Свободный полёт

                Предисловие.
 
   Тётя Зоя – так звали акушерку все «небожители» сельского роддома. Никак по-другому. Привыкли её так называть, да и она не обижалась, откликалась на простое имя.
   Никогда тёть Зое не приходили в голову мысли о причастности её к началу жизни. Это была её работа, суетная и кропотливая, лишённая с незапамятных времён чувствительности по причине однообразия. Работа, которой она отдала все свои лучшие годы, оставшись сама без детей. Знала она лучше всяких врачей, что нужно роженицам и родильницам, и таскала им из дому самолично изготовленные кушанья – полезные и не всегда вкусные. Пичкала ими плаксивых беременных и уставших от родов женщин: «Ешь! Не воротись! Это надо не тебе, ребёнку»! Добро иной раз необходимо подкреплять строгостью.

   В тот день дети народились здоровыми. Все семеро – орут, шевелятся, мамку требуют. Обмыли новорожденных, проверили на причастность к жизни. Осталось только взвесить грудничков и дать им имена по номеркам на завязочках. Удачный выпал день. Детишки как на подбор оказались - по три кило повылазили. Один только выделялся, розовым на свет объявился, крупный будущий мужчина. Этот за четыре кило потянет. Да и мамка его кости широкой. Наследственность своё берёт. Этого и на весы первым – 4 300! Богатырь!
   Четвёртый оказался молчуном, смотрит на тёть Зою изучающим взглядом, не детским далеко. Вот-вот что-то мудрое выдаст. Ан нет. Губки то детские, сосущие, и слов произнести ещё не в состоянии. Губки те ещё и улыбаться не умеют, только плакаться. А этот улыбнулся вдруг. «И так бывает», - улыбнулась ответно краешком губ строгая акушерка и положила ребёнка на весы.
   Стрелка под живым грузом едва дотянулась до стограммовой отметки. Тёть Зоя судорожно застучала пальчиком по краю весового ложа. Сельские больницы вечно снабжаются по остаточному принципу, и зачастую на периферию попадают некачественные товары. Ломается тут всё скоро, как не старайся бережно пользоваться дорогими аппаратами. Да и этот ещё, малец – то ж виноват. Зоя взглянула на номерок с ноги малыша и признала в нём сынка бедовой роженицы.
   Этот у Тоньки третий уж. И неймётся ей всё – пьёт и рожает. Семьёй никак не обзаведётся. Старшие по селу еду попрошайничают и этот таким же вырастет. Здоровые дети у ей, как не удивительно. Не болеют ничем, хворь их не берёт, хоть и от мужиков разных. Бывает же так!
   Зоя сняла бедового малыша с весов и положила на них следующего. Стрелка тут же встала на нужную отметину: 2800. Вот – в правильной семье и дети правильные рождаются. Она записала в журнал данные пятого номера и списала с него вес на номер четвёртый. Задумалась:
   «Как же назвать тебя»? Тонька не пожелала именовать своего очередного сынка. «Потом (говорит) как-нибудь назову».
   - Пусть Ванькой будет, - решила Зоя и прикусила ручку. – Нет. Ванька у ей уже есть. Колька! Ну да – Колька. По-простому и по нашему – по-русски.
   Зоя записала имя нерадивого ребёнка без отчества и продолжила свою работу – ответственную и самую благую во имя продолжения рода человеческого. 

                Глава I. Неполная семья.

   «И за что меня так бабы не любят? – Одолели Тоньку грустные мысли во время кормления малого Кольки. – Что я им плохого сделала? На работу хожу, коровы мои дояны. Огородик не хуже соседских. В доме всё есть. Всё как у людей. Мужики помогают. Не обижаю их, благодарю. Мужики, те валом идут, с рождением сына поздравляют. Бабы – ни одной.
   А разве виноватая я, что не любит меня никто? Замуж никто не берёт. Детей нарожала, сколь смогла. Что им ещё от меня нужно? Не ходят, не разговаривают и в гости не приглашают. Мужики, они что? Этим только и надо, чтоб нажраться, погорланить да под юбку заглянуть. Горе одно с этих мужиков, а никакого разговора задушевного».
   Тонька уложила уснувшего сына в кроватку, сама же засобиралась в коровник. Оно бы не надо ей на работу выходить, да в доме шаром покати. На работе хоть молочком можно разжиться, а может и ещё чего добрые люди подкинут. С Колькой за пару часов ничего не случится. Если что, старшие дети присмотрят. «И где их только черти носят – Ваньку с Петькою?!  Ничего, по пути поспрашиваю. Найдутся».

   В деревне принято здороваться с каждым встречным. Тоньке на приветствие отвечали кивком, лишь бы отвязаться поскорее.
   Говорят, в былые времена люди всякого падшего пытались возвратить к жизни. Трудно это было, не всегда получалось, а времени затраченного много потребуется. Гуманисту приходится жить с чужими разочарованиями, проникнуться бедами его. А оно этого стоит? Проще определить каждому своё сословие и возвыситься над приниженным. Только вот лозунг нашего времени «люди – самая большая ценность» при таком раскладе отдаётся пустым звуком.

   Тонька заскочила по пути к бабке Матрёне. У бабки в доме частенько пропадал её средненький, Петя. Ванька, тот днями на пруду с удочкой засиживался. Туда Тоньке бежать было недосуг.
   -Был, да убёг, - отвечала Матрёна на Тонькины заботы. – Появится, отошлю.
   Бабка скоро выпроводила нежеланную гостью и сунула ей напоследок узелок с варёными яичками:
   -Кушай больше. Изголодалася вся, глазы, вон, впали.

   На скотном дворе оказалось, что за Тонькиными коровами была поставлена новая доярка.
   -Ты, Тонька, будто первый раз замужем, - встретил нерадивую работницу скотник Трофим. – Будто не знашь, что беременным декретный отпуск положен. Иди домой. Для тебя сейчас главное дитяти своё на ноги поставить.
   -Да как мне прожить на пособие то? – заблажила Тонька.
   -Как, как…, - отмахнулся Трофим. – Будто первого рожаешь. Не ты первая. На пособии ещё никто не умирал. Иди, иди к своему. Без тебя тут справимся. А молока возьми сколько надо. Лишнего не бери! Не то прокиснет. Знаю я вас: что плохо лежит, всё подберут. Ни себе, не людям.

   Дома Тоню встречала соседка Марина с плачущим Колькой на руках:
   -Где тебя носит? Что учудила! Грудного ребёнка одного дома оставила! Мамаша называется.
   Тонька молча выхватила своё чадо с рук соседки и отвернулась, пытаясь не слушать несмолкаемые попрёки. Марине надоело, в конце концов, корить непутёвую мать, она бросила напоследок: «Дура! Что взять с тебя», махнула рукой и вышла не прощаясь.

   Колька только перестал плакать, а в дом ввалился очередной гость нежданный – Петька с литрухой самогона:
   -Гуляем Тонюха! Сынка когда обмывать собираешься?
   Тонька сунула сыночка в мужицкие руки и заспешила на огород за закуской. Колька в чужих руках не успокоился, только заорал ещё пуще. Пока возвратившаяся с огорода хозяйка усыпляла сыночка, Петьке самому пришлось готовить стол к «обмывке» пацана.

   -А ты что не пьёшь? – Приковал Петька острым взглядом собутыльницу, подливая себе по второй.
   -Так нельзя мне, - засмущалась Тонька, заглядывая под стол и оправляя на себе подол платья. – Я ведь кормлю.
   -Наслушалась медиков, - выдохнул Петька сивушный запах и утёрся по-мужицки. – Не захмелеет он с молока материнского. Спирт, он в голову бьёт, а никак не в грудь. Чей Колька сынок, кстати? Не мой ли случаем?
   -Не знаю, - замялась Тонька.
   -Не знает она. Шалава девка! Все бабы шалавы, только носы воротят. Вот ты не воротишь, за что и люблю тебя.
   -Ты бы мне ворота наладил, Петь, - осмелела Тонька. – С петель входные слетели.
   -Завтра налажу, - пообещал Петька. – Сегодня недосуг. И бутылку оставлю, а то моя её изымет. Сохрани. Завтра за работой и допью. Пойду я. Скучно с тобой, непьющей.

   Тонька смотрела на початую бутылку тоскливым взглядом и тихо страдала с одиночества. «То ли выпить», - вертелась в голове запретная мысль. Не выдержала, схватила свой не отпитый стакан и опрокинула его залпом – разом, чтоб не помешал никто. А никого и не было.
   Сразу хорошо так стало, спокойно. И грусть прошла, сомнения. Ничего не станется с пятидесяти грамм. Да и от ста ребёнок не околеет.
   А что мучиться, страдать? Жизнь, она для радости дана. Дети же – самая большая радость. Кровинушки…
   Тонька приласкала полупустую бутыль ладошкой – много в ней ещё осталось. Хорошо то как!
   Поднялась со стола, прошла к сыну. Тот лежал молча, спал по-видимому. Тоня включила ночник и… ужаснулась с открывшейся ей способности сыночка: тот поднялся над постелью на десяток сантиметров и мерно плавал в объёме детской кроватки, ограниченной деревянной решёткой.
   Тонька села на пол с вытаращенными глазами: «Допилась! Белочку словила». Взъерошила волос на голове и завыла белугой на всё село.

   Соседи проснулись от дикого ора. «Что это»?
   -Тонька орёт, - заключила Маринка, отойдя ото сна. – Сбрендила окончательно. Запилась стервозина. Спи, - махнула рукой встающему мужу. – Завтра поутру разберёмся, что там случилось.

   Тоньку скоро лишили материнских прав. Орган опеки и попечительства подолгу не разбирается. Старшие попали в один детдом. Младшенький Колька – в Дом Малютки.

                Глава II. Тяжёлое детство.


   За время блужданий по разным детдомам и интернатам документы маленького Коли исказились до полного непонимания. Воспитатели всячески пытались избавится от необычного мальчика. Хоть и был он здоров по основным медицинским параметрам, сомнения детских врачей не проходили с результатами хороших анализов. Слишком уж Коля был недоразвит и хрупок по сравнению с ровесниками. Не разговаривал он до трёх лет, даже не мычал. Был молчалив и отвлечён – не дозовёшься.
   Так он оказался средь «солнечных» детей в закрытом интернате. Специалисты по умственным отклонениям и тут не нашли у Коли никаких изъянов. Напротив, начав говорить, Коля обнаружил в себе неординарные таланты декламатора, ярко выражал свои мысли, находил неожиданные определения. Воспитатели не могли нарадоваться на удивительного подопечного, посчитали, что такому умному мальчику не следует находиться средь недоразвитых детей, и поспешили направить его в очередной, престижный детдом.
   Неразбериха в Колиных документах была исправлена. Даты рождения в испорченных метриках разнились в два года. Возраст мальчика усреднили, согласовав со специалистами медиками. Изменили фамилию. Николай Нуйкин – прописан он был ранее. Злые мальчишеские языки произносили заглавную букву фамилии латинским звучанием. Колю не особо раздражало его прозвище, а вот слух воспитателей сильно страдал от частых матерных высказываний из уст их подопечных.
   Стал Николай теперь Зацепиным. Фамилию дали ему за то, что мог он зацепить внимание слушателя и не отпускал от себя, пока не выскажется полностью. Это после уже поняли, что стал Коля однофамильцем знаменитого композитора. А Коля и впрямь запел. Учительница музыки приметила голос нового ученика и предложила ему солировать в хоре.

   Пацанская жизнь покажется серой без мелкой хулиганки. Заводилой в детдомовском отряде был Славка Погожительцев по кличке Жмых. Самым забитым средь отъявленных дебоширов слыл Колька – учительский любимчик. Его не приглашали в мальчишеские дела и разборки. Не «наш» был Колька. Учить и учить его законам улицы! Учили, подкалывали, обзывали, издевались. Бестолку всё!
   В очередной раз Славка собрал свой шалман из самых приближённых пацанов с целью приобщить Кольку к настоящей жизни. Сколько раз приучал он к драке этого труса! Не умел Колька драться и не хотел ввязываться ни в какие разборки. Законченный чмошник, что взять с него. А с другой стороны, такой тюфяк в любой кодле необходим, чтоб было на ком тренироваться и отвязываться.
   Пацаны дождались, когда уснут все, и ползком окружили Колькину кровать. Опытные гримёры обмазали лицо жертвы «под индейца». Жмых осторожно засовывал бумажные свёртки под пальцы ноги – подготавливал «велосипед». Вот смеху то будет!
   Команда экзекуторов в ужасе отпрянула вдруг от кровати. Все разом! Зашумели, забыв об осторожности, присели на полу с расширенными глазами.
   Колькино одеяло плавно поднялось над кроватью, скрывая под собой очертания спящего. Тело застыло в четверти метров от ложа, только голова была открыта – спящая, живая. Волос ниспадал, не касаясь подушки.
   -Рвём пацаны! – скомандовал Жмых.
   Ребята рассыпались враз, запрыгнули на свои койки, под одеялами попрятались со страха…

   Учительская любовь к единственному толковому ученику в классе иссякла со временем вместе с надеждами. Тяжело доставалась Коле математика. Точнее сказать – никак. Не умел он считать и таблицу умножения никак не мог запомнить. Только проштудирует числа втройне, примется следующую четверть зубрить, как прошлое закрепление без следа исчезает. Одно зубрит, другое забывается.
   Физика в теории Коле без труда давалась. Понятно, отчего подброшенный камень обратно падает. Большое малое толкает. Взаимодействие тел: «действие равно противодействию». Всё ясно как мир! Только вот когда понадобилось просчитывать это «действие», Коля ощущал себя в глубоком ступоре. Много, мало – это всем понятно. Более точные замеры для него были не постижимы.
   Коллеги поначалу просили математичку снисходительно отнестись к ученику, успевающему по другим предметам. Уж считать-то любого человека можно научить при должном упорстве. Когда-нибудь и в Коле вскроется это умение. Не вскрылось…
   Учителя видели в Зацепине потенциал гуманитария. Единственно возможный для него путь – институт культуры. Только кому из деятелей культуры уместен будет детдомовец в друзьях-товарищах? Культура какое уж десятилетие зиждется на блате и кумовстве. Это на людях знаменитости восхищаются талантами, вылезшими с народа. Вспыхнет звёздочка какая и исчезнет тут же, будто и не было её.
   Детдомовец способен дорасти разве что до инженера. Только вот какой инженер из Зацепина, когда он простой счёт освоить не сумел?
   Самая верная дорога для сироты – в рабочие. Да и рабочий из Николая никакой. Он молотка в руке не удержит, и мозоли на его ладонях кровоточить начнут. Пропащий человек Зацепин. Что взять с него?

   Добрейшей души женщина – медсестра Евгения Яковлевна. Медикам свойственно быть добрыми, профессия обязывает. Детским врачам доброта необходима вдвойне.
   В детдомах медосмотр проходит часто. Внимание к подрастающему поколению необходимо более пристальное, нежели к другим возрастным группам.
   Сколько раз уже Евгения Яковлевна не допускала Зацепина к весам. У каждого мальчишки свои тараканы в голове, всяк стремиться набедокурить. Этот – весы приноровился ломать. Научена была медсестра Колькиными выходками, а тут забегалась, вниманье утеряла. Глядь - стоит на весах очередной, Колька. Стоит и не улыбнётся даже со своей проказы.
    Сестричка нервно застучала пальчиком по грузилу, роняющему указующую стрелку с граммовых отметин:
   -И что ты есть такой безобразник?! Что с весами делаешь? Говори! Вам, мальчишкам, лишь бы напакостить. Вредители! Переломали тут всё у меня!
   Коля слез с весов, не понимая причины недовольства медсестры. Она же всё никак не могла унять в себе злости:
   «И отчего только во всех мальчишках сидит эта тяга к озорству? Откуда она взялась в них? Всяк своё городит. И к чему ему потребовалось весы ломать? Что за бред в голове у него осел? А здоров, ведь, как никто другой. Ни одна болезнь его не берёт. Кто другой переболеет не раз пока растёт, этому всё ни по чём».
   Евгения Яковлевна подняла глаза на очередного пациента в трусах и ловко выставила грузило на тридцатидвух килограммовой отметке.
   -Вот. Есть же послушные дети. И не озоруют. Слазь, Вася. Молодец. Хорошо кушаешь, быстро растёшь.

