Мы со Славкой Козыревым, таким же, как и я, маслопупом из БЧ-5, играли в шахматы в кают-компании нашего подводного ракетоносца.
- И кто только выдумал эту игру? - вслух размышлял Славка, мешая мне обдумывать очередной ход.
Я уже начинал потихоньку закипать от его бубнежки, хотя не первый год вместе на флоте, и притерлись вроде. Но эта его монотонное жужжание просто выводило из себя.
– Ну вот что, Козырь! Хоть ты и младший командир, старшина первой статьи, и все такое, а не знаешь, что игру скорее всего придумал какой-нибудь индийский военноначальник перед очередным сражением, передвигая на столе слепленные на скорую руку из хлебного мякиша фигурки, похожие на его пеших воинов, лучников, копьеносцев, офицеров, слонов…
- А, может, из глины лепил, а после раскрашивал, - подхватил мою версию Славка.
- Одно ясно: шахматы это и стратегическая, и тактическая игра. Ведь пока строй пешек и строй тяжелых фигур не пробит, полководец (или король) может чувствовать себя в безопасности. Прорыв оборонительной линии врага, ударами легких и тяжелых фигур, словно кирасирская конница, чтобы проникнуть, врезаться в глубокий тыл, в последнюю линию и добить неприятеля, - выдохнул я наконец.
Играть расхотелось. Вечно так, этот Славка – большой мастер зубы заговаривать. Помню еще по учебной части подводного плавания, как он, не зная теоретического материала, хитрыми разговорами уводил преподавателя в сторону. Но его быстро раскусили и частенько отправляли философствовать на приборку гальюна.
Внезапно прозвучала команда по «каштану» (громкой связи лодки). К пирсу подъехал КрАЗ – заправщик. Нам со Славкой предстояло вылезти наверх, на самый ветродуй, и, откинув лючину в легком корпусе, подать тяжеленный конец рукава залива, при этом внимательно наблюдать за вытеснением топливом воды из топливной же цистерны. В отсеке тарахтел дизель-генератор, подавая энергию на горизонтальный насос. Второй дизель вспомогательной установки всегда готов его заменить. Мы с Козырем постарались расположиться с подветренной стороны за рубкой, а к заливочному рукаву поставили молодого матроса, так называемого оборзевшего карася, прослужившего больше года. Себе смену готовили, чтобы потом спокойно списаться с лодки в запас.
Вдруг что-то пошло не так. Работающий вспомогач умолк. Я тут же влетел в рубку. Стремительно пронесся в наше пятое машинное отделение, где остро пахло перегретым маслом. Быстро перевел перекачку на резервный и огляделся. Перекошенная верхняя часть остановившегося движка нелепо задралась к верху, порвав крепящие болты.
Старший вахтенный матрос Степка Митрохин, испуганно хлопая белесыми рязанскими ресницами, что-то невразумительно мямлил. В БЧ, вращая глазами, прибежал мичман-контрактник. Тут же рядом оказался командир БЧ-5. Он только недавно прибыл к нам из Ленинградского училища.
- Ну что будем делать, братки? - осипшим от волнения голосом спросил этот летеха, - надо командиру доложить. Корабль через восемнадцать дней должен выйти в море, а здесь авария! В общем, без меня ничего не трогать, пойду доложу кэпу.
Но капитана не было на лодке. Он уехал с докладом в штаб о готовности АПЛ.
Под руководством механика мы разобрали трехсотсильный дизель до самого фундамента. Погнувшиеся болты крышки срубили зубилом. Оказалось, причиной аварии стал развалившийся в цилиндре поршневой шатун.
Вернувшийся командир с комингса приказал работать до полного восстановления.
Тогда открыли широкий люк в реакторном отсеке. И на талях (а где и на себе) вытаскивали по частям крупные детали. Вся наша БЧ принимала участие в авральных работах. Подгребли также матросы с плавдока. Спали и перекусывали здесь же. Лишь на короткое время сменяли друг друга сбегать в душ.
Я однажды выбрался наружу хлебнуть свежего воздуха. Наступило утро. Едва взошло яркое малиновое солнце над бухтой. К самому трапу черная машина «Волга». Из нее показалась фуражка нашего комдива Балтина. Сейчас будет «баня». Комдив отличался суровостью. Терпеть не мог разгильдяйства и неумех. К контр-адмиралу заспешил наш командир, словно гардемарин-первокурсник. И правда, контр-адмирал начал разнос: сначала отборно отматерил окружающую действительность, а после сказал нашему капитану первого ранга, что тот подрывает мощь советского военно-морского флота, чего наши враги на Западе того и ждут.
– Короче, - перевел дух адмирал, - делайте, что хотите, а лодка через две недели по расписанию выйдет в поход!
Потом сел в машину и уехал. И лишь легкий дымок от выхлопа, медленно исчезающий в сыром воздухе, да четкий узорчатый след протектора на бетоне пирса, запорошенном снежком, напоминали о комдиве.
Как оказалось, самое главное в таком ремонте – не замена агрегата в сжатый срок, а его точная, почти ювелирная доводка на месте. В принципе, зная общие правила установки и руководствуясь технической инструкцией, поставить на место все, как было, реально. Но доводка… Соосность двигателя и генератора – это высший пилотаж. Здесь надо иметь особое чутье. Чего мы только ни делали: и щупы, тончайшие медные пластинки, подкладывали то на одну, то на другую сторону, таким образом, старались отбалансировать. Но при запуске все же возникал перекос. Разогнавшись, вспомогач начинал стучать.
Капитан был на связи с отсеком, но мы уже потеряли счет времени и без отдыха, вторые сутки пытались завершить ремонт. Наконец с соседней лодки, из той же БЧ-5, прибыл старший техник-мичман. Он эти агрегаты на раз-два щелкал. И после двух часов наладки окончательно запустили движок.
Успели-таки закончить ремонт. И наш командир доложил комдиву, контр-адмиралу Балтину:
- Лодка готова выполнить любое задание Родины и выйти в поход!
В назначенный день и час вышли в море, скрылись подо льдами, взяв курс на Арктику. А партию в шахматы мы со Славкой потом доиграли.