Глава II. 4. За вторым сыном (Валентина Воронина) / Проза.ру

            5. За вторым сыном.

   У Оли теперь есть диплом, и она где-то
считала, что теперь могла бы подняться на ступеньку по служебной лестнице.

   В райкоме была, конечно, своя иерархия и неприкрытый дележ на ответственных и технических работников. Начиная с инструктора – это уже ответственные. А инструкторы были разные, зачастую прямо со студенческой скамьи, нигде не работавшие ни дня. И часто такой «специалист» сам ничего не знал, зато других был посажен учить и учил, да еще как, чувствуя за собой непререкаемый партийный авторитет.
Были и в секторе партучета два ответственных. Само собой – завсектором со смешной фамилией Хренова, хорошая, в общем, тетка. И инструктор с говорящей фамилией Плохих. В знакомстве со вторым персонажем и произошло первое Олино знакомство с подлостью, низостью, изворотливостью и все под соусом партийной демагогии и трогательной заботы об окружающих.
Но время шло, и от счастливой изолированной жизни в летней кухне появился Сережа.
Рожала у мамы в Москве. Прямо перед Новым годом – 30 декабря. И опять в роддом ее отвозила мама. Смеясь, они говорили, что не стоит нарушать традицию.
Но схватки оказались ложными, и почти целый день ее просто наблюдали, оставив в родблоке. А это значит, без еды, без личных вещей, да еще перевели в палату реанимации, напротив родильного зала, где под аппаратами лежала другая роженица, лишь иногда просыпающаяся и обводящая комнату блуждающим взором. Из родзала неслись нечеловеческие крики, а для похода в туалет надо было идти мимо распахнутой двери туда, где свершалось таинство рождения, но куда лучше не заглядывать, особенно будущей маме.
Целый день о ней как бы не вспоминали. Поэтому она решилась на отчаянный шаг, резко повернула из коридора к столу врача в холле, сняла телефонную трубку, а уж потом извинилась и попросила разрешения позвонить. И уже с плачем кричала маме:
- Забери меня отсюда. Обо мне все забыли. К родам я не готова, а просто чумею здесь от криков и обстановки. Вдобавок меня не кормят – прямо тюрьма какая-то.
Следом за ней в палату сразу пришла врач:
- Отпустить вас домой мы не можем – по справкам у вас закончился срок отпуска. Но отсюда мы вас немедленно переводим – на 4-й этаж в отделение патологии.
- Да нет у меня никакой патологии.
- Найдем. Вот у вас вес большой. Первый ребенок был крупным, значит, этот еще больше.
- Да я просто сама толстая, с детства. Но всю беременность была на диете, никого не раскармливала.
- Нет, нет и нет. Единственное, что я могу сделать для вас, так это извиниться за то, что не перевели раньше.
Мамочки новых времен! С отдельными палатами, окруженные заботливыми родственниками, с телевизорами и мобильными телефонами, подключенными к Интернету. Что вы знаете о том, как рожали в советских роддомах?
Но когда бы вы ни рожали, это своя история, только ваша и памятная на всю жизнь.
Так, Оля всю жизнь в день рождения сына со смехом вспоминала, что на Новый год в роддоме давали бутерброды с икрой и копченой колбасой. Это были неимоверные по тем временам деликатесы.
Здесь радость, счастье, душа хотела петь. Сережа родился довольно легко с весом в 3 килограмма ровно через неделю. Она, а не врачи, оказалась права. Толстела сама, а малыша не раскормила. А не пелось…
Над семьей повисла туча, и не было от нее спасения ну, никакого.

Уже целый год болел отец, сам Виталий Николаевич, батько Квадратько. Болел жестоко и неизлечимо и в результате своей службы. Они вместе с мамой вспоминали, что однажды в забайкальский период он приехал домой, страшно усталый, издерганный и с неведомым сильным запахом от всей одежды, а дело было зимой, значит, от костюма на меху, состоящего из огромных штанов и куртки. Только через много лет он рассказал, что присутствовал при аварии, а точнее, при разливе топлива для заправки ракеты. При этом присутствовало 12 человек. А еще отец как-то невнятно приговаривал:
- А они все умирают. Я их отслеживаю, - и на мамин вопрос:
- В каком смысле? – отвечал:
- В прямом. Все разъехались по разным гарнизонам, солдатики демобилизовались, но все умирают постепенно, друг за другом. Я это знаю. Осталось только двое.