   Не бывает человек одиноким среди людей. И для Коли нашёлся собеседник, умеющий слушать и понимать.
   Не мог Коля знать имени матери, а имя его новой подружки, маминой тёзки, звучало и скреблось по сердцу: Тоня, Тоненька. Как сблизились они, Коля рассказать не мог. Наверное, поручили девочке, старшей на год, взять шефство над отстающим по математике учеником. Вот и разговорились они, стали интересными друг другу. Коля не посмел признаться Тонечке в любви, возрастом не вышел, не вышел ростом. Да и без этого им было хорошо вместе. Гуляли подолгу, разговаривали. Тоня была очарована Колиными беседами, сплетением мыслей его и слов, и никогда не отказывала ему в участии.
   -Сны намного слаще жизни, - признался Николай своей девушке. – Летаю я во сне. Нет ничего прекраснее полёта. Завидую я птицам.
   -Как можно так говорить, - не согласилась Тоня. – Многие летают во сне. Я тоже иногда… Страшными бывают эти сны. Только и ждёшь, когда свалишься в бездну. Аж стынет всё внутри. Сны глупы и нелогичны. Во сне мы отдыхаем, в жизни живём.
   -Я летаю во сне по-настоящему, - выдал Коля. – Нет ничего лучше в жизни, нежели полёт. Без ощущения полёта не выйдет жизни состоявшейся. Лично я полечу, чтобы мне это не стоило.
   -Лети, кто тебе мешает? – пожелала Тоня. – На чём летать будешь? На параплане, или на тарзанке?
   -Я сам полечу! Я знаю.

   Тоня после 8 класса уехала в другой город поступать в ПТУ. Коля её больше не видел.

                Глава III. Первый полёт.

   Достигнув совершеннолетия, Николай Зацепин покинул Детдом. Государство заботится о сиротах и старается не оставлять их без первичного жилья. Трудно им приходится начинать взрослую жизнь без родительской помощи.
   Государство помогает, да помощь эта доходит не до всех. Дефицит жилищного фонда – единственный, что остался в России, если не считать вечно недостающих денежных средств. Выгоден тот дефицит благо распределителям, и не закончится он, пожалуй, никогда. Потому редко кто из самых обездоленных могут воспользоваться правом приобретения родных стен, защищающих их покой и одиночество.
   Николай нашёл работу в ЖКО, оттого его право на жильё было подкреплено обычаем домоуправов обеспечивать работников тёплым уголком. Чем заведуем, тем и делимся, как говорится. Выдали ему подвальный уголок без окон, зато с дверями. Жил он в доме, в котором поддерживал чистоту и порядок. Не надо ходить на работу – кто об этом не мечтал? Проснулся и сразу при делах.
   Обязанности дворника не отягощали особой ответственностью, владение граблями и метёлкой не требует особого профессионализма, только прилежания. До сантехника Коле вряд ли когда удастся дорасти, на то требуется платное обучение, которое дворник никак не может оплатить по причине мизерной зарплаты. Можно было встать на триммер и подзаработать за летний сезон, да управдом не особо доверяла малорослому работнику - заторможенному тихоне. Да и сам Николай не рвался к повышению квалификации. Карьеризм в рабочей среде курам на смех – как он считал.

   Простыми обязанностями нагрузили Колю: промести дорожки поутру, газончики к вечеру програбить. В оставшееся время - сиди, отдыхай, жди указаний, которыми не изобретательная управдомша особо не напрягала. Деньги… А что деньги? Есть они, нету – беда небольшая. На оплату коммунальных услуг хватало. Телефон ещё. Как говорит управдомша: «Без телефона ты мне не нужен». За питание Николай не переживал, аппетит не докучал ему: едят люди, и ему надо бы поесть хоть иногда.
   Нашлась у него помощница – соседка Оленька, девочка 14 лет отроду. Приучили Оленьку к труду в школе, и она согласилась с этим человеческим определением, выходила в свободное время во двор с метёлкой. Мама поощряла трудолюбивую дочку в её стремлении к активной жизни, не воротила с низменного труда, чем отличались другие родители, пекущиеся о право определении детей, о будущем положении их в социуме.
   Оля познакомилась с дворником, но дальше их сближения не произошло. Поблагодарит иной раз Николай помощницу, улыбнётся, и разговоры их на этом заканчиваются. Работа лишних разговоров не терпит, общее дело без лишних слов людей сближает, когда дело это ожидаемым результатом заканчивается. А результаты были, порой жильцы кивали Николаю благодарно, здоровались по утрам. С жильцами он дружбы не заводил. Кто он, а кто они? В квартиры к добрым соседям не заходил, да и не приглашал его никто.
   Любил Коля ночами посидеть во дворике, пока нет никого. Отсыпался он днём, благо, времени у дворника предостаточно. Комнатка в подвале без солнечного света никак не могла ублажить хозяина уютом, только сыростью. Поспал да вышел.
   А на улице звёзды смеются! Луна в полный круг. Хорошо! Воздух чист, и никто не мешает вдыхать ночную свежесть. Не отобрать никому тмяных запахов. Поделиться бы с кем своими мечами и радостью, да спят все. И Оля спит… У Оли режим, ей в школу поутру.
   Вот так и встречал Коля новые дни, с рассветами в паре заводил новые времена. Не нужен оказся людям, пригодится для кого другого. Не зря ведь рождён он был.

   В одну из таких сочных ночей Коле помешали всё же. Эта семейка славилась в их дворе пьяными загулами. Хороший был мужик, пока трезвый – общительным. Как выпьет, буянить начинает. Пристрастие жёнушки к спиртному выдавали глаза тоскливые, да лицо помятое. Ругались они частенько, да не по долгу. Мужик отрубался скоро и не мешал соседям по ночам своими пропитыми выкриками. А тут всю ночь напролёт – мат-перемат, рыки звериные, да истерические визги.
   Часа в три только мужик успокоился, вроде, и всё затихло ненадолго. А вскоре тишину ночную взломали женские завывания и всхлипы: «зачем такая жизнь нужна». Женщина вышла на балкон поделиться со спящими соседями своим горем и чрез перила перелезла.
   Николая до неистовства взволновало поведение женщины: сейчас упадёт. Он вскочил со скамейки и прыгнул навстречу, оттолкнулся от балкона третьего этажа, примерился и успел поймать летящую женщину на уровне пятого. Приземлились оба плавно, без увечий.
   Коля выпустил из объятий очумелую женщину и задумался в поиске слов, способных привести её в чувство. Женщина заговорила первой:
   -Да пошёл ты! Зачем спасал? Как мне жить теперь? По два раза не умирают. Представить не можешь, что стоило мне это решение. Спаситель хренов! А оно мне нужно? Спросил бы прежде. Всё только для себя! Все мужики такие!
   Женщина сдёрнула Колину руку со своего плеча и растворилась во тьме, не переставая причитать и корить негаданного спасителя.

   «Хорошо хоть не видел никто, - вертелась единственная мысль в голове Николая. – Узнают, засмеют. Люди, они такие – «белых ворон» в своей стае не держат. А ведь я летел! Летел как мечталось! Может ли ещё кто летать, или же я один такой – первый? Как полетелось у меня, по каким-таким законам физики и мироздания»?
   Только бы не увидел никто! На корню пресекут начинания! Сожгут, как сожгли Джордано – на костре, в пламене жгучем.
   А ведь увидели. Увидела девчушка Оленька. Вскочила с кровати, будто толкнул её кто-то, и уставилась в окошко на удивительное зрелище с летающим человеком – знакомым до боли.

                Глава IV. Тайны притяжения.

   На следующее утро Оля подошла к Николаю, на взводе вся, выдала без приветствия:
   -Это что минувшей ночью было?
   -А что было? – попытался Коля отвязаться. – Ничего не было. Ночь как ночь. Звёздочки, луна, ни облачка.
   -Вы же летали! – не согласилась Оля. – Машку с балкона сняли. И как это у Вас получилось? Вы можете летать? Вы сверхчеловек?
   -Глупости, - не признавался Коля в своих способностях. – Люди летать не умеют. Тебе показалось. Во сне привиделось.
   -А вот и не показалось, - не унималась Оля. – Я видела, не спала. И с Машкой вы поругались. Она ушла после, плакала.
   -Давай так, - предложил Коля. – Ты не видела, и ничего никому не скажешь. Люди не поймут и что плохое про нас удумают.
   -Не скажу, - согласилась на сей раз Оля. – Пусть это будет нашей тайной. Только Вы тогда покажете, как это у Вас получается. А может, полетаем вместе?
   -Пусть будет тайной, - пришёл к согласию Коля. – А вот вместе полетать у нас вряд ли получится. Опасное это дело. Полёт не шутки, не развлечения. Взлететь легко, приземляться больно. Я сам в первый раз попробовал. Не знаю как это у меня получилось.

   Тайна сближает людей так же, как и совместная работа. С тайной разгорелось взаимное влечение Оленьки и Коли. Николай, как старший, сдерживал свои чувства и не давал им распаляться далее дружбы. Любить несовершеннолетнюю девочку не положено, и он проявлял строгость, как к себе, так и к ней; лишний раз взглядом её не одаривал. Олечка отдавалась своему чувству целиком и каждую свободную минуту спешила к простецкому дворнику заурядной наружности. Коля для неё был лучшим.
   Коля практиковал полёты по ночам, в городской лесополосе, дабы не заметили его в небе. Полёты его с каждым разом становились всё дальше и выше. Он знал уже, что сумеет показать Оле прелесть свободного полёта. Вот только Ольге в ночном лесу наедине со взрослым мужчиной находиться возбранялось. Николай понимал это, и исполнить Олино желание не мог, не рисковал открывать свои способности на людях. Потому летал наш «Икар» в одиночестве, и всё больше переживал он, что не может удовлетворить Олино желание познать восторг большого неба.

   Зацепина мучила тайна его феноменальных способностей, и он силился её разгадать. Школьного образования к тому явно не хватало, и он зачастил в библиотеку, расположившуюся неподалёку. Проще было получить все подсказки из интернета, да не было у него доступа к всемирной сети по понятным причинам, как не было опыта владения гаджетами. Библиотекарши не могли присоветовать новому абоненту нужных книг, потому как сами были специалистами в литературе, а никак не технарями. К счастью, интернет в библиотеке был, в свободном доступе для клиентов. Пришлось учиться щёлкать по клавишам и гладить «мышку».
   Первым делом Николай решил изучать аэродинамику. Общие сведения из интернета его мало устраивали, с книгой в руках знания проникают глубже. Да и времени на чтение фолиантов можно выделить несравненно больше. За компьютером в библиотеке долго не просидишь. 
   Конечно же, Николай не обладал выдающимися аэродинамическими качествами. К этому выводу он пришёл, ознакомившись с первыми законами сопротивления воздуха. Встречный ветер в его пробных полётах слабо поддерживал на лету, точнее – никак. Не сказать, чтобы ветер мешал ему в воздушных прогулках, скорее веселил. Ускорялся Коля осторожно, опасаясь врезаться в неожиданную преграду по неопытности, а ускоряться, по первым ощущениям, ему можно до бесконечности, и сверхзвук не станет для будущего летуна преградой.
   О том, что вокруг него образуется область невесомости, Николай догадывался. И предметы вокруг него становятся воздушными, не надо прилагать усилий на то, чтобы оторвать пудовый булыжник с земли. На сколько обширна эта область, он определить не мог, но как она образуется, понимал всем нутром: надо только захотеть оторваться от земли.
   Просмотренные статьи о гравитации не удовлетворили интересов Зацепина. Не осмыслили ещё учёные всей сути этой движущей силы Вселенной. Вроде просто здесь всё - все тела притягиваются: тяжёлые с большей силой, лёгкие – с меньшей. Притягиваются силой гравитационных волн, которые вполне возможно ощутить, упав с высоты мягким задом.
   Люди испокон веков пользуются гравитационным составляющим нашего мира и не могут понять всей глубины этой таинственной силы, противопоставить мощи притяжения силу своих познаний. Те же электрические волны были открыты всего-то два тысячелетия назад греком Фалесом, и за 20 веков, скоротечных в сравнении с вечностью, открытие то встало на службу человечеству со всеми своими многообразными возможностями. В познании гравитации для людей будто табу кто выставил: падать и ломаться можно, взлетать и противостоять нельзя. Зацепину возможность познания притяжения была предоставлена, и он непременно увидит всю полноту этой всемогущей вселенской составляющей – гравитации.

   Николай присмотрел себе для уединения местечко на крыше. Тут мало кто ходит, и никто не помешает в его устремлениях представить себе неощутимую созидательницу Вселенной, таинственную гравитацию. С высоты расширяются горизонты, открывается больший мир и становится многим понятней, чем снизу. Всё движется там, вдалеке, шуршит, шевелится. И только горы стоят неподвижно, закрывают юга, оттеняя голубизной четверть падающего неба.
    Коля прикрыл книгу, от которой отвлёкся давно, созерцая. Засмотрелся на сорок, что привлекли его своим беспрестанным верещанием. Птицы кружили у орешника, выросшего в высоту дома, срывали поспевший орех и залетали на крышу. Силились клювом разбить крепкий плод о бетонные плиты. Не выходило ни у кого из пернатых справиться с жёсткой коркой. Злились сороки, верещали всё больше. Хоть бы человек им помог! Ан нет. Стоит царь природы, наблюдает, посмеивается над неумелыми потугами птиц.
   Наконец одна из сорок догадалась: поднялась в воздух с зажатым в клюве орехом и скинула его на бетонированный тротуар. Умная птица приметила свой расколотый орех и спикировала вниз, радостная со своей гениальной находки.
   Только двое сорок последовали удачному примеру, покидали свои орешки с крыши. Остальная стая ринулась вниз без достигнутого результата: рванули на рассыпанный плод трудов чужих, поспешили к открывшейся делёжке. В драке думать не надо и выжить на чужом горбу проще.
   Коля улыбался птичьим разборкам и сравнил их с человечьим жизненным мерилом. Не так уж и далеко мы отошли от дикого мира. Похожи мы во многом на братьев наших меньших, и отношения человеческие мало чем разнятся от племени животного. Даже птице дано право пользования силами притяжения. Дано постольку-поскольку. Дальше разбирайся сам. Поймёшь, найдёшь выгоды с применения – пользуйся. И жизнь твоя станет краше с того приобретения. Надёжней станет жизнь.

   С высоких мыслей Колю отвлёк телефонный звонок. Работа. Опять эта работа! И к чему он домуправше на сей раз понадобился? Не отвяжешься ни от неё, ни от работы. И без работы не обойтись. Так уж сложилась наша жизнь – на трудовых взаимоотношениях.
   Коля поднял брошенный за ненадобностью телефон и тоскливо взглянул на экран, расплылся улыбкой разом: «О-оля».
   -Ты где? – заверещало из трубки Олиным голоском. – Я тебя обыскалась вся. Я свободна сейчас. Можно нам встретиться?
   Оля скоро поднялась на крышу, поздоровалась и тут же стала корить Колю:
   -Ты когда меня полетаешь? Сколько времени прошло как обещал. Или ты не можешь? Обманывал меня?
   Коля огляделся кругом: «А почему бы и нет»? Тут не увидит никто. Потихоньку, невысоко. Он кинул Оле «я сейчас» и спустился к себе в подвал за страховкой. Эти страховочные альпинистские ремни он давно уже присмотрел на рынке и купил их на последние деньги. Желудок может подождать. Оля – главное.

   Начинающий инструктор по полётам пристегнул к себе нетерпеливую девочку, проведя с ней попутно инструктаж. Объяснял он неумело, взволновано, но главное было понятно: «Не дёргайся. Если испугаешься, я тут же спущусь». Уверившись в общей готовности, Николай сосредоточился и оторвался от крыши дома на пару метров, застыл в воздухе неподвижно.
   Прикосновения девичьего тела породили в нём нехорошие желания. Захотелось обнять Олю, приласкать, не отрывать от неё губ. Он гнал от себя все эти непристойности, не получалось… Любовь – неотрывная часть свободного полёта. Любовью правит то же притяжение.
   Оля застыла сразу с расширенными глазами, не поверила чуду отрыва. Набежавший ветер игриво обдул зажатую девочку и растрепал её волос вместе с сомненьями. Оля завизжала с восторга и раскинула руки в азарте: «Я лечу»!

   Коля испугался девичьего визга и тут же спустился на твердь:
   -Оленька, милая! Ты представляешь, что подумают люди, услышав твои выкрики? Сбегутся все, увидят, как мы летаем. Что будет, что будет… Нет, днём нам летать никак нельзя. А ночью тебя из дома не отпустят.
   -Знаешь, на выходные мама с ночёвкой на дачу собирается, - решила Оля. – Я постараюсь остаться. Вот тогда и полетаем по-настоящему. Ты не против такого расклада?
   -Не против, - согласился Коля, - В выходные и я буду свободен. А вот и моя несвобода пришла как не кстати (схватился он за дребезжащий телефон). Домуправша вызывает. До свиданья, Оля. До выходных. Созвонимся.
   -До свидания, мой любимый Икар.
   Коля дёрнулся со столь откровенного прощания и поспешил спуститься к конторе. От беды подальше.

                Глава V. Сдержанное обещание.


