Как сейчас помню, летела я тогда по третьему этажу в кабинет главреда сломя голову. В моих руках была папка с сенсационной новостью. Уж в этот раз я обязательно отличусь!
- Степан Фадеич, – выпалила с порога, – я нашла! Я! Его! Нашла!
- Соколова, а здороваться тебя мама с папой не учили? Кого ты опять нашла?
- Здрасьте! – пробормотала смущённо. – Колдуна нашла. Вот, – я гордо плюхнула папку на стол перед главредом, – это свидетельские показания. Они работают!
- Кто они? Показания? Так, Соколова, кажется, в прошлом году ты нашла козу, которая даёт сгущёное молоко. И что?
- Между прочим, по результатам официальной экспертизы, молоко, которое даёт коза Варька, по жирности в полтора раза превосходит среднестатистические показатели, а по содержанию лактозы – в три раза. И если в это молоко добавить сахар и оставить на ночь, то получается настоящая...
- Отставить политинформацию, Соколова. С козой мы всё выяснили ещё в прошлом году. Сенсация достойная Дня дурака. Что у тебя тут?
Степан Фадеевич, главный редактор регионального медиахолдинга, был по жизни добрым человеком, и к молодым специалистам относился по-отечески, понимая, что рвения у нас много, а умения кот наплакал. К нему всегда можно было обратиться и за консультацией, и за практической помощью.
Мне, Екатерине Соколовой, окончившей два года назад факультет журналистики местного университета, несказанно повезло попасть не в редакцию районной газеты, а сразу сюда. Можно сказать, повезло даже вдвойне, так как главред питал ко мне особые нежные чувства в профессиональном плане, всякий раз радуясь моим успехам. Но и на землю грешную возвращал порой, когда очень уж возносилась в своих заоблачных изысканиях. Дело в том, что самой большой мечтой у меня было желание непременно прославиться.
– Так, и что это за детский лепет? – задумчиво произнёс главред, перелистывая распечатки в папке. – «После получения заклинания, я так удачно вышла замуж, что до сих пор с благодарностью вспоминаю Его...», «Пока заклинание набирало силу, я прямо физически чувствовал, как уходит из меня болезнь...». Соколова, идрит через коромысло, что ты мне припёрла? Нам только мошенников не хватало пиарить. Лучше бы рекламодателя нашла стоящего, вон, рекламный отдел жалуется, что продажи упали. А ты всякой фигнёй занимаешься. Прости, Господи, душу мою грешную...
Если Степан Фадеевич переходил на ругань, дело было табак, – это я уже давно усвоила. Надо спасать ситуацию.
– Степан Фадеич, миленький, – заканючила я, молитвенно сложив руки под подбородком, – ну можно я с ним встречусь и возьму интервью? Ну, пожалуйста... Он не мошенник, он денег не берёт. Просто пишет стишок и даёт человеку, и у того сразу в жизни всё меняется в лучшую сторону. Правда-правда! Я уже многих нашла, кто к нему попадал. Он даже координаты свои запрещает давать, к нему просто так и не попадёшь. Но я знаю, как попасть.
- И откуда же, позволь спросить, если координаты не даёт?
- А вот секрет. Это уже мои каналы, – гордо заявила я, искренне уже считая себя знаменитым журналистом.
- Значится так, Соколова, будешь заниматься этим колдуном в свободное от основной работы время. А в текущий номер с тебя рекламная статья. Не будет рекламы, не будет и колдуна. И да, поговори с Аликом. Пусть тебя проконтролирует, чтоб дров не наломала. Передашь, что я просил. Всё, свободна, – главред захлопнул папку и протянул её мне.
Я счастливая и довольная результатом переговоров, отправилась разыскивать Алика. Наш медиахолдинг занимал целое отдельное трёхэтажное здание. Раньше, в «доисторические» времена, здесь располагался вычислительный центр местного комбината. Сейчас же первый этаж занимали рекламный отдел, бухгалтерия и кафетерий. На втором расположились техотдел, фотостудия и редакция печатных изданий (у нас их было три). А третий этаж отдан под телевидение, павильоны, радиостудию и начальство всех уровней. У нас даже своя минитипография имелась в цокольном этаже, где печатались в основном бланки для рекламных заявок, бухгалтерские документы и рекламные листовки небольшим тиражом. Лифт в здании отсутствовал. И чтобы напрасно не наматывать километры по мраморным лестницам, я набрала номер Алика на телефоне и выяснила, что искать его надо в фотостудии.
Алик, по паспорту Альфред Думнин, для меня взрослый дяденька лет пятидесяти, считался матёрым журналистом с большим опытом, а также незаменимым теле- и радиоведущим. Ни один выпуск новостей не обходился без его репортажей. Он вёл две авторские программы – одну на телевидении, вторую на радио. А вот в газеты писать не умел. Точнее, не любил и не делал. Ему и так и работы, и известности хватало. В фотостудии он вместе с выпускающим редактором отсматривал моделей для очередного рекламного ролика. Я, стараясь не шуметь, проскользнула в студию и села рядом с ним.
