Вскоре из-за мыса выглянула чёрным столбом на фоне светлой полоски закатного неба водонапорная башня. Первый ориентир есть. Гриня развернул лодку вдоль берега и повёл её уже носом вперед, вглядываясь в редкие, тусклые огоньки на берегу. В деревне светились немногие окна, они испускали рассеянный, желтый свет, который можно было и не заметить с такого расстояния, если не приглядываться. А вот и второй ориентир — фонарь возле почты. Он горит ярко, белым, даже чуть голубоватым светом. Гриня вышел на траверс почтового фонаря, чуть потабанил и поднял вёсла. В правый борт плескалась неугомонная зыбь, где-то в деревне лаяла собака. Больше ничего, тишина. Только легкий шум, тише плеска волн. Лес, что ли, шумит? Далековато, да и ветра нет. Гриня прислушался. Шум, как будто, немного усиливался. Внезапно, в лицо Грине ударил яркий свет и в то же мгновение взревел двигатель, совсем рядом, метрах в пятидесяти. Гриня толком не успел ничего сообразить, как «Амур» вынырнул из темноты, включив задний ход буквально за пару метров, и гулко ткнулся скулой в борт «Днепра».
Прожектор на носу «Амура» на несколько секунд потерял свою цель, но снова вернулся нестерпимо ярким пятном на Гринино лицо. Однако Гриня успел разглядеть. Двое. Молодой и постарше. Молодой, естественно, за штурвалом. Совсем, похоже, юный, чуть старше Грини. Иначе не стал бы так гарцевать со швартовкой, прямо на абордаж взял. Второй, с прожектором на носу «Амура», постарше. Он и заговорил:
- Инспектор Мартынов. Разрешите осмотреть судно.
Не дожидаясь ответа, Мартынов перепрыгнул на борт «Днепра». Бегло окинув взглядом пустой кокпит, инспектор пошевелил ногой трос от «кошки», заглянул под банку, затем, словно невзначай, опустил руку за корму и провёл по корпусу. Гриня внутренне улыбнулся. Постарше, да не слишком опытный. За кормой «кошку» даже ребёнок прятать не станет, самое простое и доступное место.
В пустой лодке осматривать особо нечего. Ни сетей, ни рыбы, ни иных снастей у Грини в лодке не нашлось. Но инспектор не торопился перебираться к себе на «Амур». Он присел на корму и спросил непринужденно, словно не на качающейся лодке посредине реки сидел, а где-нибудь у себя в кабинете:
- Куда направляетесь в столь поздний час, молодой человек?
- В Заречье, девок покатать, - мгновенно ответил Гриня, стараясь сбить навязываемый неторопливый и обстоятельный ход разговора.
- В Заре-е-ечье? - удивленно протянул инспектор, - Это километров шесть будет, не далековато на вёслах?
- А мне дед мотор не доверяет, - снова без паузы выпалил Гриня, и тут же понял, что ошибся, глупость сказал.
- А сколько вам, кстати, лет, молодой человек? - оживился инспектор. - И есть ли у вас документы на лодку?
Гриню так и подмывало ответить, что на лодку без мотора документы не нужны, но инспектор и сам об этом прекрасно знал. И Гриня решил сменить тактику:
- Лет сколько надо, и все мои!
- Ты чего хамишь, - тут же сменил тон инспектор, - местный что-ли?
- Пятиместный, как мой «Днепр», - пёр напролом Гриня, - а чё?
Инспектор помолчал, словно задумался.
- Красильникова знаешь?
Вот, ёлки-палки. Не знал Гриня никакого Красильникова. А местный должен ли его знать? А не знать может ли?
- Не, не знаю такого, - по возможности высокомерно ответил Гриня.
- А Марика? - продолжал допытываться инспектор.
- Марика знаю. - Гриня действительно знал Марика. Вернее, не будучи знакомым с ним лично, знал, что он местный мазурик и скандалист.
- Ну, привет ему передавай от Андрюхи из Илима.
Илим — это посёлок на противоположном берегу реки. Там и база «Рыбнадзора», кстати. Как у них всё просто, у местных.
Инспектор легко перепрыгнул к себе на катер, мотор заурчал, погас прожектор и «Амур» дал полный ход к противоположному берегу. Гриня провожал взглядом его удаляющиеся ходовые огни, красный и зеленый, пока они были видны, и еще несколько минут слушал затихающий звук двигателя. Да, всё честно, ушел на базу, похоже. Можно продолжать. Гриня сориентировался. Отнесло его сильно мористей и вниз по течению. Сейчас за вёсла пришлось браться уже основательно. Гриня работал размеренно, уже не обращая внимания на скрипы вёсел и плеск воды. Вот и фонарь возле почты. Гриня пошарил по корпусу лодки возле правой скулы и нащупал тоненькую леску, зацепленную за слегка расшатанную заклёпку. Вот где его «кошка». Сам делал, на совесть. Из арматуры-«шестерки», надежно скрепленной аккуратной широкой скруткой из медной проволоки, виток к витку, с намертво залитой между прутьев свинчаткой.
