- Но-о-очь,но-о-очь, голуба-ая но-очь. Сколько на не-ебе звёзд, - звучала песня из соседнего дома, где, как понял Славка, шёл дым коромыслом: соседи вовсю пировали только по им известному поводу. Правда, чаще всего гудели они безо всякого повода: был бы чемергес какой да корка хлеба с луком.
- Дочка русалкою стала в ту голубу-ую ночь, - гудел в тон то ли сожительнице, то ли жене – этого никто толком не знал, сосед.
Соседа звали Шурка Есин. Но спроси кого в селе, где живёт такой, наверняка ответили, что такового нет. А вот Федю Барбаша знала каждая собака. Почему Федя? Почему Барбаш? На эти вопросы никто не знал ответа, может, только он сам. Но он на эту тему не распространялся. Дома его звали Федей. Даже дети. Среди них Васька – его кровный сын. А, может, и Андрюха тоже его сын? Может быть. А, может, и нет. И Федя, и его благоверная путались в ответах на этот вопрос. Да и чего отвечать? Растут они, дети-то, и растут, как трава: и Васька белобрысенький, и Серёга чернявенький. А ещё Петька непонятного цвета волос, пегий какой-то. А ещё есть Валька, но она с ними не живёт. Ну, и ладно! А Ванька вообще в местах не столь отдалённых загорает по малолетке.
Сам Федя, мужик лет тридцати, высокий, белобрысый, с вечно всклокоченными волосами, длинными белёсыми ресницами, голубыми невинными глазами, небритый, в замызганной одежонке, в спортивных штанах, где прореха на прорехе, в шлёпанцах на босу ногу, был добрым, готовым всегда прийти на помощь любому, работящим, но сильно пьющим. Примерно раз в год за счёт колхоза он кодировался, но быстро раскодировался, потому что жена-сожительница, которая была на десяток лет старше его, часто употребляла горячительное. Федя её срамотил, но она не слушалась, и он с горя срывался.
Дом, в котором проживала непутёвая семейка, был колхозным, поэтому и Федя, и Варька не считали нужным его латать и ремонтировать. В крыше отсутствовали два шиферных листа.
- Протекает ведь в дом-то, вон дождь как льёт! - сетовали соседи.
- Не-е-е! У нас на потолке корыто стоит, - бодро отвечали так называемые хозяева.
Вокруг дома чего только не было: часть дивана, колёса тракторные, велосипедные и от детской коляски, пара-тройка остовов от телевизоров, сломанные игрушки, вёдра без ручек, палки, сено-солома…
- У нас тут мамонта можно найти, - радостно и с гордостью говорила Варька.
В доме тоже был страшенный бардак, но хозяева по этому поводу не заморачивались. Они даже долгое время не стирали бельё, а складывали его в предбаннике. А чего? Соседи и учителя другое бельецо принесут. Потом кто-то сердобольный подарил им стиральную машину. Дело пошло. Только воду от стирки хозяева сливали в подпол. А чего, всё равно картошки не нароют: её никто и не обрабатывал.
- Федька! Хватит песни орать! Выходи на улицу, покурим, - позвал соседа Славка.
- У-У-У! Сосед! Счас выйду, глону только, - обрадовавшись Славке, быстро ответил Федя.
Барбаш скоро вышел на улицу, приобнял соседа – студента, с которым любил поговорить. А Славка знал, что сейчас он наслушается Фединых былей-небылиц и насмеётся до колик в животе. Так всегда бывало.
- Федь, - у тебя что штаны-то с прорехами, - весело начал Славка.
- Это для проветривания, Славян, для проветривания. А ты вон паришься, гляжу, - ответил Федя, нисколько не обидевшись на замечание.
- Чего гудите-то? Праздник что ли? – опять спросил Славка.
- Ой, Славян, не поверишь, какие чудеса со мной происходят. Белая полоса в жизни, истинный крест, - Федя перекрестил пупок. – Обогатился я, сосед. Ох, обогатился!
- Зарплату что ли получил? Или клад нашёл? – заинтересовался Славка.
