Клетка разума. Попытка первая

Алиса Робинсон
Говорят, что люди, которые сознательно больше не желают никого любить, стали такими, потому что они уже обожглись. И огонь, опаливший души, оказался настолько сильным, что их сердца превратились в куски угля.

Это и про меня можно сказать.

Так случилось...

После неудачно сложившегося, суетливого рабочего дня, нащупав в кармане банковскую карточку, я добралась в сетевую кофейню «Старбакс». Ту, что расположена в Николаеве на чётной стороне центральной улицы Соборной, в одном ряду с множеством маленьких магазинчиков. На моём счету осталась «сотка до зарплаты», всего лишь. Поэтому я, так сказать, решаюсь дать своим чувствам последнюю надежду.

Мировоззренческим девизом для меня, в последние несколько лет, было название мелодраматического телесериала: «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...». Но к вожделенному Константину это выстраданное утверждение сейчас не относится. Его растрёпанные кудри и тёмные озорные глаза просто сводят меня с ума, как и неоднозначные знаки внимания.

Последние пару ночей сотрудник появлялся в моих снах с закатанными по колено брючинами и в белоснежной рубашке, расстёгнутой, оголяющей торс... Во сне он простирал руки, словно тянулся ко мне, а я, томясь всем телом, поджидала его, с воздушным шариком в руках, и заливисто смеялась.

Наяву Костя всю неделю бегал за мной, с бесконечными вопросами по текущей деятельности ветеринарной клиники, буквально не давал прохода. А сегодня у себя на столе я обнаружила конверт, с запиской внутри.

«Жду сегодня в 6 вечера в Старбаксе. Твой К.»

...Несмотря на маленькие размеры помещения, а может, благодаря им, в кофейне оказалось тепло и уютно. Ещё снаружи отчётливо ощутимый, аромат свежесваренного кофе недвусмысленно манил заглянуть сюда, хоть на чашечку благородного напитка. Я, переполненная радужными надеждами, словно ребёнок в игрушечном магазине, присаживаюсь за столик напротив входной стеклянной двери. Аккуратно сняв пальто, я вешаю его на спинку стула, а рюкзачок кладу себе на колени. Чтобы скрасить ожидание, заказываю американо с молоком в одноразовом стаканчике, самый дешёвый. Единственный напиток, что могу себе позволить.

Мой «крабик» для волос потерялся днём, в суете на работе, и пришлось сымпровизировать; используя три карандаша, заколола волосы в увесистый пучок. Войдя в кофейню, я их распустила, и спрятала карандаши в рюкзачок. Несколько прядей зацепились за серебряную серёжку в виде стрекозы, вдёрнутую в правое ухо... Пока воевала со своими густыми непослушными волосами - «ведьмовскими», по завистливому определению одной знакомой, - в дверном проёме показывается вожделенный Костя, собственной желанной персоной.

О, неужто мечты сбываются! Он держит в руках букет красных роз.

– Вот я, вот... здесь!

Оставляю волосы как есть, немного растрёпанными, и зову его. Привставая из-за столика, приветственно машу рукой. При этом неудержимо расплываюсь в счастливой улыбке.

Он замечает меня, и... застывает на несколько секунд, будто удивившись моему присутствию; затем приближается, лавируя между столиков, и сходу грубо спрашивает:

– Ты-то чего сюда припёрлась?!

От неожиданно резкого тона и смысла слов я чуть не выронила стакан, а если бы пила в этот миг, наверняка поперхнулась бы, вылив недопитый кофе на себя. Улыбка сползает с моих губ, трясущейся рукой я ставлю ёмкость на столешницу, достаю конверт с запиской и показываю... а Костя вдруг выдирает его у меня из пальцев и зло бросает:

– Это не тебе, а Лизе!

КОМУ?!! Лиза - новая лаборантка у нас в клинике. Симпатичная такая блондинка, с немного раскосыми серыми глазками и ангельским голоском...

Меня вмиг наполняет жгучее желание: исчезнуть отсюда, выскочить из кофейни, удрать и спрятаться под одеялом, уткнувшись носом в подушку. В детстве я любила играть в прятки, и родители подолгу искали, притворяясь, что не могут найти, а я... мысленно телепортировалась в мир магии, к эльфам, феям, русалкам и единорогам.

– Костя, конверт мой! – Твёрдо заявляю я, найдя в себе силы не убежать, расплакавшись. – Он лежал на моём столе.

– Чего-о?! – Изумляется он. – Мы с тобой вместе? Да ты ж ненормальная! Набухалась, что ли?

– Ни капли! – Отвергаю я обвинение. – И не собиралась!

Не скажешь ведь ему уже, что предвкушала, как мы будет вместе пить шампанское...

