Он бежал вдоль полноводного потока. Под его весом хрустел тающий снег. Скоро, очень скоро наступит благословенная пора, и сородичи затеют свадьбы, как это обычно бывает весной. Но Хромой бежал прочь от этой суеты. Не то чтобы он не любил собратьев. Нет, он их очень даже любил. Только свободу любил он больше, гораздо больше, чем своих. Его задняя нога чуть подворачивалась во время движения, это результат попадания в капкан. Хорошо что железные зубья задели тогда только один палец на лапе, откусив его и окрасив снег в тёмно-вишнёвый цвет. Да и кость повредилась немного. С тех пор Хромой и стал таким. Однако он был молод и полон сил. К тому же характер у него был поистине волчьим: независимый, свободолюбивый, целеустремлённый. Старый вожак, всё ещё имевший непоколебимую власть, ни за что не уступит своего места ни Хромому, ни какому-либо другому волку ещё несколько лет. Это долгий срок, время, которое Хромой никак не хотел терять. И вот этой весной он принял решение покинуть стаю. В то время, когда молодые волки и волчицы создают пары, он бежал от всей этой любовной кутерьмы. Хромой хотел сам управлять своей жизнью, жаждал сам быть вожаком. Убить старого вожака — дело весьма хлопотное, да и не хотел Хромой проливать волчью кровь. Уж лучше уйти. Не прощаясь ни с кем, он вдруг поднялся с места и затрусил своей узнаваемой походкой в лесную чащу. Молоденькая волчица печальным взглядом огненно-жёлтых глаз проводила его. Она знала, чувствовала, что Хромой не возьмёт её с собой, как бы ей того ни хотелось. Он уходил из стаи навсегда, чтобы однажды стать вожаком собственной стаи. И сколько ни пыталась волчица обратить на себя внимание Хромого, ничего у неё не вышло. Он считал её слишком обыкновенной, чтобы стать для него парой. Характер у неё уж больно покладистый. Что поделать, не все волки умеют жить по-волчьи, некоторые и на овец похожи, рыкнуть не смеют на вожака или на старшего собрата, даже когда те отнимают добычу. Хромой не таков, и хоть имел физический изъян, но острые зубы его не раз оставляли шрамы на шкуре наглецов.
Весна была в полном разгаре, когда Хромой обосновался неподалёку от малонаселённой деревушки. Не то чтобы он был не способен охотиться на диких животных, просто в одиночку это весьма сложная задача. Другое дело деревенские телята или козы. Селяне очень скоро заметили пропажу козы. Сперва считалось, что животное где-то заплутало в лесу. Но спустя некоторое время пропал телёнок, а коровы вернулись под вечер какие-то возбуждённые и тревога читалась у них в глазах. Заподозорили неладное. Пошли прочёсывать лес и наткнулись на остатки кровавого пиршенства. Волк не смог съесть всю тушу телёнка сразу, и часть её была спрятана между корнями поваленного дерева. Тут-то люди и догадались в чём дело. Они расставили вокруг деревни капканы, но Хромого не проведёшь. Он-то уже познакомился в юном возрасте с капканом и теперь эту уловку обходил стороной. Так что в деревне продолжали пропадать козы, коих и так было немного, а когда тех стали тщательно караулить, жертвами волка сделались курицы.
