Коллекционер прелюдий к любви. Foreplay collector

Ольга Вярси
FOREPLAY COLLECTOR.

Меня трудно было не заметить, я стояла почти на виду у закулисных работников, готовящих сцену к спектаклю. И тем не менее, ни один из них не осмелился меня побеспокоить, изредка, украдкой, бросая в мою сторону вопросительные взгляды. У меня было хорошо развито периферийное зрение, прямо как у хищника, но лень было отвлекаться на такие пустяки – слегка отодвинув плоть тяжелого занавеса, я наблюдала за гомонящим от нетерпения залом. Скоро начало. В яме музыканты пробовали в полголоса знакомые мелодии, зал начал медленно погружаться в объятия полумрака, а два кресла в третьем ряду, прямо напротив сцены все еще оставались пустыми. Грянули первые аккорды увертюры из оперы «Руслан и Людмила»,и  я, в сопровождении волшебной музыки, спустилась в зал по боковой лестнице.
Люди, сидевшие с краю, поспешно вскакивали при моем приближении, позволяя пробираться ближе к середине, я кивком благодарила их, вызывая в ответ восторженные улыбки. Еще минута, и я было начала опускаться во всепоглощающее лоно удобного кресла, как чья-то нахальная рука опередила меня, улегшись на сиденье, и заставив мое тело зависнуть в полу-присяде:
- Простите, но это мое место. – И он помахал перед моим носом своим билетиком. Зеленые глаза, прищурившись, смотрели в мою возмущенную душу, а губы раздвинулись в белозубой насмешке.
Ни слова не говоря, я пересела на пустующее рядом кресло, я умирала от злости, но не удостоила молодчика ни единым словом, оставаясь  воплощенной невозмутимостью. Сзади на него  по-гусиному зашипели разряженные женщины. Ему пришлось сесть и заткнуться. Сказка началась.

1.
- Чуть было не потерял вас из виду! – Запыхавшись, недавний наглец преградил путь, когда я была почти у выхода. – Вы прямо Худини какая-то. То появляетесь из ниоткуда, то исчезаете – в никуда.
Во мне начинало  закипать недавнее возмущение:
- Позвольте мне пройти. –. совсем не как леди, холодно рявкнула я . Краем глаза я заметила, что к нам уже спешит озабоченный охранник. А вот этого совсем не нужно, внимание этого контингента мне было излишне, у многих из них была хорошая память на лица, мне же было важно, чтобы все внимание их было сосредоточено не на мне самой, а на том, что на мне надето, костюме, туфлях, бижутерии.  Меня всегда принимали за кого-то другого. Важную персону. Весь трюк и состоял в умении себя подать, спроектировать имидж: то знаменитую писательницу( а грим на что?), то режиссершу, то миллионершу, изнывающую от скуки. А вот с дегенератом этим все же надо было что-то делать.
- Проводите меня пожалуйста . – Моя рука в белой атласной перчатке властно легла на рукав его кожаной куртки. – «От Givenchy, black lamb skin, не меньше четырех- пяти тысяч долларов. А ты, паренек, не так прост, как пытаешься казаться.»
- Я весь к вашим услугам.
Ох уж эти наглые зеленые глаза.  Он начинал мне почему-то нравиться.
- Дама проголодалась.
- Как насчет фиш энд чипс? Я знаю один приличный ресторанчик , тут неподалеку, на набережной.
- Ну чипс так чипс. И пиво бы не помешало.
Расхохотавшись, он покрепче прижал мою руку к своему телу.

Официантки шептались, с любопытством поглядывая на интересную парочку, расположившуюся в углу зала, разряженную в пух и прах важную леди и вихрастого, в белой рубашке, черных джинсах и дорогущей куртке мужчину, которые заливались веселым смехом, пожирая неимоверное количество жаренной рыбы и чипсов, и запивая  это богатство холодным пивом.

