«Бойтесь слёз вами обиженных, ибо они попросят моей помощи, и я помогу»
– Ой, сыночек, сыночек… да кого же ты взял! Да у неё же не заду, не переду нету… – запричитала свекровь, как только молодые переступили порог.
– Ты чего, мать? – робко произнес свёкор, укоризненно глянув на жену.
– А ты нишкни! – оборвала его «гостеприимная» хозяйка, и он сразу потупил взор.
– Ну, проходите, коль приехали – обняла сына свекровь, окинув невестку недружелюбным взглядом.
Худенькая молодая женщина, девятнадцати лет, совсем девчонка, так и стояла у порога, с полными слез глазами, боясь пошевелиться. Она была на шестом месяце беременности и после долгой и утомительной дороги едва держалась на ногах.
– Проходи, проходи, Галя, – наконец опомнился муж и провел её в отведённую им комнатку.
– Ах, какие мы нежные, – проворчала свекровь.
Муж сразу ушёл к родителям, а Галя присела на краешек кровати. Ей очень хотелось прилечь, но не посмела. Ошарашенная таким приёмом, она вытирала и вытирала лицо руками, казалось, что ушат помоев вылит прямо на голову. Зачем я согласилась сюда ехать, ведь мама отговаривала – и что дальше? Точно сквозь сон Галя слышала, как свекровь расспрашивала мужа, а он, точно переродился, отвечал какими-то непонятными для неё фразами. На вопрос матери как живёт семья снохи, он ответил: «Больно неэкономно живут, чего только на стол не наставят». Ответ мужа Гале показался очень странными, но в скором времени она поймёт, что ничего странного в ответе мужа не было…
Беременность протекала сложно. Постоянные головокружения и тошнота изматывали молодую женщину, но она изо всех сил старалась не показывать свекрови своё плохое самочувствие. Южная жара, столь непривычная для сибирячки, а также скудная еда также способствовали этому.
Жизненный уклад в семье мужа кардинально отличался от того, в котором выросла Галя. Её семья жила просто и открыто, особого достатка не имели, не было склонности ни к вещам, ни накопительству - еда была на первом месте. Стараниями трудолюбивой и заботливой матери на столе всегда была простая, но разнообразная пища. Погреб был полон кадушками квашеной капусты, огурцов, помидор, груздочков, мочёной брусники и прочих полезных для здоровья продуктов, собранных в лесу и выращенных на огороде. Лето-осень запасиха, зима прибериха, – приговаривала мать, заполняя погреб.
Так как и должно быть в нормальной семье, отец был главным. Ранним утром, когда в доме ещё все спали, мать растопляла русскую печь, ставила чугунки, где варилась картошка в мундире, и шла управляться со скотиной. Затем чистила картошечку, накладывала на большую сковороду, поливала снятой с кринок сметанкой и ставила на пышущие угли. Первым кормила отца, так как он уезжал в работу затемно, собирала ему с собой еду: кусок вареного мяса, белого мягкого хлебушка. Хлебушек мать пекла знатный! Пышный, высокий! Отец сжимал ломоть хлебушка в своей могучей руке, разжимал, и ломоть тут же приобретал прежнюю форму. Эх, мать, – смеясь говорил отец, – ты точно была бы бита! Довольная мать улыбалась от такой похвалы, вся семья знала эту толи сказку, толи быль:
Одному мужику досталась жена неумелая стряпуха. Хлеб всегда получался как каменный – сухарь сухарём. Мужик приезжал в лес, опускал хлеб в тряпичке в ручеёк. К обеду краюха хлеба размокала, и ей можно было жевать. Баба померла, и он взял другую. А та, была настоящей хозяйкой и хлеб печь умела. Мужик, как обычно, опустил хлеб в водичку… Пришла пора обедать, мужик развернул тряпицу и ошалел – каша! Он пригнал домой и исполосовал новую жену вожжами.
Галя улыбнулась, вспоминая эту историю, глядя на казённый ржаной «каменный» хлеб, который царапал горло и отдавал кислятиной. На столе кроме этого хлеба и «борша», в котором плавали свекольные листы и кусочки прогорклого жёлтого сала, ничего не было. И так было изо дня в день…
Здесь же всё было иначе. Свекор работал в шахте, свекровь, отправляя мужа на целый день на тяжёлую работу, заворачивала в газетку ему один кусок этого практически несъедобного хлеба и шматок того же прошлогоднего прогорклого желтого сала. Вот и весь обед мужику. Галя недоумевала, как такое возможно?! И вот однажды, когда свекровь, как обычно, отправилась на рынок продавать свежую зелень и первую клубничку, Галя сбегала в кулинарию, купила теста, рыбы и испекла большой пирог, и он удался на славу. Муж и свёкор уплетали пирог за обе щеки, а «мама» даже не притронулась, демонстративно плеснув себе «штей».
