Петька проснулся измученный тревожным сном. Накануне он выпил огромное количество водки. После похорон матери прошло три дня, и Петька пил «не просыхая».
А сон, и действительно, был страшный и необыкновенный. Во сне Петька видел мать, лежащую в белом гробу, лицо ее было молодое, глаза открыты, и она улыбалась ему, но гроб был так короток, что мать лежала согнув ноги в коленях. А страшное заключалось в том, что гроб кишел черными змеями, они выползали из-под тела матери, обвивали ее шею, поднимали свои плоские головы и угрожающе шипели.
Петьке было страшно, тело его как бы окаменело, и казалось чужим.
Постепенно в сознание Петьки стали проникать звуки зарождающегося за окном нового дня. И Петька при каждом звуке вздрагивал, он еще не до конца осознал, что матери нет, и иногда ему слышались стоны, доносящиеся из-за ширмы, где спала мать. И Петька заглядывал за ширму, но кровать матери была пуста, все сохранилось как и было в тот день, когда ее увезла скорая. На кровати груда грязного тряпья, которым мать укрывалась, продавленный матрас с бурыми пятнами, на прикроватной тумбочке кружка со скисшим молоком и засохший кусок черного хлеба, в углу таз с мочой, а на полу у кровати две стоптанные, без каблуков туфли. И когда Петька смотрел на них, то к глазам его подступали слезы, и хотелось ему плакать от умиления и жалости к матери.
Петьке не хотелось вылезать из-под одеяла. Он боялся нового дня, боялся самой жизни. Уже пять лет он жил на пенсию матери. В прошлой жизни Петька шофер с большим стажем, и все у него было бы хорошо, но как-то так получилось, стал Петька водочкой злоупотреблять, и был уволен.
И вот мать Петьки, она тогда еще в силе была, совершила, как потом оказалось, непоправимую ошибку, свела она своего сынка к наркологу, а тот и предложил Петьке лечь на полгодика в «наркологичку». Ну, а Петька-то по глупости своей и согласился. И полежал он, и как бы подлечился.
Но уж после «наркологички»-то Петьку на работу, в качестве шофера, никто брать не хотел. Попал Петька в компьютерную базу больных алкоголизмом, как бы клеймо «алкоголика» на нем поставили.
Мог бы Петька какую-то другую работу найти, к примеру грузчика, дворника или, на худой конец, расклейщика объявлений, но любил он свою шоферскую профессию, о другой работе и не помышлял.
Работодатели-то и сочувствовали Петьке и даже посоветовали ему пройти курс реабилитации у психолога, мол, если все пойдет удачно, то психолог-то снимет с него это клеймо позорное. Ну, а Петька-то и опять сглупил, согласился.
Но то ли неудачный психолог Петьке попался, то ли они все, психологи-то, умом тронутые. Только как-то странно вел себя психолог, то предлагал Петьке на сеансах-то кошку рисовать, то собаку. Спрашивал Петьку, почему он такой задумчивый, невеселый, и все допытывался психолог о чем Петька думает утром, днем, перед сном вечером. А в конце каждого сеанса психолог махал перед его лицом руками, видимо, пытался гипнозом лечить, а Петьке-то даже и смешно было.
Ну Петька-то уж и опасаться стал, как бы и самому-то ума не лишиться, в конце-концов плюнул и перестал посещать сеансы психолога.
И стал Петька жить с матерью на ее пенсию, которая равнялась аккурат утвержденному в стране прожиточному минимуму.
Но как-то умудрялись Петька с матерью с голоду не помирать, а Петька-то даже и водочкой продолжал баловаться. Но надо отдать должное Петьке, на водочку он сам деньги добывал. Была у Петьки уникальная способность, как бы дар какой-то особенный, умел он придуриваться, прикидываться несчастным-разнесчастным, и так талантливо и убедительно, что всегда находились сердобольные простаки, которые помогали бедолаге своей копеечкой, а то и рублем.
Петька натягивал на голову одеяло, закрывал глаза и на какое-то время забывался, и казалось ему, что так можно лежать бесконечно долго, но беспощадная мысль, как ему жить одному без матери и ее пенсии, не давала покоя.
А звуки нового дня за окном становились все громче, и проникали под одеяло, и неумолимое осознание, что надо вставать, чтобы есть, пить водку, с кем-то говорить, приводило его в ужас.
И вспомнил Петька своего друга детства Федьку. Были они тогда, как говориться, «не разлей вода». Но жизнь развела друзей. Разные они были. Федя отличник, примерный ученик, из интеллигентной семьи. Петька двоечник, разгильдяй, из неполной семьи, мать уборщица. Но что-то их притягивало друг к другу и они дружили.
Прошли годы, иногда они встречались, но говорить им уже было не о чем. И неудивительно, Федор профессор в университете, доктор наук, а Петька шоферюга, любитель пропустить рюмку, другую.
