Не так давно столкнулась в сети с одной интересной мыслью — мол, хороший писатель, создавая шедевр, не обязан развлекать читателя, веселить его или захватывать сюжетом. Его книга не обязана читаться легко и бездумно. Более того, «донцовы» и «измайловы» — чуть ли ни уродливые язвы на лице нашей литературы.
С этим, в принципе, можно было бы отчасти и согласиться, но дальше почему-то следует вывод, что претендовать на большую литературу может только автор, который делает прямо противоположное — вгоняет читателя в скуку, тоску и уныние, грузит тягомотиной и языком настолько зубосводящим. что без хорошей выпивки и читать-то тошно. Более того, возникает ложное убеждение в том, что вот этого всего, собственно, и довольно для того, чтобы претендовать если не в классики, то, по крайней мере, на зачисление в среду серьёзных литераторов.
Я не стану тут писать о книге, которую мне привели в пример «нетленки», чтобы не создавать антирекламу ни книге. ни автору, но приведу что-то вроде пародии на подобного рода произведения - вернее на то, что даёт "типа авторам" "типа основание" претендовать на литературный олимп . Встречайте:
Роман(краткий, конечно) о советском детстве может начинаться так:
«Ааааа! Мамааааааа! Мамааааа! Сукааааа!"
Белый обнажённый, уже неоднократно прежде исхлёстанный и по-всякому иному пользованный подростковый зад извивается, и кричит откуда-то из-под зада, заходясь, пропитой и прокуренный с детства , тоже извивистый дискант. А кожаный пояс рисует внахлёст на нём иероглифическую вязь династии Мин (тут небольшое отступление о династии Мин — я его опущу, с вашего позволения).. Матильда — пятнадцатилетняя дрянь. Матильда -умственно-отсталый, по мнению школьного завуча — старой девы , ходящей на уроке в пиджаке семидесятых и вязаной юбке с ближайшей толкучки, ребёнок вечно замороченной матери и никогда не просыхающего отца — бывшего физика-ядерщика. загнанного коммунистами восьмидесятых в классический тупик девяностых — была прихвачена с поличным в песочнице, где она предавалась прелюдии — проще говоря, лапалась — с парнем . И не просто парнем — Васькой Бектовым, уже имевшим приводы, балующимся косяками в открытую, а боянами — в подъезде, между первым и вторым этажами. Васька.который уже обрюхатил не одну семиклассницу, но от ответственности -скользкий, как угорь,ускользал, и теперь отец, протрезвевший ровно настолько, чтобы понимать , что происходит и если не осознавать. то додумывать глубокую подоплёку происходящего, старался восстановить обрывки родительского авторитета — так сказать. скрепить их кожаным поясом, выдернутым из потрёпанных на коленях и ширинке — особенно ширинке — рабочих своих. ещё при советской власти — настоящей. махровой советской власти — купленных штанов. Джинсы. Нет,он не признавал этого слова, находя его порождением нездорового прозападного снобизма, никак не подходящим человеку хоть сколько-нибудь патриотическому — он так и говорил «патриотическому», Бог знает, что понимая под этим словом, но употребляя его регулярно.Притом, наибольший гнев его вызвало не поведение Мотьки - в конце концов, чем другим может заработать девка,с трудом освоившая к седьмому классу таблицу умножения и не державшая в руках ничего тяжелее ложки, а именно то, что совершалось всё на глазах у соседей, прямо в песочнице,где Мотька и сама выросла, ковыряясь в щедро политом кошками песке и лепя из него сначала куличики, потом крепости.а теперь вот ,к четырнадцати годам, замки, рассыпающиеся с сухим шелестом.
Смеркалось. По двору уже сомнабулически бродили перегруженные думами люди-тени рабочих и служащих, погруженных в уныние безысходности завтрашнего дня, которого у них зачастую и не было в перспективе, потому что солнце, заходившее за продымлённые крыши захолустья рабочих кварталов, для многих из них заходило в последний раз — палёная водка, мечта о несбыточном и повреждение здоровья от многочасового стояния у станка ли. на паперти ли — тут ужу кого как — могли уже этой ночью исполнить то, о чём каждый из нас думает про себя со страхом, но вслух ,о других, только облегченно вздыхает «отмучился». Тени сгущались.кучковались по трое, и Матильдин отец уже с тоской поглядывал в их сторону, втайне мечтая забить на родительский долг и присоединиться.Но за сэкономленные пятнадцать лет назад на презервативы три рубля пятьдесят копеек приходилось расплачиваться.
- Мотька, — устав махать рукой с зажатым в ней поясом,отец остановился перевести дух. — Ты дура, Мотька. Допустим, ты даже не залетишь. Допустим,у тебя хватит на это ума, хотя у тебя его, по сути, кот наплакал. Новсёравно. Как ты будешь жить, если уже в четырнадцать у тебя через рот асфальт просвечивает? Что ты сможешь предложить тому, кто в состоянии заплатить, если . всё уже потратила на шантрапу вроде этого дебила Бекетова? Ты хочешь до старости просидеть в рваных трусах в этой песочнице? Подними башку, посмотри по сторонам. Вадик из второго подъезда уже поступил в индустриальный, у него будет работа. Серёга из пятиэтажки сделает карьеру ,у его отца бизнес. Какого хрена тебе сдался этот беспорточный бабник,который только и умеет разбрасывать свою прогероиненую сперму направо и налево? Подумай, Мотька! Ты уже не ребёнок.