- В точку, сосед! Клад! – Федя махал руками, словно ветряная мельница, блестел детскими глазами, шмыгал носом, смешно вытягивал в трубочку пухлые губы и только что не приплясывал от радости. – Поди, и ты с нами порадуешься?
- Нет, Федь! Завтра уезжаю, - ответил Славка. – А про клад-то расскажешь?
- А то! – Федя радостно закрутил головой, - ты только закурить дай.
Приятели присели на кособокую скамейку перед домом, и Федя начал свой рассказ.
- Я ведь в пастухах теперь. Сняли меня с трактора. Солярку налево продал. Условно дали. Эх, ненавижу я этих коров бестолковых! Ходят-ходят целыми днями. Я уж ноги все сбил.
- Сам виноват, - вставил Славка.
- Ну, да, сам! Все сливают горючку, а виноват только Барбаш,- Федя обиженно хлюпнул носом.
- Но ведь на тракторе ты клада бы не добыл, верно? – нетерпеливо спросил Славка.
- Эт ты в точку. Короче, Славян, дело к вечеру было. Стадо недалеко от дойки паслось. Слышу, в роще что-то трезвонит. Я прислушался: вроде как мобильник. А он звонит и звонит. Я думаю: блин, там поди покойник в роще лежит. Остыл уж поди, вот и не берёт трубку-то. И интересно мне, и жутко. Покойников-то я, Славка, не очень уважаю, побаиваюсь, можно сказать. А любопытство меня берёт! Ну, пошёл я к плотинке, а она, зараза, размытая. Через ручей жёрдочки переброшены. Я по ним и пошёл по-тихому: ноги-то дрожат: пужаюсь я. Поднялся я на пригорочек, а телефон всё звонит. Прилёг я на земельку для всякого. Полежал-полежал, голову поднял, шею тяну, как жирафа какая. Нету вроде покойника-то. А телефон где-то есть. Я на карачках стал поближе подбираться. Как глянул я под кустики-то, так и обмер!
- Чё? Покойник что ли там? – подыграл Славка Феде.
- Какой покойник? Какой покойник? Ящик водки там целый! – Федя завращал глазами. – Целый ящик, Славян! Меня чуть паралик не хватил. Я сразу к земле приник: не может быть, чтоб такое сокровище без присмотру было. Полежал я, полежал: тишина. Я опять на карачках пополз. Мамынька ты моя родная! Водка! Ящик! Шампурок с шашлычком на костёрчике потухшем. Телефончик навороченный тренькает, и барсеточка лежит рядышком. А народу нет! Слышь, Славян, всё добро есть, а людей нету! Один я. От меня, друг, прямо пареной репой понесло. И слюни потекли, как будто зубы у меня режутся. Руки трясутся, а сами к ящику тянутся. Ухватил я, паря, одну беленькую и скачками к стаду понёсся. Не помню, как через ручей переправился, как ангел меня перенёс и ног мне не замочил. Домчал я до своей одёжи, прилёг. Сердце хлыщется, думаю, счас горлом выскочит. Решил я его обороты приубавить: пригубил маленько, как божьей росой омочил душеньку.
Федя восторженно посмотрел на Славку и продолжил.
- Пригнал я стадо, домой пришёл. Есть не хочу. Прилёг прямо в одёже. Луна в глаза светит. Сон от меня напрочь отлетел. Светло, думаю, счас на полянке-то. Водка как на ладони. И остальное добро всякому глазу открыто. А я лежу тут, как будто и выпить не хочу. Встал я.
- Ты, чё, Федь? – Варька меня спрашивает.
- Живот что-то крутит. Наварите тут чёрт знает чего, а мне страдай!
