Не предмет снаряженья — оружье в бою,
Ты со мною сражалась повсюду.
Друг безгласный, ты жизнь сохранила мою,
Я тебя никогда не забуду…
Муса Джалиль. Каска
Дзеннь…
Сочная капля звонко разбилась о макушку каски, веером, далеко в темноту разбрызгивая чистую, как слеза воду. Остатки влаги, которой повезло меньше, стекли по крутому скату боевого шлема, глухо шлёпнувшись в глубокую нерукотворную лужу.
Ульк…
Подшлемник на три лепестка давно истлел и отвалился, но, как отметили бы специалисты-ортопеды «фантомные боли» в местах их сочленения, сильно давали о себе знать.
Иногда доносившиеся сверху неясные звуки большого города да гул проносящихся где-то вагонов, единственно нарушали гробовую тишину подземелья.
Ох-хо-хо… по-старушечьи проскрипела Старая каска.
Вот уж эти боли…
И раны…
И контузии…
Хорошо хоть кусок металлической конструкции, полуразрушенной фаустпатроном - сверху, широким козырьком, уже изъязвлённым ржавчиной, ещё как-то прикрывал каску, и не каждая капля тревожила и, как сейчас, выводила из дрёмы. Особенно хорошо было каске, когда сквознячок гнал к этой «завалинке» - заброшенному аппендиксу Берлинского метро - почти горячий воздух из основного тоннеля. А так, почти сохранившая природный свой цвет пусть и с рассечённым осколком правым виском – каска была ещё хороша собой! Как ей казалось…
Дзеннь…
Чтоб тебя!
Ульк…
Люди никогда не задумывались о том, что у вещей тоже есть срок жизни и своя память. В части первой каска была преклонных двадцати пяти лет ветераном. С учётом последних двадцати – в полной темноте клятого этого подземелья-метро.
Что касается памяти…
Попробуйте поносить шинель «с чужого плеча», или сапоги, с «чужой ноги» соответственно… Память о прежнем владельце не даст вам чувствовать себя «камильфо». Память металла тоже имеет место быть. Только люди до конца не понимают, что это такое.
Грустные эти размышления были прерваны звуками, похожими на завывание метели. Как зимой под Сталинградом. Недалеко, за останками старой кирпичной кладки опять завёл свою шарманку, засипел-захрипел искорёженный взрывом пулемёт «МG-44»: "Deutschland, Deutschland uber alles..." («Германия, Германия превыше всего…»), а целый цинк нерасстрелянных патронов бросились подпевать противными голосам старый германский гимн.
Собрав все силы, Старая каска рявкнула в беспросветную темень: «Achtung! Hitler kaput!».
И, чтобы не было сомнений, добавила крепкие русские слова, смысл которых сводился к «Заткнулись все!»
И добавила в оглушительной тишине: «Чтоб вас дождь намочил!»
Дзеннь…
Так вот. Старая каска помнила всех и вся,- продолжила мусолить поднятую тему свирепая укротительница металлохлама.
Ульк…
Помнила всю свою жизнь - от своего появления на свет под заводским многотонным прессом, до последнего своего хозяина – лейтенанта, убитого взрывом гранаты 2 мая 1945 года у бетонного водостока станции "Александрплац" Берлинского метро. Не уберегла. Осколок раскроил стальную плоть каски и вошёл прямо в висок. Лейтенанта унесли боевые товарищи. Про каску никто и не вспомнил.
Тем не менее, она всё же гордилась своим высоким предназначением защищать голову бойца Красной Армии и, ещё немножко - родословной. Её прародиной можно было назвать, как минимум две европейские державы – Францию и Испанию. Защитные головные шлемы интенсивно использовались уже в Первую мировую войну. В РККА этот необходимый предмет снаряжения пехоты появился в середине 30-х годов.
Наша героиня прекрасно помнила, как она - СШ-40 - «стальной шлем 1940 года», только что «из под пресса», благоухающая свежей краской и кожей, оказалась на одном стеллаже в цейхгаузе среди своих товарок СШ-36, СШ-39, апробированных уже в боях в Испании, Хасане и Халхин-Голе, и в ходе «зимней войны» в Финляндии. Вот кому завидовала тогда не Старая каска, а молодая ещё «девчуля», только что доработанная и усовершенствованная советскими инженерами.
Дзеннь…
Наверное в Берлине сильный дождь, подумала каска, так подтекает, как никогда.
Ульк…
Именно с 1940 года шлем обрёл современный вид и имел полусферическую форму с выдающимся вперёд козырьком и боковыми полями-скатами. Несмотря на гендерную невнятность - шлем – он, а каска – она, новый атрибут воина Рабоче-Крестьянской Красной Армии показал себя с самой лучшей стороны: теперь он изготавливался из легированной броневой стали марки 36 СГН толщиной 1.2 мм. И, что немаловажно в бою, его вес составлял всего 1200-1300 грамм, в зависимости от размера (всего их было три). Старая каска рассказывала своим новым подругам, что качество работы принимал лично легендарный маршал Семён Будённый. Он расстрелял из своего револьвера пробные каски с разного расстояния, в том числе и с десяти шагов - и везде был рикошет и ни одной пробоины!
Немного смущал Старую каску финал её боевой деятельности. Тогда, в середине мая 45-ого.
Ну… совсем не героический.
Мальчишка 14-ти лет из «фольксштурма» с двумя такими же, промытыми геббельсовской пропагандой мозгами о зверствах русских, прятались в руинах незатопленной части метро. И даже, где-то в районе станции «Alexanderplatz», пытались варить в шлеме-каске картошку. Помешали русские солдаты, за шиворот, как котят, вытянувшие пацанов из подземелья и разогнавшие их по домам.