2.
- Фрэнки. – Сняв перчатку, я протянула коллеге руку.
- Джонни. – На полном серьезе пожал  он мою, при этом задержал её в своей ладони несколько дольше, чем «позволяла простая учтивость». – И как давно ты этим занимаешься?
Я поняла, что он имеет ввиду: посещать все самые дорогие и престижные концерты без билета, занимая при этом, самые дорогие места. Нет, средства, конечно, позволяли, но это так скучно, когда – как все. чинно, в порядке общей очереди. Фу! Меня даже передернуло от отвращения.  Ни тебе адреналинового выброса, ни ощущения опасности – при случае разоблачения. Но облом у меня вышел только однажды, и так давно, что я и детали подзабыла:
- В далекой юности.  – Решила я ответить на его вопрос. - Дело было в Тирасполе…

На местном стадионе проходило Чешское Родео. Автомобильное. Впервые в истории города. Весь цвет туда пожаловал, а билеты были распроданы намного раньше, чем официально появились в кассе. То есть, скупили фарцовщики, и перепродавали по двойному тарифу.
 Облизываясь, кругами ходила я вокруг стадиона – с наружной стороны. Туда и мышь не проскочит незамеченной, да и трибуны были так переполнены, что и яблоку некуда было бы упасть.  Я уже слышала рык мощных моторов, готовых вступить в умопомрачительный поединок, а у меня все никак не зарождался план проникновения в этот знойный, пахнущий машинным маслом рай.
« Надо что-то делать. Надо что-то делать» - Бубнила я себе под нос, поглядывая на отвесные ряды неприступных снаружи трибун. И вот тут-то и пригодился мне мой давешний опыт скалолаза. Благо, что увлекалась я этим с детства, исследовав( не без опасности для жизни) все местные утесы и скалы в окрестностях родного города  на Кольском полуострове. И, решившись, начала я  медленное восхождение к вершине своей мечты, по абсолютно отвесной стене, только кое где изборожденной трещинами. Кто бы снизу увидел, упал бы в обморок, при виде меня, подобно ящерице, приклеившейся к нагретой солнцем стене всеми пятью точками своего тела.  Выбора-то уже не было – спускаться еще опаснее, чем подниматься. И вот так, миллиметр за миллиметром… Между тем, воздух уже сотрясался от рева гоночных машин и скопища людей на трибунах, такого мощного, что те, казалось, начинали вибрировать в унисон, тем самым осложняя мое, и без того, опасное восхождение. Не то, конечно, слово, восползание, скорее всего! И, когда я , обессиленная, добралась почти до самого верха, едва цепляясь за металлические крепления под досками сидений, чья-то загорелая рука схватила меня за запястье, и, одним рывком, втащила на трибуну.
- Ну и дура, могла ведь и угробиться. Высота-то какая! – Блестя зубами, сказал крепкий загорелый мужик, пододвигаясь и  высвобождая мне узенькое местечко на скамейке, не отрывая при этом глаз от действа на арене. А там! На двух боковых колесах, гуськом, друг за другом, двигались машины, а на самом верху, повылезав из окон машин, и балансируя на неустойчивых рамах, стояли крепкие парни, махавшие обезумевшим зрителям своими разноцветными нашейными платками- банданами.

- Еще рыбы? – Мой новый знакомый явно получил удовольствие от моего рассказа, и решил расщедриться.
- И пива. – Добавила я торопливо. - Теперь ты. Расскажи, как ты начал.

3.