– Ну, ты меня и насмешила!

– А как же знаки внимания всю неделю? – искренне недоумевая, вопрошаю я. – Твои подмигивания и угощения?

– Так это я к Лизоньке подкатывал, а ты просто дура! – Для выразительности он крутит пальцем у виска. – Всё это время торчала с ней рядом, проходу мне не давала...

– Сам дурак!!! – Не выдержав, срываюсь я на крик, и, не в силах более сдерживать слёзы, выплёскиваю остатки кофе ему на рубашку - жаль, что не белую! - виднеющуюся между распахнутыми полами куртки. Затем бросаюсь прочь и вылетаю из кофейни, всхлипывая.

– Уро-одка!!! Истеричка!! Да кому ты на хрен нужна! – Вопит мне вслед мужик-сволочь, обманувший и растоптавший все мои ожидания. Но не преследует, к счастью, а то, наверняка, продолжение «общения» ни к чему хорошему не привело бы, точно.

Хотя в этот момент я убеждена, что - куда уж хуже.

...Туча, словно безжалостная глаукома, затянула всё небо тёмной плёнкой. Поднялся сильный ветер, обрывая с деревьев пожелтевшую листву, и разразился сильный ливень. Он хлещет струями, решительно смывая с лица слёзы, и парадоксальным образом помогает мне справиться с разгулявшимися нервишками, не впасть в отчаяние. А ну его к чёрту, этого мерзавца! Действительно, как я только могла подумать о том, чтобы мы с ним, вместе... С ЭТИМ!!

Увидев трамвай, ускоряюсь и вот, уже бегу. Вагон ползёт медленно, и я успеваю добежать до остановки. Ура, отлично! Троллейбусная линия рядом с моим домом не проложена, маршрутки курсируют редко; остаётся разве что взять такси, но ехать далеко и дорого, сейчас мне это не по карману.

Жёлтые трамвайные двери-гармошки услужливо разъехались, приглашая меня войти.

– Здравствуйте. Возьмите за проезд. – Произношу я стандартные фразы.

Водитель с безразлично-усталым лицом забирает деньги и добавляет купюру к остальным, сложенным аккуратной стопочкой на приборной панели.

Скольжу взглядом по салону. Объявление о бесплатном обучении и приёме сотрудников неизменно висит в левом верхнем углу, возле одиночного кресла для людей с инвалидностью.

Возьму и сяду в него, почему нет? Заслужила. Сердце моё ранено. И одиноко... Но отвергаю соблазн и прохожу мимо. Не дождётся, сволочь!

На следующей остановке в вагон заходит немолодой мужчина. Не отпуская поручень, он, заметно хромая, продвигается по проходу и занимает ближайшее свободное сиденье, как раз напротив меня. Незнакомец показался мне высоким и широкоплечим, и почему-то знакомым. Кого же он напомнил... Его подбородок выпирает вперёд, и форма носа до боли узнаваема! А вот коричневая замшевая куртка пассажира не сочетается с чёрной «бейсболкой». Сейчас так никто не одевается.

Минуту-другую спустя до меня доходит. Мужчина напоминает мне отца. Он ушёл из семьи, когда я была совсем маленькой девочкой. Долгое время папа продолжал мне сниться, и, закрыв глаза, я вспоминала колючую щетину небритых щёк, нос с горбинкой, и голубые, как у меня, глаза... Мне очень-очень нравилось обнимать папу и смеяться, когда его бородка щекотала мне лобик.

– Здравствуйте. – Вдруг обратившись ко мне, начинает разговор незнакомый пассажир, широко улыбается и зачем-то сразу представляется: – Меня зовут Джунун. Для вас... просто Джи, скажем так.

Голос у него оказывается сочным, красивым баритоном, а говорит он без акцента, хотя имя такое выдаёт явно уроженца далеко не здешних мест.

– А меня Катя. – Отвечаю, непонятно для себя почему, совершенно правдиво, и вдруг, так же неожиданно для себя, протягиваю вперёд руку, для рукопожатия. – Вы, наверное, иностранец? – любопытствую тотчас. Видимо, чтобы побороть смущение.

Но мужчина лишь улыбается ещё шире. Однако теперь его улыбка не выглядит искренней и открытой. Она больше похожа на заученную мимику актёра или политика. Возникшая было спонтанная симпатия к нему так же резко сходит на нет, и я испытываю не менее внезапное, острое желание встать и быстро пересесть на другое сиденье, подальше от незнакомца! Однако что-то сдерживает меня, словно невидимые путы сковали тело, лишив возможности двигаться.