Столько раз Матильда просто пропускала мимо ушей подобные папины сентенции — в пьяном виде он бывал на них щедр, но в этот раз отчего-то они запали ей в душу, и уже вечером, сидя в облезлой никогда не мытой чугунной ванне с ржавыми проплешинами эмали и остужая в воде пострадавший свой зад, она вдруг задумалась всерьёз о своих перспективах.Возможно, это какраз и означало,что она переставала быть ребёнком — именно в эти дни..Что её ждало после школы — её, не умевшую ни подольстится,ни выгрызть в граните науки себе хоть кусочек лакомства, пригодный для перемещения на другой круг , где мальчики с крашеными патлами не сосут отечественные «кислородные палочки» из ближайшего ларька. а, шикарно развалившись в кресле, подносят к губам золотую «гаванну», запивая её чем-то таким, о чём,выращенная на материном самогоне Мотька могла только прочитать в книге, если бы она вообще читала эти самые книги — толстые книги с расписными лаковыми обложками, с картинками другой, совершенно не её жизни»..
Дальше в таком же ключе будет излагаться школа, ссоры с отцом и матерью. выпускной балл. вручение аттестатов, попытка поступить в техникум, поступление на завод, тусовки в компании неформальной молодёжи, общение, любовь, секс, ребёнок, устройство на работу, работа и так далее. В общем, обычная жизнь обычной недалёкой бабы, поданная под углом чернушно-окрашенного реализма. Я, собственно, могу так изливаться на протяжении нескольких сотен страниц, ваяя, по сути, бессмысленный мусор, и не устану, но пощажу читателя.
Но это я пощажу. А многие не щадят, и потому, увы, подобного мусора с претензией на шЫдевр, пишутся и , что самое грустное, издаются горы. Необходимые атрибуты: описание грязи и нищеты ( непременное условие — детальное описание, даже смакование этой самой грязи) с обязательным указанием эпохи, а то ещё и с её политическим-экономическим разбором, мЯчты о «другой» жизни — тут возможны варианты, от голливудских комиксов до покорения космоса( ограничивается фантазией автора), немного секса( желательно тоже с насилием, грязью и их смакованием) и немного любви, прорисованной как кроки (баланс между тем и этим колеблется), сюжет уровня: дерьмово жил - изнывал от дерьмовости своей жизни, не осознавая этого — осознал, что дерьмово живёт - проглотил — живёт дальше. Иногда, правда, Зулейха открывает глаза пошире и начинает жить вроде бы иначе, хотя по сути всё равно дерьмово, потому что на описание не дерьмовой жизни авторам фантазии не хватает. Всё это многословно, как можно более вычурно, желательно с применением местами обратного порядка слов, нетрадиционных метафор - в общем, всего того, что я называю поприподвывертом. с отступлениями так далеко в сторону, что начинает казаться будто автор вообще забыл, о чем шла речь, с глубокими экскурсами в психическое (а то и физиологическое) состояние героев. Ненормативная лексика приветствуется. События уровня: пошёл, выпил, остановился, встал, сел, поговорил по телефону, лёг спать (иногда с детальным описанием снов). Заканчивается роман,как и начинается,на ровном месте — просто потому, что автору уже надоело писать. В итоге: роман есть - истории нет. И суть сводится к краткому изложению "жил такой-то совершенно обычно, только плохо".
Я, может быть, не права, но, как мне кажется, задача писателя — любого - это прежде всего рассказать хорошую историю. Все изощрения пера, оригинальные мысли, чувства — всё то, что из автора лезет - должно быть приправой к этой истории. а не заменой её. И — да — завлекать, развлекать и веселить. Ну, или пугать, трогать - в общем, хоть что-нибудь, но именно читателеориентированное. А если нет намерения доставить удовольствие читателю, а только полюбоваться игрой своего ума и собственным владением словом, пиши про себя, пиши в стол. Потому что вот это вот «заставлять задуматься» чаще всего по сути означает заставляться задуматься о том, зачем я вообще это читаю. Есть у Стивена Кинга — он, кстати, из моих любимчиков, и именно за то, что умеет рассказать историю — в его «Сердцах в Атлантиде» сказано — дословно не помню, но по сути так : есть книги, которые читаются ради сюжета, и в них можно не обращать внимания на то, как они написаны; есть книги, которые читаются ради языка и мыслей, и в них не так важен сюжет; но есть и книги, в которых автору удаётся и то, и другое. И вот таких книг и надо держаться От себя добавлю: думаю, именно они и могут претендовать на зачисление в классики.
Резюмирую мысль: если тебе нечего сказать, не надо говорить. Если тебе есть, что сказать, но ты не умеешь, тоже не надо — лучше перескажи это своими словами кому-то, кто может - подари сюжет для хорошего произведения. И только когда тебе есть, о чём сказать ( ну, хоть по крайней мере, ты думаешь, что есть, о чём), и ты умеешь это делать( или хотя бы надеешься на то, что умеешь), садись и пиши. И в последнюю очередь думай о том, запишут ли тебя в классики.
А самое главное, имей в виду: последнее слово за читателями, и если тебе скажут: «извини, брат. но то, что ты наваял — УГ», не торопись обвинять читателей в недалёкости, низком вкусе и тому подобных пороках. Подумай: а что, если ты и впрямь создал УГ?