Глава II. Донецк во время оно.
1. Новое окружение
Вот она и выходит на перрон областного города Д-ска. 8 июля 1968года и дикая жара.
Свекровь потом однажды призналась, что это было одним из самых ярких впечатлений ее жизни – выход ее первого внука на руках у мамы из вагона. Оля и малыш переоделись за 5 минут до прихода поезда во все новое. 4-х-месячный внучек был весь бело-голубой и в кипени белоснежных кружев. Оля для контраста с сыном была в ярко-оранжевой гамме. Фурор произвести удалось, но и ее ждало немалое удивление – Володя за это время катастрофически поправился еще килограммов на 10. Был в какой-то рубашонке в поперечных складках на груди, как у раскормленной тетки. Так вот куда он спешил!
Контейнер пришел, но ждали почему-то ее. Потом стало понятно, почему. Чтобы оплатила провоз и выгрузку. Володины родители сразу объявили, что они пенсионеры, что у них денег в обрез и чтобы молодые думали, что делать дальше. Оля тоже получила практически последнюю дотацию от родителей, на них и так практически пали все траты на молодую семью. Им еще в отпуск, а потом снова в Забайкалье надо долететь на то, что получил отец в качестве отпускных.
Несмотря на жесткие условия свекров, их сын усиленно изображал активную подготовку к экзаменам в медицинский институт, для чего целыми днями пролеживал диван с учебниками. Оле все время рассказывали, какой у них хороший знакомый есть в мединституте, который, правда, до армии их обманул и не помог Володе. Именно поэтому он и работал до армии лаборантом на кафедре микробиологии в этом институте.
Олю удивляли эти разговоры, ведь она всегда и везде поступала сама. Но соглашалась из вежливости, что медицинский – это особый разговор. А тем временем сынок ел, лежал, больше спал, чем читал, и набирал вес.
Дней через 10 решили совершить вдвоем первую вылазку «в город». А до сих пор все их прогулки ограничивались прогулками к бабушке Володи, которая вместе с дедом жили неподалеку в частном доме. В этом же доме проживали раньше и свекры после демобилизации отца, пока не получили неподалеку трехкомнатную квартиру.
У бабушки было раздолье. Очень опрятный тихий дом. Лавочка под окном. Абрикосовые и ореховые деревья. Кружевная тень от виноградной лозы, обвившей весь двор. Гараж и «Москвич», на котором почти никто не ездил. Потому что принадлежал он дедушке, Даниилу Михайловичу, который уже очень давно, чуть не совершив в начале своего водительского пути, наезд, напрочь отказался садиться за руль. А зятю беспрепятственно пользоваться машиной как бы не позволялось, всегда надо было просить разрешения и мотивировать острую необходимость. Надо сказать, что в этой семье всегда работали только мужчины. Ни одного дня трудового стажа не было ни у свекрови, ни у ее мамы и обеих звали одинаково – Даниловны. Но у Анастасии Даниловны всегда были частные дома, и она крутилась по хозяйству больше, чем иная работающая женщина. Крутилась и Людмила Даниловна, но это был не тот масштаб. Хотя кормила обильно и вкусно. То, что не работала, объясняла просто:
- В военных городках негде было, - чем явно грешила против истины.
Вот Олина мама, Екатерина Александровна, работала везде, где служил отец. Когда не было работы, вела кружки при Доме офицеров, то вышивки, то вязки. Организовывала какие-то выставки, обмен мнениями после прочитанной книжной или кино-новинки и т.д.
Бабушка глубоко презирала своего зятя и называла этого видного бравого майора в отставке 46 лет от роду просто Жоркой за глаза и не без иронии Жоржем, обращаясь к нему лично. Дело в том, что Георгий Владимирович после войны в 45 году надул нашу бабулю, а свою будущую тещу, когда стал ухаживать за ее дочерью. Пришел свататься в г. Луганске, почему-то усиленно показывал паспорт, какой он холостой и неженатый.