Но Федор трепетно относился к их детской дружбе и при встрече с Петькой любил предаваться воспоминаниям, а когда Петька обращался к нему с какой-либо просьбой, то никогда не отказывал другу. А обращался Петька за помощью к Федору часто. То Петька в вытрезвитель попадет и надо его выручать, то штраф приходится Федору оплачивать за появление Петьки в нетрезвом виде в общественном месте. А уж сколько раз Федор одалживал другу деньги, и не перечесть, хотя и знал, что дает не в долг, а навсегда.
И когда Петька подумал о Федьке, то как-то ему и полегчало.
Федька был единственным человеком в этом мире, который мог бы ему помочь. Но была одна заковыка, уже год как Петька не общался с другом детства, случился между ними разлад и, видимо, вина в этом была Петькина. Смутно он помнит, как позвонил тогда Федьке, и что-то по пьяни ему ляпнул, на что Федька страшно обиделся и даже сказал Петьке, чтобы впредь никогда не звонил и на глаза ему не показывался.
Но Петька зацепился за эту спасительную мысль посетить друга детства и уж не отпускал ее из своей похмельной головы. И решил Петька, не откладывая, уже сегодня вечером и посетить Федьку.
И весь день Петька не брал в рот ни капли спиртного, денег не было даже на банку пива, да и боялся он, как бы опять чего не ляпнуть по пьяни-то.
Но вот и вечер наступил, и трезвый Петька отправился по известному ему с детства адресу. Когда-то его, заброшенного мальчишку, по-доброму принимали в этой семье. Мать Феди, Мария Петровна, жалела Петьку, вечно голодного, оборванного. Подкармливала, дарила ему то штанишки, то рубашку, то что-то из зимней одежды.
И в этот вечер дверь Петьке открыла Мария Петровна. Как всегда она была приветлива с ним. И обратил внимание Петька на то, как постарела Мария Петровна, и всего-то за один год. И как-то по особенному была она грустна.
В прихожей Мария Петровна сообщила Петьке, и почему-то шепотом, что у них беда, Федю после инсульта парализовало, и он почти не говорит. «Ты посиди около него, Петя, быть может тебе удастся его разговорить», - сказала она с грустью в голосе.
Петька был поражен услышанным и непонятно ему было, почему Федька не может говорить. Он было по привычке направился в сторону кабинета, но Мария Петровна деликатно подтолкнула Петьку в направлении спальни.
Войдя в спальню Петька поначалу даже и не узнал друга. Федька сидел в постели, обложенный подушками и смотрел каким-то неподвижным взглядом прямо перед собой.
Возможно, он узнал Петьку, но на лице его это никак не отразилось. Петька присел на стул у кровати, и не знал с чего начать разговор. Но, наконец, поерзав какое-то время на стуле, собравшись с мыслями, он сообщил другу о смерти матери и о своем безвыходном положении. Поначалу Петька говорил сбивчиво, но уже скоро освоил тему, и в свойственной ему манере, пуская слезу, подробно рассказывал о похоронах и поминках, об отсутствии у него каких-либо доходов, и закончил просьбой о помощи.
А Федор молчал, как и прежде смотрел своим неподвижным взглядом прямо перед собой. Но вот в его лице появилось что-то живое, он даже попытался сделать движение головой в сторону, сидящего на стуле Петьки, и произнес, но не своим, а каким-то металлическим голосом: «Пошел... ты... Петька... в жо...»
Петька даже вздрогнул. От кого угодно, но от Федьки он такого не ожидал услышать. Видимо, по причине паралича, Федька не договорил последнее слово до конца, но Петька хорошо понял, в какое место послал его друг.
Только и мог пролепетать Петька: «Ты чего, Федька, мы же с тобой друзья.»
Но ответа не было. Федор закрыл глаза.
Петька подумал, что Федька уснул, хотел было потихоньку уйти, когда прозвучал ответ: «Я... уже...мертв...»
Провожая Петьку до дверей, Мария Петровна попросила: «Ты бы, Петя, заходил к Феде почаще, он всегда рад тебя видеть, только вот беда, он почти не говорит».
Петька промолчал, попрощался и вышел.
Петька шел по вечернему городу. Уже стемнело, но на улицах и огромной площади, с памятником какому-то историческому деятелю, было много людей, одни прогуливались, другие сидели в открытых кафе. И все эти люди были незнакомые и чужие, они откуда-то появлялись и исчезали навсегда, но являлись другие люди, такие же незнакомые и чужие. И в этом бесконечном многолюдии, Петька чувствовал себя одиноким и беззащитным, и было ему страшно, и хотелось куда-то убежать и где-то спрятаться, чтобы не думать о жизни, о завтрашнем дне.
И Петьке вдруг стало до боли жалко и себя, и ушедшую из жизни мать, и друга детства Федьку, еще живого, но почти мертвого. И вспомнил он свой последний разговор с Федькой, и зарыдал горькими слезами.
Обессиленный Петька прислонился к стене какого-то дома, у него кружилась голова, подгибались ноги. А мимо проходили люди, они громко говорили, смеялись. Вот группа молодых парней и девушек остановилась поодаль. Один из парней показал пальцем на Петьку, что-то сказал, и все засмеялись.
Но Петька уже ничего не видел и не слышал.