   Николай Зацепин усиленно тренировался, помня о своём обещании поднять Оленьку в воздух. Летал по три часа в ночь, не досыпал. Всё думал о безопасном полёте и сохранении общей их тайны. Подгадывал самое глухое время и место, чтоб не отследили их ненароком.
   Какие риски поджидают в полёте? Необходимо знать о протяжённости всех линий электропередач, дабы не запутаться случайно в проводах, не сгореть бесславно в искрящихся электрических лучах. Где дерево выросло гигантом, а там возвышенность требует от пилота «на взлёт». Что ещё ждёт их по темноте? Какая птица встретит неуместного в небе летающего зверя? И хоть не летают крылатые при луне, по гнёздам сидят…, а вдруг? Станет сова защищать своё ночное небо или скроется во тьме?
   Всё это надо знать и быть готовым к неприятностям, поджидающим неосмотрительного пилота в воздухе. А главное – выбрать оптимальную скорость. Не знал ещё Николай, насколько он властен над своими способностями. А если свалится он в штопор или, что ещё хуже, взлетит бесконтрольно до самой стратосферы? Не заведут ли его неведомые силы до запредельных скоростей, не раскорёжит ли его на перегрузках?
   И летал Николай все три ночи подряд - в одиночку, на рекорды шёл, себя проверял. Разок прилетел в сосёнку с целью проверки, увернулся в последний миг, на сколько страх позволил. Стойкое дерево выдержало, заскрипело только и хвою посыпало. Гравитационное поле зацепило ближайшую ветку и втянуло за собой, прогнуло и выпустило. Вот так это всё работает – по заведённым правилам «кто сильнее», по диким природным законам.

   Оля вышла с подъезда не выспавшаяся, не причёсанная, с «песком» в глазах. В два то часа ночи! По договору Коля разбудил девочку телефонным звонком.
   -Может, не полетим сегодня? – понадеялся Коля на сонное состояние подруги. – Тебе проспаться надо.
   -Ты же обещал! – встрепенулась Оля. – Столько ждала и вот на тебе! Как это так – не полетим? Все вы такие – мальчишки.
  Оля на глазах превратилась из сонной принцессы в девочку-егозу. Смелая и решительная – к полёту готова.

   Подготовка к взлёту была испробована заранее и много времени не заняла. «Не кричи только», - заметил Коля несдержанной Оле, помня о прошлом опыте совместного полёта.
   Поднялись плавно, протряслись вправо-влево и поплыли тихонько по курсу «тропы здоровья».
   -Нравится? – Поинтересовался Коля шёпотом и получил восхищённый ответ: «Здорово»!
   Задорный ответ всполошил Колю, и он взмыл на пяток метров, поднялся к сосновым ветвям, «поздоровался». Ветки приветствовали ответно, кивали, махали вслед, потревоженные гравитационным полем.
   -Ии-ах! – взвизгнула разгорячённая Оля.
   -Тише ты! – приструнил Коля неспокойную пассажирку. Сам же загорелся с неё заразным задором и еле сдерживал рвущийся наружу крик.
   Буйная молодость не терпит сдержанности и дисциплины. Коля взмыл ещё выше, хвастая пред привязанной к нему прелестницей. Разогнался, завиражил, закружил промеж сосен. Ольга уже не сдерживалась, кричала, визжала: «Ух! Ах»! Беспокойную молодость не особо тревожит желанье других отдохнуть в ночь-полночь. Молодёжи бы только дать пошалить, покричать, побеситься. А там, за деревьями, уже засветилось окно – одно, другое.
   «Люди в ночную смену собираются, - легкомысленно подумал Коля. – Неужто мы отсюда им спать помешаем? Пускай порадуется Оленька. Живём-то один раз, и молодость у нас одна. Не повторится больше молодость».

   Олины выкрики разбавила сирена с машины ДПС, а вскоре показалась и она, расслоила ночь светом фар, мелькающих средь сосен.
   Коля приземлился резко, заметив краем мысли как потяжелел его груз. На снижении гравитация усиливается и тела подвергаются перегрузкам. Работа с гравитационным полем выходила поперёк традиционных законов природы. Там мучишься подниматься, тут – приземляться.
   -Мама! – Выкрикнула напоследок Оля и упала в мягкую траву, утянув на себя пилота.
   Николай поднялся смущённо со своей любимой пассажирки, отцепил ремни и забросил их в кусты подальше.
   -Беги домой, Оля. Я полицию отвлеку. Не то сидеть нам с тобой в КПЗ, не отвертеться.

   Зацепин встретил охранников правопорядка с уверенностью в своей правой лжи. Женское внимание дало о себе знать, и былой нерешительности в нём как ни бывало. Он подошёл к остановившейся машине и представился вышедшему навстречу сержанту: «Зацепин. Дворник».
   -Я вышел в лес на голоса, - отвечал он на вопросы милиционера. – Кричит девушка, непонятно что. Всяко может с ней случиться. То ли молодёжь дуркует… Мне то самому на работу вскоре. Вот я и вышел. Всё равно не спится. Да не найдёте вы их уже. Сиреной спугнули. Ищи-свищи теперь их.

   Ольга встретилась с Колей только к вечеру. Отсыпалась с бессонной ночи, в себя приходила после столь захватывающей прогулки. Принесла с собою ноутбук, похвастала Коле обрушившейся на них славой.
   В первом ролике знакомый дедок, соседушка, успел заснять летающую парочку тёмным пятном. Уверял всех своих подписчиков с надрывом в голосе: «А вы сомневались, спорили. Есть они! Летают! Кровушку нашу сосут, пока мы спим. Сколько прадеды нас вампирами не пугали, а мы не верим всё. Вот потому и жизнь наша всё хуже и хуже становится – веры в нас нет»!
   На ночное происшествие откликнулась городская администрация:
   «В районе новостроек, вблизи городской лесополосы, объявилась банда подростков. Дети дерутся, ведут себя по ночам беспокойно, мешают жителям отдыхать. Есть сведения, что они практикуют прыжки с деревьев. Это очень опасное занятие, сопряжённое с травмами. Просим родителей содействовать органам в установлении зачинщиков и нарушителей правопорядка».
   Особо Николая заинтересовал комментарий местного воздухоплавателя:
   «Вингсьют – это, пожалуй, самые опасные полёты и прыжки на данный момент. Специальный костюм-крыло для этих прыжков требует особо прочных материалов, точно выполненных выкроек и размеров. Однако, костюмы эти на сегодняшний день легко купить с рук, заказать в швейных мастерских, далёких от повышенных требований к данной экипировке. Кроме того, начинающему пилоту необходимо пройти хотя бы полугодовые курсы пилотирования, прежде чем он будет допущен к первому, безопасному прыжку с малой высоты. А уж в лесу вингсьют никто не практикует. Летать в лесу всё одно, что биться головой о стену».
   «Костюм-крыло! – загорелся Николай. – И как я сразу не додумался? Оденешь этот костюм, и никто тебя не заподозрит в умении парить над землёй на одном большом желании».

   Идея о костюме-крыле сидела в Коле недолго. Ему просто-напросто негде было взять денег на покупку экипировки для вингсьюта. Знакомых среди любителей полетать у него не было, да и где искать их, он ума не мог приложить.
   Пока же нашего одинокого летуна угнетал страх разоблачения. Ему необходимо было уехать с города, пока не уляжется вся эта суматоха. Интернет-происшествия забываются скоро, какими бы необычными они не выглядели после первых публикаций.
   Куда отбыть он дано решил. Был у них в Детдоме пацан с Узбекистана. Рассказывал он много о своей родине, и рассказы эти захватили Колю мечтами посетить эти тёплые края восточных сказок. Выехать к югам раньше он никак не мог по той же самой простой причине безденежья. Раньше не мог, а вот теперь, когда для него рухнули все границы - таможенные и далёкие, он мог лететь куда угодно, и никакие пограничные заставы и таможни не смогут стать для него преградой, как не могут они задержать перелётную птицу.
   И отпуск очередной Коля давно уже отработал, осталось только заявление написать.

                Глава VI. Над пустыней.

   Сколь Коля не избегал встреч с Оленькой, настырная девочка не унималась, приставала к занятому дворнику с каждой свободной минутки: «Ты когда научишь меня летать»?
   -Какой из меня учитель, - сомневался Николай, хотя не мог отказать самому близкому для него человечку в привязанности. – Я сам не понимаю, как это у меня получается. С силы духа, с силы воли? Не знаю, Оля. Пользуюсь, пока возможность мне такая предоставлена, свыше откуда-то.
   -Так давай полетаем вместе, - упрашивала Оля. – Мне понравилось. Если удалось взлететь, летать нужно непременно. Авось, сама научусь, пока в связке с тобой небушко рассекаем.
   -Полетаем, - не отказывался Коля. – Немногим позже полетаем. А пока я в отпуск ухожу, уезжаю.
   -А куда направляешься, если не секрет?
   -В Узбекистан. Есть такая страна в Средней Азии.
   -Знаю, изучали, - с пониманием кивнула Оля. – А почему именно Узбекистан? Есть много азиатских стран, привлекательных для туриста: Индия, Китай, Турция наконец. Говорят, в Индии йоги летают, у тебя с ними найдутся общие темы для разговоров. Почему именно Узбекистан?
   -Да вот так… Такое вот желание во мне объявилось. Нравятся мне узбеки, их особый культ, традиции, уважение к старшему и к людям в целом. Нравится мне их гостеприимство и влечение к торговле. Это не то торгашество, что практикуется у нас – как бы клиента обмануть. У узбеков на базаре идёт азартный спор, и продавец снижает цену в угоду покупателю. В итоге оба расстаются удовлетворёнными и довольными друг другом. Да и товар после торга слаще покажется. Ну, хочется мне поторговаться! Хочется поговорить с этими добрыми людьми.
   -Так иди на любой русский рынок, - присоветовала Оля. - Найди узбека за прилавком и торгуйся, насколько терпения хватит. Уж пару-тройку узбекских слов для такого дела заучить нетрудно.
   -Как так можно, Оля? С народом лучше всего знакомиться на его родной территории. Там люди у себя дома, чувствуют себя хозяевами и гостям всегда рады.
   Хочу увидеть Ферганскую Долину с её высокими горами – выше Урала, выше самого могучего Кавказа. Говорят, там звёзды сияют с блюдце величиной. Всё небо звёздами горит, и дэвы бородатые по нему плавают, колдуют. Олтин Водий – называют узбеки золотую Ферганскую Долину.
   -И откуда в тебе набралось всё это, - поинтересовалась Ольга. – Красот и сказок в России хватает. К чему нам края чужие? Там жарко и сухо, воды не хватает.
   -В интернате один мальчишка был оттуда, - признался Коля. – Рассказывал много о своей Фергане, вот во мне и засело.
   -Жалко что уезжаешь, - загрустила Оля. – Я буду скучать без тебя.
   -Я ненадолго. Отпуск у дворника 15 дней всего. Я быстро обернусь. А приеду, найдётся нам о чём поговорить-рассказывать.

   Коля слукавил, занизив перед Олей срок своей поездки. Уж больно хотелось ему успокоить расстроенную девочку. На самом деле он выпросил для себя дополнительную недельку, исказив перед управдомшей цель своей поездки:
   -Я на Южный Урал собираюсь. Там мама живёт в деревне. Нашёл я её, наконец.
   Лукавству детдомовцам не учиться. Эти запросто пробьют слезой любого скупердяя.
   Сентиментальная управдомша прониклась чувствами работника и помогла ему, чем могла: немного премии начислила к отпускным, да не оплачиваемую недельку к отпуску прибавила, дабы осталось у падшей мамаши больше времени с сыночком вместе побыть. 

   Сборы были недолги, гораздо короче прощаний. В пути Николаю понадобится разве что фонарик, даже телефон он решил оставить, дабы не мешали ему в пути звонками. Да и не нужен он был никому, как и ему самому некому было звонить. Разве что Оленьке, да с ней договорились не созваниваться, чтоб не заподозрил кто о их тёплых отношениях и общей тайне.
   Зацепин вышел за город ближе к вечеру и залёг в поле, притворившись пьяным. Отдыхал в ожидании, пока звёзды не скроют от людей его запретный полёт, пока последние окна вдали не погаснут.
   Время настало, и взлетел наш Икар, поплыл по звёздам навстречу неведомому, подальше от глаз людских, от их непредсказуемости и неприятия всего, что не связано с жизнью размерной.
   Летел, ускоряясь всё больше и больше, и встречный ветер никак не тормозил его свободного полёта, не мог справится с необычным явлением, рушившим все былые законы притяжения и сопротивления. И даже облако не столкнуло Колю с пути, не ударило, не намочило, а впустило в себя, одарило свежестью и спрятало.
   Коля огибал сверкающие внизу крупные посёлки и города, но сверялся по ним, угадывая названия, чтоб не сбиться с пути. Географию здешних мест он проштудировал заранее, курс его был выверен. А вот и Волга показалась вдалеке. Светящаяся лента великой реки ширилась с приближением и расплылась, в конце концов, в бескрайнее море. Скоро Астрахань. Необходимо сворачивать к востоку, а Каспий повидать хотелось, хотя бы скраяшку. Ничто не мешает желаниям дикого туриста, и Коля проплыл над морскими волнами, побрызгался всласть.
   К рассвету пилот свернул к берегу и вышел с моря уже в Казахстане, у небольшого поселения Таскала. Днём полёты необходимо прерывать. Любому человеку требуется отдых. Надо поесть, поговорить, а необходимость эту возможно удовлетворить только средь людей.
   
   Коля приземлился на безлюдной окраине и пешком прошёл по открытой степи к просыпающемуся посёлку. Он с небольшим волнением отметил некоторую усталость в мышцах, чего не наблюдалось у него в прошлых полётах. Его гравитационное поле не требовало особых усилий на подъём и продвижение: лети и не напрягайся, думай о хорошем.
   Он не мог объяснить свои способности с научной точки зрения, сколь не силился понять накопленные человеком знания о гравитации. Объяснить не мог, но всем нутром своим чувствовал, что нужно делать к тому, чтоб летать; потому чисто интуитивно предположил причину своей усталости допущенным враньём: обманул начальницу, обманул самую лучшую девочку, обещал ей вернуться пораньше. И такой стыд брал его порой с той неправды!
   Летать необходимо с чистой душой.
   Глупости всё это, конечно. Вот отдохнёт он чуток и дальше полетит. В Таскала ему делать нечего. Пустой посёлок в степи с пустыми людьми, которые не особо обращали внимание на пришлого. Не здоровались, как принято то в деревнях. Пришёл он и ушёл. Что с него взять - ни пера, ни наживы.
   Зацепин прикупил немного продуктов на рынке. Не забыл про воду, сложил аккуратно в рюкзак две полторашки прозрачной «Озёрной». Впереди его ожидал безводный маршрут через пустынный Кызылкум. Прошёлся без особого интереса по безучастным улицам посёлка и вышел в степь в поисках укромного уголка для отдыха. И в степи встречаются деревья, дающие уставшему путнику тень и прохлады чуток.

   Вылетел Коля ещё до захода. Кто его здесь увидит, в безлюдной пустыне? Поднялся и скорость прибавил с набором высоты. Горизонт приближается скоро. Хорошо летим!
   А впереди показался поезд: мчится вперёд, обгоняя верблюдов. Скорый поезд. Да не так он скор по сравнению с братвой перелётной.
   Коля рванул вперёд уходящему составу, снизился, примерился в хвост последнего вагона. А кто ему здесь удивится, кто устрашится его? Эта территория высохшего Арала давно полна легендами. Одним дэвом больше, одним меньше – сказка с того печальней не станет. Что там - один человек средь неба голубого, когда тут столько тёмных дел вершится.
   Расхулиганившийся пилот пролетел над составом на малой высоте и рванул вперёд-вверх, оставив позади плетущийся поезд с застывшими вагоновожатыми. Очухались те скоро. В пустыне ещё не такие миражи встречаются. Человека с птицей попутали. В дороге всё может случится, а о том, что не поняли, лучше умолчать.
   Коля не молчал, запел за переизбытком чувств. Песня удалась на славу, сказалось обучение вокалу в интернатском хоре. Здесь, над пустыней, не услышать его никому, разве что птицам. Птицам понравилось, откликнулись небесные жители на голос нового соседа. Птицы про Икара не расскажут, не поймут их люди

  С Каспия до Ташкента Зацепин добирался два дня. В городах по пути не останавливался, отдыхал где придётся, где зелени клочок приметит, что укроет его от палящего солнца. Оголодал на удивление. Раньше голод не докучал ему особо. А тут – вынь да положь ему горячую лепёшку с парящим мяса куском, под лучком томящимся.
   Коля поднялся на пару десятков метров и приметил вдали стайку кекликов на водопое. Эта птица – явная жертва, подарок природы изголодавшемуся путнику. Хищник знает, какую добычу ему положено есть, и просто так, ради удовольствия единого, никогда не нападёт на зверя, не предназначенного ему в пищу. Не убий с оговоркой – таков закон природы. Это можно, то нельзя – о том знает всякая тварь земная, окромя человека. Отверг человек все земные законы и охотится направо и налево токмо ради удовольствия. Оттого и презрели нас звери, что не стали мы слышать голоса жизни земной. Зацепину голос тот открылся каким-то невероятным образом, и он без всякого зазрения совести спикировал на стайку, выбрав одну птичку - которую можно.
   Костерок и прутик с поджаркой – вот и всё что нужно человеку в пути. Поешь, отдохни и иди дальше, к цели заветной. Удача всегда сопутствует устремлению – чем это не доказательство наличия на Земле таинственной субстанции, что за жизнью следит, охраняет.

