СВЕТОПИСЬ
Зима пишется на первый взгляд блекло, почти бесцветными воздУхами с добавлением света и немного красок. Колера вливается по капле в воздушную воду, как в акварели, на кончике тонкой кисти – пигмент. Ни в какое другое время не бывает таких чистых тонов с плавными переходами один в другой, особенно на восходе и закате, с нежными плавными переливами.
Холодный аквамарин от края горизонта теплеет и легко перетекает в цвет «бабушкины яблоки», соседствующий с тоненьким барвинком, тот расцветает амарантово-розовой маджентой, в которую с силой врывается блестящий желтый с оранжевым пурпуром солнечного диска. И все это на фоне сиреневого гелиотропа, разбавляющего глубокий синий в вышине, тяготеющий к фиолету. Короткое это буйство красок быстро затухает, рассеивается, успокаивается днем, часто припорашиваясь тускловатыми снеговыми покровами, бликующими снежинковой росой в прорывах света через облачность. К закату все повторяется, только в обратном порядке, если разъяснивается. И снова небо достает свою палитру с чуть подзасохшими красками, растворяя их для написания картины зимнего заката солнца. Летом эти картины, может быть, не менее красивы, но зимой они ценятся больше, потому что в основном все-таки царят вокруг белые и серые тона.
А ночи зимой залиты по глубокому верху чисто-черным цветом темной материи, в которую, как батискаф в Марианскую впадину, погружается Луна. В зависимости от цикла, поворачивается лицом-иллюминатором то в одну, то в другую сторону, наблюдая окрестные пространства космоса.
Есть ли там жизнь? Кажется – нет… Хотя проблески, капельки света там, далеко-далЕко, - может быть, это и есть жизнь? Может быть. Тайна сия пока что за семью печатями, хотя хочется думать, что все в природе –живое…
Где она точно есть, так это в бирюзовом сиянии хрупкой, невесомой сферы, - лодочки, с которой незримой нитью связана спутница-луна.
Голубая ладья следует своим курсом во всемирном океане вкруг лайнера – звезды по имени Солнце. С его стороны, наверное, земля наша тоже выглядит, как батискаф. Особенно ночью. Такой вот темной, почти черной, когда вселенная, чуть приблизившись, смотрит на тебя, чуть приоткрывая свои тайные глубины.
Там царят свои краски, свои законы, техника живописи, свои силы: тяготения-отталкивания, гравитации, там непрерывно рождаются и умирают частицы-волны кварков и электронов, закипают ядерные реакторы светил и схлопываются, угасая, поглощаемые черными дырами антиматерии. Все это невообразимо многообразное царство материй-энергий живет и действует подчиненно единому, раз и навсегда заведенному, порядку и закону. Кем или чем установленному? Им – Вседержителем – конечно. Разве может слепая бездушная материя быть настолько разумной, чтобы самой себе устанавливать закон и порядок? Саму себя задумать, спроектировать план, создать, поддерживать и развивать…
Мне, простому наблюдателю, становится это ясно сейчас, когда ощущаю себя не то частицей всего, не то волной, несомой в ладонях чего-то живого, разумного, вечно-бесконечного. Благодаря чему… нет, Кому – я и существую, слиянно, во всем этом многообразии-многокрасочности и великолепии, в мире таком цельном, надежно поддерживаемом руками Творца, направленно к какой-то цели. Все идет по плану, не совсем понятному пока, но по желанию постигаемому. Плану созидания.
1
Я – всего-то лишь крошечное, слабое и ничтожное существо в этом плане, наделенное правом
быть, - как вот эта снежинка, неведомо откуда прилетевшая, поймавшая отблеск света и присевшая на мое окно. Как фотон, принесенный солнечным ветром, живущий одно мгновение. Один из многих, рожденных кипящей плазмой ядерного реактора Солнца.
А вот и оно, восстает потихоньку с зарей с того края пространства, к которому повернулась земля, начиная писать картину дня. В начале, как всегда, пишется подмалевок: глубокий черный пигмент основного фона высветляется, разбавляется, словно тушь водой, вкраплениями пылинок золота на востоке. Но это еще не живопись, а ее зачало. Когда нет света, это просто скиаграфия, передающая светотеневые отношения. Потом начинается светопись, цвет появится на разделении света и тьмы. Закон техники живописи: только на светоразделе проявляется истинный цвет предмета, колорит – основной тон произведения, в который вписываются все оттенки, блики, рефлексы, вырисовываются формы предметов.
Валер, колорит Земли – белый свет с воздушно-голубым и золотистым сиянием-отливом, в него вливаются все другие цвета, а сочетание их всех, «сложенных» вместе, снова рождает белый свет.
В льдистой темноте подмалевка, оттаивая и согреваясь пробившимися через безвоздушное пространство лучами, ловит первые штрихи световых волн верхний слой воздухов земных – экзосфера, где-то на половине расстояния до Луны. Бирюзово сияющий легкий газовый шарфик, так украшающий Землю, уберегая от космических морозов. Свет проникает дальше и глубже к поверхности земли, все более сгущаясь. Сияние короны Земли ярчает по мере уменьшения расстояния, накопления света.