На миг мне становится по-настоящему страшно... Но попутчик по имени Джи заговаривает вновь, и начинает рассказывать о чём-то, шутит о переменчивости местной погоды, и я уже опять не напряжена; расслабляюсь и чувствую себя уютно, словно рядом находится добрый друг, а не кто-нибудь чужой. Испытанный укол страха кажется наваждением, мимолётной реакцией души, которой только что нанесли несправедливую обиду, целенаправленно ударив в наиболее чувствительную точку. Метя по самому больному, чтобы не просто уязвить, но покалечить, разрушить...

– Если захочешь что-то в своей жизни изменить, завтра сможешь найти меня в «Перекрёстке». А сейчас иди. – Вдруг отчётливо произносит Джи, и я понимаю, что на прощание.

Моя остановка, точно.

Я, как завороженная, послушно киваю, встаю, пошатываясь, продвигаюсь по проходу, и когда трамвай останавливается и открывает выход, молча спускаюсь по ступенькам вниз, на уровень земли.

Покидаю вагон. Электротранспорт закрывает двери, трогается и катит дальше. Провожая взглядом уезжающий трамвай, я вдруг осознаю, что освещённый изнутри салон, этот движущийся оазис света посреди мрака, совершенно пуст, в нём нет пассажиров.

«Странно всё это!», – думаю я, оставшись одна посреди тёмной улицы. Невольный страх возвращается. Мне становится до такой степени не по себе, что я даже съёживаюсь.

Уличные светильники в этой части города плохо работают всегда, а сейчас оказываются и вовсе отключёнными. Темень-то какая! Лишь вдалеке мерцает речная гладь, освещённая фонарями, расположенными на набережной. Там популярное у жителей города место отдыха, именуемое «Восьмой причал».

Достав из недр рюкзака карманный фонарик, я включаю его и, старательно не думая о возможных маньяках, таящихся во тьме, быстренько шагаю к дому, в котором сейчас живу.

Вот и он, мой подъезд. Без помех добравшись, торопливо взбегаю по лестничным пролётам вверх, и на входной двери квартиры вижу приклеенный скотчем листок бумаги. Послание от хозяйки.

«Срок аренды истекает завтра. У вас задолженность за два месяца. На звонки вы не отвечаете. Просьба внести всю сумму или освободить помещение».
 
С мамой созваниваться не хочется. Наконец-то появилась возможность пожить отдельно, а в Богом забытое село я всегда успею вернуться, если что.

Достаю телефон. Хочешь-не-хочешь, необходимо позвонить хозяйке: договориться об отсрочке хотя бы на неделю. Но гаджет оказывается разряженным «в ноль». Вот почему я не отвечала на звонки... Открывая дверь и входя в квартиру, испытываю странноватое ощущение, что с момента, когда я, окрылённая и счастливая, вошла в кофейню, миновало лет сто... Все мои попытки зарядить его - средство связи игнорирует. Даже спустя два часа экран остаётся чёрным. Теперь ко всем бедам, обрушившимся на мою несчастную головушку, добавляется и неработающий телефон. Очень вовремя сломался, ничего не скажешь.

– Но утро вечера мудренее!

Развесив промокшую одежду для просушки, повторяя себе под нос эту мантру, чтобы хоть настроиться на позитив, я ложусь спать. Еды в квартире фактически нет (разве что крохи какие-то завалялись), как и денег в кармане, так что попила водички, и на боковую...

В детстве я сильно болела. Из-за этого часто бывали приступы, я неистово кричала во сне и просыпалась в поту, тяжело дыша. Родители на взводе, мама со стаканом воды в руках, папа мечется по комнате и периодически кричит на неё. Меня даже по психиатрам возили, и таблетки всякие выписывали. Папа, вероятно, поэтому не выдержал и сбежал в другую семью. Помнится, упорно снилась мне тогда железная клетка в мире, совершенно не похожем на что-либо, наяву существующее.

Вернувшись сквозь тьму в съёмную квартиру и ложась спать, взрослая я - как-то не ожидала подвоха от сновидений, в отличие от яви. Однако и во сне не закончилась чёрная полоса. Знакомый с детства, пускай и почти забытый, кошмар вдруг является именно сегодня, вместо полуодетого Костика.

Ночка выдалась та ещё, одним словом. Хотя до припадков с криками не дошло, к счастью. Возможно, взрослая психика покрепче детской всё же. Хотя не точно.

...Да и рассвет всё-таки наступает после ночи, рано или поздно. Освежив разум новыми надеждами и планами, наспех позавтракав последними, чудом найденными на кухне кусочками плавленого сырка и чёрствого хлеба, я освежаю тело, приняв душ, и отправляюсь на работу. Полная решимости попросить выплатить аванс раньше срока, чтобы не потерять жильё.

