Глава 3. Войны и дети
Венчание Михаила Ковшевникова и Анастасии Третьяковой прошло в Иоанно-Предтеченской церкви села Тазовское 11 февраля 1913 года. Через день жениху исполнится восемнадцать лет, а невесте было семнадцать. Скромную свадьбу в Байкине играли по традиции, съехались родные с обеих сторон. Даже двоюродный дядя Родион Ковшевников из-под Шали за сто верст пожаловал со всей своей семьёй. Миша полюбил дядю Родю, когда год назад всю зиму прожили они с отцом в его доме в Чижме, шили тулупы деревенским. Дядя Родя знал всю свою округу, помогал отцу находить заказчиков, вот и заработали тогда неплохо. Дядю Родиона уважали, хозяйство у него крепкое – поля с овсом, лошади отличные. Отец написал дяде Роде о свадьбе, так тот даже по железной дороге из Шали до Кунгура поехал, чтобы показать своей семье богатый, красивый Кунгур и уютное Байкино. Привез на подарок Михаилу целый тюк хорошего сукна, а невесте – кашемировый платок. Дальний гость был гвоздём свадьбы, гордый, но озорной, любитель частушек, острого словца.
Через двадцать лет всё крепкое хозяйство дяди Роди в Чижме под Шалью разорят новоявленные колхозники, самого семидесятилетнего старика раскулачат и сошлют в Сибирь. Но, видать, и там непокорный крепкий старик показался опасным, через год, в декабре 1937 года его повторно обвинят в контрреволюционной агитации, тройка НКВД приговорит к расстрелу и 2 января 1938 года Родиона Васильевича Ковшевникова расстреляют. Мой дед знал о раскулачивании дяди и ссылке в Сибирь, откуда тот успел подать весточку. Поскольку вестей больше не было, все Ковшевниковы предполагали худшее. Точные сведения о расстреле Родиона Васильевича Ковшевникова я узнала только недавно – из Книги памяти Красноярского края.
А у бабушки долго хранился тонкий коричневый платок из кашемировой тончайшей шерсти – свадебный подарок. В день бабушкиных похорон моя мама наденет его и останется навек на фотографии у гроба в этом кашемировом коричневом платке, повязаном по-бабьи. Мама долго хранила этот платок, до самой своей кончины, когда-то рассказывала мне про него, поэтому и я его тоже помню.
Вскоре после свадьбы молодой муж с батей уехали в дальнюю Шалинскую волость на портновские заработки, а юная жена осталась в Байкине со свекровью и золовкой Пией, привыкала к новому дому. Свекровь Анна Евстигнеевна встретила Настю ласково, хорошо знала её семью с медового Третьяковского выселка, что у деревни Любимовой, ведь сама родом из соседней деревни Карнауховой. Знала мать Насти – травницу Федосью, по- уличному Сырую. Маленькая, ладненькая Федосья ведала каждую травину на лугах, в урочищах и окрестных лесах, зато огородом не славилась. Байкинская семья Ковшевниковых занималась всю весну и лето огородами. Особенно поразили Настю большущие огуречные гряды. Свекровь с дочерью Пией посвящали Настю в свои семейные навыки и хитрости выращивания огурцов. Оказывается, летом они возили огурцы в Кунгур возом, сдавали скупщику в Сорочий ряд, сами не торговали, а денежки какие-никакие зарабатывали, всё подмога в хозяйство. Насте огуречные труды пришлись по сердцу.
К покосу вернулись мужики. Покосы у Ковшевниковых были небольшие и неудобные, в основном, по березнику. А сена требовалось довольно много - держали корову и лошадь, вот и выкашивали все неудобины по лесу. Сенник над большой конюшней манил травяным духом. Молодые спали на сеновале всё лето. Кроме сена, всей семьёй занимались дровами – пилили ручными пилами двумя парами: мать с отцом, Миша с Настей, а Пия складывала поленницы.
Байкинское лето яркое, но короткое. В сентябрьские дожди мужики опять уехали шить тулупы, оставив на хозяйстве своих баб-бабочек, как называл их батя.
