Не люблю ночь на Купалу. Во всю эту мистику и сказки не верю, но не люблю.
Это случилось тогда, когда я в очередной раз приехал к бабушке в деревню на летние каникулы. Сколько мне тогда было, дай Бог памяти? Да, наверно, лет четырнадцать. Потому что, приезды в деревню стали для меня обузой и я ждал, когда же кончится месяц и я смогу вернуться в город. Ведь там у меня друзья, интересы, девчонки, и вообще, в городе, казалось, жизнь не так скучна, как в деревне.
А в этот год бабушка легла в больницу, на обследование, а деду помощь по хозяйству была нужна. Хочешь, не хочешь, а ехать надо было без разговоров.
Ну вот, приехал я значит, хожу по двору из угла в угол - скучаю. Нет, сено-то я помог деду накосить, не без этого. Да это ж утром было. А днём, в самый зной, даже куры вон в пыль зарылись под кустом и сидят, дремлют.
И тут дед говорит:
- А что, внучек, не забоишься нонче ночью один остаться?
- А чего я должен забояться? Не маленький уже, - пробурчал я, а сам удивился такому вопросу.
Дед усмехнулся, почесал бороду, погладил толстого кота Ваську, и сказал:
- Дык Купала сегодня, нечисть гулять будет. Меня кум в соседнюю деревню позвал. У них там хлопцы дюже озорные. Телегу к речке сволокут, а ему потом тащить под горку. И хорошо, если в реке не утопят.
Так вот, мы с ним в бане бы ночь посидели, постерегли бы. А к утру я б приехал.
У нас тут тихо, обычно, на Купалу, озорников нет. Но, только ты смотри, не засыпай. Нечисть страсть как любит к спящим в дом залезть.
Вот над последним предложением я только засмеялся. Дед всё ещё думал, что я дитё малое и меня можно напугать бабайкой.
Наступил вечер. Мы с дедом справились по хозяйству: я накормил и загнал кур, дал мешанки поросенку, а он подоил корову. Вот что я не умел, да и сейчас не умею, так это корову доить. Трудное это дело, да и коровы с норовом бывают. Как раз Рыжуха и была из тех, кто молоко только своим отдавала. Я для неё был чужой.
Так вот, справились мы по хозяйству, дед запряг Буяна и поехал к куму. А я обошёл дом вокруг, как каждый вечер делал дед, да ушёл внутрь. Что мне было делать на улице, когда уже смеркалось, да комары нещадно жрали.
Спать не хотелось, всё же, слова деда про нечисть, зародили в душе беспокойство. Я поплотнее задернул занавески на окнах и включил телевизор. Что там показывали меня мало интересовало, нужен был фон чьего-то присутствия, чтобы не так скучно было коротать эту странную ночь. Под звуки работающего телевизора я взял в руки книжку, начатый роман Дюма "Три мушкетёра".
Наверно, чтение было таким увлекательным, что я не заметил, как заснул, с упавшей на грудь книгой.
Проснулся от того, что кто-то тихо стучал в окно. Сначала я подумал, что мне показалось. Взъерошив волосы и похлопав себя по щекам я посмотрел на часы. Было за полночь. Телевизор шипел и показывал белую пелену, я его выключил.
И тут раздался тихий стук в окно. Даже не стук, а какое-то скрябанье по стеклу и шипение. Подходить к окну и смотреть в ночь было так страшно, что я не мог сдвинуться с места. Занавески были плотно задернуты, но было стойкое ощущение, что на меня кто-то смотрит.
Стук раздался снова, но уже в другое окно. И опять это шипение. Потом начали стучать в стены дома, отчего сердце у меня билось так, что было больно ушам.
Я вообще не был ни разу верующим человеком и крестик на груди носил лишь потому, что так надо было. И молитв я никаких не знал и знать не желал. И в церковь меня никаким калачом было не заманить. Но в тот момент я стоял посреди дома, неистово крестился правильно или не правильно тогда было не важно, и повторял два слова:" Господи, помоги! "
Не помню, сколько я так простоял, но когда небо начало сереть, то наступила тишина. Подходить к окну всё ещё было страшно, поэтому я просто опустился на стул и стал ждать рассвета.
Я задремал и проснулся от грохота в дверь:
- Митька, Митька, чего на семь замков закрылся, - кричал дед, колотя в дверь.
Если бы он только знал как я был рад его слышать и видеть, что готов был броситься на шею, расцеловать и зарыдать как ребёнок: " Деда, не бросай меня больше одного ".
Но, вместо этого, я напустил на себя сонный вид и, зевая, пробурчал:
- И чего так колотить, будто пожар.
Деду я, конечно же, ничего не рассказал. Стыдно же было признаться, что это была самая страшная ночь в моей жизни. Да и сам до сих пор не знаю что это было: то ли и правда нечисть в дом ломилась, то ли озорничал кто. Но на ночь Купалы стараюсь один не оставаться.
Вон, тут давеча, жена звала, пойдём, мол, на речку, там нынче театрализованное представление будет. Но мне этого представления в детстве хватило на столько, что до сих пор холодный пот прошибает от воспоминаний.