Ободрённая наступлением утра, в котором вокруг реально существует нормальный мир, а не скрученная в кошмар иная реальность, захожу я в клинику, и... обнаруживаю, что на моём рабочем месте сидит незнакомка, коротко стриженая брюнетка. Преспокойно устроилась в моём любимом кресле, будто так и надо.

И с её точки зрения действительно - так! Все мои претензии девушка отметает.

– Вы не имеете права здесь находиться! Это моё кресло, мой стол, вот моя чашка и моя ручка! – Горячо аргументирую ей, но без толку.

– Вы, наверное, что-то перепутали. – Талдычит в ответ. И снова переадресовывает меня к Дмитрию Геннадиевичу. Который, дескать, «у себя» в кабинете.

«Коллектив, похоже, в очередной раз решил прикольнуться с меня», - в итоге прихожу к выводу.

Ну что ж. С этой гадиной, оккупировавшей моё законное место, спорить бесполезно. Оставив на вешалке для клиентов-людей своё пальто, я прохожу по коридору к нужной двери и стучусь.

– Да, да, входите! – Слышится изнутри кабинета.

И я вхожу. Глаза мои налиты ненавистью к обидчикам, я исполнена яростным желанием разорвать их на мелкие кусочки, как только у меня появится такая возможность. Ступая шаг за шагом по немаленькому кабинету начальства, направляюсь поближе к директору, чтобы видеть его лицо вблизи. Особенно подленький взгляд.

– Дмитрий Геннадиевич, скажите мне, пожалуйста, что эта курица делает на моём рабочем месте! – Напористо требую у него объяснений.

– Это Анна, наша новая сотрудница. А вы, – начальник опускает очки пониже и исподлобья смотрит на меня, – уволены. На вас поступила жалоба, которую нельзя не принять во внимание. Распишитесь, здесь и здесь. Это ваше заявление об уходе с занимающей должности, а вот трудовая книжка...

– Дмитрий Геннадиевич, я ничего не понимаю! Какая жалоба? От кого? Что я тако... х-хо...

Да-а, подобного поворота я не ожидала, и не удивительно, что полностью растерялась, услышав об увольнении. Дыхание перехватывает, горло сдавлено спазмом, в висках ломит, будто молотки с двух сторонах принялись по голове колотить... Перед глазами поплыли звёздочки, закрывшие картину мира, зато слух, в ожидании имени автора жалобы, невероятно обостряется, и я слышу, кажется, что в соседнем помещении за стеной заполошно нявкает кошка на приёме у доктора Сидоровой...

– От Константина Юрьевича.

Пошатнувшись, я чуть было не падаю, и оттого хватаюсь за край стола. Я уже не обольщаюсь по поводу Костика Кращенко, мягко говоря, но всё-таки не ожидала настолько подлой подставы. Получился убийственный удар не под дых даже, а ножом в спину, особенно в нынешней моей жизненной ситуации.

– Можно мне... ознакомиться с-с... с-сутью претензий? – Едва справившись с горловым спазмом, выдавливаю я.

– Да, конечно. – Не противится директор. – С вас подписи и...

Я быстро черкаю внизу листков бумаги, лишь бы поскорее увидеть текст кляузы.

– Теперь любуйтесь. – Разрешает директор, доставая из папки ещё один лист бумаги.

Мужик, снившийся мне ещё совсем недавно в сладких снах, указал, что я неоднократно мешала трудовому процессу и пыталась деморализовать коллектив. Дата значится вчерашняя.

– Шустро же вы нашли мне замену. – Бормочу я.

Комментарий бесполезный, я знаю, чего стоит благосклонность этого начальника и какой ценой могут расплатиться женщины за желание работать в популярной клинике с высокими зарплатами. Мне повезло, с самого начала, я оказалась не совсем в его вкусе, и потому не входила в число особ, интересующих директора. Принимала меня в штат его предшественница, по работе ко мне придраться было не за что, но видимо, месть Костика совпала с намерением старого ловеласа пристроить на должность свою новую протеже...

Неудачный вчерашний день, получается, был всего лишь прологом к надвигающимся потрясениям?.. В уголках моих глаз наливаются слезы, и я торопливо разворачиваюсь, чтобы не показать слабость. Громко хлопнув дверью, покидаю директорский кабинет.

– Можно мне позвонить? – уточняю у новой администраторши. – И ещё я хочу забрать личные вещи.

Девушка кивает, соглашаясь, в её интересах побыстрее от меня избавиться без новых проблем. Она протягивает мне пустую коробку от лекарств (явно припасла заранее, стерва!) и «трубу» стационарного телефона. Отступает в сторону от стойки. Я огибаю барьер и в последний раз сажусь на кресло, которое грела несколько лет. Собираю с полочек в картонный бокс свои накопившиеся вещички, складываю внутрь всякие мелочи, затем, воспользовавшись трубкой, звоню.