Так прошли две долгих зимы и два коротких лета. В непогодную неделю августа 1914 года узнали о войне. Михаил по возрасту подходил, с тревогой ждали мобилизацию, из Байкина в эту осень не уезжали. В мае 1915 года пришлось прощаться – Мишу забирали в полк, на войну. Прощались горячо, тревожно. Настя была беременна первенцем. «Война войной, а детки родятся», - балагурила обрадованная Пия, налегая на «о». Она всей душой полюбила Настю и, узнав новость о ребенке, радовалась, казалось, больше всех и оберегала Настю от всякого тяжелого труда. Впрочем, батя был дома и его бабочкам стало полегче на хозяйстве. 10 августа 1915 года Настя родила свою первую дочку – Анфису.
Глава 4. Михаил Ковшевников в Первой мировой войне
В нашей семье сохранилась фотография времен Первой мировой войны. На ней наш дед - двадцатилетний Михаил Ковшевников в военной форме сидит рядом с другом-однополчанином. Фотография сделана до отправки на фронт. Оба рядовые. Нам известно также, что наш дед был ранен в 1916 году осколочным ранением в голову. Каких-либо документов той поры, кроме фотографии, не сохранилось.
Я задалась вопросом, а где мог служить мой дед Михаил Ковшевников, 12 февраля 1895 года рождения, крестьянин Кунгурского уезда? Где воевали кунгурцы в Первую мировую?
На момент начала Первой мировой войны (август 1914 года) в России действовал Устав о Воинской Повинности как часть Свода Законов Российской империи (Том IV Книга I издания 1897 года) с дополнениями по состоянию на 1 апреля 1913 года. По военному законодательству Российской империи того времени Михаил Ковшевников должен быть призван в армию в 20 лет, то есть в 1916 году. Но если бы войны не было, его бы не призвали вообще, потому что он был единственным сыном. Но законы военного времени изменили положение, и Михаил Ковшевников был призван в мае 1915 года.
Из книги Головина H. H. «Россия в Первой мировой войне»:
Класс 1915 г. был призван 15/28 января 1915 г. (возраст 21 год) и дал 673 335 человек (Собрание узаконений, ст. 3529). Класс 1916 г. был призван 15/28 мая 1915 г. (возраст 20 лет) и дал 632 000 (Собрание узаконений, ст. 754). Класс 1917 г. был призван 7/20 августа 1915 г. (возраст 19 лет) и дал 932 022 (Собрание узаконений, ст. 1597). Класс 1918 г. был призван 15/28 мая 1916 г. (возраст 19 лет) и дал 908 000 (Отчет военного министра за 1916 г.).
Итак, Михаил Ковшевников был призван в мае 1915 года. Первые три-четыре месяца новобранцы служили в запасных полках, где проходили обучение.
Какие воинские части в то время находились в Пермской губернии? Куда шли служить новобранцы-кунгурцы?
С 1910 года в Перми был расквартирован 194-й пехотный Троице-Сергиевский полк. «Полк был расквартирован следующим образом: штаб полка, первый, третий батальоны, 13,14,15 роты четвёртого батальона, нестроевая рота, команды пулемётная, связи, разведчиков в г. Перми; второй батальон в г. Кунгуре; 16 рота в г. Глазове. В случае мобилизации полк служил базой для формирования 334-го пехотного Ирбитского полка, 107-го пехотного запасного батальона и этапной полуроты»,- утверждает пермский историк-краевед Лев Ощепков. Он говорит, что в Перми «батальонный двор находился там, где у нас сейчас гипермаркет «Семья», там же находилась полковая церковь деревянная, к сожалению, она не сохранилась, ее еще в 1926 году разобрали. Кроме того, можно так же к истории полка отнести и площадь перед кафедральным собором Спасо-Преображенским, там проводились парады, они несколько раз в году проводились, по крупным государственным праздникам, в том числе, когда отмечали столетие войны 1812 года, 300 лет дома Романовых. Именно там проходили последние парады частей, которые уходили на фронт. 194-й Троицко-Сергиевский полк последний раз построился и прошел на Пермь 2, где грузился в эшелоны. Там же потом уходил полк, который является наследником Троицко-Сергиевского,- это Ирбитский 334-й пехотный полк, он был развернут на его базе».