– Мама, попробуй, пирожка, попробуй! Вроде бы неплохо получилось… – настаивала простодушная Галя.
– Да не стану я пробовать! Чё это за еда – рыба в тесте! – нахмурилась свекровь.
– Папа а ты возьми пирожка с собой на работу и сметанки бы неплохо тебе с собой брать, Мы всегда по утрам… – начала было Галя и осеклась, под злобным взглядом «мамы».
– Чего-о-о? – вскричала свекровь, – Отцу стакан сметаны, тебе, сыну, мне? Это сколько же денег надо!
– Мать, заверни мне с собой пирога, – робко сказал свёкор. Он собирался на работу во вторую смену.
Она схватила газету, швырнула кусок пирога и наотмашь бросила мужу.
Всё-всё здесь было не так. На рынок улетало все, что успевало созревать в огороде и саду. Первый ягодки, первые огурчики, вишенки, зелень… Гале очень хотелось клубнички, но она не смела сорвать и не сорвала ни единой ягодки. Сказала мужу об этой своём желании. Тогда они пошли в город и купили на рынке один стакан. Один! Несколько ягодок.
Вскоре закололи свинью. Галя радовалась в ожидании отведать свежатинки. От одного вида «штей» её уже выворачивало наизнанку. Дома, когда кололи скотину, мать жарила огромную сковороду свежего мяска с луком репкой, перчиком и прочими приправами. Сейчас же свекровь поджарила малюсенькую сковородочку мяса, поставила на стол бутылку водки – угощение соседу, который помогал отцу колоть и свежевать свинью. Только закусить, как говорится на один зубок. Утром, мясо отправилось на рынок. Домой вернулся только один кусок шеины, да и тот куда-то исчез к ночи. Ни супа, ни жареного мяса семья не отведала… Позже, когда Галя рассказывала своей маме о житье на Юге, мать говорила: «Ты, доченька, какую-то сказку мне рассказываешь. Я жизнь прожила, а таких людей не встречала. Бедная ты моя, малютка». Мама не встречала, а вот Гале довелось, и на всю жизнь в душе поселились непримиримость и ненависть к жадности и стяжательству.
После злосчастного пирога свекровь раздражало в Гале всё. И она нашептывала сыну, пусть мол отправляется к родителям, что де и ребенок-то возможно не от него, что какая-то бледная, да худая сноха, наверное больная. Всё её тошнит, да падает в обмороки. Ну, точно – больная!
Однажды в ворота, которые всегда были на запоре, постучали. Свекровь открыла, у калитки стояла женщина и спрашивала, не здесь ли живет женщина беременная. Это была медсестра из женской консультации, так как с прежнего места жительства поступило сообщение, что такая-то должна проживать по этому адресу. Время шло, а будущая роженица на учёт так и не встала. Свекровь ответила, что не имеется такой. Когда захлопнулась калитка, отец сказал:
– Как нет? Это же она про нашу Галю спрашивала.
– Да неужели! – съязвила свекровь.
А через месяц пришел контейнер с вещами. Не велико было приданное снохи. Кровать, да стол, да резная этажерка для книг, подушки, одеяла, несколько рулонов половиков и несколько чемоданов с постельным бельём и детским приданным для будущего малыша. Свекровь все по-хозяйски развернула и оглядела. Алчно набросилась на половики. Новенькие красивые выкладные половички раскатала по полу и заявила:
– Это завтра же на рынок. Спрос большой сейчас на такую красоту. Продадим!
– Как? – выдохнула Галя, – у нас у самих пол голый, – она выдержала уничтожающий взгляд свекрови и твёрдо сказала, – не бывать этому!
Свекровь ухмыльнулась, продолжая распаковывать чемоданы. И вот она раскрыла чемодан с детским приданным…
С любовью расшитые и аккуратно упакованные пеленки, распашоночки, чепчики, одеяльца вытряхивались злобной рукой на пол около печки:
– К чему это всё наготовлено! – хрипела в ярости свекровь, разбрасывая по полу детски вещички, – да может ребенок-то и не родится, может мертвым будет… Не выживет…
– Мама, успокойся! – обнял сын мать за плечи и вывел из комнаты.
Галя, молча, собирала с пола затоптанные и помятые вещи младенчика, которого они с мамой очень ждали. С каждой вещичкой были связаны тёплые воспоминания. Вот к примеру, мама сшила распашонку для первых дней с зашитыми рукавчиками, чтоб не дай Бог не поцарапал личико. Она разложила на кровати огромную рубаху зятя, сверху наложила эту распашонку и позвала Галю: «Погляди-ка мужские рубахи лежат!» Она верила, что родится мальчик.