– Света, привет, это я. Как твои дела? – спрашиваю подругу.

– Да, норм всё. – Слышу в ответ. - Что-то случилось? Голос у тебя какой-то...

Фоновым звуком слышу, как она там у себя постукивает ложкой по краю сковородки.

– Я попала в хреновую ситуацию. – Перебиваю подругу. – Короче, без работы и без хаты осталась. Можно у тебя зависнуть ненадолго?

– Не-а. – Незамедлительно отрезает собеседница. – Стёпка сегодня из загранки приезжает! Давай через недельку.

– Я не могу ждать так долго. Пока.

Тяжко вздыхая и едва сдерживаясь, чтоб не всхлипывать, я натягиваю пальтишко, накидываю на плечи лямки рюкзака, обхватываю левой рукой коробку с вещами, прижимаю её к боку, и ухожу вон. Героически удерживаюсь от того, чтобы захотеть разбираться с «Константином Юрьевичем».

«Сменщице» не говорю ни единого словечка. Уходя, уходи. Повезло, что на выходе не сталкиваюсь ни с кем из многочисленных клиентов и клиенток, с домашними питомцами которых сложились доверительные отношения за годы работы. С животными мне всегда общий язык находить было легче и проще, частенько они даже как бы сообразительнее и наверняка искреннее многих людей... «Мешала трудовому процессу» и «деморализовала коллектив», надо же. Да, да, именно я, конечно.

...Закат всегда неизбежен, от прихода ночи не отвертеться. Весь день пролежала пластом на кровати. Безнадёга до такой степени одолела, что даже не строила планов и не пыталась придумывать варианты спасения. Я просто до самого вечера прождала хозяйку, которая должна бы заявиться, чтобы выбросить на улицу злостную неплательщицу. А ещё я вспоминала о встрече в трамвае, и не то чтобы боролась с соблазном воспользоваться приглашением, но... до самого вечера не допускала, что им воспользуюсь.

Однако, когда стемнело, и «долгожданная» хозяйка, невесть по какой причине, так и не появилась... и никто «вместо неё» тоже не пришёл меня выселять... я вдруг осознаю, что лежать вот так - с ноющим от голода желудком, нищей, бездомной, никому на свете не нужной, - больше НЕ МОГУ.

Возможность отправиться в «Перекрёсток» уже нестерпимо манит меня, перебивая тоскливую апатию, придавившую на весь день к кровати. Более не в силах сопротивляться соблазну, встаю на ноги, и они, как бы сами собой, выводят меня из квартиры.

Делаю шаг через порог выхода, наружу, и захлопываю за собой квартирную дверь. И с этого первого шага путь для меня определён. Сюда я не вернусь, точно. НЕ ХОЧУ возвращаться.

Мне - в «Перекрёсток»...

И вот уже я, преодолев немалое количество кварталов, разделявших меня и желанный пункт назначения, бар в центре, наконец-то оказываюсь перед входом, к которому стремилась.

Дверь охраняет скелет в шляпе пирата, а рядом стоит деревянная бочка с надписью «РОМ». Уставившись на реквизит, не сразу соображаю, зачем, но через минутку - доходит. Конечно же, ведь сейчас День Всех Святых!

Теперь эта дата более известна как «международный праздник» Хэллоуин, но когда-то... Точно, Велесова Ночь! Из памяти вдруг всплывает когда-то где-то прочитанное... Время, когда от Белобога к Чернобогу передаётся Коло Года. Белобог в славянском пантеоне воплощение света, божество добра, удачи, счастья, блага, олицетворение дневного и весеннего неба... В непосредственном ведении Чернобога холод, уничтожение, смерть, зло, ночь, зима, он божество безумия и воплощение всего плохого и бедственного...

Атмосфера в заведении, недаром облюбованном богемой, как всегда, старается соответствовать имиджу. Полуподвальное помещение круглосуточного бара затянуто искусственной паутиной. Тыквы со свечками внутри размещены на небольших полках по соседству с антикварными бутылками. Присев под стеной на свободное местечко, намеренная ждать до упора, если понадобится, всю ночь, я заказываю порцию дешёвого коньяка; денег на неё у меня на карточке ещё хватит.

Мне в эту минуту хочется лишь одного: чтобы кто-нибудь меня выслушал, просто выслушал. Я подношу бокал к губам, и обжигающая, отвратительного вкуса жидкость наполняет полость рта, горло сдавливает спазмом, почти как в кабинете сволочи-директора. Но ёмкость опустошена, залпом, как стопка водки... и мне становится легче. Головная боль, мучавшая с самого утра, с момента увольнения, прекращается.