В 1914-1917 гг. в Перми были размещены части 17-й запасной бригады : 107, 123 и 162 пехотные запасные полки. «Войска располагались как в казармах частей, квартировавших в Перми в мирное время, так и в помещениях, выделенных городской управой на время войны. В частности, для нужд военного ведомства были выделены здания Александровской женской гимназии и ночлежного дома купца Мешкова», - свидетельствует Лев Ощепков, научный сотрудник отдела истории Пермского краеведческого музея.
В поисках материала по теме «Кунгуряки в Первой мировой войне» я также нашла небольшую, но крайне интересную публикацию :
Лобанов Д.А. Повседневная жизнь солдат тыловых гарнизонов в 1914-1917 гг. Есть фото из личной коллекции автора: Казармы 194-го пехотного Троицко-Сергиевского полка в Перми. Во время войны в них размещался 107-й пехотный запасной полк. В статье автор воссоздает картину быта нижних чинов запасных полков на примере Пермского гарнизона, основываясь на воспоминаниях офицеров и солдат: Иванов В. Н. “...Минуты роковые”. Повествование о времени и о себе // Дальний Восток.1993. №10; ГАПО. Ф. р-790. Оп.12. Д. 2; Щипицин Н. Г. Автобиографический очерк; Ф. р-1693. Оп.1. Д.33,34; Деськов И. Н. Воспоминания.
Привожу выдержки из статьи Д.А.Лобанова:
«Солдаты в казармах спали на деревянных нарах, количество ярусов которых, зависело от высоты помещения и колебалось от трех до пяти. Матрацем служили соломенные маты, которые плели новобранцы сами, сразу по прибытии в часть, каждый для себя. Роль подушки играл вещевой мешок, одеяла - шинель. Постельное белье не выдавалось. Нары чистотой не отличались и кишели насекомыми. Поскольку ночью из спального помещения никого не выпускали, то для отправления естественных надобностей рядом с нарами ставили деревянную бочку - ”парашу”, с двумя прибитыми кольцами - ”ушами”. Утром дневальные, продев в “уши” палку, выносили “парашу” из казармы. В несколько лучших условиях находились унтер-офицеры постоянного состава, которые жили в отдельных помещениях.
Питались солдаты в спальных помещениях. Дневальные приносили пищу в тазах, из расчета один таз на десять человек, и ставили на нижний ярус нар, где и происходил прием пищи. Сюда же приносили пищу и для унтер-офицеров, но в отдельной посуде. Ритуал чтения молитвы не соблюдался. Нормы довольствия оставались как в мирное время, но качество пищи заметно ухудшилось.
По прибытию в часть, новобранцы довольно долго, до одного месяца, продолжали ходить в своей одежде. В комплект обмундирования нижних чинов запасных полков входили построенные из "японского сукна" защитного цвета фуражка, рубаха и шаровары (с 1915 г. получили распространение рубахи и шаровары из молескина, подбитые бумазеей). Поясные ремни с бляхами встречались крайне редко, чаще всего у унтеров постоянного состава, солдаты же носили, в основном, затяжные ремни. Зимой солдаты были одеты в шинели с пристяжными погонами из шинельного сукна, без клапанов и пуговиц по борту, и папахи серого искусственного барашка. Судя по сохранившимся фотографиям, нижние чины всех расквартированных в Перми полков были одеты добротно и единообразно. Шифровки на погонах носились крайне редко. Унтер-офицеры постоянного состава перешивали обмундирование по фигуре, всегда носили шифровки на погонах, правда, иногда «забывая» нанести на погоны положенные запасным батальонам литеры «З.Б.». Кроме того, унтера постоянного состава, в отличие от унтеров и ефрейторов переменного состава, носили на защитных погонах белые лычки. ”Переменники” же носили лычки уставного, оранжевого цвета, а некоторые уже побывавшие на фронте, рисовали их химическим карандашом.
Снаряжение - фляги, котелки, патронташи, палатки и шанцевый инструмент выдавались солдатам только перед выходом в лагерь или отправлением на фронт. Боевые винтовки выдавались тоже только перед отправлением на фронт, постоянно солдаты запасных полков были вооружены учебными винтовками, винтовками устаревших систем (Бердана №1, №2, Гра, Карле, Крнка) или даже деревянными макетами.