Все началось с Нуриева. С его самого первого выступления в театре «Орфей», в Ванкувере. Билеты распродали по бешенным ценам, но если бы у меня и были бы такие деньги, я не стал бы выкладывать их за билет. А посмотреть хотелось.  Тогда-то я прикинулся работником сцены,  униформу у кого-то стянул, что-то там подтащил, кому-то что-то подал, а между делом все поглядывал в зал, нет ли там свободных мест где-либо поблизости, чтобы вовремя переодеться и свалить. И удалось, да так ловко, что никто не заметил. Только шикнула на меня какая-то бабка, когда я ей на ногу чуть не наступил, пробираясь к свободному месту. Там их несколько пустовало. Билетика у меня никто так и не спросил, хотя я за кулисами и успел подобрать – вчерашний. И только я уселся поудобнее, как меня потревожила какая-то классического образца леди в мехах. Представь себе – на улице почти лето, а она в мехах! Так меня это , почему-то, задело. Я ведь – за экологию вообще-то, и за права животных. Так вот, начала она со мной выяснять отношения, что , мол, все эти места специально для неё и подружек приготовлены. Я, конечно, не уступаю, а сам притворяюсь всецело поглощенным действом на сцене. На неё все кругом шикают, так что пришлось её в конце концов все же сесть и замолчать. Только чувствую, сверлит она меня, как дрель, возмущенным взглядом. А я, как повернусь к ней, и, улыбаясь всеми зубами от восторга, говорю: Какая потрясающая пластика, а аранжировка, а хореография! Вы не находите?
- Нахожу. – Буркнула она, смягчаясь. – это моя аранжировка. И хореография тоже.
И чувствую, что она на меня уже не злится! И так, почти в обнимку, просидели мы до интермиссии. А во время паузы, уже как давние друзья, отправились за кулисы, где и представила она меня самому Нуриеву.

Задумчиво Джонни опустошил очередной стакан пива. Я видела, что он все еще там, в прошлом, за кулисами у Нуриева.
- И этим все кончилось? Познакомились, пожали ручки и разошлись?
- Нет, зачем же. Она меня потом пригласила поехать к ней в номер. Она раза в два была меня старше, но как держалась! Женщины с такой осанкой не стареют. « Вино пьянящее в мехах»… - Продекламировал он задумчиво.
- Я не знал, с чего начать, как приступиться. Опыта у меня было тогда мало, две одноклассницы, да соседка – подружка матери. А тут такая женщина! C ней надо было как-то по-особенному.

4.

Между тем события развивались, как по хорошо продуманному сценарию. Усадив меня в кресло возле зажженного камина и налив бокал виски, она удалилась – освежиться.
Я начинал нервничать. В голове было пусто, и ни одной, даже самой жалкой идейки – как себя вести в следующую минуту. Ни-че-го! Кроме сценки из фильма «Выпускник», где миссис Робинсон задает Дастину Хофману провокационные вопросы. На что он отвечает, вопросом на вопрос: «Уж не пытаетесь ли вы меня соблазнить, миссис Робинсон». После чего та начинает раздеваться, и просит Хофмана расстегнуть замок на платье.
Я ожидал, что моя новая подруга вернется без косметики, в бигудях, ночном халатике, но, вместо этого, она вернулась в сногсшибательном коротком платье с низким вырезом спереди и сзади, ниткой жемчуга на шее и с безупречным макияжем. Ну что ж тут было делать?
Она приглушила свет и подошла ко мне сзади, обвив руки вокруг моей шеи. Я чувствовал упругость её грудей – они возлежали на моем плече, как ручные зверушки, приглашающие с ними поиграть. Но сердце её билось ровно, словно и не терзали её никакие мысли и желания. Конечно, это меня они терзали. Суховатые точеные руки её были несколько холодны, как и её взгляд – пристальный, читающий – когда развернула она меня к себе. И ни намека на эмоцию, даже самую ничтожную -, и все же… Я увидел её, эту тоненькую пульсирующую жилочку на виске. Вся эта холодность показная!
-« steel water runs deep…» - хрипло прошептали мои сухие губы.
И я понял, что, как бы не натренирована была её воля, как бы хорошо не умела она держать себя в руках, её снедает то же желание, что и неопытного меня – овладеть этой , мятущейся уже, плотью. Взять, терзать, царапать кончиками ногтей, вдыхать терпкие слова в самую глубь ушной раковины.