Я заказываю ещё. Теперь уж точно на последние деньги...

Когда в баре наконец объявляется долгожданный Джи, я уже дошла до такой кондиции, что ору какому-то завсегдатаю в зловещем балахоне и маске из фильма «Судная ночь», там по сюжету раз в году узаконено право творить что хочешь и с кем хочешь, даже убивать...

– Та пошёл ты, козёл! – Кричу я балахонистому. – Чтоб ты провалился!

– Ненормальная! – Кричит он мне в ответ. – Ведьма, сама проваливай к чертям!

О, сколько раз в жизни я слышала это от людей, не желавших моего присутствия рядом! Рано или поздно меня бросают и отторгают. Даже те, с кем вроде бы удалось сблизиться и подружиться...

Так что Джи услышал меня даже раньше, чем увидел. Обозначив местонахождение, сразу устремляется ко мне, широким движением руки, будто стирая с лика вселенной, куда-то отодвигает орущего завсегдатая, и сходу дружески обнимает меня, и вдруг - целует в лоб! Совсем как папа, когда-то.

- Ну что же ты раскричалась... – Приговаривает при этом. – Тише, тише, успокойся. Я уже здесь.

– Вы... ты... пришёл... уф-ф-ф... – Шепчу и облегчённо выдыхаю.

Изнутри меня ещё колотит, но с каждой секундой всё меньше.

Обнимаю Джи в ответ, крепко-крепко, от всей души. Второй раз в жизни его вижу, но ощущение, что ко мне вернулся родной человек.

Весь мир вокруг и все люди, в нём обитающие, кроме нас двоих, в этот миг будто превращаются в размытый фон. Мы находим укромное местечко в углу, присаживаемся там, и я торопливо, будто опасаясь, что прервут, говорю, говорю, говорю. Делюсь с ним тем, что мне пришлось пережить в злополучные вчера и сегодня, а Джи не прерывает и не перебивает, молча внимательно выслушивает, лишь кивает иногда.

Я получила, что хотела. Выговорилась, излила душу!

Уже когда замолкаю, окончив сбивчивый пересказ злоключений, внезапно сотрясших мою, вроде бы, стабильную жизнь, он спрашивает:

– Зачем ты сдалась без боя? Могла ведь...

– Я просто не захотела. - Неожиданно для себя осознаю и озвучиваю истину. – Вдруг поняла, что не за что биться.

– Значит, это не та война, в которой ты хотела бы победить. – Констатирует он.

– Но... где же тогда моя, а?.. Что мне отвоевать у мира? Ради чего жить, я не знаю...

В этот миг мне становится настолько жалко себя, существо без смысла и цели, плывущее по течению в никуда, что я ощущаю острое желание расплакаться. Каким-то чудом удерживаюсь. Не дождутся!

– Пока не умерла, всё можно исправить. – Ободряет меня Джи, и тон его настолько уверенный, что я и не думаю сомневаться. – Безвозвратна лишь смерть... Умница, что дождалась меня. Сегодня особенный день, я помогу исполниться желанному. Будет так, как захочешь по-настоящему.

– Разве ты... джинн? – Нахожу я слово, по ассоциации с его именем. Хотя могла бы использовать другие. Волшебник, например, чародей, маг или колдун.

- Не важно, кто я. Хотя к арабскому моё имя имеет отношение, да... – Отвечает собеседник, который сумел не только выслушать меня, но и подарить надежду, что выход есть. – На вот, выпей, это подарит облегчение. – Достаёт он что-то из внутреннего левого кармана. Оттуда, где сердце.

«Что это?!», - могла бы я спросить, но вслух произносить не понадобилось, мой горящий взгляд явственно отразил суть вопроса.

– Это бальзам, который не купишь ни в одном магазине мира. Его можно получить только как угощение, если однажды повезёт. Назови эликсиром желания, если удобнее, но лучше никак не называй. Просто поверь, что именно им ты на самом деле захотела угоститься, когда здание твоей вынужденной судьбы наконец-то начало рушиться под собственной тяжестью. Не бойся, найдётся другой дом. Строение сущего всё-таки неизмеримо больше, шире, глубже, объёмнее и разнообразнее, чем...

Я не очень понимаю, что он мне сейчас говорит, используя пафосные образы, но выбора больше нет. Я сюда пришла, чтобы не разминуться с ним.

Ладно, пусть джинн.

И будь что будет.

Отбросив сомнения, принимаю предложенное угощение.

Стеклянная, наощупь. Но не бутылка с виду. Формой скорее миниатюрная амфора. Уже не думая, глупо или нет принимать из рук случайно встреченного попутчика предложенный подарок, подношу «пузырёк» к губам... Напиток оказывается горьковатым на вкус, однако ассоциаций ни с чем не появляется. Никогда подобного не пробовала, и определить, из чего сделано, не получается. Ничего знакомого.