   К Ташкенту подлетать лучше с севера. Там кишлаков поменьше, там владенья Кизилкума.
   Николай с рассветом удачно пролетел Сарыагаш и приземлился в километре от столицы. Дальше только пешком. Тут всякий несанкционированный полёт под запретом. Любого Икара собьют на лету и не спросят зачем он летал.

                Глава VII. Ташкент.


  Ташкент во многом похож на Москву, сказалось тесное сотрудничество России и Узбекистана в период сосуществования в одной стране. Ташкентцы желали походить на москвичей, и даже чай здесь предпочитают чёрный зелёному. Времена национального радикализма мало затронули Ташкент, это на периферии буйствовали талибы и вахобиты, в столице националистов разогнали по норам в первую очередь. Надо отдать должное правительству страны, которое взяло курс на сохранение культур многонационального Узбекистана, и сегодня отцы узбекских семей стараются пристроить своих одарённых детей в русские школы, где по их мнению «лютче учат».
   Узбекская культура, тем не менее, сохраняется особо тщательно. В каждой узбекской семье бытуют традиции уважения к старшим, к дорогому гостю; родители заботятся о правильном питании и культуре общения за столом (дастархан). Много ещё чего должен носить в себе приверженец узбекской национальности, чтобы отличаться от других людей и быть для них примером. Узбеки с гордостью носят в себе эти отличительные качества и свято чтят все суры из Корана.   

   Зацепин блуждал по улочкам Олмазора (район Ташкента) меж частных домов за глиняными заборами и не знал у кого спросить дорогу к рынку. Узбекский язык он настолько не выучил, осилил только приветствия и числительные.
   Наконец навстречу ему вышел русский, и Николай поспешил обратиться к прохожему: «Где базар»? Мужчина уставился оторопело на соплеменника и не мог выдавить из себя ни звука. Должно быть, решил он, что встретил вора законника, и тот на фене требует у него поговорить по душам, «побазарить».
   -Дорогу до рынка не подскажете? – уточнил Николай.
   -Вам нужно на Алмазар? – расплылся в улыбке прохожий. – На рынок спешите? Так следуйте за мной, я провожу.
   Русское слово на огромном постсоветском пространстве приобретает свои, отличительные смысловые оттенки. Пришлый человек всегда будет ощущать некоторое недопонимание от общения с коренным жителем, каким бы чистым не выглядел их русский стороннему наблюдателю.

   Зря Николай беспокоился за незнание узбекского языка. На Алмазарском базаре было много русских покупателей, и узбеки худо-бедно общались с ними на русском. Коля отметил узбекский акцент у многих продавцов и особый подбор выражений, заставляющий улыбнуться. Большинство же говорили на русском чисто, любой москвич позавидует. Так что с выбором товара у Коли проблем не было. Проблемы были в отсутствии узбекских денег – сумов.
   Поразила картинка, ярко отражающая узбекские нравы: вся семья в сборе вышла на базар поторговаться. Впереди – главный, хозяин семейства. Большой, солидный, животом вперёд, руки за спину. Этот подходит к товару, выбирает долго, торгуется, платит. Жена молчит, плетётся сзади с полными сумками и за детьми следит с тревогой, как бы те не разбежались. А эти, трое – мал мала меньше. Кричат о чём-то, смеются, прыгают шебутные. Вперёд отца не выбегают только. Отец – авторитет, перечить перед ним нельзя. Лишь глянет папа косо строгим взглядом…
   Запахи рынка волнуют. Тут дыни кучами уложены, арбузы спорят с жёлтыми красавицами – кого скорее купят. Виноградные гроздья красиво уложены. Помидоры лоснятся от блеска – большие, красные, жёлтые. А травы как пахнут! Не отойти с прилавков зелёных. А их ещё прыскают водою, чтоб амбра дальше разносилась. Персики гладкие, мохнатые. С мохнатых руки чешутся и под мышками, зато они вкуснее.
   Абрикосы… Абрикосы главнее урюка, зато урюк слаще, и вкусы у разных сортов различаются: «исфара», «кандак»… Что там ещё? Не запомнить всё. У Коли в голове завертелась глупая песенка: «Сладкая ты моя, ягодка урюк». Захотелось спеть, сдержался. Подошёл к торговцу: «Мичпуль»? Этот спрос о цене по-узбекски легко заполнился.
   -Тор минг сум (4000), - улыбнулся покупателю добрый торговец. – Келин, келин. Зор урик!
   Коля понял только четыре тысячи и чертыхнулся про себя за такие цены. А кушать хочется. Рискнул спросить на-русском:
   -Рубли возьмёшь?
   -Конечно! Бери! – ответил узбек на чистом русском. – Сорок рублей килограмм. Взвешивать? Сколько возьмёшь?
   -Два! – решился Коля, прощупывая свой тощий карман.
   -Молодец! Бери, - узбек снял чашу с весов и начал осторожно отсыпать в неё золотой фрукт. – Для тебя лучший выберу, ещё придёшь.
   - Мне два! – расширил глаза Коля. – Два урюка.
   Узбек взглянул с досадой на непонятного покупателя и отсыпал обратно отобранный фрукт:
   -Бери два. Сам бери и уходи. Не мешай работать.
   Коля поблагодарил доброго узбека и отошёл, с вожделением вдыхая запах спелости, спрятанный в ладошке у самого носа.

   Николай присмотрел скамеечку в глубине базара и наслаждался сочным фруктом, насколько хватило его. Можно бы и больше съесть, да и этих хватит. Хоть и ценится в Узбекистане рубль выше, чем в самой России, на базарные цены рублей не напасёшься. Тают деньги, мало их у дворника. Работяги по заграницам не ездят, Зацепин – один на миллион, белая ворона. А базар, он такой – все деньги улетят, какие под базарными воротами пронёс. Волшебные они, ворота эти.
   Сбоку наблюдать за базарной жизнью оказалось удобней. Для узбека базар и вправду является частичкой жизни. Здесь учатся общению, сосуществованию средь людей. В мечетях узбеки учатся мудрости, разговаривают с Аллахом (или с муллой?). В семье учат детей. Вот так, в обучении и самосовершенствовании и проходит настоящая жизнь: на пути к мудрой старости, когда твоё слово молодёжь налету схватывает, опыт перенимает. Ещё бы они сохранили влечение к труду коллективному, равных бы не было им. Да как сохранить её, взаимопомощь, когда заводы все развалились?
   Неправ был Золотых, когда упрекал узбеков в неспособности делиться работным опытом. Это среди русских сегодня ценятся ремесленники, хранящие тайну своих рабочих талантов. А в работе особых талантов не надобно, слаженный труд требует технологической дисциплины. А тайну свою ремесленник хранит оттого, что техдокументации не читает, и у каждого гениального работяги оттого отрастает ненужная извилина. Потому и заводятся русские машины с тайного матерного слова, что эволюция в России свернула с выверенного техногенного пути на тропку мракобесия.
   А узбеки, они работают дружно. Подсказывают напарнику, если что не так у него выходит. Оттого и ценятся в России гастарбайтеры выше, чем русские строители. И города узбекские отстроены на зависть шахам и халифам. Зацепину никогда не приобрести строительной профессии. А и никакой другой специальности не освоить состоявшемуся дворнику. Метёлка – его инструмент навечно. 
   Нет ничего хуже, чем сравнивать два народа. Это прямой путь к раздору. Чужой культуре надо уметь удивиться, только тогда состоится та дружба народов, к которой умные люди призывают который уж век кряду.

  Коля приметил средь базарной толпы молодого юркого цыганёнка. Люли – называют их узбеки. Цыган может привлечь к себе внимание, когда это ему надо. Люлишку толпа не замечала, спорили о чём-то. Скандалы на базаре редки, случаются не чаще, чем у соседей по подъезду. Меж людей без споров не обойтись. Жизнь покажется скучной с нескончаемой идиллии. Цыган не сможет пропустить ни один скандальчик, обязательно подойдёт, узнает в чём дело. В споры он никогда не вступит, но заинтересованность проявит. Нужно цыганам знать, какие проблемы заботят народ, рядом с которым им пришлось находится в текущий период их кочевой жизни. А может, ещё чего ждут со склок цыгане? Кто их знает. Сами они не скажут.
   Наш люлишка явно проявлял себя карманником. О том гадать не стоит: снуёт средь толпы, трётся, подглядывает снизу-вверх. Как его раньше не вычислили? Этот давно на базаре прописан, всё знает. Должно быть, сотрудничал он с администрацией рынка: отстёгивал, соблюдал условия: «у этих не воруй». Базар без карманника – не базар.
   Люлишка не стал дожидаться окончания склоки. Сделал дело – гуляй смело. Он незаметно проследовал к общественному туалету, на этом пути никто не спросит «куда идёшь». Спускаться в подземный нужник не стал, прошёл за здание в укромное местечко меж забором и смрадным зданием. Сюда никто не зайдёт, не помешает цыгану подытожить дела своих рук загребущих.
   В туалет без дела не заходят. Люди проскакивают сюда по надобности и спешат покинуть зловонное заведение зажав носы. Никому и в голову не придёт в таких условиях по сторонам оглянуться, заинтересоваться чем. Коля прошёл за люлишкой, к зловонию ему не привыкать. Он постарался остаться незамеченным и подошёл сзади к воришке, который алчно склонился над добычей и не замечал ничего вокруг, подсчитывал наворованное.
   Коля возложил на плечо люлишке руку и поднял его на крышу. Запах сверху стоял ещё гуще – достойное наказание для вора. Пусть пропитается.
   Николай присел рядом с задержанным, уставился молча в забор. Мыслей в его взгляде не замечалось в отличии от взгляда цыганского – тот выставился на незнакомца выпученными глазами. Цыгане ещё те мистики и верят в сказки, придуманные самими же. Что мог люлишка подумать о летающем человеке, поднявшем его в воздух? Тут сбрендить недолго. А этот молчит ещё. Зачем понадобилось дэву душа цыганская?
   -Мен хамма насрани бераман, - лепетал люлишка, вытаскивая всё из карманов и складывая перед Колей. Коля смотрел не понимая, помалкивал, чем пугал его ещё больше. Люлишка не выдержал и спрыгнул с крыши прямо в помёт. Убежал не оборачиваясь.
   Коля смотрел на выложенные перед ним пачки купюр, ювелирную россыпь и не мог решить, что делать со всем этим богатством, кому вернуть. В милицию сдать, самого загребут. Рассовал всё по карманам и поспешил под ветер, проветриться чуток, чтоб прохожие с него не воротились.

   Столица не особо радовала Зацепина, как не ярко сияла «Звезда Востока». Никакой самый распрекрасный город не притянет одинокого путника без должного внимания гостеприимных хозяев. Коля же сам, будучи нелюдимым, всячески избегал общения, старался держаться подальше от скопления людей. Да и цель его путешествия не ограничивалась знакомством с Ташкентом, звала его Ферганская Долина.
   Как бы это не выглядело грустно, неприветливо встретил его Ташкент. Нищий и с полными карманами останется нищим, пока не наполнит нутро своё уверенностью к жизни.

   И ещё одно обстоятельство оставляло Зацепина быть безучастным к восточным прелестям: заметил он, что разучился летать.
   Накануне вышел он на речку Карасу (Бушуйка). Увидел, как весело плескаются в быстрых водах голые узбечата, и сам заразился весельем. До моста отсюда идти было далеко, и Коля с задора сиганул через реку, русло которой и пяти метров в ширину не достигало. Захотелось похвастать спортивным уменьем, скрывая за ним свои сверхспособности. Взять реку слёта не вышло, не удался полёт. И плюхнулся лётчик-налётчик в мутные воды во всех одеяниях, развеселил ребятню до дикого визга.
   Пропал в Зацепине лётный талант. Куда он делся, оставалось только гадать. Завладели им грустные мысли, глупые по началу: во всём виноват люлишка. Испачкал цыган душу отвратным месивом с лукавства и лжи, вот и исчезли высокие смыслы. Чувствовал Коля в себе это зло тягчайшим грузом, да не мог поверить, что всё это так. Просто он устал. Налетал вон сколько.
   Любой человек, будь он творцом иль работягой простым, нуждается в отдыхе. У всякого случаются подобные провалы – и музыка у композитора не сочиняется, и работа у мастера не клеится. Вот отдохнёт немного Коля, и вернётся к нему высота. 

   Времени на отдых не было. Пять дней были потрачены в пути - четверть отпуска, а цель путешествия ещё не была достигнута. Как он будет добираться до Ферганы? Узбекского паспорта у него не было, не было и визы. Арестуют его как российского шпиона у первой же железнодорожной кассы. На самолёте не вылететь тем более. Остаётся одна возможность –частник. Сколько возьмёт он, Коля не знал.
   Деньги оттягивали карманы и не хотели уходить от очерствевшего хозяина. Сумы считать он не мог, улетали они пачками, вразнос. Плохо знающий счёт, Коля ещё как-то приловчился подсчитывать рубли, жизнь заставила. Российскую валюту было особо жалко. Вернётся он с отпуска, и неизвестно на что будет жить до первой зарплаты. Блестящие побрякушки, доставшимися ему от люлишки, он вообще не знал куда девать.

   Выход с создавшегося положения у Золотых оставался один. Махнул он рукой на обуявшую его жадность и с третьей попытки нашёл водителя, согласившегося подбросить его до Ферганы. Сумов на более чем 300-километровый путь у Золотых не хватило, пришлось отдать водиле 2500 рублей. Деньги таяли, Колин настрой поддерживала одна приближающаяся цель его путешествия.

                Глава VIII. Перевал Камчик.

   Хлопковые поля во всей своей белоснежной красе открылись Зацепину впервые. Раньше ему наблюдать такого снежного моря в сорокоградусную жару ещё не приходилось. Хлопковое одеяло, обрамлённое по краю тутовым деревом – лучший покров для иссушенной зноем земли.
   Шофёр, согласившийся подбросить Колю до Ферганы, болтал без умолку и частенько звонил по телефону в перерывах хвалебных од о своём родном Узбекистане. «Шавкат», - представился он Николаю.
   -Раньше все пахотные земли одним только хлопком засеяны были, - просвещал Шавкат пассажира. – Хлопок, хлопок, ещё больше хлопка – это всё, что от нас требовала Родина. Сегодня мы пшеницу экспортируем. Всё нам даёт земля узбекская. По два урожая в год собираем. В феврале посадил картошку, в мае молодую на базар можно нести. Рассыпчатая! Во рту тает. Кушал молодую картошку? Её прямо в кожуре обжаришь на масле, обдерёшь как конфетку и – в рот. Горячая, вкусная!
   -Ха, Юнус, - отвлекал Шавката от беседы телефонный звонок. – Ёмон бола. Яхши, яхши. Икки соат Пунганда булады.
   -Знакомый шофёр звонил, - объяснил Николаю, не понимающему по-узбекски. – Там, перед тоннелем, менты стоят, машины проверяют. У тебя документы в порядке? Нет? Даже не знаю, как тебя провезти… Поедем по обводной. Время есть у тебя? Вот и яхши. У меня там, в Сарудала, родственники живут, заедем по дороге.

   За разговорами Николай и не заметил, как они подъехали к первым скалам Кураминского хребта. Таких гор он в жизни не встречал – величавые, неприступные. Горы на горизонте влекут голубизной, как с картинки. Здесь, наяву, скалы заявляют о себе мощью и нерушимой монументальностью. Восхитительные горы, глаз не отвести. Хочется походить на эти скалы статью и остаться рядом с ними навсегда.
   -Это разве горы? – говорил Шавкат. – Наши Ферганские круче. Приедешь, увидишь.
   Что может быть круче этих гор, Коля представить себе не мог. А ещё восхитила его дорога, ровная и безупречная. Узбеки могут. Не в пример русским, города их и посёлки не пугают гостей историческими развалинами. В Узбекистане нет неухоженных зданий, и каждый клочок земли здесь облагорожен трудолюбивыми дехканами и усто (мастер).
   Коля восхищался наезженной трассой недолго. Машина свернула за мостом через сай Ахангаран, как то обещал Шавкат, и Коля тут же вспомнил о русских просёлочных дорогах, подпрыгнув на сиденье с первой узбекской колдобины.
   Кишлак угадывался со стройных тополей, а когда показался тутовник по обочинам дороги, все сомненья о том, что среди скал могут жить люди, тут же исчезли. Шавкат остановил у знакомых ему ворот, вышел и наказал пассажиру, указывая на дерево:
   -Пособирай пока тутовника, нам с тобой в дорожку. Это чтоб ты не скучал. Я скоро.
   Сам Шавкат достал с багажника пакеты и зашёл в калитку без стука. Знали его тут очень даже близко, что подтвердилось радостным лаем из-за забора.
   Тутовник Коле не особо понравился. Он собрал небольшой кулёчек, выложил его на переднюю панель машины и пристроился в пассажирском кресле, поджидая водителя, который не заставил себя долго ждать. Шавкат вышел в сопровождении хозяев: прощались, обнимались тепло. Вышедшего к хозяевам Колю приветствовали скупо – кивком и скупым «салам». Хвалёное узбекское гостеприимство распространяется не на всех. Не прошёл традиционных расспросов к знакомству, будь добр постоять в сторонке.
   Шавкат забросил в багажник пакеты с ответными подарками и выложил перед Колей лепёшку с виноградной гроздью и пакетик с урюком: «Нам с тобой в дорогу. Кушай».

