К 220-летию Евгения Боратынского.
Пилигрим - странник,
ходящий по святым местам.
Словарь Даля.
Евгений Баратынский, - мальчик-пилигрим. Писатель-одиночка. Яркая, утренняя звезда, отражавшаяся в глубинах озер и океанов. Он всю жизнь так и оставался мальчиком. События его детства не проходили мимо, повторяясь временами года. Они бликовали в памяти. Но зрение менялось. Он видел каждый день всё новое, другое, как в калейдоскопе. Вертел его в руках. И картинки складывались разные. И мысли приходили: то грустные, то веселые («Я всё имел, лишился вдруг всего!» - Баратынский. «Разлука». 1820 г.).
Персонаж – жаль, только всегда был один. Он сам?! А может это к радости. Осознанная «детскость» Баратынского - это слава, а не стыд взрослого человека. Для самого персонажа, так это точно!
Желанье счастия в меня вдохнули боги;
Я требовал его от неба и земли
И вслед за призраком, манящим издали,
Жизнь перешел до полдороги,
(Баратынский. «Безнадежность». 1823 г.)
Окружающие удивлялись: не понимаем, каких только путей по жизни Баратынский не навыбирал, чтобы скрыть свои истинные чувства? Изумлялись: мы не можем изменить то, откуда мы пришли, но мы можем (мы можем!) выбрать, куда идти дальше. Почему Баратынский другой, не такой, каким видим его мы? И пишет не так, как может!? И, совсем не о том, что ждала от него «читающая публика»!
Чем-то это всё напоминало недоумение туристов-зевак Столпом одиночества. Домом монахов-отшельников в селе Кацхи, в Грузии. Огромный столп с отвесными стенами, а на высоте 40 метров ровная площадка, где и построена небольшая церковь и домик. При детальном исследовании нашли надпись, которая гласила - «я очень большой грешник, поэтому построил здесь два дома, один для Бога, а другой для монахов».
Сегодня, мы вправе спросить у прошлого, а для кого выстраивал свою «поэтическую архитектуру» Баратынский? Он-то точно знал, что в святых местах много бесов, которым интереснее искушать праведников.
Хотя… Баратынский был рожден, чтобы его любили, а не понимали. Да, в принципе, и не любил он всей этой суеты. Игр разума. Заумных пикировок с умненькими-за-умненькими Genosse, которые считали себя центром вселенной, а поэтов, обслуживающим материалом самого центра.
Для них и религиозные мотивы часто являлись прикрытием торговых и захватнических целей. Крестоносцы и дворяне, искавшие посвящения в рыцари у Гроба Господня в Иерусалиме; политические и военные агенты королей; и авантюристы, искавшие оккультные знания на полном чудес Востоке; учёные исследователи; и, наконец, купцы, посещавшие Палестину с торговыми целями.
У Баратынского была своя религия. Поэзия. Пришёл он хоть к ней поздно, но по-своему вовремя. Гармонично. Секрет его парадоксальной гармонии был в том, что Баратынский мог быть взрослым и ребёнком одновременно: взрослым – в литературе, а ребёнком – по жизни.
- Мальчик-Пилигрим никогда не говорил: - Я хочу быть один. Иногда от него слышали: - Я хочу, чтобы меня оставили в покое. «Мне не хотелось идти избитой дорогой, я не хотел подражать ни Байрону, ни Пушкину», - писал он И.И. Козлову (7 января 1825 г.).
Профессионализм даже в поэзии имеет с талантом то общее, что его невозможно имитировать. А это не то же самое! Самое главное в жизни поэта, - это сама жизнь. Странствия по мирам, - вторичны. Одиночество – первично…
Это почти буквально совпадает с пушкинской оценкой поэта, высказанной в статье «Баратынский»: он «не тащился по пятам увлекающего свой век Гения, подбирая им оброненные колосья; он шел своею дорогой один и независим».
Баратынский знал, его одиночество начинается в одном шаге от друзей. Редко оставаясь в детстве один, но все равно был одиноким. «С самого детства я тяготился зависимостью и был угрюм, был несчастлив. В молодости судьба взяла меня в свои руки. Все это служит пищею гению; но вот беда: я не гений» (Из письма Баратынского Н.В. Путяте. 1825 г.).
В жизни есть только одна настоящая печаль. - Это когда не с кем поделиться своей грустью. Никто пока не отменял закона истинного одиночества – это когда с тобой рядом человек, который тебя не понимает.
Бредёшь ли ты дорогою возвратной,
С ней разлучась, — в пустынный угол твой,
Ты полон весь мечтою необъятной,
Ты полон весь таинственной тоской.
(Баратынский. «Она». 1827 г.)
А сколько в ночной тишине Баратынский мечтал о хрупком и нежном слове одного человека? Его не волновала любовь миллионов. Ни аплодисменты всего человечества. Всё, что у него было в жизни, в литературе, он имел вопреки, а не благодаря...
Кто-то придумал, что одиночество, это когда смотришь в окно, и понимаешь, что видишь то же, что и вчера. Слова, поступки, душевные порывы.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даём поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
(Баратынский. «Признание». 1824 г.)
Иногда он не успевал прочитать книгу жизни, а только листал и рассматривал ее картинки. Баратынский терялся от дел и мыслей своей юной жизни, как средневековый алхимик в келье: он наблюдал непонятные ему процессы, которые сам же и спровоцировал.
А по большому счёту, дай русскому мальчику выбрать свою судьбу, и он выберет чужую. Для того, кто позволяет узнавать себя с первой фразы, высказываясь пусть не всегда объективно, но зато так, что хочется аплодировать. Баратынскому два раза повторять было не надо – он всё равно делал по-своему. В конце концов, он занимался тем, что насыщал общественное сознание мифами.
Так почему хотя бы иногда ему не делать это красиво? А он это и делал…
Ему не надо размахивать руками, пенять на зеркало. Просто нужно попытаться убежать «в тишину» и оставшись наедине с самими собой прислушаться к биению сердец близких и дальних, может быть, они уже стучат не в такт?!
Предаться нежному участью
Мне тайный голос не велит…
И удивление, по счастью,
От стрел любви меня хранит.
(Баратынский. «В альбом». 1823 г.)
***
Сегодня мы блуждаем по лабиринтам памяти, скучая по открывшимся для нас новым ощущениям жизни, которая не только поэзия, но и проза. Это, наверное, от глубокого знания, что одиночество надо сначала победить внутри себя. И не надо торопиться. Спешить некуда. В классической физике время - априорная характеристика мира, ничем не определяемая.
Мне это лично нравится! Кому-то, думаю – нет?! Почему? Мне кажется, они начали догадываться, что свою вселенную имеют не только они. Тот же Дуглас Адамс, англичанин, со своей сагой «Ресторан на краю Вселенной», интересен не менее чем многие поэты.
И пишет он не менее любопытно: «Есть теория, согласно которой в том случае, если кто-то точно выяснит, для чего и зачем появилась Вселенная, она тут же исчезнет, и её заменит нечто другое, еще более бессмысленное и необъяснимое. Есть другая теория, согласно которой это уже произошло».
Конечно, произошло. Сумрачным вечером многое виднее. Ему (Дугласу Адамсу) не суждено было догадаться, что она появилась. Возникла из ничего. Вселенная Евгения Баратынского, «мальчика-пилигрима». Бессмысленная и необъяснимая. И я её люблю!
А лично вы? Вы её любите?
P.S. Да? - Нет? - Лишнее зачеркнуть…
27 января 2020 г., Москва,
Саша Игин