- Чего тебе, Соколова? – шёпотом спросил Алик, не отрывая глаз от очередной пышки, которая на подиуме вещала о пользе сдобных плюшек.
- Алик, меня Фадеич к тебе послал. Просил проконтролировать мой сенсационный проект.
- Не смеши, Соколова. Какой у тебя может быть проект, да ещё и сенсационный?
- А вот и может! Давай кофе попьём, я всё расскажу.
Когда с моделями наконец определились, мы с Аликом спустились в кафетерий, заказали по чашечке кофе и устроились за дальним столиком у низкого, почти до самого пола, окна. Такие окна были только в этом крыле здания. Здесь и раньше располагалась столовая для работников вычислительного центра.
- Ну рассказывай, Канарейка, что там у тебя за сенсация?
Канарейкой Алик называл меня часто, на что я вовсе не обижалась. Мне это даже нравилось. Взрослый дяденька как бы покровительственно прикрывает меня своей заботой.
- Вот, – я снова гордо протянула папку, – тут все материалы. Осталось только съездить и познакомиться с ним лично. Фадеич дал добро на интервью, но сказал, чтобы ты меня страховал.
- Соколова, давай в двух словах – кто, куда и почему. Ты же знаешь, что я не люблю этих долгих вниканий в материал. Говори чётко и по существу.
- О’кей, у нас в пригороде живёт колдун. Самый настоящий. Денег не берёт, но помогает. Смотрит на человека, пишет какой-то стишок, и человеку сразу начинает везти. Пишет не всем, кого-то даже принимать не хочет. Но кому повезёт к нему попасть, тот сразу становится счастливчиком. Я вот тут дюжину человек разыскала, кто у него побывал. Со всеми поговорила. Я этим делом уже полгода занимаюсь. И тут мне посчастливилось его адрес найти. Случайно, конечно. Последняя дамочка отвлеклась на проснувшегося ребёнка, когда я с ней беседовала, я бумажку со стишком в руки и взяла. А там на обратной стороне адрес написан.
- А из-под меня тебе что надо?
- Фадеич сказал, чтобы я тебя с собой взяла, мало ли что.
- Ага, типа, грубую мужскую силу.
- Не, надёжное мужское плечо!
***
Выехать по адресу мы договорились в субботу утром на машине Алика. Он захватил с собой персональную камеру на всякий случай, вдруг сгодится, а я свой любимый диктофон, размером не больше стандартной флешки.
Чудеса начались, когда мы попытались ввести координаты в автомобильный навигатор. Это модное устройство Алик приобрёл недавно и очень гордился им. Аппарат долго думал, а потом авторитетно выдал женским голосом, что такой адрес в данной области не зарегистрирован. Тогда мы пошли другим путём, указав только название населённого пункта. Оный обнаружился совсем недалеко от города и официально на карте был обозначен как хутор Дурковых. Оказывается, на просторах нашего региона даже хутора существуют! Но теперь мы хотя бы направление понимали, куда ехать. И, к плохо скрываемому удовольствию Алика, поездка, по расчётам, могла получиться совсем короткой – всего-то на полдня максимум.
Нужный сворот мы однако проворонили. Когда уже проехали лишних пару километров, навигатор милым женским голосом сообщил, что маршрут утерян и нам лучше вернуться в исходную точку. Вот те раз! Это в какую-такую исходную? В город что ли?
Развернув машину на трассе, благо она была пустой по причине раннего утра выходного дня, мы всё же разглядели сворот на грунтовую дорогу, уходящую в глубину леса. И сразу по левую сторону увидели большой черно-белый плакат.
- Частная территория. Въезд запрещён, – прочитала я вслух, как будто Алик сам не умел читать. – Что делать будем?
- Ну не расстреляют же нас, если мы тихонько проедем дальше, – ответил Алик, сбавляя скорость на неровной поверхности грунтовой дороги.
Следующий плакат мы увидели за деревьями почти сразу. Он гласил: «Тебе сюда не надо, лучше разворачивайся». Буквы были зелёные, а фон ядовито-жёлтый. И я снова прочитала его вслух.
Вот сейчас думаю, а зачем я это делала? Читала их вслух, в смысле. Но ведь читала же. При этом ещё и фотографировала на камеру телефона.
Практически сразу за вторым плакатом лес будто оборвался, и дорога вырвалась в открытое поле. Вдалеке виднелся приземистый домик, из трубы поднимался дымок, несмотря на летнюю жару. Третий плакат стоял у изгороди на въезде в некое подобие большого двора, огороженного длинными поперечными перекладинами в два ряда – так загоны для скота огораживают. Я-то знаю – меня во всякие хозяйства от редакции засылают, чтобы новости о них писать. На этом плакате красными буквами на белом фоне было написано: «Вас сюда не приглашали». Людей вокруг не наблюдалось.
- И что теперь? – тревожно спросила я.