«Кошка» с веселым бульком ушла в воду, быстро разматывая трос со дна лодки. Грине подумалось, что как-то глубоко. Тут метров восемь должно быть, ну край десять. А троса отмоталось все пятнадцать, если не больше. Гриня сверил ориентиры. Нет, всё верно. Где-то тут его сеть. Гриня стравил еще метров десять, закрепил трос и медленно погрёб против течения, оглядываясь через плечо на водонапорную башню.
Трос натянулся внезапно, Грине даже показалось, что лодка дернулась назад и подсела на корму. «Близко к якорю взял, - пронеслось в голове, - плохо. Как бы не пришлось якорь поднимать и сеть заново натягивать.» Гриня выбирал трос, пока тот не встал за кормой вертикально, и начал тянуть уже с усилием, с расчетом на основной якорь — десятикилограммовый булыжник, наверняка еще и занесенный илом на дне реки. Однако трос и не думал подаваться. Лодка раскачивалась от Грининых рывков, но намотанный для удобства на руку трос так и не выходил из воды. Гриня закрепил трос и остановился передохнуть и подумать. Нет, похоже что не якорь. Похоже на зацеп. Странно, тут дно должно быть ровное, песочек. Хотя, кто его знает, какие коряги река по дну таскает. «Кошку» жалко до жути. Буй на нее поставить, что ли? А завтра деда попросить, может вдвоем удастся выдернуть? Гриня полез по лодке искать, из чего бы можно сделать буй. Но тут «Днепр» качнуло так, что подросток еле устоял на ногах. Он едва успел схватиться руками за банку, как последовал еще один рывок, а потом еще и еще. Гриня упал на дно лодки. «Днепр» подпрыгивал на месте, как огромный поплавок циклопической удочки, на которую попалось какое-то морское чудовище. Внезапно, рывки прекратились. Гриня осторожно, не вставая в полный рост, перебрался на корму и потрогал трос. Трос был не натянут. «Оторвал!» - с горечью подумал Гриня и принялся торопливо выбирать мокрую веревку, попутно пытаясь сообразить, что вообще произошло. «Кошка» была на месте, вот только… Гриня не успел толком разглядеть, что же случилось с «кошкой», потому что вода за кормой забурлила, разверзлась с низким рёвом и на корму легла огромная, с лопату, покрытая водорослями трехпалая лапа. Гриня заорал и очертя голову бросился в воду, вниз головой через борт.
***
Лодку прибило к берегу ниже по течению, километрах в восьми от деревни. Добрые люди привели её к причалу в целости и сохранности. Дед поохал для порядка, но с лодкой ничего страшного не случилось, чего нельзя было сказать о Грине. Он ничего толком не мог рассказать про ночное происшествие, трясся и наотрез отказывался подходить к реке. По-настоящему деревня загудела, когда дед принёс из лодки «кошку» и показал её соседям. Глумиться и подтрунивать над Гриниными сбивчивыми рассказами о водяном селянам, видевшим «кошку», больше не хотелось. Хотя, молодёжь все равно глумилась, и Гриню через три дня забрали в город родители. Но мужики постарше озадаченно чесали в затылке, приходили к деду и поодиночке, и целыми группами, осматривали «кошку», цокали языками и фыркали в усы.
Братья Малышевы выпросили у деда остатки той самой арматуры, из которой была сделана «кошка» (саму покорёженную снасть дед на эксперименты не дал), и вынесли свой вердикт: без тисков и инструмента, руками и подручными средствами, даже вдвоём, калёную арматурину закрутить винтом невозможно, не говоря уже о том, чтобы завязать узлом. Тем более, стоя в лодке посредине реки.
Марик съездил в Илим, вернулся оттуда очень озадаченный, и в тот же вечер зашел с бутылкой к деду, где они и просидели до утра. После чего Марик внезапно продал по дешевке свою лодку какому-то городскому дачнику. И с этого момента рыбалка в деревне как-то сама собой пошла на спад. Ставили сети, конечно, но мало, и не в ночь. А днем Рыбнадзор ловил и штрафовал нещадно. Так что рыбачили в основном с берега, на удочки или закидушки.
На следующий год Гриня в деревне не появился — закончил школу и уехал учиться в Москву. Однако, помнили его в деревне еще очень долго — дед прибил его «кошку» на ворота, и проходящие мимо невольно поеживались от мысли, что за неведомое и непостижимое может скрываться под тёмной гладью реки.