«Бесчувственная скотина…». Надо же, бесчувственная. Это было финальное оскорбление, после которого он традиционно отключал телефон. Никакой почти что бывшей жене не было дано испортить ему сегодняшнее утро. Незнамов погладил благородную кожу книжного переплета: подарочное издание Гете. Золото обреза перекликалось с гладкой золотой лентой, дважды пересекающей обложку наискосок. Пакет принесла секретарша, которая тут же удалилась, сдержано виляя бедрами. (Подарок Незнамова развеселил. В последнем интервью он красиво соврал, что "Фауст" Гете - его любимая, настольная книга). Отодвинув тяжелый том от себя, так, чтобы книга, как бы случайно, попала в кадр, он кивнул: начинаем. В это мгновение журналист и фотограф, вполголоса обсуждавшие предстоящую съемку, широко распахнули глаза и рты, а потом и вовсе подпрыгнули вверх. Шелковым пламенем метнулось к потолку платье секретарши. Та же сила выдернуло из кресла и его самого, с размаха швырнув в стеклянную перегородку.
…Егор любовался. Анна укоризненно развела в стороны руки, сразу напомнив какой-то знаменитый памятник. Егор, словно плохая копия, тоже развел руки - но не так монументально и посмотрел на Анну снизу вверх. Она была его единственной женщиной и знала его в те далекие времена, которые сам Егор случайно забыл. Честно говоря, у него не всегда получалось вспомнить как зовут и саму Анну, зато он мог каждый раз давать ей новое прекрасное имя. Вскоре Егор понял, что имен было всего два, но продолжал игру, которая, как ему казалось, нравилась Симоне. Собаки, живущие рядом с ним, по привычке любили его. Иногда он, кажется, гулял с ними. Дома животные специально попадались на глаза, а иногда прыгали невысоко, обнимая его за ноги. Кто-то приносил им корм в ярких шуршащих пакетах, возможно и это тоже был он сам.
Сегодня Егор должен был подняться на второй этаж. Но едва он сделал несколько шагов по звенящим ступеням, как следом устремилось что-то невозможное, издающее невыносимые звуки. Он закрыл глаза и уши и побежал, перепрыгивая через две ступени. В конце лестницы его ждала награда: иллюминатор. Егор метнулся к нему и всем лицом прильнул к неожиданно податливому стеклу, страстно надеясь увидеть море, или – небо с уходящими к горизонту облаками, или - пристань с острыми пиками сложенных парусов. Он очень скучал по всему этому, особенно - по небу. Но за окном его ожидал кошмар: женщина с губами, покрытыми ярко- красной помадой. Егор до дрожи боялся красно-помадных женщин: их рот был как раскаленные угли, обрамляющие острую стену зубов и бездонный провал в злое нутро женщины. Встреча с таким чудовищем сулила неотвратимую беду. Женщина раскрыла рот, и оттуда черным камнем выпало слово "подарок...". Егор кубарем покатился назад, позабыв о прежней, малой опасности, и очнулся уже на первом этаже. Это место было безопасно своими просторными комнатами, высокими потолками и зашторенными окнами. Над камином висел его собственный портрет, где он держал в руке футляр с кудрявыми буквами. Егор никогда не узнал бы себя в этом красавце, если бы ни Симона. Тем более что стоял он там почти что в профиль, а видеть себя сбоку Егор не умел.
С некоторых пор кто-то невидимый стал исподтишка наносить Егору ножевые раны. Сегодня такой порез появился на плече. Это случилось, когда он отобрал у подростков напуганного кота: они тащили его куда-то с мерзким хохотом. Егор заглянут котяре в глаза, и почувствовал адскую боль в руке, а рукав рубашки стал горячим и красным. Вначале рана кровоточила, а когда зажила, на ее месте осталась дыра, проходящая насквозь. До этого причиной пореза была распластанная птица, погибшая на асфальте и бомж, который хаотично двигался по улице под дождем. Незнакомый бородатый человек считал, что Егор сам ранит себя, он находил Егора везде и пронзительно светил фонарем ему в лицо.
Анна возвела глаза вверх из-за новой раны. На ней было надето любимое светло-зеленое платье с такой же шляпкой и прозрачной вуалью на половину лица. Она погладила Егора по щеке рукой в тонкой перчатке, и внимательно посмотрела сквозь образовавшуюся под плечом дыру. Солнце прошло насквозь, и луч упал на лицо Симоны. Та сощурилась, засмеялась от неожиданности, а потом закрыла дыру большим пластырем и сказала, что теперь все будет хорошо. Но когда Егор вышел из дому, все стало только хуже. Он едва посмотрел вслед незнакомой старой женщине, как почувствовал множество ее болей: тело самого Егора рвалось на части; на груди, руках и ногах расползались алые пятна. Егор уже хотел вернуться, когда мимо проехал на велосипеде подросток. Он невидяще уставился на Егора сквозь рваный капюшон; ноги Егора взорвались, и он упал на колени, словно подкошенный. Раны, причиняющие страшную боль, уже почти целиком покрывали его тело. Собственно, все его тело уже состояло из разновеликих дыр, разделенных ненадежными, чувствительными к новой боли перегородками. Теперь Егор мог передвигаться только благодаря множеству цветных проводов, которыми Анна умела соединять воедино части его тела. Время шло, и Егор двигался вместе со временем, приближаясь к невидимой цели, пока в доме не появилась новая дверь. Она упиралась в самый потолок и не имела ни ручек, ни запоров. Старинная резьба с изображением тысяч человеческих лиц пряталась под толстым слоем лака. Но Егор сумел разглядеть все: окровавленные дыры от древних гвоздей, вырванные острыми стальными осколками куски древесины, незаживающие черные ожоги от пожара, изуродованный ударами топора орнамент. Егор приник к живому дереву всем телом, приняв на себя его боль, и закричал, поняв: за дверью все только начинается.
Егор Незнамов, владелец ювелирной сети, человек с мутным прошлым, прозванный в узком кругу «Тварью чистой воды», умер у себя дома, не приходя в сознание. Это была просторная комната, до потолка забитая самым современным медицинским оборудованием. Взрыв в офисе Незнамова, подозревать в котором можно было сотню бывших конкурентов, а также десяток бывших жен и подруг, произошел три недели назад. Уцелевший бизнесмен впал в кому, которая сопровождалась необъяснимым явлением, поставившим в тупик врачей: глубокие, словно ножевые, раны, возникающие на его теле. Медсестра Анна Семеновна, которая ухаживала за больным все это время, уверяла, что перед смертью он пришел в себя и сказал ей: «Семеновна, все только начинается», но никто ей особо не поверил. Вдова, выслушав заплаканную женщину, понимающе улыбнулась ярко-красным ртом и достала из сумочки несколько банкнот.