Когда, в то давнее время, кто-либо из знакомых при встрече спрашивал меня: «Где работаешь?»; я, как бы небрежно, отвечала: «В «рыбке» за Чумкой». И порхала дальше мотыльком. Мне ещё не было 20-ти, и это была моя первая работа, которой я очень гордилась и которая мне очень нравилась.
«Рыбка» - так ласково одесситы называли мореходное училище Министерства рыбной промышленности. А Чумка – это историческая скорбная насыпь в квартале от железнодорожного вокзала, которая скрывает под собой тела погибших от чумы в 1812, 1829 и 1837 гг.
Когда-то - это было предместье города. Сразу за Чумкой следовала знаменитая одесская Молдаванка. А сегодня это уже можно считать историческим центром Одессы.
Работа «рыбным» библиотекарем досталась мне «по блату» (так было, есть и всегда будет в Одессе). В тесном кругу библиотекарей всегда известно – где освобождается вакансия. И вот, одна моя хорошая (а какая же ещё, если она дала мне наводку?) знакомая посоветовала обратиться к начальнику училища, который был её хорошим знакомым (это же Одесса). Просмотрев мою коротенькую автобиографию, он - капитан 2-го ранга - дал «добро». Вот так я стала третьим, не очень нужным, членом коллектива библиотеки «рыбки».
Заведующей библиотекой была худая, очень высокая, суровая, предпенсионного возраста дама, любящая высокие каблуки и малиновую помаду вне зависимости от сезона. Эта старая дева предпочитала, чтобы её называли Натали. Вторым членом коллектива была Галина Васильевна – её полная противоположность – низенькая и кругленькая веселушка, мать двоих детей.
В этой дружной компании я провела полгода, пока меня не «повысил в звании», переведя на вновь созданную должность библиотекаря спецчасти начальник этой части товарищ Яровой Александр Андреевич. Ему нужен был секретарь, машинистка, курьер и библиотекарша, а также специалист по работе с спецдокументами, но ставку он сумел выбить только одну. Впрочем, меня всё это устраивало, кроме одного: время работы было с 14:00 до 22:00. Понимая, что молодой девице в 22:00 одной в бабелевском районе идти к трамвайной остановке стрёмно, а 12-й трамвай ходил не часто, мой новый начальник отдал указание дежурному на КПП курсанту – сопровождать меня до остановки и обеспечивать посадку в транспортное средство.
Был только один день в неделю, когда я работала с утра. И вот, в такой день, подходя к КПП с опозданием в 15 минут, я заметила только что подъехавшую машину начальника училища. Встречаться с ним не хотелось: капитан второго ранга Агеев был мало приветливым и улыбчивым человеком, поэтому я замедлила шаг, давая ему возможность пройти первым. На моё неопределённое приветствие он так же неопределённо кивнул. За полгода моей работы я встречалась с ним раза два или три в коридорах училища и всегда боялась, что он остановит меня и спросит, кто я такая и что здесь делаю. И сейчас я была уверена, что он меня не заметил. Но, часа через два, кап-лей Резник, заглянув в спецчасть, сказал: «Тиночка, Вас просил зайти начальник училища».
- Ну вот, я так и знала – раз в жизни опоздала и получу нагоняй (а думала, что не заметил…)
- Агеев на такие мелочи внимания не обращает, - сказал Яровой. – Тем более, что Вы должны были отнести письмо в спецотдел на Бебеля.
- Не вздумайте каяться, прежде чем узнаете причину вызова, - бросил мне вдогонку Резник.
К моему удивлению, Агеев, (в первый раз!), мне улыбнулся и предложить присесть.
- Вам Ваша работа нравится ?, - спросил он. («Наверное, решил уволить» - подумала я). – Не скучно ли Вам здесь? А вот мне докладывают, что курсанты, да и преподаватели, жалуются, что жизнь у нас здесь скучная и унылая.
- Да, нет, - мне здесь не скучно. Хотя, конечно, и не очень весело.
- А через полтора месяца – Новый год. И Вы можете подключиться - помочь руководителю нашей художественной самодеятельности Копайгоре внести свежую струю в его репертуар. Привлекайте кап-лея Резника – есть в нем какая-то творческая жилка. Нужна будет помощь – обращайтесь ко мне. Что скажете?
- Я подумаю.
- Тогда – Вы свободны.
Я вышла от него в раздумьях: «я ведь в автобиографии не указывала о своей тяге к художественной самодеятельности, да и на лице у меня это не написано. Почему он мне это предложил?».