- Мне бы и смекнуть, что честный жених не будет трясти паспортом, но не сообразила и согласилась. Сколько потом каялась – рассказывала бабушка Оле как своей. В их семье она была настоящим лидером, все решала она, изящная невысокая «сельская учительница», у которой было всего-то два класса, как она говорила, за себя и за деда, доброго молчаливого большого мужчину необыкновенной физической силы, А по Олиным соображениям, не было и тех двух классов. Но какова была разумница: и интересная собеседница, и отличная хозяйка, и мудрейшая женщина по жизни, без комплексов и суеверий. И такой она сделала себя сама. Человек активной жизненной позиции. Но не без своих закидонов. Так, она считала, что всегда права и свято верила в это заблуждение.
Оле очень нравилось с ней общаться, это был кладезь всяких познаний и умений. Уже потом Ольга поняла, почему они так сошлись. Просто обе были представительницами знака огня по гороскопу, а отсюда и похожесть в чем-то. Бабушка, например, также могла в минуту преобразиться в даму полусвета после изнурительной работы, например, по очищению дымохода или после побелки в кухне, где все сверкало.
Женившись, наш Жорж запретил своей жене закончить какой-то финансовый техникум на уровне сдачи выпускных экзаменов. Так и осталась у нее на всю жизнь справка о том, что Бондаренко Людмила Даниловна прослушала курс такого-то техникума и выпущена без диплома. Да и эта справка пролежала без пользы всю жизнь…
------------------------
Итак, они собирались посмотреть город. На Володю напялили какой-то ужасный сине-серый костюм из немецких запасов. Не подумайте, что послевоенных, нет ГДР-овского периода службы Георгия Владимировича, совсем новый и красивый, но ужасно не шедший Володе. Да и он себя в нем чувствовал ряженым. А не толстей, мил друг. На прогулку дали 3 рубля. Олю все это шокировало. А младший брат Володи Игорь, 14-летний длинный балбес все приговаривал:
- Бей жену молотом – будет золотом!
Вот на эти пенензы и разгулялись на трамвае и полакомились мороженым.
Город был хорош. Увидела и обещанные 2 театра – оперный и драматический и здание министерства, расположенного в этом городе, центре горнодобывающей промышленности. Широкие улицы, очень солидные здания. Необыкновенная для промышленного города чистота и миллион высаженных роз, о чем непременно сообщал каждый житель этого областного центра. Красивые магазины в стиле 60-х, т.е. универмаги и гастрономы на целый квартал. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с такими городами, как Москва и Ленинград, которые Оля знала не понаслышке, но и Чита и Н-ск заметно ему уступали…
Одновременно выяснилось, что в университет никто из родственников не то, что не обращался, но даже и не узнали, где находится приемная комиссия по переводам и даже хотя бы филологический факультет. А поскольку университет располагался тогда в 6 учебных корпусах, ей пришлось побегать по жаре по всему городу, пока она нашла то, что ей нужно, не опаздывая на кормления.
С переводом была проблема… Никто ее здесь не ждал. И вообще ее дальнейшая учеба была под большим вопросом. Вот это было нестерпимо. И так уже потеряно 2 года. Она стала бегать активней, тем более, что уже знала, куда. Декан вопросов не решал, а к ректору ее не пускали: то день не приемный, то самого нет, то совещание. А бесконечно она ждать не могла со своим маленьким ребенком. Многое, правда, удалось все же узнать. Во-первых, нельзя отчисляться в Москве пока не решится с учебой здесь. Во-вторых, курсы пединститута и университета очень разнятся, поэтому предстоит сдача или пересдача с зачета на экзамен и наоборот более 8 предметов, в том числе и университетский курс украинского языка и литературы отдельно.
С пересдачей академразницы ей было все понятно, кроме украинских предметов. Почему для становления специалиста русского языка и литературы надо на том же уровне изучать украинский язык и литературу? Чтобы не знать ни одного? Этим установлением практически закрывалась дверь для перевода из других республик на эту специальность.
Правда, для изучения украинского языка и литературы давалась отсрочка в один год, но с таким же успехом можно давать отсрочку и для изучения китайского языка, ведь ясно же, что с нуля до университетского курса очень далеко. Проблемы языка в Украине не было никогда, поэтому, когда говорят, что в советское время язык зажимали и ущемляли – не верьте.