Оля и папа выписались в один день. Она – из роддома, папа – из госпиталя им. Бурденко. У него уже были операции, курсы химиотерапии, это было очередное длительное лечение, выматывающее его не менее самой болезни, но все-таки продлевающее жизнь и службу.

Несмотря на все это домой он приехал с красивым мягким зеленоглазым котом в подарок новорожденному – заехал в магазин игрушек несмотря на аховское самочувствие. В этом был весь папа, тем более, что у дочери родился опять сын, а он им, мальчишкам, очень радовался, сам будучи отцом двоих дочерей.


            --------------------

Через полтора месяца в Москву позвонила Олина начальница:
- Олечка, мы тут все тебя поздравляем с рождением сыночка!
- Спасибо, Зинаида Яковлевна! И всем передайте.
- Когда приедешь?
- Да я мечтаю весь год пробыть у мамы, мне здесь комфортно, и малышу тоже.
- Оля! Я не просто так звоню. У нас из сектора ушла инструктор – и я рекомендую тебя. Чего греха таить, ты и так у меня была не по должности надежной и грамотной. Чего молчишь?
- Это так неожиданно. И совсем непросто.
- Да, ты должна в течение недели быть здесь и выйти на работу. Давай думай и позвони мне.
Они целый день обсуждали и поняли, что отступать нельзя. Жизнь ведь состоит не только из семейных дел, надо и по служебной лестнице расти. Жаль, что так некстати, но она об этом мечтала, а поэтому нельзя спасовать перед открывшейся возможностью.
Звонила мужу, его родителям, ведь всем придется туго – а особенно свекрови, да и возьмется ли заниматься со вторым внуком. Ведь не в летнюю же кухню возвращаться с младенцем зимой?
К чести Людмилы Даниловны она легко согласилась на это – ее любовь к внукам была неизмеримо выше всех разногласий и трений.
Не будем рассказывать здесь о поездке в зимнем поезде с месячным ребенком со всеми возможными ванночками-колясками, пеленками и прочим скарбом. В общем, это было непросто.
Через пару часов после приезда Ольга мчалась на работу по заснеженному февральскому городу, вся еще оставшаяся в Москве с родителями, где было тоже как-то тревожно.
Прибежала, радостная, раздала московские сувениры, рассказывала о малыше и всех родных, какие они молодцы – поддержали ее.
Пробыла в этом возбужденном состоянии около двух часов, при этом Зина куда-то уходила, приходила, ее саму при этом никуда не приглашали. Никаких тревожных симптомов Оля не видела, слишком яркий был хоровод прощаний, встреч и ожиданий.
Она все поняла только когда появилась покрытая красными пятнами Зина, прячущая глаза и едва выдавившая из себя:
- Извини, тебя не назначают инструктором, как я ни билась за тебя.
- Это что, шутка такая? – еще не веря случившемуся, тихо спросила Оля.
- Да какая там шутка.
- Тогда почему вы сорвали меня от моих родных, ничего не узнав заранее?
Как вы посмели мне позвонить и поднять на уши всю семью?
Да я ребенком рисковала, зимой, в ледяном вагоне. Я могла радостно и безбедно прожить целый год в окружении своих близких, с больным отцом.
- Да я не знала, что так получится, все казалось решенным. Я не виновата.
- Ну, нет, я обвиняю именно вас. Нельзя так поступать с людьми, тем более, что я всегда приходила к вам на выручку в трудных ситуациях. Господи! Что меня ждет в этот год по вашей милости!
Разгневанная, уничтоженная, она уже бежала по заснеженному городу – и только оказавшись дома, заметила, что бежала без шапки и волосы все в снегу.
Она уже догадывалась, кто так по ней проехался – это была бабская месть за независимый вид, за начитанность и образование, за 2-х детей в 28 лет, когда у некоторых их вообще не предвидится никогда. Одно утешало: - Переживем!