- Да ты же не жрал ничего! – возмутилась Варька
Я махнул рукой и вышел на улицу. Тихо, только ветерок шелестел в широких листьях сирени. Я покрутился туда-сюда и решительно пошёл к заветному месту. Дошёл туда скоро, но не стал подходить сразу к ящику с горючим, а затаился. «Может, ждут меня? Может, заметили пропажу бутылки и засаду на меня устроили? – размышляю. – Не спалось дураку! Лежал бы да сопел, к Варюхиной подмышке принихиваясь. Нет! Попёрся! Счас как смажут по дурной башке сучком, и буду тут протухать!» Но кругом было тихо, и я осмелел. Осмотрелся – никого. Подошёл к своей находке. Поднял телефон, нашёл барсетку, открыл её, а там паспорт, водительское удостоверение, ещё какие-то бумаги, три тысячи денег. Их я сразу в карман себе переложил для надёжности. В стороне от костра нашёл поболе десятка патронов. Их я решил тебе отдать. Сел рядом с ящиком, потянулся к шампуру с давно остывшим мясом. Съел шашлык. Поднял ящик с водкой и медленно двинул домой.
Федя изобразил, как он тащил ящик.
- Упарился я здорово, - продолжил Федя свой рассказ. – Водку спрятал, а то Варька найдёт и облопается. Телефон продал за тысячу шофёру заезжему. Патроны поменял на «Приму». Извиняй, тебя не дождался: следы надо было заметать. В магазин долг отдал. Жалко денег было, но продавца порадовал. Пряников-лимонадов мальчишкам купил, а нам с бабой пельменей да лапши. Вон и сегодня полведра «Татарских» сварила. Жрём от пуза. Короче неделю ели белый хлеб и пряниками закусывали. А тут мне в милицию надо ехать отмечаться. Я как глянул на себя в зеркало, так и замер: чучело опухшее увидел. Варьке приказал перейти на пиво до завтрева, а то родные органы помрут, меня увидев. В милицию я и барсетку взял: мне чужого не надо. Там по документам хозяина быстренько пробили. Выхожу я из милиции, меня какие-то ребятки цоп под руки и в джип. Мамынька моя! Я прям чуть не подмочил свою репутацию. «За что хватаете?» – говорю. А они молчат. Вся жизнюшка моя передо мной пролетела, Славян. «Убивать меня горемычного везут, - думаю я. – За городом прикончат втихую. И буду я лежать где-нибудь, пока не найдут меня уж холодного. Положат меня, орясину, в гроб. Белы тапки напялят. И буду я отдыхать». Веришь, Славка, всякую ерунду враз вспомнил, даже цыпки на Васькиных коленках. А джипяра на наше село повернул. «Вон оно что! Заставят показать, как и что было, а потом пришибут», - понял я. А ребятки к магазину поворачивают, хотят, наверное, у продавца спросить, приходил ли я к нему с деньгами. А та скажет! Чего ей молчать, я ей деньги сполна припёр. Один качок в магазин зашёл, другой меня стережёт. Первый выходит из магазина, а в руках литра. «Ага! Пришибут меня и помянут!»- думаю я. А этот, с бутылками, подходит и говорит:
- Спасибо тебе, мужик, за документы! А денег в барсетке не было?
- Не-е-е! – блею я, как козёл. Дар речи у меня исчез враз.
- Это значит Настька спёрла,- говорит мужик. – Мы перебрали в тот день здорово. Ты Настьку знаешь? Она местная.
- Не-е-е! – опять блею я. – Я тут недавно осел.
- А телефон ты не находил? – опять спрашивают меня.
- Его коровы растоптали, одни осколки там были. И ящик там ещё какой-то был с пустыми бутылками. В одной маленько было – я выпил. Простите уж!
- Да ладно! Не парься! Спасибо тебе, друган!
Домой я живо долетел.
- Ты, Федь, что-то скоро, - говорит мне Варька.
- Да меня на джипе знакомые пацаны подвезли. Водкой вот угостили, - говорю я. - И снова у нас, Славка, праздник жизни продолжился. Но запасы иссякают. Надо на работу выходить.
Федя вздохнул.
- Поди, опять чего-нибудь найдёшь? – Славка веселился от души, аж скулы от смеха свело.
- Всё может быть! Буду глядеть! – бодрячком ответил Федя и засобирался в избу. – Бывай, студент!
Славка ушёл домой. Он ещё долго улыбался лёжа в постели, вспоминая рассказ своего соседа. А ночью ему снилась Варюха, которая превратилась в русалку, а Федя вместе с ребятишками ловил её бреднем в пруду.