Совершенно так же, как и сейчас, преподаватели соответствующих кафедр говорили только на украинском языке из профессиональных и других соображений. При этом их совершенно не смущало, что собеседник говорит на русском, ну и пусть себе говорит. И это в то время, что во всем мире собеседники спокойно предварительно обговаривают, какой язык представляется им наиболее приемлемым в их разговоре. Но ведь один язык, в конце концов.
А пока дело не сдвинулось с мертвой точки, и пустили в ход тяжелую артиллерию – в горком на прием пошел свекор. Спасать невестку, тем более, что сын ни в одну приемную комиссию даже не подал документы. К чести его будь сказано, видя, что у него действительно есть теперь семья, за которую он в ответе, он вместе со своим дедом пошел к знакомому директору завода и поступил на работу к станку, сначала просто учеником.
Заодно и тайну приоткрыл, почему он не поступил до армии. Действительно, ему обещали помочь, возможно, и помогли бы, да только мальчик, явившись на экзамен, взял билет, прочитал его, положил на место и удалился. И оказалось, что навсегда.
И честно проработал, стараясь обеспечить семью, ни много ни мало около 40 лет. Где-то через пару лет и Олин папа сказал всем:
- Да перестаньте вы цепляться к парню, не треплите ему и себе нервы. Дай бог каждому иметь такую сознательность и чувство ответственности.
Вот ведь какие бывают метаморфозы. Обычно зять любит взять. Из мальчишки, который и контейнер не в состоянии заказать, он превратился в кормильца семьи, когда того потребовали жизненные обстоятельства.
И только однажды Ольга взвилась аж под потолок, когда он ей лет в сорок, когда она уже лет восемь работала в университете, вдруг заявил:
- Я-то тебя выучил, а ты меня – нет.
Она верещала в ответ:
А ничего, что для этого хотя бы как минимум надо было изъявить желание учиться и подать кое-какие документы!
Впрочем, читатели и сами знают, как умеют сыпать соль на раны самые близкие люди.
Тем временем лето подходило к концу, а с учебой все было более чем непонятно. Ее допустили к сдаче академразницы, что она и делала в августе. Так она познакомилась с замечательным человеком, своим будущим преподавателем и добрым другом. Назовем его Учителем. А началось все с пересдачи имевшегося зачета по его предмету на экзамен. Что она и сделала почти блестяще, на «отлично». Но сама атмосфера сдачи первого в этом городе и в этом университете экзамена в пустом корпусе, в аудитории на 4-м этаже, один-на-один запомнилась им надолго.
Уже потом, когда Ольга Витальевна пришла на работу в университет, они часто вспоминали этот экзамен. Виталий Степанович все эти годы ее работы был бессменным деканом факультета, доктором наук и профессором, заведующим кафедрой. С годами не подурнел, зато разговорился. Часто, смеясь, он вспоминал:
- Какой же я был неправильный! Сидеть битых полтора часа наедине с такой девушкой и всерьез пытать ее экзаменом, вопросами и ответами.
- Но я же справилась неплохо, кажется.
- Да блестяще справилась. И это было особенно приятно – видеть, что к внешности придана еще и неплохая голова.
- А что, бывает наоборот?
- И очень часто.
Разницу она сдала, а с зачислением была проблема. До самого декабря из Москвы не приходили документы. Полететь она не могла, а звонки и телеграммы не помогали. Это было ужасно, и она была вынуждена написать в «Комсомольскую правду»
И в течение недели авиапочтой документы прилетели с припиской Нинки Семеновой:
- Ну, ты, Олька, даешь. Ты что, забыла, что у тебя есть я? Скажи спасибо, что запрос из газеты сначала попал ко мне – и я все закрутила, а так бы ждала еще долго-долго…
Со своим «спасибо» Оля отправила ей телеграмму.
Но на этом сложности не закончились. Перед ее явкой с документами как раз прошла инспекция университета, которая выявила четырех студентов сверх лимита на дневном отделении. И в связи с этим Оле было отказано в зачислении на дневное отделение, и поступило предложение зачисляться на вечернее, с последующим переводом летом на стационар.
Она потом всю жизнь помнила свой первый учебный день. Декабрь. Холодный темный затрапезный актовый зал. В первых рядах кучка студентов, закутанных в верхнюю одежду. Все очень неприветливы и показались Оле несколько староватыми.