В горячей термосфере, где поселились орбитальные спутники, в слоистых газовых волнах, живет на полюсах яркое сияние – волшебное зрелище, как награда, доступное взору тех, кто отважился поселиться в этих суровых местах: белым медведям и человеку. Они наблюдают разноцветные всполохи, широкие мазки люминесцентом по ультрамарину полярной ночи, порождаемые магнитным полем планеты, ловящим световые волны солнечного ветра.
Это зрелище не доступно нам, в наших широтах, мы видим только основной фон неба, все более высвечивающийся по мере продвижения фотонов через баню термосферы к прохладной мезосфере, где уцелевшие астероиды и кометы, вспыхивая падающими, угасают в последней вспышке света, остывают и исчезают. Превращаясь в пыль, оседая и растворяясь в атмосфере, опадают на землю, смешиваясь с осадочными породами и глиной, обретя родину и покой.
Космические осадки приходят к нам, минуя перед этим еще стратосферу – озоновый слой, который поглощает вредный ультрафиолет, здесь в стабильных воздушных течениях летят железные птицы – сверхзвуковые лайнеры. Люди могут, преодолевая время и расстояния, дерзновенно не только коснуться космоса, но и с замиранием сердца приблизиться к нему, ощутив его таинственное дыхание. А под крылом воздушного судна проплывает такая теплая, родная земля, с ее морями-океанами, реками, городами, едва проглядывающими слабыми огоньками в просветах облаков, водяных паров – живого дыхания земли.
Как ни волшебна красота космоса и тропосферы – первого из семи слоев атмосферы, не чаешь все же поскорее вернуться уже домой из объятий турбулентных потоков, бушующих за бортом самолета. Здесь мощные течения воздухов рождают и гоняют из конца в конец волны на поверхностях океанов, испаряют воды с их поверхности, копя и поднимая влагу на верх, чтобы обрушить дождем обратно вниз… Здесь – освоенное человеком царство звуковых и радиоволн, радиосигналов, передачи изображений сверхдальнего телевидения.
2
В небе, меж космосом и землей, прислушавшись к тому и другому и к себе, хочется все как-то переосознать, переменить, перевернуть с ног на голову... Совершить нечто такое… подобно тому, что видишь, соединиться, оставить частицу себя – так, чтобы все имело смысл, было не напрасным, а таким же великим, вечно-бесконечным, как и эти живые глубины, эти Таинства, которым одним только известен смысл всего. Сокрытый – откроется ли хоть когда-нибудь, или так и останется где-то там, за печатями, вдалеке ли, при дверях ли? Сколько из живущих там, внизу, и когда-либо обитавших, задумывается об этом, поднимая взор в небеса обетованные с этим, главным своим, вопросом… Находя, или не находя, не видя ответов о смысле бытия, своего личного и того, от чего все пришло, возникло вот, живет, вращается, рождается-умирает, не исчезая, однако, совсем, а переходя во что-то иное, оставляя след, который тоже может когда-либо исчезнуть или остаться…
Так думаешь, мучаешься, томишься, пытаешься понять, проникнуть, пробить пониманием наконец все эти слои неведения, ограниченности своей, - как слои сфер небесных и земных, то холодных, то горячих, рождающихся т исчезающих, странных, страшных в своей отстраненной от тебя непонятности целей и смыслов. Но неизменно восхитительных именно этой своей загадочностью, таинственным творческим процессом создающей все новые и новые картины бытия…
Все эти томления и мучения проходят с возвращением на землю. Еще на дрожащих, но все более твердо ступающих ногах, идешь по ее поверхности, уже забывая, уже не думая ни о чем космическом, запредельном, ощущая тепло под ногами, идущее от центра планеты, рожденное ее горячим сердцем-ядром. Любуешься рассветом: вот он, этот свет, уже здесь, во всем, красит золотом и киноварью горизонты, ложась сверкающей пылью на снег.
Этим светом можно согреться, насладиться видом, поймать луч на себе, попробовать на ощупь. Описать, разложив на составляющие - так же, как небо или землю, материю и энергию - назвав все своими именами. Так уж человек устроен со времен Адама: первое, с чего он начал, это со стремления давать всему названия, постигая суть вещей. Так и ведется с тех пор. Ученые люди пытаются докопаться до самых основ устроения того Эдема, в который поселил их Творец. Все время открывают что-то новое, придумывают названия явлениям, втискивают в формулы и уравнения. Но станет ли от этого яснее суть происходящего? Скорее всего, не совсем. Назвав частицу света фотоном, описав его физические свойства, все же не ответишь на главный вопрос: откуда изначально он взялся, Этот свет, и куда исчезает…Иллюзия, что ты что-то понял, оставаясь все также в неведении всего того, что сокрыто от глаз простого наблюдателя. Чтобы вечно он стремился к познанию непознаваемого, потому что оно бездонно, бесконечно и вечно обновляемо, поддерживаемо развивающимся во всем многообразии, заложенном в едином образе творения.
Денно и нощно пишет неоскудевающая творческая мысль и рука новые картины бытия – одна за другой, слой за слоем в технике сфумато, тонкими мазками, мерцающими точками, цветовыми эффектами, то приоткрывая, то сокрывая за этими слоями свои тайны.
Светописью на грани света и тьмы.