Однажды ночью Хромой прокрался на одну полуразорившуюся ферму. Поживиться там особо было нечем, и Хромой довольствовался одним бестолковым гусем, который даже не додумался скрыться в птичник. Свернув птице шею, волк уже хотел было вытащить добычу на улицу и направиться с ней в лес. Внезапно он почуял посторонний и пугающий запах. Хромой сразу понял, что он не один в помещении. Да, это был тот самый ненавистный запах. Запах псины. Он медленно повернул голову и увидел как на него уставились пара глаз, таких же жёлтых, как и у него самого. Собака стояла возле двери и, ощетинившись, молча смотрела на волка. Она не рычала и даже не завизжала испуганно-враждебно, как это обычно бывает с шавками, завидевшими своего дикого собрата. Прошло много тысяч лет с тех пор, как некоторые волки перешагнули через свою гордость и ради благ жизни рядом с человеком покинули лес. Да, они получили право называться другом человека, но они навсегда расстались с первозданной свободой, дикой и яростной. Волки смутно чувствовали в собаках своих кровных родственников, но они так же и понимали, что теперь между ними огромная пропасть. Можно ли преодолеть эту пропасть, если каждая шавка наровит нагнать волка, но смелость она показывает лишь в присутствии хозяина или своры? Только немногие породы собак годились для открытого противостояния волкам. Какие-нибудь волкодавы могли запросто раздавить Хромого. Но сейчас перед ним стоял не волкодав, а собачонка средних размеров. Её тёмно-рыжая с белыми пятнами шерсть вздыбилась. Но она не визжала, не билась в истерике, брызгая слюной, завидев хищника. Она просто стояла и молча скалила зубы. Хромой удивился. Обычно псины осмеливались нападать на волка лишь сообща. Но эта собачка, казалось, не заботилась о своей безопасности. И она не собиралась выпускать Хромого. Правда гусю от этого было ни тепло, ни холодно, он уже бездыханной тушкой болтался поперёк волчьей пасти. Хромой медленно, издавая глухое рычание, бочком начал пробираться к выходу. Он надеялся, что собачонка всё-таки испугается и шарахнется в сторону. Но та и не собиралась никуда шарахаться. Тогда волк приблизился к ней вплотную. Они почти уткнулись носами, их взгляды встретились. Собачонка так смотрела на Хромого, будто её вообще не волнует собственная судьба, она всем своим видом давала понять, что не даст волку унести добычу. По правде сказать Хромой был не голоден. К тому же в лесу у него осталась недоеденная тушка козлёнка. В птичник он залез больше ради развлечения, всё-таки молодая кровь затуманивает разум не только у людей. Хромой некоторое время стоял, раздумывая, что же ему делать дальше. Потом он осторожно положил убитого гуся на пол. Собачонка ещё больше ощерилась, решив, что волк освободил пасть, чтобы напасть на неё. Но Хромой молча смотрел на собачонку, его забавляла её храбрость, он даже невольно зауважал её. Так они стояли довольно долго. Наконец Хромой попытался протиснуться к выходу. Собачонка удивилась, когда поняла, что он оставляет добычу. Гусь лежал недвижно на полу. Волк, вжавшись в стену, но готовый в любую минуту отразить атаку, просочился в отверстие между прогнившими досками. Именно через него он попал внутрь. Собачонка, видя, что хищник уходит ни с чем, пропустила его. Но Хромой не подумал, будто бы она испугалась его. Он чувствовал, что если бы попытался забрать гуся с собой, так просто он не ушёл бы. Разумеется в этом случае пришлось бы убить собачонку, и Хромой искренне радовался, что этого не случилось. Выбравшись наружу, волк поспешно засеменил в сторону леса.
Ночь ушла мягко, побеждаемая всепоглощающими солнечными лучами. Это солнечное море изливалось на мир, напоминая о ежегодном возрождении жизни. Весенняя погода радовала своими птичьими трелями, молодой зеленью полей, которая уже пробивалась между уцелевшими снеговыми островками. Веселились все. Все, кроме хозяина отважной собачонки. Мужик этот, придя в птичник и обнаружив мёртвого гуся, пришёл в ярость. К тому же его мучило похмелье — последствие вчерашней пирушки. Он и не предполагал, что гнев способен заглушить дурное самочувствие, и он сможет излить свою ярость сперва на домочадцев, а потом и на собаку. Последней досталось пуще всех, хозяин бил и бранил её на чём свет стоит.
-Ах ты, проклятая скотина! - орал мужик, захлёбываясь слюнями, - даром жрёшь! Даже гуся сберечь не сумела! Ну я тебя проучу!
С этими словами он накинул на шею собачки верёвку и потащил её в сторону речки. На водоёме лёд почти растаял, к тому же полынья, в которой бабы полоскали бельё, теперь уже не замерзала. Собачонка, привыкшая к побоям, поняла, что на этот раз дело обстоит гораздо хуже, чем обычно. Она отчаянно завизжала, увеличив тем самым ярость хозяина ещё больше.
-Папенька! Да куда ж ты её тащишь? - заплакала махонькая девчушечка, вцепившись в отцовские ноги.
-Уйди, Машка, не то худо будет!
-Да куда ж хуже, папенька,когда ты нынче всех нас исколотил? - заплакала девочка, - собачку-то хоть пожалей.
Маша разревелась во всё горло. Отец, немного смягчившись, буркнул:
-Ладно! Пусть живёт псина, только не на нашем дворе! Не нужен мне такой сторож! Пускай проваливает, куда знает. А не уйдёт, так пойдёт ко дну, да и всё!