- Подумаешь, новенькая. Садись и учись.
Ну, чистый ликбез. Какой тут университет! Да он ни в какое сравнение не идет с московским педагогическим, хоть он и расшифровывался студентами как Московский Питомник Идиотов. Шутники, однако. Да там преподаватели через одного на обложках учебников, которые рекомендованы в этом университете. Кто-то только изучает, да и то в полглаза эти учебники, а она видела эту профессуру живьем…
Но делать нечего, надо наверстывать потерянные полгода, она и так соскучилась по занятиям, а еще больше по студенческому коллективу, где все равны. Постепенно она привыкала, и неприглядное первое впечатление сглаживалось.
Многие оказались не такими уж буками, просто не на ту нарвалась в первый день. Аудитории тоже были неплохими, в здании старинной послевоенной постройки, с высокими потолками и большими окнами на улицу Университетскую.
Уже появились и подружки, три девчонки, с которыми обычно сидела в аудитории за одной (второй) партой. Девчонки были на пару лет моложе. Все правильно, как раз на ту пару лет, что она потеряла.
Да тут еще нарисовалась перспектива потерять еще пару лет, так как на вечернем отделении учеба была на 2 года дольше, чем на дневном в Москве и на 1 год, чем на дневном в этом же университете.
Учеба давалась легко, а то, что на вечернем, так в этом есть свои преимущества. И главное – можно днем быть при ребенке, растить сына самостоятельно. А вечером - папа и дедушка с бабушкой. Это уже не так обременительно. Все ужинают, потом смотрят телевизор и одновременно забавляются с малышом, пока мама не появится. И это только 4 раза в неделю, все остальное время она воспитывает сына и крутится по хозяйству.
Так, взвесив все за и против, а также то, что снова сдавать разницу в учебных планах дневного и вечернего отделений, она решила позже и не переводиться. Тем более, что из-за отсрочки по украинским предметам ее не торопили и с работой. Последовала удобному бабушкиному правилу «Что бог ни делает, все к лучшему».
Еще с лета, во время прогулок, Оля чувствовала на себе иногда очень недобрый взгляд немолодой женщины из дома напротив. Когда гуляешь с ребенком, поневоле изучаешь жителей микрорайона, их нравы, кто, куда и зачем. А Оля всегда отличалась живым интересом к людям, ее окружающим, и даже к чужим. Например, в общественном транспорте или в кинотеатре. Перед тобой разворачивается такая яркая палитра лиц, судеб, стилей и образов, что дает удивительную пищу для ума и души. А ведь она изучала литературу, а писатели, как известно, инженеры человеческих душ…
Так вот, этот недобрый взгляд пронизывал ее, и «терпеть ее не переваривал». А за что это, интересно? Приглядевшись к семейным альбомам, она вскоре и вычислила, что это мама Володиной одноклассницы, Эллочки. Ну, назовем ее Ивановой.
Вот оно что, ее ненавидят уже за то, что она без всякой на то вины виновата в том, что Володя предпочел Олю ее дочери. Она пыталась представить, каково это и поняла, что для них она столичная штучка, генеральская дочка и все это с негативным оттенком.
Разобравшись глубже, она узнала, что когда пришло известие о Володиной женитьбе, Эллочка три дня просидела в кресле, отказываясь от еды. А мамочка начала всем и каждому твердить, что они и не хотели его в женихи, и на что им такой толстый урод сдался и т.д. и т.п. Вот это уже просто ее возмутило. Если вы так переживаете свою неудачу, то переживайте достойно, зачем же человека чернить. Если бы это коснулось ее, никто бы и не узнал, что у нее за переживания. И первое, что бы она сделала, разрядила бы ситуацию, попросила бы познакомить с женой, ведь с другими школьными друзьями ее очень мило познакомили и уже завязались какие-то приятельские отношения, ведь в конце концов все переженятся и совсем не на школьных первых привязанностях.
Если бы да кабы. А пока ее ели поедом глаза мамаши. Хорошо еще, что сама Эллочка училась в музыкально-педагогическом институте в другом городе.
Однажды летом года через два после ее приезда они отправились к бабушке всей семьей. Но что-то было не так. Какая-то нервозность в Володе привлекла ее внимание. Там она к нему и прицепилась:
- Что случилось, мил друг?