Она приподняла указательным пальцем мой подбородок и заглянула мне в глаза еще глубже. Потом наклонилась и лизнула меня в щеку, тут же подув на это место, потом ниже, и опять подула. Разница в температуре вызывала невыносимо тягучее ощущение, и хотелось еще. Ничего не было у неё под платьем, и руки мои свободно двигались вверх и вниз, вдоль её, вдруг начинающего быстро теплеть тела. Шелковистая неувядшая кожа, пахнет сильным телом. Белым, нежным.   
- Увертюра, мальчик мой, самая важная часть в опере. – Шепнула она мне в ухо. – Даже если она выполнена в стаккато.

5.

Пора было уходить – ресторанчик закрывался, а официантки все еще не осмеливались нам намекнуть, что пора, мол, и честь знать. Кто ведь нас знает, сюда, порой и знаменитости забредают, самого причудливого разлива.

Мне и без слов было понятно, что мой знакомец не торопится со мной распрощаться. Да и мне, чего себе врать, домой не хотелось. Поэтому  идею заглянуть к нему на рюмочку бренди я приняла снисходительно. Я порядком подустала от слоя косметики на своей физиономии, от своего стильного, но не очень удобного костюма, туфлей на высоких каблуках. С этим парнем, я чувствовала, можно было и не играть никаких ролей, я и так ему уже понравилась. И без прелюдий. Уже тогда, в полутемном зале, когда не хотела уступать свое кресло. Уже там он, голубчик, заглотил мой крючок.
 Удобно расположившись на диване, поджав под себя босые ноги, я потягивала бренди из большого стакана. Он сидел напротив меня в кресле в стиле ретро с оранжевой обивкой. Глаза его  голодно поблескивали в полумраке, и дьяволинка эта приятно щекотала мне нервы.
- И ты больше никогда с нею не виделся? – Это я о балерине.
Он отрицательно покачал головой:
Нет. Мы распрощались под утро, она сказала, что позвонит, если снова появится в Ванкувере.
- Я вижу, тебе трудно её забыть…
- Понимаешь. Даже не её саму, сколько её слова, ощущение её. Предощущение. Ведь когда все уже случается между мужчиной и женщиной – все точки расставлены над и, и нет места тайне. А вот предчувствие того, что еще не произошло.. это такой деликатный момент, когда все может развиться или в одну сторону, или в другую. И тут важно не спугнуть.. неправильным словом, не тем прикосновением, преждевременной поспешностью. Все должно быть точно выверено. До мелочей, чтобы не нарушить этот хрупкий баланс, из которого и состоит прелюдия, приглашение к тайне. И все это построено на интуиции. Нет её, такой формулы, на которой зиждется foreplay.
Он кудаа-то вышел, а когда вернулся, то протянул мне печенье, и сам одно съел.
- После этого у меня как что-то отпало. Сам процесс секса потерял для меня интерес. Это ведь уже – финал. И, даже если это финале-грандиозе, все равно это последняя точка, которою завершается любовное действо. И завершается оно всегда одинаково – оргазмом. Тогда как форплэй.. это всегда новое, так как каждая из женщин – индивидуальна, со своим специфическим запахом, только ей одной присущей манерой прикасаться к тебе.. или к себе. Приглушенным смехом.. особым способом поворачиваться к тебе спиной, как бы приглашая к игре.. И я поймал себя на том, что именно прелюдии приносят мне наибольшее удовольствие.. Этот неповторимый аромат ожидания, букет запахов, которые источают женские тела, раскрываясь тебе навстречу, как цветок.. Только это, и ничто иное – неповторимо и необъяснимо, и непредсказуемо. Я даже книгу решил об этом написать, да и материала набралось уже предостаточно.
 К сожалению, не все разделяют мои взгляды, и скольких женщин я оставил уже после первой ночи. Сколько сердец ранил, а остановиться никак. Не в состоянии. Это как Аббис, глубь, омут, затягивает.
- Да ты гемблер,  тебе бы в русскую рулетку играть, чтобы только тебе, и больше никому, от этого худа не было.