Все свободное от занятий и службы время солдаты проводили в казарме, т. к. право увольняться со двора имели только унтер-офицеры постоянного состава. Основным развлечением солдат были карты и хоровое пение.»
Вот в таких условиях готовился к войне наш дед Михаил Ковшевников из Кунгурского уезда – крестьянский сын 20 лет отроду, православный, женат.
Ему удалось сфотографироваться перед отправкой на фронт и передать 2 фотографии в родную деревню Байкино. Эти фотографии мы бережно храним в нашей семье уже сто лет.
После обучения солдаты отправлялись маршевыми ротами по назначению на фронты на пополнение кадровых полков.
Солдаты- уроженцы Пермской губернии составляли большинство в следующих пехотных полках: Троицко-Сергиевском, Оровайском, Ирбитском, Анапском, 23 и 25 Кавказских стрелковых полках, 49 и 84 артиллерийских бригадах.
334-й пехотный Ирбитский полк 2-й очереди был развернут в Перми с 16 августа 1914 года при мобилизации из кадра 194-го пехотногоТроице-Сергиевского полка и командиром назначен полковник Никитников Анатолий Михайлович, ранее бывший полковником 194-го Троицкого полка.
Ирбитский и Анапский пехотные полки входили в 84-ю пехотную дивизию, которая была сформирована в июле 1914 года из кадра 49-й пехотной дивизии и вошла в состав 6-й армии Петербургского военного округа.
Вот цитата из книги Антона Керсновского «История Русской армии»:
«…84-я пехотная дивизия генерала Герцыка очень бойко работала осенью 1914 года в Польше, а затем, переброшенная в Литву, считалась храброй дивизией и у нас, и у противника. В сентябре 1916 года она доблестно дралась в Галиции, где выделился особенно 333-й пехотный Глазовский полк. В бою 10 сентября 1916 года у Майкова Гая глазовцы взяли лихим ударом 60 офицеров, 1600 нижних чинов и 3 миномета».
Состав дивизии:1-я бригада – 333-й Глазовский пехотный полк, 334-й Ирбитский пехотный полк, 2-я бригада – 335-й Анапский пехотный полк, 336-й Челябинский пехотный полк, 84-я артиллерийская бригада.
Война шла уже год. К осени 1915 года в 84-ю дивизию в 334-й Ирбитский пехотный полк должен был добраться с маршевой ротой Михаил Ковшевников, призваный в мае 1915 и прошедший обучение в Перми в 107-ом пехотном запасном полку. Кунгурцы, как и другие новобранцы Пермской губернии, должны были пополнить 334-й Ирбитский пехотный полк.
В интернете я нашла великолепную документальную повесть «У Сморгони под знаком Святого Георгия», её автор – современный офицер, белорусский историк Владимир Лигута. Сморгонь – городок в Белоруссии. Он пишет:
«С октября 1915-го года боевую службу на сморгонских позициях несли Сводная пограничная дивизия и 64-я пехотная дивизия, штабом которой умело руководил полковник М. Дроздовский, будущий известный генерал «Белого движения».Участок от железной дороги до деревни Цари занимала 84-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта В. Козлова.»
Итак, нашлись следы расположения нашей дивизии, а следовательно, Ирбитского полка на октябрь 1915 года.
Офицер-историк Владимир Лигута, тщательно изучивший все стороны армейских будней и боев в районе родной Белоруссии в Первую мировую войну так пишет о том, с чем встретились молодые солдаты пополнения в октябре 1915 года возле города Сморгонь:
«Местность за городом была буквально напичкана воинскими частями и артиллерией всех калибров. Все тщательно укрыто и замаскировано от немецких наблюдателей с самолетов и привязных аэростатов. Коновязи с лошадьми спрятаны в лесных чащах. Пехота сидит в глубоких узких окопах, огражденная кольями проволочных заграждений. Вся земля изрезана замаскированными ходами сообщения, извилистыми и ломанными. Ночью все вокруг преображалось. На дорогах появлялись пехотные колонны, ехали кухни, обозные и санитарные повозки, передвигались артиллерийские батареи…
Ходы сообщения восточнее Сморгони тянулись в тыл на 3-5 километров. Они были похожи на углубленные на три метра в землю пешеходные улицы шириной от трех до пяти метров, замаскированные сверху от германской авиации и аэростатов наблюдения.
