"Anecdota"(франц.) от греческого
"Anekdotos - неизданное.
1.Серое утро.
Вся жизнь человеков состоит из анекдотов. Ну, если в корень зрить. Есть такое предположение. А потерять чувство прекрасного, бишь чувство юмора, пропащее дело.
Учась в Универе, на философском факультете ( прекрасное было время), в сессию, пошёл я сдавать самый ненавистный экзамен. По истории КПСС. Помню преподавателя этой, прости господи, науки. Про себя назвал его тогда Пергамент. И лицом и костюмом в любое время года был он обречённо сер. Веяло от него пылью морока и непоправимостию момента. Нафталином. Этакий старый чулан, пропахший мышами.
Вот зашёл я в экзаменаторскую. Взял билет. Пиджак, конечно, всенепременно заряжен "флагами" на листах А4, ибо учить всю эту муть про героические подвиги ВКП(б) - КПСС, мозг травмировать. Читаю вопросы в билете, числом четыре. Впереди, отвлекая мысли длинными волосами по тонкой талии, сидит Ленка. Наяда. Чччерт. А хороша- то так! Глаз не отвесть, не говоря о реакции на такое мужских первичных... Ленка, человек хороший. Не стерва. Без тараканов в голове. Пергамент закрылся газетой. Читает передовицу в "Правде", да роговой оправой поблескивает, аки Василиск перед броском. Тут Ленка оборачивается в три четверти и умоляюще шепчет диафрагмой, есть ли у меня " флаг" на такой-то вопрос? Как не помочь девушке? Листы пронумерованы, каталог на микробумажке в кармане.
И вроде не шевелился Пергамент за газетой, срисовал таки момент передачи мной спасательного круга обаятельной фемине. И да. Попросил, чулан пыльный, покинуть помещение за содеянное. И ещё прокашлял на прощание, - Неуд Вам! До скорой встречи! Учите материал!
Весь в печали и обвисших парусах зашаркал я в сторону общаги. Под ногами мокрый грязный снег, падла. На памятнике Свердлову Я. М. сизари, изобильно гадят на голову альбатроса революции. Ссуки! В душе как стадо мамонтов покакало. Навстречу, залихватски вспенивая снежную жижу модными "адидасами", марширует Вовка. Шутник высшего разряда, знаток русской словесности, музыкант и просто изумительно интереснейший продукт слияния православно - мусульманских жидкостей. Усы торчком из под породистого носа. В угольях зрачков смешинки и явно что-то умное.
- Привет камрад! Что печален и смур? Никак настигло Ватерлоо?! Гы-гы!! Да плюнь! Мелочь это! Ну не логику ж формальную завалил. Тем паче пострадал за благородство порыва. Давай я тебе тонус подниму?! Анекдот в контексте события?! И рассказал.
2.Солнечный полдень. Спасательный анекдот.
Где-то на Чукотке. Одинокий чум среди бесконечно белого безмолвия. Минус пятьдесят по Цельсию. Третий день не стихает буря. Лоскуты войлока хлопают по бокам покрытого куржаком кочевого жилища. Внутри старая женщина варит в помятом казане оленину. Сполохи пламени костра и горящего в бронзовой плошке тюленьего жира рисуют арабески чудовищ на её изрезанном глубокими морщинами закопченном лице. Периодически помешивая варево, через плотно сжатые губы она тянет нутром незатейливую мелодию, древнюю песнь чукчей - вечных северных странников. Вдруг она замирает идолом. Прислушивается в стоны бушующей стихии.Опускается на устланный шкурами пол и прикладывает ухо. Согласно кивает головой и приподнимает полог. Она напряжённо щурит и без того узкие глаза во мглу пляшущих снеговых протуберанцев. В завываниях и свисте ветра угадывает ход одинокого оленя. Ближе, ближе. Наконец, всё ещё зоркие глаза, видят несущегося в снеговых бурунах оленя с верховым. Несчастный россинант от дикой скачки роняет с губ кровавую пену. Всадник в распахнутом на голое тело тулупе. Глаза налиты кровью. Безумные глаза. Чисто Всадник Армагеддона! Он стегает плетью загнанного рогача и дико орёт непонятное во мглу. Подскакав к чуму, спрыгивает на ходу, хватая скотинку за рог, отчего тот сделав тройной аксель врезается в наметенный под чум сугроб. Не переставая мычать, рыча, сатрап срывает с жилища полог и пинает сапожищем зачарованную явлением бабу. Та влетает костлявым крупом в костёр. Казан с варевом взлетает в воздуху, заливая жиром всё вокруг. Шквырчит в углях тюленье масло. Подвизгивает на угольях старушка. Мужик хватает ту за неприличное, и хххрясь ей в глаз кулачищем, следом в другой, бззздык! Затем срывает с неё дымящиеся одежды и начинает пользовать чумазую во всех до того неведомых ей позициях. Нескоро. Таки устав от трудов, безумец отбрасывает использованную валькирию на меха, озверело толкает плечом стойки строения, отчего чум начинает трещать и складывается вовнутрь. Мотая головой, демон ночи вываливается опять в пургу. Яростно пинает в бок постанывающего скакуна. Взбирается ему на холку и начинает лупить несчастного плёткой. Из -под обломков чума, плача и похрюкивая разбитым носом, светя симметричными фингалами, выбирается поверженная вакханка. Протягивает руку в сторону изверга и кричит, стеная, - Браааатт! А-а-а-а-а!!! Ээээыыыы! Да чта хоть случилось тааа!! Аааа!??? Красноглазый "атилла"на вопрос замирает, как-бы ища мысль внутри черепа. Поворачивает к ней свою недобрую рожу, вскидывает над головой плеть и протяжно орёт в небеса, - Я Лееееннниииннаааа виииддеееллл!
Долго я колдобился в схватках хохота, чуть с пути не сбился. Отпустило меня враз. Мелок стал минувший полдень с Пергаментом. И солнце взошло.