Вместе с тем, я сразу почувствовала, что кокон, в котором давно подавало признаки жизни неизвестное творческое существо, пробудил во мне воспоминания. Меня, шестиклассницу, победительницу конкурса на лучшее чтение горьковского «Буревестника», регулярно приглашали заполнять паузы на школьных утренниках. Я помню, как однажды приглашенный сыграть на скрипочке «Полёт шмеля» маленький мальчик потерял за кулисами смычок. Публика волновалась, и директор школы Яканина крикнула из заднего ряда: «Выпустите «Буревестника». Ах, с какими эмоциями я читала этого «Буревестника», сколько презрения к гагарам звучало в моем голосе, сколько гнева я выливала на голову трусливому пингвину, сколько ликования полетом гордого буревестника вкладывала я в текст, помогая себе руками. Я просто любовалась собой, глядя на себя со стороны. И стала любимицей директорши …
Ровно до той поры, когда однажды в мою голову пришла мысль создать кружок «юных тимуровцев». Но это уже тема другого рассказа…
Вот с этого дня и начались мои творческие муки: чем бы мне украсить винегрет в меню Новогоднего вечера… Слава Жванецкого была в далёком будущем, а мне нужны были миниатюры. И тут я вспомнила о мини-комедиях А.П.Чехова, одну из которых – «Предложение» - я и обсудила с кап-леем Резником, помня о его творческой жилке.
- Ну что ж, Тиночка, Качаловых среди будущих китобоев мы вряд ли найдем.. Но, попробовать – можно. Двух курсантов на главные роли найти не проблема, а вот женскую роль – придется играть Вам, больше некому. Ваши возрастные коллеги из библиотеки не годятся, - сказал Резник.
В заключение он предложил одну крамольную идею – хорошенько сократить тексты главных героев – Папеньки и Жениха, потому что, по его мнению, курсантам-актерам будет нелегко выдержать такой накал страстей.
Особенно меня смущал Женя Касимов, игравший Жениха. Да, он был высок, красив и блондин (что характерно для женихов). Но он был чересчур нервозен, часто срывался на высоких нотах, и, казалось, был готов дать оплеуху Невесте (которую играла я). Папеньку играл невысокий, кругленький, с грубым голосом, староста группы Игорь Чернец, для которого роль отца-командира была естественной. Когда мы репетировали, я предложила не смущаться, если забудутся какие-то слова – «ведь мы знаем о чём договариваются герои? Забыли слова - говорите уместную отсебятину, а Антон Павлович нас простит».
Я неделю переписывала для ребят тексты их ролей, перемежая слова героев, иногда, одесскими фразами (да простит меня Антон Павлович ещё раз!). Так, например, повысившему на меня – Невесту – голос Жениху, я отвечала: «Прикусите язык, сударь! Вы не на Привозе! Так с дамами не разговаривают». А хвастающему ценой своей собаки Жениху я отвечала: «Да таких, как Ваш Угадай, у нас на Староконном – две штуки на рупь. ….. Ах, Вам дурно? Папенька, вызовите ему скорую помощь».
Но самым интересным (по моему авторскому, да простит меня Антон Павлович очередной раз) был финал. Из-за кулисы появлялся запыхавшийся дежурный и кричал: «Чернец! Папенька! Тут тебя на проходной дама дожидается». «Пусть дожидается, - кричит Игорь. – у меня тут проблемы с детьми». «Так и сказать?» - удивляется дежурный. «Так и скажи». Удивленный дежурный удаляется, безнадежно махнув рукой. А Папенька, обращаясь к Жениху и Невесте, спрашивает: «Который час, ребята? Что мы тут тянем волынку.. Через полчаса танцы в спортзале – публика ждет. Ты зачем, Жених, приезжал? Так вот – она согласна!!! Целуйтесь! Я вас благославляю! Шампанского! И отпустите меня уже, ради бога…». Жених неумело подступает с поцелуем к Невесте. А я его отталкиваю со словами: «Подожди, Женя, после шампанского!»
И мы все трое бегаем по сцене и кричим: «Шампанского! Шампанского!»
«Неплохо, - шепчет мне в ухо Станиславский. – Почти верю. Хотя, поцеловать его ты, все же, должна была».
Аплодисменты были громкими и продолжительными. А в моей новенькой трудовой книжке появилась первая запись: «Объявлена благодарность за активное участие в художественной самодеятельности».