У него начал заплетаться язык. Неужели на него бренди так подействовало, и выпитое перед этим пиво.. Так ведь сколько часов прошло!
Он ушел в спальную комнату и улегся на кровати. Глаза его были открыты – он смотрел прямо на меня, и не видел. Я прилегла с ним рядом. Я чувствовала, что со мною тоже происходит нечто странное: Я понимала все свои мысли. Я понимала, что я думаю, но каждую мысль я пыталась, как бы, удержать за хвост. Я видела своего друга перед собою, но он казался так далеко, что , казалось, даже рукой до него было не дотянуться. Он лежал все так же неподвижно, не моргая, уставившись в одну точку, где-то на моей переносице. Мне стало страшно.

6.

Под потолком пролетел орел. В клюве у него извивалась змея. Я видела его вчера в поле. Как же он оказался теперь в этой комнате, с такими низкими потолками, что я почувствовала ветер от размаха его больших крыльев. Я посмотрела на часы – ого, уже 7:55. А ведь только что было 7:15. Так быстро пролетело время! Я понимала, что со мной что-то не так, решила думать о чем-то конкретном, например о дате своего рождения. И мозг моментально выдал мне её, причем четко и без заминки. Все цифры виделись так явно, как будто были вырезаны ножом по дереву. Опять пролетел орел. Змея так и болталась у него в клюве. Я почувствовала голод, и решила встать и поискать что-нибудь поесть. Меня переполняла вселенская любовь – ко всему, абсолютно всему, одушевленному и неодушевленному, и мне хотелось обнять весь мир, если он позволит. Но сначала – что-нибудь съесть.
Я попробовала подняться с кровати, держась за стены, но они попятились от меня. Словно боясь щекотки. Я хотела засмеяться, и только тут заметила, что мой рот сухой, будто я весь вечер жевала наждачную бумагу. Надо что-нибудь попить. Я опять взялась за стены, и умудрилась удержать их на одном месте. Так, теперь на кухню. Там были картофельные чипсы, я их еще раньше заприметила. По пути завернула в туалет – чтобы убедиться, что мои внутренние органы на месте и функционируют. Почему-то несколько минут назад меня забеспокоило отсутствие их присутствия.
На кухне горел свет и я увидела маленькую коробочку на столе. А на ней нарисован листик марихуаны. А в ней – то самое печенье, половинку которого я съела. И тогда все встало на свои места. Вернее, никуда ничто не встало, это я решила взяться за себя обеими руками. Собрать свою расползшуюся волю в кулачок. И удержать. На чипсы я накинулась, как волк на овцу среди зимы. На пол полетела пустая упаковка. Кажется, это называют « манчиес». А еще пить – наверное с пол ведра воды! И какая же вкусная она, из под крана.
- Ах вот ты как! – Наконец-то сумела я разозлиться на своего нового знакомца. – Значит это было, по-твоему, прелюдией к увертюре, да еще и со специей!

Медитация, конечно, помогает, если делать дыхательные упражнения. А еще – много-много пить. И ждать, пока все это выветрится. Мне стало почему-то холодно, затрясло, как в ознобе – наверное, реакция. А может, от обиды на него. Тоже мне экспериментатор - коллекционер!

Я проверила его пульс  - медленный, но верный. Глаза все так же широко открыты и сосредоточены на чем-то важном, одному ему понятном. Передозировался мой Казанова-неудачник, не пошло все в этот раз, как по нотам.
И покинула я эту обитель. Пусть играет в свои игры с кем-то другим. Не я буду еще одной бабочкой в коллекции его воспаленного воображения.

А этот взгляд зеленых глаз с дьяволинкой. ..До сих пор ношу его с собой.