А каска опять осталась одна.
Не то чтобы она возмущалась, стесняясь кастрюльной темы в своей биографии.
Нет, это, наверное, закономерный итог войны.
Но в отношении её самой – она была точно против того, чтобы в ней что-то варили!
Дзеннь…
Теперь уж не до сна. Разворошила себя воспоминаньями.
Ульк…
До самого декабря 1942 года каска, в числе другого военного снаряжения, пролежала на военном складе амуниции и вооружения и только с началом окружения немецко-фашистских войск под Сталинградом – была «активирована» и попала на фронт с интендантом второго ранга. Этот хозяйственник - вороватый и хамоватый тип, так боялся всего, колющего, режущего, стреляющего и, особенно бомбёжек, что даже дома в подмосковном Красногорске во время коротких наездов спал с женой в шёлковом белье и каске с подшлемником. Погиб глупо в феврале 43-го, на «приемке» продуктов, убитый мешком горохового концентрата, сброшенного с низколетящего По -2. Причём, шлем не пострадал.
Каску подобрал дядя Ваня, кашевар и кормилец «особого подразделения» РККА, как шутили солдаты - по форме «артиллеристы», по содержанию – «зоопарк». Потому, что основной тягловой силой противотанковых орудий были… верблюды.
Старая каска из разговоров знала, что в 1942 году, оказавшись практически без лошадей, захваченных вражескими войсками на Дону и Кубани, Красная Армия потеряла существенный ресурс средства транспортировки войск и техники. Вот тогда на помощь армии пришли народы, живущие в Туркмении, Казахстане, Калмыкии и Астраханской области. Она видела, как за несколько недель пастухи и солдаты готовили из животного бойца.
И как верблюды делали своё дело. Туда, на передовую – перетаскивали орудия и миномёты, боеприпасы к ним. Оттуда, в тыл – забирали раненых и больных. Туда – горючее и воду. Оттуда подбитую, поломавшуюся технику. Да мало ли чего ещё приходилось делать этой «нескорой» фронтовой помощи…
Вот так дядя Ваня вместе со Старой каской и «тяжёлой пехотой» - верблюдами прошёл почти три тысячи километров до самого Берлина. Остались позади Миусс-фронт, освобождённые Николаев и Одесса, неведомая доселе заграница Румыния, Польша, Восточная Пруссия. Пришлось даже форсировать Днепр и Одер, участвовать в Яссо-Кишинёвской и Берлинской операциях.
Дзеннь…
Дело шло к Победе. Это понимали и Старая каска и, даже, верблюды. В отличие от фашистской нечисти, которые, как ужас готики вампиры требовали новой и новой крови.
Ульк…
Тогда и случился последний бой Старой каски. Фашисты готовили взрыв на реке Шпрее с целью затопления Берлинского U-Bahn - метро, для того, чтобы предотвратить прорыв русских в центр города. Приятель дяди Вани, лейтенант из разведроты попросил его каску – свою где-то оставил.
Делов всего-то на час.
Но, рейд не удался.
Метро затопили.
Дальше вы знаете…
После истории с мальчишками пленные немцы завалили неиспользуемые и разрушенные входы/выходы в метро и каска, вместе с битым кирпичом, обломками бетона, кусками арматуры оказалась в затворе на целых двадцать лет.
Но случилось чудо!
Во время строительства новой ветки метро каску, как и другие артефакты последнего, как тогда думали все, сражения с нацизмом подняли и вернули на землю. В преддверии двадцатилетнего юбилея Победы каска, реставрированная и свежевыкрашенная, с глубоким шрамом у правого виска была передана немецкими метростроевцами в советскую школу-восьмилетку военного городка Крампниц, округ Потсдам.
9 мая 1965 года каска наконец заняла подобающее место в школьном мемориале памяти, где «СШ-40» являлся центром композиции.
И когда перед этим простым атрибутом советской пехоты преклонили знамёна, тяжело провисшие под золотом боевых орденов, никто не скрывал слёз. И боевой генерал командир дивизии. И «высокие» московские гости. И девятилетний мальчик-знаменосец школы, который через много лет напишет эти строки, и знаменитый поэт, прочитавший памятное стихотворение «Каска»:
Молчит, сиротлив и обижен,
Ветлы искореженный ствол,
Заброшенный пруд неподвижен
И густ, будто крепкий рассол.
Порою, как сонное диво,
Из тьмы травяной, водяной
Лягушка всплывает лениво,
Блестя огуречной спиной.
Но мальчик пришел с хворостиной
- И нет на пруду тишины;
Вот каску, обросшую тиной,
Он выудил из глубины.
Без грусти, без всякой заботы,
Улыбкой блестя озорной,
Берет он советской пехоты
Тяжелый убор головной.
Воды зачерпнет деловито –
И слушает, как вода
Струится из каски пробитой
На гладкую плоскость пруда.
О добром безоблачном небе,
О днях без утрат и невзгод,
Дрожа, как серебряный стебель,
Ему эта струйка поет.
Поет ему неторопливо
О том, как все тихо кругом,
Поет об июне счастливом,
А мне, о другом, о другом...
В.Шефнер
Старая каска была очень счастлива!
Особенно ещё и потому, что признала в моложавом генерале того мальчишку-лейтенанта, которого «убило» недалеко от станции «Александерплац» Берлинского метро, оставив каске памятный шрам на правом виске.