Терпение Гали закончилось. Она вышла в сад:
– Саша, давай снимем квартиру, отдельно будем жить.
– С чего это? – удивился муж.
– Не могу я больше так, ты сам разве не видишь, как я твою маму раздражаю. И пора тебе уже на работу устраиваться, хватит в гамаке целыми днями лежать.
Муж, отложил книгу, повернулся на бок:
– Я к экзаменам в техникум готовлюсь. Если хочешь, чтобы мы дальше вместе жили, иди ты ищи работу и квартиру, – он снова перевалился на спину и закрылся книгой.
И Галя пошла. Весь день она обходила разные организации небольшого южного городка, но видя её интересное положение и отсутствие какой-либо специальности, ей отказывали. На другой день она отправилась искать квартиру, но никто не хотел пускать опять же из-за беременности, кому нужно такое беспокойство. Вечерело, отчаявшись вконец, она брела по чужому городу… Головокружение, как частенько с ней бывало, она упала, потеряв сознание.
Очнулась Галя от резкого запаха нашатыря и страшной головной боли. Около неё хлопотал какой-то старичок.
– Ты откуда, девонька? Кто ты? Родители, муж где?
– Вы кто? Где я? – округлила глаза Галя, оглядываясь по сторонам.
– Это столовая, я сторожем туточки. Нашёл вот тебя у порога. Что с тобой случилось, девонька? Погоди, погоди, ты поди кушать хочешь? – засуетился дедушка.
– Пить…
Галя пила сладкий чай, от которого почти отвыкла за время жизни у «ласковой» свекрови, ела котлетку, показавшуюся ей несказанно вкусной, и рассказывала незнакомому человеку всю свою историю. Старичок слушал внимательно, не перебивая.
– Беги от них, детонька. Не будет жизни. Это нЕлюди! Но Бог-то видит, кто кого обидит! Возвращайся к матери. Поспи тута на диванчике до утра. Утро вечера мудренее! Разбужу рано – и ушёл, шаркая ногами.
Галя не спала всю ночь, голова не переставая болела. Но слёз не было. Не было слёз, только думы и головная боль. Наутро дедушка опять пришёл с чаем и сдобной булочкой:
– Ну, что, касатка, надумала?
– Домой надумала, – твёрдо произнесла Галя, – только у меня денег совсем нет, Вы не дадите мне немного на телеграмму? – попросила она, покраснев до корней волос.
– На телеграмму дам, больше нетути, золотко.
«Срочно телеграфом вышли 37 рублей на дорогу домой маме не говори» – отправила она сестре телеграмму.
Свекровь встретила со словами: «Что нагулялась, шалава! Вот полюбуйся на неё, сынок!
Не глядя ни на мужа, ни на свекровь, Галя подхватила чемоданчик с детскими вещами, кое-что из своих женских принадлежностей положила в сумочку и вышла во двор. Отец подвязывал виноградные плети:
– Прощай, папа! – склонила голову Галя.
– Прости, нас. Прости, девочка, за всё..
И тут на крыльцо, словно чёрт из табакерки, выскочила свекровь:
– Чего это ты тут перед ней извиняешь! Вон пусть отсюда катится, шалава! Скатертью дорога!
Галя в это время уже открывала калитку. Резко повернувшись, сказала:
– Дай Бог тебе доброго здоровья, мама, – и ступила за ворота. Впереди был долгий путь домой и вообще долгий жизненный путь.
Муж не вышел провожать…
– А ты чего разлёгся в гамаке? – напустилась свекровь на сына, – быстро пошёл на работу устраиваться.
– Ты же, мама, говорила про техникум…
– Какой техникум, на шее моей сидеть вздумал! Ладно хоть от жёнушки твоей избавились, а то бы ещё и её выб..ка кормить. Мы прожили неграмотными и тебе нечего мечтать, есть специальность, вот и иди, работай!
Зло ходит по свету, порой остается безнаказанным, но не в этом случае. Недели через три, наделась свекровь животом на кол. Частокол этот ограждал загон для свиней. Зайти за это ограждение было невозможно – сожрали бы, вечно голодные животные. Свекровь обычно вываливала им пойло в кормушку, перевесившись через это ограждение. Толи руки подвели, толи ещё по какой причине, но ведро вырвалось из рук и она со всего маху наделась на кол…
Проболела она около года и скончалась. Перед смертью шипела: «Это Гальки-колдовки работа. Сама она колдовка и мать её колдовка!»
Однако, правду сказал дедушка – Бог-то видит, кто кого обидит!