Алик молча пожал плечами, остановил машину возле изгороди, взял видеокамеру и зачем-то нажал на клаксон, оповещая хозяев о нашем несанкционированном вторжении на их территорию. Ответом была тишина в человеческом понимании этого слова. Зато вокруг щебетали невидимые птицы, в траве громко стрекотали кузнечики и порхали какой-то невероятной расцветки бабочки, где-то, не в зоне видимости, протяжно промычала корова.
К домику вела едва заметная тропинка, но калитки не было. Мы пролезли между двумя жердями изгороди и двинулись вперёд. Первым шёл Алик, я семенила за ним, прячась за его спиной – мало ли что там нас ждёт. Домик оказался ближе, чем мы рассчитывали. Чудно всё это!
На невысоком крыльце сидел мужик без определённого возраста, одетый в ватник и брезентовые штаны. Из густой бороды на лице разглядеть можно было только глаза. И они смотрели пристально, не мигая. Создавалось ощущение, что взгляд пробирается к тебе в голову. Мне стало жутко и почему-то холодно. По спине пробежал озноб, как от резкого порыва ветра.
- Я так понимаю, читать вы умеете, только вот, что читаете, не понимаете?
По всем законам здравого смысла, эту фразу должен был произнести мужик, сидящий на крыльце, больше-то никого вокруг не было. Но его борода даже не шелохнулась, а пристальный взгляд продолжал впиваться в мой мозг. Я наивно полагала, что Алик обязательно найдёт выход из этой ситуации, но он будто застыл на месте, просто стоял и молчал. Я на всякий случай пошевелила пальцами рук, они двигались, попыталась сделать шаг вперёд, но мне удалось только слегка выглянуть из-за спины застывшего Алика. «Мистика какая-то», – подумала я. И тут же получила ответ на свои мысли:
- Нет тут никакой мистики. То, за чем ты пришла, я тебе не дам. Но ты получишь кое-что другое. А теперь брысь отсюда оба!
***
Видимо, я задремала. Проснулась от механического женского голоса навигатора: «Маршрут утерян, вам лучше вернуться в исходную точку». Открыла глаза и увидела, что Алик разворачивает машину на трассе, пустой по причине раннего утра выходного дня.
- Мы что проскочили поворот? – спросила я.
- Понятия не имею, вроде никакого поворота там и не было, – буркнул в ответ Алик. – Я вообще не понимаю, куда нам ехать. Если сейчас не найдём, просто вернёмся в город. И не спорь! – от его хорошего настроения не осталось и следа, было ощущение, что он нервничает, но старается не показать этого внешне.
А я и не спорила, потому что вдруг, словно наяву, но мысленно увидела плакат с красными буквами: «Вас сюда не приглашали». А в сжатой левой руке почувствовала некий посторонний предмет. Пока Алик высматривал сворот с трассы, я раскрыла ладонь и увидела свернутый лист бумаги в клеточку из школьной тетрадки. Бережно расправив листок, увидела, что им был обёрнут камушек, видимо, кварц или желтоватый мрамор, в камнях я не разбираюсь.
На листке синими чернилами написаны ровные строчки, еле заметно уходящие вверх. Почерк был очень похож на мой собственный. Это было что-то вроде стихотворения, хоть и не особо понятного по смыслу:
Зелёный цвет у лета и белый у зимы,
Осенний цвет горчичный и серый у весны.
Но эти краски просто смешать между собой.
Получится пурпурный, серебряный, стальной,
Индиго и лаванда, бисквит, миндаль, сапфир,
Маджента, смальта, кобальт, ещё чертополох,
Бургундия, томатный, латунь или бобёр,
Бурбон или коньячный, и прусский голубой,
Морской ракушки цвет, медвяная роса,
Античная латунь, ячменное зерно,
Трилистник, и шартрез, и много там ещё.
Но, по большому счету, четыре краски есть:
Зелёный цвет у лета и белый у зимы,
Осенний цвет горчичный и серый у весны.
Прочитав послание, я взялась за телефон и открыла последние фото. Там вполне чётко и реально сохранились три фотографии – три разноцветных плаката: «Частная территория. Въезд запрещён», «Тебе сюда не надо, лучше разворачивайся» и «Вас сюда не приглашали».
- Алик, слушай, а может, ну его, этого колдуна, а? Поехали домой... – вкрадчиво, извиняющимся тоном промурлыкала я.
- И то верно, всё равно не понять, куда тут сворачивать!
***
Дома первым делом я ещё раз перечитала и убрала в шкатулку листок со стихом и камушек, а потом спрятала подальше на антресоли папку с рассказами свидетелей, благоразумно решив, что больше она мне не понадобится. И с чистой совестью села писать рекламную статью в номер, благо клиент у меня был, осталось только расшифровать запись на диктофоне и собрать воедино все пожелания.
А вот в конце года я получила свой первый диплом и премию в региональном конкурсе журналистов за публикацию «Он называл его отцом» про ветерана к 65-летию Победы.