- Да как будто ничего…
- Давай не темни, я же вижу.
- Глазастая ты моя…
Он долго не рассказывал. А потом не выдержал и признался, что получил приглашение через друзей на день рождения Эллочки и в честь окончания ею института. Естественно, без жены. А там будут все их ребята. И ему, конечно, тоже хочется.
- Так. Быстро собираемся и идем домой.
- А зачем, ведь только пришли. Виталька еще не нагулялся…
- Вот пока будем возвращаться, он и догуляет.
- Нет, а все-таки?
- Зачем-зачем? Собирать тебя буду, чистить и блистить, чтобы в гостях сиял, как новая копейка.
- Ты что, я не пойду.
- Пойдешь, как миленький. Ты же хочешь этого, значит, надо идти.
- А как же ты?
- То, что меня не позвали, пусть останется на их совести, но ты должен побыть с друзьями.
Надо сказать, что остальные семьи друзей вместе с родителями уже давно ее приняли, правда, осматривали вначале очень придирчиво, а то и отпускали сомнительные шуточки насчет того, кого это им Володя привез из дальних краев.
Своей общительностью и веселым нравом она давно уже растопила лед недоверия, но здесь был особый случай. Это семейство ее ненавидело и вообще не контактировало. А как глупо, однако…
А пока суд да дело, собрала и отправила в гости. Причем в окно видела, как между домами напротив потянулись гости, теперь уже из их общих друзей, как неловко они ее приветствовали в ответ на ее взмахи рукой. Но марка была выдержана, она вела себя так, как подсказала ее интуиция, а дальше началось самое трудное – ожидание.
Наступил вечер. В доме напротив звучала музыка и молодой смех. Им там было хорошо… А каково ей – никто не интересовался. Уже давно вернулись Володины родители. Не застав сына дома, свекровь стала приставать, где он. Оля крепилась долго, не говорила. Вот уже и музыка стихла. И там же между домами около полуночи назад к главной улице города, где ходили троллейбусы, потянулись гости, среди них и Эллочка с Володей пошли вместе всех провожать…
Когда он не вернулся и через полчаса, достаточное на ее взгляд время, чтобы всех проводить и вернуться домой, она уже не вытерпела и на очередное приставание свекрови, ответила, где ее сын.
- Ты с ума сошла!- завела она в своей скандалезной манере, - своими руками отправить мужа к сопернице. Да знаешь ли ты, какая у них была любовь…
- Любопытно, вы-то откуда знаете? Вас и не было в этом городе. Да вы вообще о своем сыне ничего не знаете, так же, как и он о вас, пока вместе не поселились.
- А! Так ты еще с больной головы на здоровую. Не знаю, если что, сама будешь расхлебывать. У тебя ребенок, хоть бы о нем подумала. Кому ты с дитем нужна?
Этого она уже стерпеть не могла, и вежливым ледяным тоном попросила оставить ее в покое.
А, в самом деле? Еще ничего не известно, а ее тут уже развели и отправили с ребенком куковать в одиночестве. Ну что это такое?
А время шло, хоть медленно, но неумолимо. Вот уже и пол-второго ночи.
Но вот уже кто-то поскребся в дверь. Это он, они так договаривались, чтобы звонком не переполошить весь дом. Впрочем, и так никто не спит…
Открыла. Вот он, красавчик. Навеселе и в добром расположении духа. А что она тут пережила за этот вечер и часть ночи – ему и невдомек.
- Ну, ты соображаешь, сколько сейчас времени?
- Со-о-бр-жаю!
- А у тебя совесть есть?
- Еще какая!
При этих словах он подхватывает ее на руки и несет в их комнату. Она слегка отбивается, бурчит:
- Ну и таскал бы свою Эллочку-людоедочку! Ведь часа полтора вместе прогуливались наедине.
- Молчи! Далась она тебе. Больше скажу, она такой заяц, а ты такая у меня, такая… львица!
Ну, какие тут могут быть комментарии? Все и так ясно. Трудный ход дается трудно, но зато приносит свои плоды. И любовь горячей, если она строится на доверии друг к другу.