...разворачивались дополнительные лечебные учреждения – перевязочные пункты, лазареты и военно-санитарные транспорты. Пути следования легкораненых оборудовали питательно-врачебными пунктами.
Восточнее, к Молодечно, были развернуты артиллерийские склады и ремонтные мастерские, полевые аэродромы и станции выгрузки, обозные батальоны, почтово-телеграфные отделения и полевые почтовые конторы.
Тысячи километров телефонных и телеграфных проводных линий связали сморгонские позиции со штабами корпусов, армий, со Ставкой Главно-командующего в Могилеве, с Петроградом и Москвой.
В деревнях и местечках появились тыловые транспорты, войсковые аптеки и магазины, хлебопекарни и конюшни конского запаса. Около 100 резервных гуртов скота Минского Военного Округа обеспечивали фронтовиков мясом.
Солдатский паек – провиантское, приварочное и чайное довольствие - составлял тогда в день 3 фунта (1228 гр.) ржаного хлеба и 2 фунта (819 гр.) сухарей, 1 фунт (410 гр.) мяса , 76,6 гр. сахара , 42 гр. жиров- масла,сала , 102гр.крупы, 85гр. гороха, риса, фасоли или чечевицы, 255гр. свежих и 17гр. сушеных овощей, табак и мыло. Горячий чай или квас круглосуточно, горячая пища два раза в день. В дни религиозных праздников – куличи, пряники, конфеты.
Военная зима 1915-1916 годов выдалась как никогда ранняя, очень морозная и снежная – сугробы местами достигали роста человека.
Противники с обеих сторон фронта продолжали укреплять занятые позиции – устанавливали дополнительные препятствия, закладывали фугасы.
Русским саперам удалось заминировать проволочные заграждения по льду озера Вишнево, разделявшему немецкие и русские позиции.
Солдатам выдали противохимические комплекты защиты Н.Зелинского (очки, марлевая маска, два флакона с жидкостью для смачивания).
В противоположность нормальному порядку вещей, в окопах работали ночью, а спали днем (в каждой роте для инженерных работ имелось 80 лопат и 20 топоров). С рассветом грели чай. Поднимались дымки и над немецкой линией. Солдаты говорили «Герман свою каву варит».
Затем в блиндажах звучала долгожданная команда «Накройсь» ( современная «Отбой» ) и все, за исключением часовых, дежурных взводов и дежурных пулеметчиков, заваливались спать до 10-11 утра. Самое удобное время для внезапной атаки. За противником наблюдали в перископы, которые часто простреливались или разбивались в щепки. Немецкие пули и снаряды несли смерть. Обычные потери на роту – 3-4 человека убитых и раненых в день».
Владимир Лигута – военный историк, тщательно изучивший материал о боевых действиях на родной ему белорусской земле, пишет не только о Русской армии, но и о немецкой:
«Позиции противника, 10-й немецкой армии, по всему фронту были сильно укреплены. За Сморгонью они состояли из четырех полос, почти до Ошмян, на расстоянии между ними от 3 до 5 километров. Каждая полоса включала в себя не менее трех линий окопов и траншей в 150-300 шагах одна от другой.
Все окопы полного профиля, выше роста человека. Тяжелые бетонные доты и блиндажи, «лисьи норы», пулеметные площадки и гнезда для минометов связывала с тылом система многочисленных ходов сообщения. Железобетонные укрытия были устроены с комфортом – всюду проведено электричество,... устроены водопроводы от насосов, установленных в колодцы, к умывальникам и водоразборным кранам, стены и потолки покрыты гладким и волнистым железом, толем, брезентом, оштукатурены, окрашены, иногда оклеены обоями; полы дощатые или глинобитные. В окна вставлены стекла с внутренней железной сеткой, предохраняющей от разлетов осколков. В комнатах мебель - нары с проволочными упругими сетками, полки, столы и табуреты. Для предохранения от газов окна и двери прикрывались матрацами из клеенки, набитыми ватой и стружками.