Мужик освободил собачку и заковылял в сторону дома, не оборачиваясь. Собачка тяжело дышала, Маша плакала. Потом девочка приблизилась к перепуганному животному, обняла за шею и пролепетала:
-Убегай, милая, не то тебя он со свету сживёт.
Собачка, будто понимая слова, жалобно заскулила.
-Иди, иди, куда хочешь, лишь бы подальше отсюда, - плакала девочка.
Собачка долго не решалась уйти. Девочка стала настойчивее просить, теперь уже кричала на неё.
-Иди! Пошла прочь! - орала Маша, понимая, что если не прогонит собачку, отец завершит задуманное.
Собачонка, прижав уши и поджав хвост, побежала прочь, изредка оглядываясь на Машу.
Деревню она миновала быстро, но несколько дней ещё околачивалась на окраине. Голод сводил её сума. Наконец и она, по примеру Хромого пробралась в чужой птичник и расправилась с курицей. Удовлетворив желудок, она вылезла из птичника и улеглась в ближайших кустах. Сон сморил её быстро. Однако вскоре гневные крики разбудили собачку. Она поняла, что это браниться хозяйка, обнаружившая перья и не досчитавшаяся одной курицы. Собачка испугалась, что женщина, увидев её рядом с домом, догадается, кто виноват в пропаже. Она встала, отряхнулась и поспешила в лес, почти вплотную подступавший к деревне.
Пробираясь сквозь чащу, собачка внимательно обнюхивала землю. Она искала знакомый запах, запах дикой, неустрашимой воли, запах свободы и отваги. Прошло много часов прежде, чем она нашла то, что искала. В том месте трава была слегка примята, кто-то недавно лежал здесь. И хотя это травяное ложе было невелико, но собачка точно знала, что здесь почивал один из самых грозных хищников.
Хромой не успел далеко уйти от своего ложа. Он бежал по лесу. Внезапно ветер подул с той стороны, откуда он только что ушёл. Хищник, как и собачка, призвал своё обоняние на помощь. Шерсть его вздыбилась. Волк стоял, застыв, словно чучело в музее естественных наук. Но сердце его бешено колотилось. Да! Это она! Бесстрашная собачка. Но что делает она вдали от человеческого жилья, разве не знает, что волк может без труда растерзать её. Она поистине безумна! Или храбра? Хромой, заинтересованный необычным поведением собаки, решил вернуться и поглядеть на это отважное существо ещё раз.
Собачка замерла, услышав шелестение листьев. Без сомнения сквозь кусты кто-то пробирался. Так и есть! Ветки зашевелились. Ещё мгновение и из зарослей показалась волчья голова. Жёлтые глаза расширились, но волк не выказывал явных признаков агрессии. Собачка смотрела на него в упор, и виду не подавая, что боится, хотя тело её била мелкая дрожь. Хромой полностью выбрался из кустов. Он немного вильнул хвостом в знак доброжелательности. Собачка, постояв ещё немного неподвижно, аккуратно приблизилась к волку. Нос её едва коснулся носа Хромого, и прикосновение это как-то странно подействовало на волка. Ему показалось, что мир наполнился небывалым до селе смыслом, какой-то бешеной радостью бытия. Собачка в свою очередь вильнула хвостом.
С того дня деревню грабили уже два зверя. Хромой научил собачку разным охотничьим и воровским уловкам. Однако вскоре парочке этой пришлось покинуть данное место, так как люди взялись за них всерьёз. Они ставили капканы, выходили на них с ружьями, прочёсывая лес. Хромой, опытный волк, больше опасался не за себя, а за подругу. Он решил, что пора им уходить в глушь, они и без лёгкой добычи теперь проживут. Ведь их уже двое, а двое- это почти стая.
Через несколько лет охотники стали рассказывать, будто в здешних местах появились волки необычной масти. Многие из них были пятнистыми и издали их можно спутать с собаками. Стая оказалась весьма многочисленной. Особенно много беспокойства приносила она зимой. Поговаривают, что рядом с матёрым волком, прихрамывающим на одну лапу, часто видели собачку средних размеров. Хотя многие и не верили в такую дикую любовь, но тем не менее волки в тех местах и правда были необычной масти. Нет, нет, да и встречался среди белоснежных равнин пятнистый волк или даже небольшая группа этих хищников с такой расцветкой. Данным фактом даже заинтересовались учёные мужи и приехали проводить исследования, но это уже совсем другая история.