Но вку-у-усно-то как!!! Осознав сей факт, невольно расплываюсь в улыбке. Неповторимый вкус истинного желания так, да?..
 
И стоило мне принять осознание, как в висках бешеными молотобойцами заколотился пульс. Звуки в баре, и без того отнюдь не тихие, резко становятся на порядок громче. Ввинчиваются в уши, будто стремясь разорвать голову и раздавить мозг, прячущийся внутри... Я оцепеневаю, хватанув ртом воздух, как выброшенная на берег рыба... дышать нечем, ещё секунда и я лопну... И так же внезапно всё смолкает, будто кабель питания усилителя мощных аудиоколонок резко выдернут из розетки.

Но зато вспыхивает ярчайший свет, и уже через глазницы нечто снаружи напористо вливается внутрь меня, освещая самые потаённые уголки души... И кабель питания выдёргивается из моего сознания, отключив меня.

* * *

...Теперь передо мной железные прутья клетки, а надо мной - небо в полоску, точнее, ленты сизой дымки, напоминающей слоистый туман. Солнца нет. Ни травы, ни земли не видно. Снизу тот же туман, только более густой и сплошной, этакая молочная плёнка, расстилающаяся и покрывающая.

Ознобные, леденящие порывы холодного ветра, попеременно дующего с разных сторон, пронизывают меня насквозь. Слышны отдалённые крики, звонкие вопли, и низкие, хриплые стоны, перемежающиеся взрывами безумного хохота. Кто и где кричит, не видно. Зато по эту сторону решётки, между низом и верхом, вокруг разбросаны, повсюду различимы разнообразные двери, от простых дощатых и обитых дешёвым дерматином до элитных, по уровню безопасности ненамного уступающих люкам банковских хранилищ. Входов бесконечное множество, не сосчитать...

Я не голая, одета, но одежда тоже изменилась, как и мироздание вокруг. Нет уже мешковатого свитера аляповатой расцветки и протёртых местами джинсов. На мне белое платье, нечто среднее между ночной рубашкой и подвенечным нарядом невесты.

Всё это разительно похоже на кошмар, снившийся мне в детстве душными ночами, повторяясь раз за разом. Только теперь я наконец хоть с чем-то способна ассоциировать окружающее.

Среди этих входов, я ТОЧНО знаю, затерялась и моя дверь. Она такая... не описать, но совсем не похожа на обычную квартирную в многоэтажке, которую я решительно закрыла за собой, делая первый шаг сюда, к Перекрёстку. Отыскать бы её... Там, за моей дверью, всегда хорошо, уютно и тепло. Там есть смысл в существовании. Там я ДОМА.

В отличие от фальшивого мира, недаром меня отвергавшего. Я для него инородная. В нём все предают, лгут, скрываются под масками. Настоящих, свободных людей нет, только марионетки и кукловоды. Увы, до меня истина дошла слишком поздно. После того, как я потерялась во вспыхнувшем свете и очнулась перед железными прутья клетки, в собственном детском кошмаре.

Застыв, я стою и смотрю на квадраты решётки, перечеркнувшей путь. Постепенно вместо стонов и криков возникают множественные голоса, что-то говорящие, бубнящие, бормочущие, не разобрать... Они переплетаются, наслаиваются, различить отдельные слова или фразы пока не удаётся... Но вот разум наконец умудряется выловить в мутном вареве связное высказывание, и я узнаю, что:

«Джунун переводится с арабского как сумасшедший,
тот, кто полностью или частично лишён рассудка...»

Я вновь чувствую страх, знакомый, уже испытанный при первой встрече с попутчиком, представившимся как Дж... Почему арабский?! И почему джинн, которого судьба подкинула мне не в бутылке, а в трамвае, назвался сумасшедшим...

Ответа нет. Невыносимо!!!

Страх заливает меня целиком, я кричу от ужаса, присоединяя свой вопль к хору стонущих голосов... и снова проваливаюсь во вспышку света.

* * *

...В палату заходит доктор и осматривает мой неподвижно лежащий организм. Молчу и не реагирую, виду не подаю, что проснулась. Спустя время в помещении появляется... мама?! Их с врачом диалог происходит на повышенных тонах, я узнаю, что точного диагноза мне поставить не удалось, медики теряются в догадках, что со мной произошло. Тело в спящем состоянии нашли на улице, где-то в центре города. Теперь я нахожусь в больнице; не в коме, просто сплю и сплю, словно в знак протеста отказываясь возвращаться из сна.