   Шавкат завёл машину, и вместе с мотором завёлся его неумолкающий язык:
   -В былые времена фруктовые деревья по всему Узбекистану свободно росли. Мальчишками, помню, лазили за яблоками. Никто нам не запрещал есть их немытыми, всё равно не запретишь. Сегодня каждое дерево за забором упрятали. Что не смогли оградить – вырубили. Базар, понимаешь… Не припомню, когда на прилавках айвушку встречал. Кому понадобилось, выйди на улицу и сорви к плову. Ты встречал где айвовое дерево на трассе? За заборами все, да на прилавках – отборная чистая айва. Хочешь яблока – плати! Да ты кушай! Кушай Коля. На меня не смотри. Я этих урюков объелся уже.
   Коля закинул в рот понравившийся ему фрукт и запел с обуявшим его весельем: «Сладкая ты моя ягодка – урюк»!
   -И-ие! – удивился Шавкат. – Ты поёшь? У тебя голос хороший. Узбекские песни знаешь? Я научу: «Мажну-унтол, мажнунто-о-ол». Или вот эту: «Намангани олмаси». Подпевай, учись.

   На главную трассу выехали скоро. Шавкат не смолкал, рассказывал про перевал лучше всякого экскурсовода. Восхвалял свой Узбекистан, не давал Николаю глаз сомкнуть. Остановился перед серпантином, заставил выйти из машины, насладиться высотными видами. А впереди тоннель. На перевале есть чем восхититься, поделиться впечатлениями.
   Во всей открывшейся Николаю идиллии присутствовал один недостаток: горные дороги рано или поздно кончаются. Протяжённость трассы на перевале Камчик всего 120 километров. Время в пути вполне можно соотнести с объёмом полнометражного фильма: посмотрел с часок, напереживался всласть и – будя.
   Машина вышла в предгорные солончаки. Хоть и тянется эта степь полосой не более 5 километров в ширину, глазу с безжизненной картины приходит только грусть одна. И весь этот упадок чувств случается сразу после подъёма, что даден был в горах.

   У Пунгана машину Шавкта остановил «гаишник». На всём протяжении трассы их никто не останавливал, несмотря на то, что на десятках КПП осматривалось множество машин. Знали Шавката служители безопасности дорог, да видать, всем мил не станешь. Нашёлся один, кто не знал всех «неприксаемых», проявил бдительность. Молодой, должно быть, неопытный.
   Шавкат вышел из машины, разговорился о чём-то непонятном с милиционером. Улыбались оба друг другу. Николай тем временем застыл в машине, мучительно вспоминая, где же ему встречалось уже это экзотическое название – Пунган. Вспомнил скоро: Шавкат озвучивал это слово по телефону. Кому он там звонил? Да, да – Юнус какой-то.
   Милиционер заставил водителя вскрыть багажник. Достали Колин рюкзак. Только его отчего-то. Милиционер кинул рюкзак на капот и достал из него кроме всего прочего побрякушки, доставшиеся Коле от люлишки. Он поманил Николая пальцем и жестом попросил его выйти.
   -Это что? – Милиционер указал пальцем на узбекские украшения, непонятным образом оказавшиеся во владении у русского.
   Коля взглянул на нагрудный кармашек милиционера, где наряду с жетоном красовалось имя «Юнус Ахмедович Ахмедов». «Не тот ли это Юнус, с кем Шавкат по телефону балакал»? – мелькнуло в голове Николая. Вряд ли возможно такое совпадение. Сколько этих Юнусов в Узбекистане? Думать надо о хорошем, а с Шавкатом они почти сдружились.
   -Документы есть? – продолжал Юнус наседать на Колю. Тот подал ему русский паспорт. – Узбекского гражданства нет? А где виза? Как ты границу перешёл? Что в Узбекистане делаешь?
   Николай не мог решиться на обман, хотя в голове крутились пару мыслей для оправданий. Полёт и обман несовместимы, а полетать ещё хотелось. Хотелось вернуться в Россию, а легальными путями возвращение не виделось ему возможным. Только перелёт – способность, которую он потерял по непонятной причине.
   -Руки на капот! – приказал Юнус, которому надоело Колино молчание. – Где золото взял? Оружие есть? – Он зашарил по карманам Николая и вытащил всю наличность. – И что будем делать с тобой? Это все твои деньги? Тут на штраф не хватает. Придётся тебя арестовывать до выяснения. Или в рабство тебя сдать? Выбирай. Выбирай скорей! У меня на тебя времени нет. Сейчас закую и отправлю куда следует.
   -Кормить будут? – Выдавил Коля, попытавшись избавиться от охватившей его безысходности с помощью шутки. 
   -Кому ты сдался? Кормить тебя ещё, словно барана. Никто там тебя кормить не будет. Будешь работать, пока не сдохнешь.
   «Ничего, всё обойдётся, - успокаивал себя Коля. – Не может быть, чтоб узбеки, народ цивилизованный, уподобились дикарям. Здесь не Афган какой-то, в котором человека запросто могут жизни лишить. Узбекистан – государство законное. Сейчас Шавкат с ним договорится, и всё будет хорошо».
   Шавкат и впрямь отвёл разбушевавшегося Юнуса в сторону и мял ему руку, уговаривая и улыбаясь. Юнус выслушал увещевания земляка и согласился: собрал в пакет все ценности Николая и удалился с последними наставлениями:
   -Приедешь в Фергану, сразу в милицию иди. Документы оформляй. Я проверю.

   -И как ты собираешься жить дальше? – Обеспокоился Шавкат, продолжив путь к Фергане вожделенной. – Без денег, в чужом краю, средь людей незнакомых. Ты даже по-узбекски сказать ничего не можешь. Пропадёшь, Коля-ака. Эх, пропадёшь! Жалко мне тебя.
   -В Фергане работу найду, - храбрился Коля. – Я к работе не привередлив. Дворником работал. Мне любая работа не в тягость. Прорвёмся!
   -Не найдёшь ты в городе работы, - не поверил ему Шавкат. – Там таких как ты сотни. Мардикёры на базаре в очереди стоят. Ты думаешь, наши в Россию за хорошей жизнью едут? В Ферганской Долине самая высокая в мире плотность населения. Мы своих людей работой не можем обеспечить, зачем нам кто-то пришлый?
   Коля поник заметно со слов узбекского друга. Шавкат оглянулся, положил ему свободную руку на плечо, смял в поддержке:
   -Не плачь, уста. Помогу я тебе с работой. У меня в каждом кишлаке родственники живут, и всем рабочие на полях и в доме требуются. Я сам с Риштана. Могу тебя в Вуадыль отвезти, могу в Ауваль. Выбирай, что тебе больше понравится.
   -Это ты меня во Францию собираешься везти? – улыбнулся Коля, услышав необычные названия узбекских посёлков. «Вуадыль», «Ауваль» - и впрямь что-то французское слышится в этих названиях.
   -Какая Франция? Это узбекские кишлаки, - пристыдил Шавкат непонятливого русского. – Не нравится моё предложение, сам вылазь со своего дерьма. Стараешься, стараешься за него, помочь пытаешься. Никакой благодарности! Вот привезу в Фергану и выброшу. Сам гуляй, как знаешь.
   -Ладно, Шавкат. Не злись. Хочу в Вуадыль, - выбрал Коля первое, что на ум пришло.
   -Вот и правильно. В Вуадыле у меня брат живёт. Двоюродный. Камал. Там горы начинаются, сай протекает. В Вуадыле хорошо. Ты любишь горы, Коля-ака?

                Глава IX. В гостях у Камала.

   Фергану захватили с края, Шавкат не посчитал нужным показывать Николаю всей жемчужной красоты лучшего города Ферганской Долины. Спешил неугомонный покоритель дорог узбекских. Найдёт в себе Коля желание познакомиться с городом поближе, сам посетит. Вуадыль от Ферганы недалеко, 30км всего.
   -Ферганский аэропорт, - представил Шавкат городские окрестности. – Здесь любые самолёты садятся. В своё время «Мрия» приземлялась. Здания слева – бывший авиационный завод. Половина горожан когда-то здесь трудились, гордились высоким званием «самолётостроитель». Не только с Ферганы, со всех окрестностей на завод рабочих возили: с Маргилана, с того же Вуадыля. Родине самолёты были нужны.
   -Бывшее русское кладбище, - указал на раскинувшийся слева парк. – В 90-х русские стали массово разъезжаться, за могилами некому стало ухаживать. Вандалы оградки тащили, кресты ломали. На металлоприёмке можно выжить. Нехорошо это. А что поделаешь, когда следить за ночными разбойниками некому стало? Решили парк здесь разбить. Церковь только оставили. Мы уважаем чужую веру.
   «Хороший парк, - оценил Коля про себя. – Красивый. Могут узбеки земли благоустраивать. Парк на костях».

   Зацепин немного разочаровался в прелестях Ферганской Долины. Показалась ему эта земля не такой привлекательной, какой представлялась в мечтах. Жарко здесь. Колино разочарование понять можно. На то, чтоб чужая страна стала в радость, гостю многое чего требуется; главное – комфорт и надёжность к жизни. У Коли ни того, ни другого не наблюдалось, даже гостеприимства от местных чувствовалась явная нехватка.
   Оптимизма ему было не занимать, Коля выкинул из головы все сопутствующие страхи и насильно возбудил в себе интерес к неизвестной дороге: глинобитные одноэтажные дома в виноградниках, поля, сады, арыки; экзотические ишачки, даже не мечтающие обогнать автомобиль; коровы, игнорирующие транспорт и сопутствующую ему опасность; местные жители в одинаковых тюбетейках, мужского сословия в основном. Женщин не видать почти. Если встретится какая – спешит, взгляда не задержит. У узбечек забот всегда полно. Не так, как в России, здесь. Так и должно быть – чужие нравы интересны.

   Гостей встречали всей семьёй у ворот. Это Коле так показалось, что навстречу им вышла вся родня Камала. Пять человек по русским понятиям – семья великая. На самом деле бабушка Фируза не смогла бросить меньшенького внучка и осталась с ним в доме.
   Улыбчивые жена с дочкой встали у раскрытой калитки, мужчины, хозяин с разновозрастными сыновьями, поспешили к подъехавшей машине, соблюли очерёдность объятий дорогого родственника. С незнакомым русским гостем здоровались за руку, представляясь. Узбеки здороваются двумя руками, левой касаются локтя гостя. Не знал о том Коля и смутился оттого немного.
   -Келин, келин, - зазывал Камал гостей в дом. Вещи гостям нести не дали, отобрали багаж, завели во двор с пустыми руками, сразу к столу пригласили. За столом беседовать удобно, без женщин. Первым узбеки подают чай. Горячие блюда – на потом, как и разговоры серьёзные. 
   
   -Почему-то твой друг плохо кушает, - впервые перешёл Камал на русский. Семейные проблемы до того они обсуждали с братом на узбекском, стараясь не мешать русскому гостю греметь ложкой. Сами узбеки ложками не пользуются, едят руками.
   -Я не ем много, - попытался Коля угодить хозяину.
   -Как кушаешь, так и работать будешь? – засомневался Камал.
   -Коля работает хорошо, - заверил Шавкат, сам не зная о качествах нового работника.
   -Посмотрим, посмотрим, - разглядывал Камал работника недоверчивым взглядом. – Да ты кушай, кушай. Мы тебя здесь и работать научим, и откормим на славу. Будешь у нас настоящим мужчиной, толстым и солидным.

   Зацепин проснулся раньше всех, хотя дехкане поднимаются с восходом, как и все повязанные землёй люди. Утренняя работа была Коле знакома – уборка территории. Камал содержал небольшое кафе рядом с домом, и к приёму клиентов это заведеньице под открытым небом должно было сиять и зазывать чистотой. Узбеки ещё те чистюли, и дворики их выметены до голой земли.
   Хозяин проснулся и застал Колю за уборкой двора. С кафешкой он уже успел справится и перешёл сюда по личному усмотрению, начал выполнять работу, предназначенную для женщин. Камал проявил строгость, осудил работника за излишнюю инициативу и провёл его на огород, показал, как правильно окучивать картошку. В Узбекистане формируют поля не так, как в России, там земледелие поливное.
   Николай быстро понял, что от него требуется, принял с хозяйских рук кетмень и проявил сноровку садовника. Тяжеловат оказался кетмень супротив русской тяпки, да работу работать приходится. Не выбирают её – работу эту. А потом, не в России он подвязался помощником по хозяйству, и придётся ему привыкать к новым традициям, как в быту, так и в деле.
   Камал удовлетворился сноровкой нового работника и остановил его рвение окриком:
   -Кончай махать, Николай. Прежде покушать надо, а потом уже дела делать. Слышь, Коля? Заканчивай. Пойдём завтракать, потом доделаешь. А то будешь говорить, что я тебя не кормленного на работу посылаю. 

   Первый рабочий день всегда даётся тяжело. Николай сидел за ужином измотанный весь. Кушать пришлось сидя на полу, за столиком на коротких ножках (дастархан). Хорошо ещё хоть ложку дали. Камал ел руками, пил из косушки жирный суп (шурпо ичамиз) и лепёшкой отправлял в рот куски мяса. С таким вкусным ужином можно перетерпеть небольшие неудобства.
   Камал заметил усталость в работнике и смотрел на Колю с сочувствием:
   -Кушай Коля, кушай. Назавтра нас с тобой много дел поджидает, тебе отдохнуть хорошо надо, выспаться. Выпьешь, может? Водка у меня есть.
   Коля замотал головой, прожёвывая сочную картошку:
   -Спасибо за заботу, Камал. Только водку я терпеть не могу. Горькая она и противная. Редко когда вина себе позволю, немного, если компания праздник требует.
   После в кишлаке добрым словом поминали необычного непьющего русского. Бывает и такое.
   -Это хорошо, что ты спиртным не увлекаешься, - одобрил Камал. – Нам Коран пить запрещает. Если честно, пьём иногда и мы. Мы с бывшими одноклассниками на рыбалку ездим, традиция у нас такая сложилась. Вот там, на озере, ночью, чтобы не видел никто, можно и выпить. Пьём за дружбу, а не так, чтобы валяться.
   Раньше в Вуадыле русских много было. Разбежались все в девяностые. Так этих видели порой под деревом, да под забором. Пьяные скандалы, шараханья, сопли – нехорошо это. Очень нехорошо! Ещё свиней они держали. Вонь от них! Харом! Нельзя. Уехали русские, и Вуадыль чище стал. Только плохо всё равно без них. Не хватает чего-то. Когда два народа рядом живут, взаимопроникновение культур обогащает. Не все же русские пьяницами были. Далеко не все. Многие такие, как ты. Интересные люди жили рядом с нами. Скучаю по ним.
    А ты, Коля, умеешь петь? Шавкат говорил, голос у тебя хороший. А играешь на чём? У меня гармошка есть, соседи оставили, когда уезжали. Я дочку на пианино учиться отдал. Пианино тоже у русских купил по дешёвке. Так я гармошку принесу?