Каждая укрепленная полоса немецких позиций была защищена проволочным заграждением из 10-15 рядов кольев. Первый ряд в 50-60-ти шагах от окопов, последний – вблизи самого бруствера. Впереди некоторых заграждений выдвинуты окопы для полевых караулов, соединенные ходами сообщений с главной линией. Лощины и рвы везде завалены срубленными деревьями и опутаны колючей проволокой.
В окопах – немецкий порядок: стенки аккуратно обшиты досками, жердями, оплетены лозой и укреплены дерном; по дну уложены мостки из досок или связанные проволокой деревянные плашки. Под мостками - сточные канавки для отвода воды в дренажные выпускные трубы или поглощательные колодцы. Везде стрелки-указатели и надписи-обозначения. От центральных телефонных станций повсюду проложены телефонные провода связи. Ходы сообщения местами преграждены дверями из колючей проволоки…»
Война принимала позиционный, затяжной характер. Но весной военная активность возрастает. Вот как об этом пишет В.Лигута:
«18-29-го марта 1916-го года, в 25-ти километрах севернее Сморгони, у Вишнево и Нарочи, наступала II-я армия. Помогали союзникам, сражавшимся во Франции, у Вердена.
Восемнадцать русских дивизий упорно пытались прорвать фронт.
Немцы отбили наступление. Были большие потери – 1018 русских офицеров, 77427 унтер-офицеров и солдат были убиты и ранены… Положение немцев во время русских атак было критическим, и они с трудом их отражали, потеряв около 20000 человек.
«...16-го апреля 1916 немцы вновь начали у Сморгони газовые атаки. Большие потери понесла 84-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта В. Козлова из 26-го армейского корпуса - южнее, у Свиридович почти полностью были отравлены солдаты 9-й роты прапорщика В. Абрамова из 334-го пехотного Ирбитского полка.»
«Российские военные заводы увеличили выпуск артиллерийских орудий в 10 раз, снарядов – в 20 раз, винтовок – в 11 раз (3,3 млн. в год), пулеметов – до 28 тысяч в год...В полках появились команды бомбометов, минометов и противогазовой обороны, а также новые пулеметные команды пулеметов Кольта и Льюиса.
Боевой дух офицеров и солдат был высокий.
10-я русская армия у Сморгони-Крево готовилась наступать.
3 июля 1916-го года Западный фронт русской армии начал наступление. Одиннадцать дивизий наносили главный удар на барановичском направлении. Вскоре атаки русских войск в районе Барановичей были прекращены. Ожидаемых результатов достигнуть не удалось. Потери 4-й русской армии за девять дней боев составили около 80000 убитыми, ранеными и пленными.
Михаил Ковшевников получил осколочное ранение в голову.
В самом конце 1916 года родные получили известие, что Михаил ранен и находится в госпитале. Вернулся Михаил домой только весной 1918 года, по демобилизации.
Глава 5. Гражданская война на кунгурской земле
Весна 1918 года. Михаил вернулся в родное Байкино. Как радовались, что войне конец, что живой! Ан нет, начались события гражданской войны. Летом 1918 года против насильственной мобилизации выступили рабочие суксунских заводов и крестьяне окружных деревень. В разгаре лето, если не запастисть сеном да дровами, семьи ждет голодная зима. Крестьяне не хотели воевать ни за красных, ни за белых. Вся кунгурская земля волновалась, кипела слухами и неповиновением.