Лежу без движения, что-то из капельницы постепенно перетекает в моё тело сквозь иглу в сгибе локтя. Врачи, как им и положено, пытаются меня лечить, спасти от чего-то, сами толком не понимая, от чего. С самого детства пытаются, в моём случае.

Мама присаживается на край кровати и... начинает всхлипывать, сжимая мою руку. Мне больше не жаль эту женщину. Она ненастоящая мама. Никогда не могла мне помочь. Не потому что не хотела, а потому что не смогла бы, при всём желании.

Понимаю, почему не хочется просыпаться здесь. Раздавлена разочарованием из-за того, что вернулась в этот ненастоящий мир. После того, как снова побывала в... э-э, скажу так, в дверном проёме, но не смогла продвинуться дальше. Войти в свою дверь не успела. Притянута обратно.

Водворена в клетку этой постылой реальности, в которой обречено находиться тело. Клетка для меня именно здесь, а не там. Настоящая жизнь возможна лишь в том мире, где быть хочется, а не где вынуждена...

Но всё равно я отсюда выберусь! Вы слышите, все?! Я найду из этой проклятой клетки выход, найду. Сбудется самое желанное: возвращение туда, где за нужной дверью откроется моя свобода.

Именно этого я хотела и хочу. Освободиться от законов, по которым существуют запертые в клетках. До чего же мелкими теперь выглядят страстишки и желания, которые меня обуревали... Я хотела Костика и тому подобных вещей. Какими жалкими были все мои тщетные попытки выбраться из одиночества!

Изначально обречённые на провал. Доставшийся мне в этой жизни биологический организм ничуть не уродлив, по местным критериям. Да, не «супермодель», но вполне очень даже. Особенно «удались» мои роскошные, «ведьмовские» чёрные волосы, я никогда их не решалась обрезать. Читала как-то, что для женщин это как антенны, связывающие с высшими сферами; такую же функцию у мужчин исполняют длинные бороды... Однако бессмысленно и пытаться было сближаться.  Здесь я никогда не стала бы своей. Здешние подсознательно отторгали, а затем и сознательно отвергали меня, рано или поздно. Естественно, сторонились чуждой.

Спасибо сумасшедшему джинну, или кто он там есть, был, будет, исполнившему истинно желаемое! Вовремя помог мне вспомнить и увидеть подлинную нормальность. В детстве я ведь кричала не потому, что видела кошмары во снах. А оттого, что возвращалась сюда, в этот кошмар наяву. И прутья клетки, которые я видела... то был вид не изнутри, а снаружи. Потому что да, да, да, настоящая клетка здесь, в мире, где я существовать вынуждена, а не там, где я жить хочу.

Возвращали мой разум сюда разными методами, в том числе с помощью прописанных докторами таблеток и уколов. Вот, как сейчас пытаются удержать от побега, не позволить освободиться. На долгое время им даже удалось меня заставить принять здешние реалии как данность. Я почти забыла о том, где истинное... Но сейчас я - помню. Вернуть меня удалось, но память в этот раз отшибить - не-ет! Не дождутся! И я снова буду искать путь, уводящий с чужбины домой, к заветной двери.

Теперь я уверена, что получится. Чтобы заслужить шанс, нужно было в чужом мире пройти ВСЮ дорогу страданий, оказаться у самого финала. Для того, чтобы получить Своего Джинна, пришлось добраться к крайней точке, потерять всё, включая себя. Только так.

Бунтовать, кричать и бурно протестовать больше нет смысла. Обойдусь без внешних проявлений подготовки к побегу. Пусть думают, что сплю. Они властны только над клеткой, телом. Разум - только мой. Исключительно от силы моего стремления зависит, каким будет продолжение...

За право испить эликсир желания заплачена самая дорогая из возможных цен: превращение сердца в кусок угля.

Говорят, что людей, которых в той или иной форме посещает чувство, что они сюда попали случайно, и здесь застряли, как в ловушке, вместо того, чтобы жить в пресловутом Лучшем Мире, не так уж мало. И тех из них, кто «упорствует в заблуждении», другие считают и называют ненормальными. Поэтому, скорее всего, многие люди не признаются, а наверняка - хоть раз в жизни такое о себе подозревали, испытав странное ощущение, что «не лучший из миров» им чужой.

Но почти все гонят от себя подобное чувство. Из страха. Боятся однажды поверить, в самую что ни на есть правду, что это действительно может оказаться так…

Мое стремление уже не остановить, я все равно уйду. Каким бы способом меня ни удерживали в плену. Какими бы веревками, кандалами и путами ни пытался этот не лучший, чужой мне мир привязать, сковать, обездвижить мой разум. Я соберусь с силами и обязательно совершу новую попытку...