   Потекли для Зацепина дни хлопотные, однообразные; рабочие дни, к которым он привык сызмальства. Первые сутки для него показались трудными, Коля ужинал на скорую руку, мечтая о мягкой подушке, и просыпался с ломотой в руках, не проходящей с работы от зари до зари. Человек ко всему привыкает, а хорошее питание только помогло начинающему дехканину влиться в натруженную сельскую жизнь.
   Кормили работника и впрямь хорошо. Коля впервые стал тянуться к кухонным запахам, считать минутки до обеда. Раньше-то его питание не особо напрягало, что дадут, то и поест. Дастархан Камала изменил его мнение: «готовят вкусно, чтоб больше съесть». Умеют узбеки готовить.
   Втянулся Коля в работу, и показалась она ему даже интересной отчасти – разнообразной. Поручалось ему всяко, от чистки выгребных ям до работ ответственных, строительных. Старался он не ударить в грязь лицом перед хозяином, и пока у него всё получалось.
   Камал днём был занят: когда на ферганский базар выезжал, а когда с клиентами бесконечные разговоры разговаривал. Хозяину днём не до работника было, и Коля старался ему не мешать расспросами о том, что делать; рабочий день планировался вечером и уточнялся с утра.
   Не спланировать всё загодя, и у Коли стало появляться свободное время после выполненной работы. Поначалу он пытался спрашивать работу у женщин, но те только отмахивались от него: отдыхай. Узбечки блюдут честь несравнимо с русскими женщинами и с мужчинами не общаются вовсе. Правда, бабушка заговорила с Колей однажды: душевно так и сердобольно. Старой советской закваски оказалась бабушка Фируза.
   Коле выделили просторное помещение в отдельно стоящей постройке. Должно быть, Камал готовил этот дом для подрастающего сына. Уютно здесь было и не по-русски как-то: глиняный пол, чисто выметенный, большой деревянный помост, покрытый одеялами - вместо кровати; по стенам - полки под стеклом, забитые узбекским фарфором; мебели никакой, хоть на велосипеде катайся. Простору с избытком и воздух не домашний, будто на суре под виноградником спишь.
   Лишних вещей в комнате не было, не обедали здесь. Вода и туалет – на улице. И только три лепёшки постоянно лежали на полке у самых входных дверей. Смотрел, смотрел на них Коля три ночи кряду. Гадал, к чему они тут припрятаны, для кого? Как Домовой у узбеков зовётся, да и есть ли он в ихнем фольклоре? Гадал, гадал, да не выдержал: отломил, попробовал. Вкусная же лепёшка оказалась! Хрустит на зубах, подсохшая. Так и повелось всякую ночь: отломит, похрустит и спать.
   Подошла к нему как-то бабушка Фируза, заговорила. Раньше кивала только с утра, приветствовала.
   -Тебя хорошо кормят? – спросила бабушка на чистейшем русском. – А то ты скажи, если что не так. Может, тебе узбекская кухня не нравится? Мы накормим как ты любишь.
   Коля смотрел на бабушку не понимая, что хотят от него. «Всё хорошо», - выдавил.
   -А я смотрю, лепёшки мои отрывает кто-то, - уточнила бабушка. – Я их специально сюда складываю. Сушёные лепёшки кроме меня никто не ест. Тебе тоже понравились?
   И так стыдно стало Коле после этих слов! Уворовал чужое! Мог бы спросить. Кивнул согласительно, раскрасневшийся: «понравились».
   -Ты кушай, кушай, - поняла бабушка Фируза Колину растерянность. – Мне даже приятно, что кто-то мои вкусы разделяет. После войны в Узбекистане такого голода как в России не было, но хлеб у нас всегда с чем-то святым связан был. У вас такое же к хлебу отношение?
   Камал говорил, ты поёшь хорошо? – продолжила бабушка разговор. – А для меня напоёшь?
   «Мажну-унтол», - пропел Коля с улыбкой засевшую в нём песню.
   -Баракалля! – похвалила бабушка. – Молодец. Это хорошо, что ты к нам помогать пришёл.

   После знакомства с бабушкой Коле разрешили общаться с дочкой Наргизой, которая училась в музыкальной школе. Хорошая девочка девяти лет. Русский знает довольно неплохо. Состоявшийся дуэт напевал частенько в унисон, новые друзья в свободное время пытались подобрать на пианино понравившиеся им песни.
   С песней легче всего изучить чужой язык, и Коля вскоре мог свободно отвечать на простейшие вопросы по-узбекски.

   Всё хорошо складывалось у Коли в непривычной ему узбекской семье. Пробирала одна зазорная мысль – отпуск у него кончался, а сообщить о причине задержки он никак не мог. Да на эту небольшую неприятность легко нашлось оправдание: не особо Колю привечали в ЖЭКе, и без его участия дома не развалятся, не повязнут жильцы в неубранном мусоре.
   А вот другая напасть никак не поддавалась разрешению, не мог уяснить Коля, отчего его летать отвадили. Что такого плохого он сделал, что пропала в нём эта необычная способность.
   С этим неразрешимым вопросом Зацепин решил подойти к Камалу. Узбеки любят индийскую культуру, и самое интересное кино для них из Болливуда. В Индии же появились первые летающие люди и звери: армия Ханумана и их последователи. Говорят, некоторые из индийских йогов по сей день летают. Коля не верил индийским жрецам, как не верил в Бога. Фокусы - все эти полёты и зависания! Не верил, а сам-то он летал.
   Ничто не убудет с расспросов. А потом, не собирался Коля открывать Камалу свои сверхспособности. Просто поговорить, пошутить по теме. В каждой шутке скрывается истина. А за спрос денег не берут. Решил так Коля и как-то за ужином шутливо завёл разговор о летающих йогах.
   -Факиры, фокусники – одна байда, - выразил Коля недоверие к буддистским волшебникам, смачно пережёвывая мяса кусок. – Им бы только людей охмурять, да денег с народа урвать. Но всё равно интересно. Я бы съездил, посмотрел на настоящих индийских факиров.
   -Самые лучшие летуны это мы, узбеки, - ответил Камал, смеясь «на отмашку». – И никуда ехать не надо. Есть такое кино – «Абдулладжон. Ответ Спилбергу». Я найду в интернете, посмотришь перед сном, как наши на кетменях летают. Посмеёшься и спать хорошо будешь.

   Хорошо живётся в Узбекистане, да надо подумать как до дому добираться. Разучился Коля летать, не разучился плавать. Плаванье – первый шаг к полёту.
   В Вуадыле нет специальных мест для купания. Ближайший пляж на Кадамжайских озёрах, а это Киргизия. Что бы добраться туда, много денег понадобиться, которых у Коли нет и не предвидится. Местные взрослые не особо стремятся поплавать, чистоту на теле и в бане навести можно. Дети ныряют в местную речку – Шахимардансай. Течение там быстрое и вода холодная, горная. Да разве остановить чем затеи детские? Ныряют, бесятся в волнах, на надувных баллонах до самого Ёшларобада сплавляются.
   Коля отбросил все местные приличия и как-то свободным вечером занырнул в холодные воды сая. Вода с ног сбивает, за дно не удержаться. С течением не поспорить, лучше отдаться на волю волн. Здорово доплыть до другого берега, только обратно как? Да как – таким же «таком». Пробежался вверх по течению и запрыгнул обратно. Нет, действительно здорово! Только после такого купания душ непременно принять придётся, а то на постель чумазым не пустят.

    Плавать хорошо, а вот летать придётся заново учиться. Только как? Кто тренером выступит?

                Глава X. Возвращение в небо.

   Мысли о полёте не давали Зацепину покоя. Отчего всё кругом несправедливо так?! Вроде, всё правильно он делает, в мире с людьми живёт и с совестью дружен. Всё больше склонялся он к тому, что способность к полётам зависит от внутреннего настроя. Хоть и не верил он всему сверхъестественному, что люди навыдумывали, о душе задумывался как о нечто вполне реальном.
   По утрам Коля начал делать зарядку. Не потому, что врачи советовали, а единственно в целях оценки своего состояния и проверки возможностей входа в былую невесомость. Он подпрыгивал, подтягивался, падал на руки. Ничего такого, что он чувствовал раньше, когда получалось подниматься ввысь на одном желании, в нём не ощущалось; и руки болели после падений на землю и вес чувствовался до скрипа в мышцах.
   -Не делай глупостей, - заметил Камал его утренние тренировки. – Хочешь просыпаться бодрым, я тебе по утрам соответствующую работу подыщу.
   -Я недолго, себя не перегружу, - оправдался Коля. – Просто приучен с детства к зарядке, а работе она никак не помешает.

   За посёлком, на небольшом холме, Коля приметил для себя навесик – так называемый айван, сооружённый кем-то для ночного бдения за близлежащим полем. Здесь хорошо было отдыхать, и мысли тут витали чистыми и ясными, как и сама ночная смотрящая – Луна. Не каждый день, но часика-другого Коле вполне хватало на то, чтобы отвлечься от однотонной работы. А однажды Камал укатил с друзьями на рыбалку и выдал работнику выходной. Вот когда Коля отвязался! Ночевал на своём айване под звёздами и разговаривал с ними. Кому как не звёздам знать цену полётам. Ночные светила лучше всякого преподавателя объяснят суть гравитации, по законам которой сами живут-существуют.
   Вот такие, далеко не научные мысли, подталкивали Колю к полёту. Надо отдать ему должное, с наукой он дружил, да не отвадить людей от тяги к мистическим умозаключениям, уж слишком долго мы верили сказкам.
   Логика Зацепина выстраивалась по простому принципу: деление всего материального происходит с уменьшением изначального состояния, и только добро и любовь при делении ширятся до бесконечности. Это и есть тот потусторонний мир с иными законами, который все так ищут и не могут найти. По этим законам и выходило у Коли умение парить в воздухе. Осталось ему только нащупать дверь в тот мир, которую он захлопнул по неосторожности.

   Камал задумал откормить в зиму пару курдючных баранов, для которых понадобилось специальное помещение. Скотник решено было сооружать из глинобитного кирпича, для чего хозяин вызвал двоих местных мастеров. Коле тоже нашлось дело: подавать кирпичи, сырые и тяжёлые.
   И намучился же Николай цеплять лопатой непросохшую глину и закидывать её на стену! Мастера ловко подхватывали летящий вверх сырец и скоро выставляли его по месту. Только успевай им кирпич подавать. А как тут успеть за ними, когда после десятка бросков дыхалку перехватывает напрочь?
   Колю уже подменивал один из укладчиков. Работа не терпит задержек. Только несправедливо это вышло: у Коли неучтённый перекур, а напарники его без отдыха работают. Тогда неудавшийся подмастерье решил попробовать подать кирпич вручную. Испачкался в глине до полного неприличия! Мастера были не против Колиной затеи, пусть работает как ему удобно, лишь бы кирпич вовремя в умелых руках оказывался.
   Вот тут-то Коля и заметил, что кирпич под двадцать кило массой в руках его становится почти невесомым. Легко пошла работа, без задержек.
   Камал смотрел издали на слаженную работу наёмной бригады и радовался. Не зря он согласился с братом Шавкатом оставить у себя русского работника. Хоть и щуплый он с виду, работа в руках его спорится. Пригодился Николай в хозяйстве, нужный работник.

   За обедом Камал поддержал Николая, похвалил его по-мужски, без излишних слащавых словес:
   -Кормлю я тебя, Коля, кормлю, а толку с забот моих всё нет. Как был ты костлявым, таким и остаёшься. Весь твой накопленный жир в работу уходит. И как я тебя, по-твоему, соседям представлять обязан? Они ведь скажут, что я тебя на голодном пайке держу, на еде экономлю. Не поймут меня соседи. Бараний вес в тебе, и не прибавляется он никак. Ты бы уж делал что-нибудь с собой. Спи больше, что ли. Или сало ешь. Любишь жирную пищу?
   Коля улыбался на хозяйские шутки, а сам про себя думал, рассуждал по-научному: когда он подавал кирпич вручную, антигравитационная область вокруг него снижала массу всего, находящегося в ней. Лопата, длинный черенок которой выходил за границы той области, цепляла кирпич полной массы. Оттого он так измучился, работая на этой чёртовой лопате. Стало быть, не утеряны в нём лётные качества полностью.
   Выводы, сделанные Колей, вдохновили его. Не исчезли надежды на возвращение к полётам. И аппетит с того подъёма духа в Коле не пропал, чем он в очередной раз порадовал хлебосольного хозяина.

   Ближе к осени работы у Камала поубавилось, и он стал отправлять Колю к соседям, которые только и ждали, когда освободится такой хороший работник. Соседям в кишлаке не принято отказывать. Всяк новый работодатель старался лучше всех накормить Николая, похвастать своими кулинарными талантами, свойственными мужскому населению в Азии.
   Уважали Колю, но денег не платили. Человеку много чего надо кроме еды. Манили Колю горы, до которых рукой подать, да за переход киргизкой границы придётся платить. Не только неприступны эти горы, но и недоступные, манящие ввысь.
   Хотелось Фергану увидеть. Камал свозил его на ферганский базар, но шагу от себя не отпускал - инородца без гражданства. Менты незнакомого русского точно проверят и загребут как «шпиёна». Лишится Камал хорошего работника. А город – это не только базар. Видел Коля ташкентский рынок, а базары, они все чем-то схожи. Базар, он и есть базар. Если хочется проникнуться особенностью городской суеты, придётся погулять по улицам, с людьми заговаривать, в гости напрашиваться.
   А больше всего нужна человеку свобода, свобода перемещения. Человек должен знать, что сможет когда-нибудь уйти туда, куда его помыслы просятся. У Коли такой свободы не было, был он прикован к хозяину словно раб. Так может, отсутствие той свободы и стало причиной его неспособности летать?
   Коля обращался к Камалу с мучившим его вопросом: когда он сможет уехать. Сколько времени понадобиться ему на то, чтобы заработать на возвращение домой.
   -Тебя не выпустят, - уверял Камал. – Как ты собираешься без документов пересечь три границы? Узбекистан, Казахстан, Россия. Даже у меня не будет столько денег на взятки таможне. Даже не думай, Коля. Выкинь из головы эту глупость. Кормят тебя, не гонят. Что ещё надо человеку для жизни? Поживёшь годика два-три, поработаешь, сделаем тебе документы. Тогда и подумаешь о поездке на родину. Только у нас лучше, сытнее. Подумай.
   Коля подумал: русский должен жить в России.
   А ещё снилась Коле Оля. Нельзя было ему назвать её лучшей, потому что сравнивать её с другими девушками ему не было дано. Скорее, единственная она. Любимая? Как можно любить четырнадцатилетнюю девочку? Такого Коля себе позволить не мог. Любимая сестрёнка – лучшее определение для Оли, которое Коля уяснил для себя и зафиксировал в памяти наглядной картинкой. Поговорить бы с ней хотелось, да не было возможности связаться. Коля так и не сдружился с цифрами и номера телефона Оли не помнил. А как хотелось побыть рядом с ней хоть немного!

   Зацепин шёл вечером к дому Камала после выполненной работы у другого хозяина. Не сказать, что устал он с непосильного труда. Хозяин тот оказался разговорчивым и часто отвлекал Колю: «Отдохни. Посидим, поговорим. Работа от нас не сбежит. Не успеем, завтра доделаем». Добрый попался хозяин. Или ленивый? Не особо Коля стремился сдружиться с ним, знал уже – узбеки, они сами себе на уме.
   Шёл вот так неспеша, грустил тихонько с безысходности. А тут из-за угла пёс выскочил, навстречу Коле двинулся. Морда здоровая, глаза безумные, пена изо рта по земле так и брызжет. Волкодав здоровенный. О нём в округе все знали, опасались. Хозяин его на собачьих боях дрессировал, деньги на своём псе зарабатывал. А тут с цепи обезумевший пёс сорвался, вышел свои звериные законы по округе насаждать.
   Встал Коля перед псом, не шевелится, страх от себя гонит. Слышал он как-то от кинологов, что такое поведение может защитить от собачьих укусов. Возможно. Стоит вот так, а тут из-за дерева девичий визг вдруг раздался. Коля и не приметил сразу девчушку ту, за ним идущую. Задумчивый Коля был и мало чего замечал по дороге.
   Девочка выскочила со своего укрытия и подальше от пса на убежала. Малая узбечка, лет десяти, а и того ещё меньше. Пёс двинулся вслед новой жертве, маленькой и более доступной.
   Коля прыгнул к девчушке, поймал, одёрнул и за спиной спрятал: «Бакирма (замолкни)».
   Пёс встрял метрах в пяти от Коли, уставился в него злыми глазами. Лапами землю роет, слюной бешеной брызжет: «Ты кто»? «А ты кто»? – отвечал ему Коля без слов. «Вот и иди отсюда». «И ты иди». Пёс дёрнул головою свирепой – связываться с вами! Напугал и то ладно. Развернулся и пошёл своей дорогой не оглядываясь.
   Коля обернулся к девчушке: «Ты откуда»? Та молчит, глазами испуганными не моргнёт. Спаситель взял её за руку и проводил на безопасное расстояние. Даже имени её узнать не смог, не произнесла девчушка ни слова и руки своей с мужской, спасительной не выпускала. Отпустил её Коля метров через сто, когда успокоилась она немного и поняла куда ей идти надо. Отпустил, и только теперь понял, какую опасность они избежали. И такая дрожь охватила Колю, что еле дошёл он до дома Камала на ватных ногах.
   Отказался Коля от ужина и рассказал Камалу о происшествии. Оказалось после, что этот пёс троих прохожих покусал, хорошо, что не до смерти. Хозяин с непослушным псом справиться не мог, пришлось пристрелить. Вот такие дела случаются порой в мирном с виду кишлаке…

   Осень вогнала Зацепина ещё в большую тоску по русским берёзкам. Осень всегда приносит с собою кому грусть светлую, а кому тоску безысходную. Радость осенняя только тихой бывает. А тут ещё Камал не желал больше выслушивать просьбы Николая:
   -И куда я теперь тебя отпущу? Что люди скажут? «Выгнал героя».
   А какой герой из Коли? Человек второго сорта, без денег, без права самостоятельных решений.
   -И зачем тебе уезжать? – проявил Камал навязчивое гостеприимство. – Сделаем тебе обрезание, женщину хорошую найдём. Успел узбечек полюбить? Они не такие как русские гром-бабы. Наши послушные.
   Коле только мусульманином стать не хватало. Обрежут с него всё лишнее, и он тогда точно летать не сможет. Летал он потому, что за всю жизнь не успел навредить себе, не болел никогда, и никогда ничего не ломал. Тут и гадать не надо: целостность – первая предрасположенность к полётам. А ведь они смогут, обрежут насильно.