В середине ноября 1918 года в Байкино въехали три вооруженных всадника, стали стучать в окна рукоятками плетей, вызывая мужиков к правлению, кричали «срочно, срочно». Мужиков собралось немного, все тревожно переглядывались, добра не ждали. Верховые, не слезая с коней, окружили мужиков, тесня их конями в центр. Тут же один верховой, видать, командир, сказал, что все они мобилизованы и должны немедленно двигать на Молебский завод, откуда только что выбили белых, все как есть, на сборы времени нету, никаких прощаньев с бабами и котомок. В ответ на возмущенные возгласы, верховые наставили ружья на мужиков. «Поговори у меня, а ну, двигай», - кричали верховые, гоня мужиков под дулами из деревни. Сбежались бабы и ребятня, старики кричали, бабы ревели, ребятишки бежали за отцами. Верховые гнали сгрудившихся мужиков под ружьями, не обращая внимания на окружавших, и всё убыстряли их ход, пока не погнали бегом. Зарёванные бабы с малой ребятнёй отстали, а несколько подростков лесом по окраине дороги добежали до Молебки, потом прибежали назад в Байкино и рассказали, что мужиков заперли на заводе. Так прошла красная мобилизация в Байкино, под которую угодил и Михаил Ковшевников.
Все деревни в округе еще с сентября были наслышаны о «карательных отрядах» в Кунгуре, о расстрелянных кунгурских купцах, о закрытых управах. Что ждало байкинских мужиков, никто не знал. Батя ходил по деревне, чтобы поговорить с другими стариками, а его «даниловы девки» ревели в три ручья дома. Через несколько дней байкинцы узнали, что всех согнанных из деревень мужиков включили в бригаду красных, дали им оружие и отправили всех воевать с белыми. Всю зиму и весну 1919 года Ковшевниковы ничего не знали о Михаиле, пролили немало слёз. На Троицу Настя ходила к родителям в Любимово, узнала, что старшая сестра Анна ушла за мужем Кобелевым вместе с белыми, оставившими Кунгур.
Михаил неожиданно появился в Байкине в июле 1919 года, когда Кунгур заняли красные. Время было тревожное, но молодость и надежды брали своё, жизнь продолжалась, Михаил и Настя были наконец-то вместе. В начале мая 1920 года Настя родила дочку Елизавету. Своего первенца - дочку Анфису - Михаилу из-за войны не удалось подержать на руках, он увидел дочку, когда та уже пошла ножками. И вот впервые Михаил взял дочь на руки в первый час её жизни отроду, поглядел своими глазами, как шевелится и кряхтит в его руках удивительно крошечное божье создание – его дочь, увидел, как счастлива успокоенная жена. Лизу он не спускал с рук, так временами тревожно было за это доверчивое тельце после всех смертей и бед, на которые он нагляделся за последние годы. Лиза навсегда осталась любимой дочерью Михаила.
Жизнь наступала несладкая, перебивались молоком от коровы, огородничеством. Запасы овчины, подкладочных тканей и фурнитуры закончились. Лавки купцов закрыты, купцов и в живых нет, мануфактуры нет никакой, ничего нельзя купить, значит, портновский приработок угас. Чтобы выжить, надо что-то делать другое. В 1921 году Настя родила сына Васеньку. Вот и наследник появился в семье. Батя и Михаил возгордились – еще мужик в доме появился, а то всё бабочки вокруг порхают. Михаил с другими байкинскими мужиками купили на паях маслобойку, чтобы использовать молоко от выживших коровёнок в летнее время, масло всё-таки долговечнее и до Кунгура можно довезти. Дела пошли, к маслобойке докупили чанов, отремонтировали и побелили пустую избу, чтоб почище было, установили нехитрое оборудование, начали скупку молока по ближним деревням. Крошечное производство задышало, заработало. В 1922 году оформили сыродельную артель, куда вступил худющий парнишечка Коля Булатов. Он оказался смышлёным и полезным работником, подружился с Михаилом, стал частенько захаживать к нему в дом с разными мыслями и предложениями по работе.
В мае 1922 года у Насти с Мишей родилась дочка Шурочка. Семья разрослась, уже четверо детей, забот прибавилось, но жили в доме все дружно.Коля Булатов завидовал по-хорошему семейному ладу, а осенью вдруг заговорил с батей о женитьбе на Пие. Стареющий батя возражать не стал, а Пия засмущалась большой разницей в годах, но согласилась. Обошлись без свадьбы, по новым законам сходили в сельсовет, им дали справку о браке, а уж потом потихоньку обвенчались в Иоанно-Предтеченской церкви. Зажили все вместе, а там и сыночка Пия родила. Так жизнь победила войну.