   Осенних морозов в Узбекистане не бывает. Плюс десять в осень – здесь холод запредельный.
   Работы у Камала становилось всё меньше, и он всё чаще отправлял Николая по другим дворам. Хозяева там попадались разные, но в большинстве своём люди добрые, и жалели они малорослого работника, не загружали особо, отпускали со двора пораньше. У Коли появилось много свободного времени
   Зацепин коротал вечер на берегу Шахимардансая. Слушал волны, ждал первые звёзды, делился с ними своими проблемами. Людям о том не расскажешь. Как не одобряема среди людей взаимопомощь, плакаться мужчине не повадно. Прыгнуть бы в эти мутные воды, пусть они разбирают дилемму - жить Зацепину дальше, иль не жить. Раз звёзды не зовут его больше, волны примут всегда, забьют, затянут течением, о камни обломают. Вздрогнул аж с тех мыслей. Не лето уж давно, и вода в реке холодная, не плавают тут давно даже дети.
   Не нужна никому жизнь его мелкая! Ни ему не нужна, ни людям, ни Оленьке. А жить так дальше, лучше уж вовсе не жить. Пусть волны решают. В холодной воде, говорят, тело судорогами враз сводит, и не выбраться ему тогда на берег. Да мужик он, наконец, иль не мужик вовсе?! Разделся, вздрогнул, отогнал от себя страх ненужный и прыгнул – берите меня, принимайте как есть.
   А вода вдруг оказалась нехолодной. Он даже её не почувствовал - ни холода сковывающего, ни мокроты отталкивающей. И теченье не подхватило пловца удалого, греби куда хочешь. Коля взял курс вверх по реке и поплыл без усилий на выбранной скорости. Такого ещё никому не удавалось – побороться с бурным течением горного сая.
   Тело пловца скрылось в плотном тумане и волны под ним присмирели, разгладились. Разрезало волны клином, словно катером, и забурлили они по берегам, оставляя середину реки зеркальной гладью.
   «Так я лечу. Лечу»! – понял Зацепин с подъёмом и вылетел беспрепятственно к берегу. Для первого раза слабый налёт предостаточен. Надо будет обдумать вернувшийся опыт, прочувствовать. В руки себя взять не мешает. Не то расхлябался весь – летать ему запретили, свободу, любовь отобрали.

                Глава XI. Домой.

   У некоторых людей встречается особенность надоедать знакомым, какими бы они не были тактичными в общении, какими бы привлекательными не казались изначально. Да, вот так вот: «Надоел ты мне, и всё! Знаться с тобой не хочу». И дружба потому нуждается в проверке временем. Есть в людях какое-то взаимное притяжение и не у каждого оно равнозначно. Без того притяжения терпеть человека вполне возможно, быть рядом с ним не особо и хочется.
   Зацепин чувствовал, что начинает надоедать Камалу. Причин к тому было несколько: Коля был скрытен по натуре и не выдавал всего себя хозяину, как тому не хотелось бы этого. Потом - инородцами они были, люди разных национальностей и традиций. Самая же реальная причина была на виду: в зиму в любом кишлаке, в деревне любой, с работой бывает туговато. Надоело Камалу подыскивать своему наёмнику работу, богатеть с его трудов не хотелось больше. Приносила ему кафешка прибыль на жизнь безбедную, и того хватало.
   Холодность Камала устраивала Колины планы, и он всё чаще надоедал ему просьбами о выезде в Россию: «Посади меня на поезд, а там я сам как-нибудь прорвусь. По вагонам от таможенников побегаю, в туалете запрусь. Проводника взятками услащу».

   Коля всё чаще отдыхал на своём излюбленном айване. Какой холодной не казалась поздняя осень, грело его чувство свободы, недолговременная возможность побыть наедине. Да и одет он был неплохо, надо признать. Хозяин подогнал ему поношенные халаты и старые свитера – на выбор. Великоваты они оказались малорослому Коле, зато хорошо хранили тепло.
   Как бы тепло не одеваться, а бездвижным на промозглом ветру замёрзнуть недолго. Посидеть же хотелось, отдохнуть после продолжительного трудового дня, без проходных и выходных. Хотелось подумать и помечтать. Вот когда ему помогало его антигравитационное поле, которое держало тепло лучше всяких тулупов и ватников. Удобная штука – это таинственное поле, подключился и лежи себе, мечтай на звёзды.
   Почему летают птицы, а человек не может? Человек, он выше птиц безмерно, любимец природы, а в способности летать обделён. Отчего на белом свете бытует такая несправедливость? Приходится людям самим исхитряться овладевать небом, вершить техногенные эволюции.
   Наверное, дорога к полётам длиннее, чем мы существуем. Птицы, они миллионы лет мечтали о небе. Человек встал с колен всего-то сотни тысяч лет как, да большую часть этого времени жил по законам свыше, ел что дают и не мечтал о звёздах. Мечтам нашим десяток тысяч лет всего, не больше. Долго нам ещё придётся расти до истинного полёта, несовершенны мы и слепы, частенько в тупики встреваем: воюем, пытаемся превзойти ближнего, дабы славы кусок урвать. Заразная вещь эта слава. Не поделиться ею, не взлететь.
   Читал где-то Коля, что звёзды помогают общаться влюблённым при расставаниях, на любых расстояниях. Мало верил Коля в звёздную взаимосвязь, но казалось ему, что чувствует он Олю рядышком. Хотелось верить в её биполярное присутствие, хотелось спрашивать её о том, о чём не спросить напрямую. Слышала ли его Оля? Ответ на этот вопрос Коля знать не хотел.
   Коля подскочил на айване, счастливый и радостный. Полетать захотелось, спрыгнуть с крутого откоса горы. А ноги вдруг будто вросли в доски айвана, руки в стропила вцепились. Холодок прошёлся по Коле. И откуда только взялась в нём эта акрофобия? Не полетаешь с ней много. Как-то придётся бороться с этой напастью.
   Подняться бы прям сейчас и улететь в Россию. Что помешает ему? Нет, так нельзя. Спохватятся люди – пропал человек. Искать будут, от дел отвлекаться. Необходимо прощаться, прежде чем уходить. Узбеки – люди добрые, и не заслуживают они пустого забвения.
   Коля аккуратно спустился с айвана на землю и прошёл подальше от склона горы, на ровное место, откуда бездны не видно. Вздохнул глубоко раза три, руками взмахнул в разновес: готов? Полетели! Поднялся невысоко, сделал круг осторожно и – сиганул по откосу. Вниз, в падении, чтобы знал всю щемящую прелесть пике. Успеет не врезаться в землю? А и плевать! Будь, что будет. Зато не будешь больше высоты бояться. Какой может быть лётчик с пилота, который со стремянки спрыгнуть боиться? 
   Влетел Коля в заросли полыни горькой и подпрыгнул будто мячик. Земля, она большая несравнимо с малой веточкой, которую Коля может оттолкнуть своим полем. Не желаешь подчиняться земным законам притяжения, Земля сама тебя оттолкнёт, и улетишь ты былинкой по ветру.

   Камал сообщил Зацепину долгожданную весть: Шавкат договорился с проводником и взял Коле билет на московский поезд. Выезд через неделю. Старый друг Шавкат согласился довезти Колю до Ташкента на своей машине.
   Просто так Колю не отпустили, Камал организовал проводы, провожать заслуженного работника пришли всем селом. Не всем, конечно, но около 30 мужчин завсегдатаев в назначенный день к кафе подошли. Если же принять насчёт их жён и матерей, которым присутствие средь мужского застолья Кораном запрещалось, наберётся до ста почитателей, которым Коля стал неплохим человеком, достойным внимательного отношения.
   Много было сказано хороших слов, немного пели, мало пили – из чайников, чтоб не видели сверху. Коле тоже пришлось отхлебнуть со дна пиалы пару-тройку раз, и так хорошо ему стало со слов добрых. И провожатые с одобрением цыкали сквозь зубы, когда отвечал он им на узбекском.
   Это правильно, когда люди живут по законам добра, уважают чужые традиции, нравы, религию. Жить среди таких людей тепло и просто, и уезжать от них не хочется. А люди Колю и не отпускали, просили остаться, обещали написать коллективное письмо с приглашением, и тогда у мигранта не останется никаких проблем с таможней.

   Шавкат перевёз старого знакомого через перевал Камчик без задержек, посадил на московский поезд и долго благодарил проводника за оказанное покровительство проблемному пассажиру.
   Коля с удовольствием расположился на своей верхней полке, с интересом знакомился со словоохотливыми попутчиками. На поезде он ехал впервые.
   Через пару часов в пути доброхотный проводник занёс в купе четыре чая и отвёл Зацепина в сторонку:
   -Скоро граница с Казахстаном. Камал дал мало денег на таможню. Надо бы добавить.
   -У меня нет денег, - сознался Николай. – Могу оплатить фруктами. По-моему, мне мяса в дорогу немного положили. Смогу я продуктами таможню задобрить?
   -Нет денег, выходи, - посуровел проводник. – А согласишься, я на твоё место другого пассажира подсажу. Побегаешь от таможни по тамбурам и туалетам, а удастся, в Казахстане с моим пассажиром спальное место поделите.
   Проблемный пассажир всё понял. Брать весь багаж, предупредительно собранный для него друзьями с Вуадыля, Коля не стал. Собрал в небольшой рюкзачок самое необходимое, попрощался с соседями: «я выхожу» и направился в танбур.

   Ветер, ворвавшийся в открытую дверь идущего на всех парах поезда, чуть не сорвал шапку с головы недисциплинированного пассажира. Коля отпрянул было, поправил слетевшую шапку и усмирил разбушевавшийся ветер, ограничил его буйства своим полем. Шагнул на площадку, закрывающую входные ступени, и оттолкнулся навстречу свободе.
   Нет, Зацепин не спрыгнул наземь, не закувыркался по железнодорожной насыпи примером с героев кинобоевиков. Коля перелетел через крышу вагона и на всей доступной ему скорости устремился на запад. Рванул по небу на полной, чтоб не заметил его никто.
   Улетающего пассажира и впрямь никто не увидел за исключением мальчонки, что безотрывно смотрел в окошко на мелькающие придорожные виды.
   -Мама, мама! – заверещал мальчонка. – Там наш пассажир от злых таможенников улетает.
   -Не говори глупости, - пресекла сынка мамаша привычно строгим голосом. – Лучше бы книжку почитал, чем в окошко бездумно пялиться.
   Мамаше было не до сынка, она распихивала по утаённым уголкам свои вещи и деньги, дабы алчные таможенники случаем не оштрафовали её за то, что она вывозила за границу последние узбекские ценности. Женщина брала пример с более опытных пассажиров, которые уже не первый раз провозили в голодную Россию фрукты и овощи, бесстыдно обворовывали свою родную страну, оставляя своих сограждан без сочных дынь и сладких абрикосов.
   Эти пассажиры были опытны, гораздо более умнее своих предков, которые не знали границ и не понимали, насколько беднеет их страна, когда они без оглядки разъезжали по Киргизии и Казахстану, без всяких проверок и мзды выезжали в Россию с полными баулами. Ездили к родне и друзьям с подарками, и никто за такие предательства их не наказывал.

   Зацепина эти человеческие проблемы уже не беспокоили. Он летел по ночному небу на родину, и никто его не спрашивал за несанкционированный переход границ. Просто в безлюдной пустыне, что безучастно смотрела на летящего человека снизу, некому было его спрашивать.
   Душа его пела с обретённой, наконец, свободы, и Зацепин запел в унисон душе своей. Жаль, не услышал его никто, песня-то замечательно лилась, беспрепятственно – от горизонта, до горизонта.

                Глава XII. Аварийный полёт.

   До дома Зацепин добрался в два дня. Над Кызылкумом летел без задержек - как под солнцем, так и по звёздам. Здесь его никто не остановит.
   Домой долетел до восхода, сунулся в свою дверь и встретился нос к носу с новым дворником, заместившим отсутствующего.
   -А почему я должна держать для тебя место? – ответила нагулявшемуся работнику управдомша. – Ты шляешься незнамо где, ничего о себе не сообщаешь. В милицию загремел по пьянке? И не отказывайся! Я лучше тебя знаю, по каким камерам и подвалам тебя носило. Все вы такие – мужики пропитые.
   В родную квартиру его не пустили. Новый хозяин, получив отказ на вопрос «пить будешь», заявил, что ему не дозволено впускать в комнату посторонних и устраивать дебоши. Коле пришлось подумать о ночлеге и о своём дальнейшем существовании. А на улице снег уже лёг.
   Были у него знакомые с племени бездомного, повстречался один из них, просветил начинающего отшельника:
   -На теплопроводе тепло, в ночь можно отогреться. В подвалы и колодцы тебя не пустят, пока своим не станешь. А выжить можно на сборе стеклотары и металлолома. Только на чужую территорию не заходи. Побьют.
   Отказался Зацепин от соседства с бомжами, больно много антисанитарии в их жизни собралось. Приметил он на дереве домик, сооружённый в лето детьми. В зиму это жилище ребятишкам не понадобится. Натаскал туда одеял, собранных по помойкам, и продолжил свои ночные разговоры со звёздами.

   С Олей Николай встретился лишь однажды. Вызывать её из дома он не решался, да и не мог этого себе позволить по его сегодняшнему положению. Несколько дней поджидал её у подъезда, время подгадывал. Вот и выпорхнула она, повзрослевшая и расцветшая. Очаровала враз и обаяла. Коля двинулся навстречу с глупой улыбкой, а сказать ничего не может.
   -Дядь Коля! Приехали? – улыбнулась ему Оленька.
   Николай застыл с такого приветствия, кивнул по инерции: «приехал». Какой дядь Коля? Никогда она его так не называла. С чего бы вдруг? Больше встреч с ней не искал. Кто он, а кто она. Вот найдёт работу…, хорошую.
   На работу Зацепина не брали, к большому его сожалению. Все предприятия он обошёл в округе, все заводы в городе. Нигде не оказался нужным. Если рабочего уволили даже с ЖЭКа, значит с ним что-то не так. Ни одна кадровичка не взяла на себя ответственности за бедового работника, хлипкого с виду.

   Декабрьские морозы не такие жгучие, как январские. Не перезимовать бы Коле в его хлипком жилище на дереве, всем ветрам открытом. Благо, город его не без добрых людей оказался. Открылся у них в самый холод «дом отверженных», только там приходилось работать, что многим бомжам не нравилось. Коля работу искал, и помощь от благотворительной организации пришлась для него кстати, помогла пережить холодную зиму.
    Работа ему досталась в кочегарке недалеко от Олиного дома. Тут он и повстречался со своей самой желанной знакомой, которую так и не удалось забыть, чувства свои о ней выветрить. А Оля обрадовалась ему, чумазому, в угольной пыли всему. Обрадовалась и улыбнулась:
   -А я Вас искала, дядя Коля. Помните, как мы вместе летали? А я помню.
   Такая хорошая стала Оленька! Глаз не отвести. Да как можно любоваться ею такому – низменному, немытому. Коля прятал глаза и сказать ничего не мог. Слушал.
   -У меня знакомый есть, - восторженно сообщила Оля. – Вадик. Вадим. Он парашютист, увлекается вингсьютингом. Помнишь, дядь Коля? Нас с тобой с ними спутали, подумали, что хулиганы в костюме-крыле с крыш прыгают. Так я Вадиму рассказала о тебе, он приглашает в секцию. Приходи. Я провожу, познакомлю.
   -Ты рассказала о нашей тайне? – испугался Коля.
   -Нет, конечно, - оправдалась Оля. – Я ему сказала, что ты о полётах мечтаешь, читаешь много. Хорошо о тебе отозвалась, нашла слова, которые Вы заслуживаете. Вы хороший и заслуживаете лучшей жизни.
   -Спасибо Оля за участие, - расплылся Коля с похвалы. – А сама-то ты летаешь?
   -Нет, - смутилась Оля. – Возраст не позволяет.
   -Так давай полетаем вместе. Помнишь, как здорово мы с тобой ночной воздух бороздили?
   -Помню. Полетаем, наверное. Только не сейчас. Когда-нибудь… Потом. Мне школу заканчивать надо. А зимой летать холодно. Не знаю… А Вы приходите к планеристам. Вадим Вас ждёт.

  Вадим оказался приветливым парнем, заговорил Николая, привлекая полётом. А что его заговаривать? Коля знал о полёте всё, что никогда не отвадит его от неба, и всё равно слушал. Слушал и восхищался новым знакомым – бывают же люди!
   Руководитель полётов, Вадим Станиславович, расспросил Зацепина о его стремлениях и знаниях, и принял решение:
   -Это хорошо, что ты в зиму пришёл. Подтянем тебя в теории, а к весне на дельтаплане прокатим. А пока можешь за нашим ангарчиком последить. Зарплата у нас небольшая, зато при деле будешь. Согласен?
   Коля кивнул без капли сомнения, хотя предложенная ему оплата была далека от того мизера, что он получал в кочегарке. На такие деньги и недели не прожить. А и не нужны ему были деньги. Покормят – хорошо. Не покормят, перетерпит как-нибудь.
   Деньги были нужны, тем не менее. Как сказал Вадим, полёты у них платные, и цены на них были заоблачными, как и само небо. О таких деньгах Коля не мечтал никогда и сосчитать бы их не смог.
   -Да ты не расстраивайся так, - успокоил его Вадим. – Решим с тобой что-нибудь до весны. Техника-то наша. Ты, главное, духом не падай. Учись, тренируйся. Все полёты начинаются с земли. Подниму я тебя в небо, обещаю.

   Экзамен по полётам на дельтаплане и в костюме-крыле Зацепин сдал на «отлично». А что ему было не сдать? О полёте он знал больше всякого, а считать его никто не заставлял. По простейшей математике он засыпался бы точно.
   Вадим похвалил Колю за прилежание и рвение и назначил день вылета в спарке – во второй половине марта.

   Редко Николай летал последнее время. В охраняемой им территории под фонарями много не налетаешь, а свободного времени у него было мало. Сам он летал редко, а полёт в качестве пассажира не практиковал никогда. Кто его в самолёт допустит, нищего? Потому последние часы перед взлётом на дельтаплане Коля волновался, как любой перволёток.
   Волновался, но об ответственности за свою безопасность перед инструктором не забывал. Осматривал дольше положенного дельтаплан, на котором ему лететь предстояло, выискивал несуществующие повреждения. Гладил крыло, разговаривал с ним, словно с человеком; рассказывал ему о счастье полётном, будто машина бездушная сама не поднималась в воздух, будто радостью светился тот дельтаплан со слова доброго.
   Сшил Коля для себя костюм-крыло. Сшил неумело, навскидку. Швы вручную строчил, материал подобрал, который нашёлся. Костюм получился похожим, но для полёта явно не годился.
   Дельтапланеристы посмеивались над младшим товарищем за его неумелое рвение, но относились к его влечению с одобрением. Полёт не терпит легкомыслия, не терпит безразличия. Даже самый опытный пилот, свыкшийся со всеми высотными восторгами, никогда не теряет в себе восхищения небом, не мыслит себя отлучённым от полёта.

   И вот настал тот день. Группа дельтапланеристов собралась выезжать к ближайшим холмам с подходящей для полёта розой ветров. К «небесным волкам» присоединились перволётки – туристы, поддержавшие стремление к небу своим кошельком и интересом.
   Первым вылетел экипаж инструкторов. Опытные пилоты совершили показательный полёт со всеми радостями и высотными восторгами, показали первачкам, что может дать им небо. Дельтапланеристы поймали воздушный поток и взлетели на максимально возможную высоту, словно по горной тропе поднялись. Тут ведомый вингсьют отцепился от связки и полетел в свободном полёте за солнцем без помощи громадного крыла, закрывающего от пилота вожделенные выси.
   Второй инструктор поднял с разбега в небо девушку. Все женщины отличаются излишней чувствительностью, молодые выдают свои неистраченные чувства с особой расточительностью – лови, восхищайся! Всё узнавалось в девичьем визге: и страх, и восторги, любви желанья. Этот полёт был недолог, с горки вниз. Вадим Станиславович оказался хорошим инструктором, сделал всё для безопасности туристов, чтоб не разбежались они со страху и интереса к полётам не растеряли.
   Профессионализм Вадима подтвердился, когда он представил всем Николая: бессеребреник, неудачник по жизни, ни кола, ни двора, а влечение к небу имеет. Молодец Николай! Главное, влечение в себе иметь, а остальное приложится. Представил Колю и отвёл его в сторонку для инструктажа:
   -Сейчас мы с тобой полетим. Полёт наш будет проходить по максимуму, как ветер подскажет. Показательный полёт. Чтоб туриста захватить, чтоб не разбежались они загодя, чтобы не раз ещё к нам приходили. Не подведёшь, не убоишься? Я верю в тебя. 

   Дельтаплан зацепился за небо, и Коля сразу прочувствовал всю цельность жизни. На земле ему было не понять свою никчемность, жил он, потому что жил, никому не нужный. Всё возвратилось: и восторги, и радость, вера в себя и в людей. Это небо даёт смыслы жизни, люди не зря селят богов на небесах.
   Коля обрёл для себя цель и устремился туда безотчётно.

   Вадим занервничал. Вроде и полёт их не представляет никакой опасности, высота набирается с должной плавностью, а дельтаплан тем временем руля не слушается, летит сам по себе неведомо куда. Парусность крыла не полная, и ветер не чувствуется. Ленточка спереди трепещется сама по себе, и не понять по ней, как лучше крыло стабилизировать. Что-то не так, а что не так, не понять никак.
   -Ты не дёргайся там, - прикрикнул Вадим на пассажира, заподозрив Колю в неправильном поведении во время полёта.
   Коля кивнул согласительно: «Я стараюсь», сам же пришёл в себя от окрика и попытался отключиться от антигравитационного поля. Не вышло ничего отчего-то. И желание лететь в нём не пропадало, и цель намеченная приближалась в выси.
   Вадим нервничал всё больше, дельтаплан его не слушался, сколько он не работал трапецией. Удивительным образом крыло повернулось боком по курсу потока, а они всё набирали высоту. Вадим резко дёрнул управление, и дельтаплан накренился в опасном тангаже и, набирая скорость, разрезал правой кромкой крыла облако, нависшее сверху.
   При неуправляемом полёте инструкции не нарушают. Из создавшегося положения выход напрашивался один. Вадим отцепился и начал спускать непонятного пассажира на парашюте. Аккуратно уложенный парашют вылетел из рюкзака и… не раскрылся, встал прямым столбом, и стропы обвисли, не натягиваясь. А скорость так и не возрастала, не ощущалось привычных перегрузок при прыжке. Бред какой-то!
   Как не пытался Вадим стабилизировать парашют, дёргая за разные стропы, купол воздухом не наполнялся, качался незрелой поганкой в небесной синеве. И верёвки, вроде, не спутаны… Никак не понять, что происходит!

   Пилоты приземлились, даже не упав. Парашют опустился плавно в стороне, не выполнив своих функциональных обязанностей по спасению спортсменов. Вадим смотрел на Колю выпученными глазами, кричал истерично: «Ты что вытворяешь»?
   -А что я? Я ничто, - пожимал плечами Коля, оправдываясь. – Действовал по инструкции. Ногами не болтал и не кричал даже.
   Прав был Коля, а Вадим всё не мог взять себя в руки, не понимая происшествия. Кричал, вертелся по сторонам, наблюдая то за падающим дельтапланом, то на друзей, бегущих к ним с горы.
   А дельтаплан вертелся в небе в своём последнем, неуправляемом полёте, спешил к земле родимой, скрылся за дальними соснами. Пропала дорогая машина.

   Первый полётный день прошёл для дельтапланеристов насмарку. Ни в коем случае нельзя продолжать небесные экскурсии до полного разбора аварийного полёта. И деньги придётся вернуть несостоявшимся летунам. Как быть теперь? Один разор от этого Зацепина!

                Глава XIII, последняя.

   Вадим не стал увольнять Николая, после аварийного полёта вина его не была доказана. Зацепин безупречно выполнял свои сторожевые обязанности, помогал в обслуживании матчасти. Где ещё найти за такую мизерную оплату исполнительного работника? Его влечение к полётам может и перетерпеть. Авиатехники всю свою сознательную жизнь хранят небесное притяжение на земле, и ничего с той неизбывной мечты у них не рушится, только работе помогает.
   Зацепин открылся для секции дельтапланеризма рекламной маркой. Бомжа с небесной мечтой ещё поискать придётся. Всякий может попробовать себя в полёте, реализовать свои сны. Во сне летают все люди без исключения, а сны остаются в мечтах, которые жаждут реализации.
   Пускай остаётся при нас – решил Вадим. На земле он безобиден. Благотворительность ещё никому не навредила.

   Николай тосковал без полётов. Редко когда удавалось ему полетать: тёмной ночью, тайком. Свобода не бывает безграничной, человека связывают узы социума, правила поведения, мораль. Не смогут люди принять летящего в небе человека, обязательно сочтут его удивительные способности за банальную хулиганку. Осудят и накажут. Жить надо как все.
   Но где-то, ведь, должна быть свобода для полёта, как у птиц! Почему человек не вправе перемещаться по небу по одной лишь причине отсутствия денежных средств? Почему Зацепину нельзя сесть в поезд и уехать с этого опостылевшего города по одному лишь желанию странствия, в поисках лучшей жизни, отзывчивых и понимающих людей? О воздушном транспорте он и мечтать не смел, и не нужны ему были самолёты, летать он мог без их помощи.
   Ничто не в силах остановить покорителя воздушного пространства! Необходимо выбрать одну лишь цель, и полёт состоится, не то выйдет его путешествие примером с провального знакомства с гостеприимной Ферганой.
   Доступ к интернету у Зацепина был, и он заочно познакомился с нравами многих народностей, открыв в себе интерес профессионального этнолога. Больше всего заинтересовали его бушмены – малорослый народ, скрывающийся в африканских джунглях от извечных врагов – масаев. Смотреть свысока на заморыша пристало к людям с кровожадных времён, и никакое души величие не спасёт карлика перед великаном. Малый рост бушменов привлёк Николая в первую очередь и, ознакомившись с их образом жизни, их удивительной приспособляемостью к суровым законам дикой природы, наш Икар принял решение лететь именно к ним. Бушмены показались Зацепину родственными душами, а долгая дорога к далёкой Африке нисколько не смущала покорителя высот. Долетит, чего бы это ему не стоило. В городе, погрязшем в равнодушии, его больше ничего не держало.
   Грустно было расставаться с Оленькой, да девушка эта присутствовала больше в мечтах Николая, виделись они редко, и встречи их нисколько не напоминали о близости. Любовь издавна пытались окрасить материальными оттенками, и чем глубже люди окунаются в цивилизацию, тем глуше для нас звучит природы зов. Любил Коля Олю, но был не достоин её и понимал это всей своей нищенской душонкой.
   Оставалась у Коли ещё одна небольшая преграда для отъезда: бросал он друзей, приютивших его в последнюю зиму. Как бы – друзей. Никто из дельтапланеристов не принимал прибившегося к ним бомжа за друга, но Коля, тем не менее, считал себя обязанным Вадиму за участие в его судьбе. Соврал он ему в очередной раз, рискнул на грани законов полёта. Нашёлся Коля, чем оправдать свой «недолгий» отъезд, и получил от Вадима пожелания лёгкой дороги и скорого возвращения. Не искренними эти пожелания показались Коле, в чём он позже оказался прав.

   Зацепина больше никто и нигде не встречал. Не искали его, никто не подавал на него в розыск, не волновался за долгое отсутствие. Кому он нужен – маленький и никчемный? Сколько тысяч вот таких ненужных стране людей пропадает бесследно, отсутствие ещё одного бомжика массовости пропаж не прибавит. Нет Коли, и не надо его участия стране великой. Без оглядки на отверженных руководить страной проще, и лозунг «Самая большая ценность – человек» звучит без них весомее.


                Послесловие.

   Сколь не продвинулась цивилизация за последние века в самые потаённые уголки нашей необъятной Земли, дикие племена в непроходимой сельве Амазонии и в джунглях Африки ещё сохранились. Племена хранили свою самобытность, традиции, заложенные предками, и мировое научное сообщество всемерно оберегало их сложившийся уклад. Человек волен вершить свою жизнь по личному усмотрению, а люди с будущим всегда должны помнить, как всё начиналось.

   Этнограф Бородин Иван Демидович проехал полмира в поиске диких племён. Знакомился со многими сибирскими народами, пронёсшими свою самобытность сквозь всеобщее социалистическое равенство и свободу капиталистического обогащения за чужой счёт. Бывал в Австралии и Полинезии, где злые маюри за деньги пугают туристов высунутыми языками и надутыми щеками. Американские индейцы привязывали учёного к столбу и грели искрами костра, пока тот не поверит в их кровожадность. После угощали, правда, и успокаивали удивительными легендами и танцами. Каннибализм давно был осужден и истреблён в самых удалённых от цивилизации сообществах. Даже убийства и междоусобные войны больше нигде не практиковались. Все спорные межплеменные вопросы принято было решать мирным путём. Переговоры гораздо продуктивней кровной мести.
   Очередным объектом для исследования Бородина выступали бушмены. Задерживало его поездку в Африку незнание их щёлкающего языка, изучение которого несло в себе некоторые сложности. Необычен этот язык, не поддающийся буквенному закреплению, и антонимы в нём звучат зачастую одинаково. Помог интернет, и за неделю увлечённый учёный вполне мог изъясняться на некоторых наречиях сан – так называют бушменов коренные народы Африки. С предварительного изучения дикой жизни путь в африканские джунгли для учёного стал открыт.

   В племени Куа русского Ивана приняли неплохо, а местный охотник Муса тут же пригласил его в джунгли. Муса научил Ивана пользоваться копьём, показал, как правильно смазывать стрелы ядом из личинок жуков. За два дня скитаний охотники повидали всех африканских зверей: импалу, топи, медоеда. Подстрелили трубкозуба. Охота без добычи – не охота.
   После Мусы шефство над гостем взял шаман Цгааунва. У Куа нет вождей, выделяются из всех только шаманы, они же – лекари, носители традиций и легенд. Вот это и есть настоящее равноправие, основанное на родственном взаимоуважении.
  Цгаанунва начал знакомить Ивана с Куа со сказок и легенд, в которых главным героем всегда был кузнечик, который изрыгал из себя Луну и рождал звёзды.
   Каким-то отвлечённым был Цваанунва, не в себе, можно сказать. Всё чаще язык его заплетался и, в конце концов, завыл он, поднялся тяжело и начал пляску враскачку, подвывая себе заунывно. Не хватило шамана надолго, завалился он набок и застыл с раскрытыми глазами. Разговор с Иваном шаман смог продолжить на следующее утро, а пока учёный был предоставлен самому себе, гулял весь вечер средь жилищ Куа и принимал их вкусные подношения из ягод и насекомых.
   Наутро Цваанунва вновь пригласил Бородина к продолжению знакомства:
   -Какой-то закрытый ты, Иван. Никак не могу разглядеть твою суть. Кто ты? Дух?
   -На то, чтобы узнать человека, понадобится время и участие, - заверил Иван. -  Совместное дело не помешает близкому знакомству. 
   Цваанунва цыкнул с одобрением и продолжил задушевный разговор за жизнь: о людях, зверях и погоде.
   -А ты не общаешься с духами? – вернулся Цваанунва к волнующему его вопросу. – Почему мне не удаётся проникнуть в тебя?
   -Это просто, - улыбнулся ему Иван. – Я открыт, надо просто поверить мне. Человеку необходимо верить, если он хочет что-то узнать от собеседника. Враги никогда не поймут друг друга. Я знаю, вас принижали много, истребляли, и ненависть к белым людям засела в вас крепко. Наверное, в этом всё дело. Поверь в мою дружбу, и я стану для тебя открытым, как этот ясный день.
   -Белых мы простили, - заверил шаман. – Белые несут нам добро и благополучие. Когда в нашем племени появляется белый, болезни все наши проходят, и завтрашний день сытным наступает. Мы всегда рады белым, а вот масая на порог не пустим. Враги они наши извечные, и если появится в наших краях чёрный человек, тут же ему кузькину мать покажем. Не помириться нам никогда с масаями.
   -Как, как ты сейчас сказал? – оторопело смотрел Иван на собеседника.
   -Враги они наши, - вновь заверил Цваанунва. – Таковыми и останутся навечно.
   -Нет, нет! Ты сейчас о какой-то матери упомянул. Повтори. Откуда это у вас?
   -Кузькина мать, - изрёк Цваанунва на чистейшем русском. – Это ругательство к нам от бога пришло. Бог Коль Я. Он прилетел к нам, отвергнутый духами и долго жил среди нас.
   -Как это – прилетел? – заинтересовался Иван.
   -Он мог летать. Такая божественная способность была у этого бога: поднялся с земли и – полетел. Неправильный был этот бог. Не разрешал нам есть гусениц и личинок, пить кровь. Как так? Молоко пить можно, а кровь – нельзя? Нет, неправильный бог, оттого его и отправили на Землю. И всё же, много хорошего оставил нам Коль Я. Многому научил. Оставил потомство после себя и добро посеял своим появлением. Очень жаль, что улетел он безвременно. Чем мы могли обидеть его?
   -А вот и внук его идёт, - указал Цваанунва на охотника, вышедшего из леса к бушменским шалашикам. – Это Цагн. Сейчас я тебя с ним познакомлю. Отец его родился от духа, а сам стал таким же, как и мы. И Цагн наш, несмотря на его божественное имя. Простой куа – Цагн, и охотник из него хороший.
   К разговорившимся собеседникам подходил юноша в набедренной повязке с луком через плечо: такой же, как и все коричневый, с выпяченным пузом. Небольшого роста юноша с голубыми глазами и рыжей копной волос, перехваченных на затылке в небольшую косу…