Вообще-то, я самых многообразных попугаев, как изъяснялся Данила Багров, «не очень». Они, попугаи, конечно, забавные. Но это если недолго с ними иметь дело.
Помню, еще в 80-ых годах прошлого, разумеется, столетия мы с отцом, Царство ему Небесное, отдыхали в славной республике Дагестан под Каспийском. Хорошее было время. Отдохнули чудесно. Если бы не две проблемы.
Первая – полное отсутствие обычной пресной воды. Минералки рычал-су – залейся. Буквально сотни литров. А простой воды нет. Кран пустой, душ пустой. Шипят, если запустить, как кобры. А Каспийское море, как известно, соленое. Даже слишком.
Жили мы в какой-то местной мазанке. Если, конечно, мазанки бывают каменные. В общем – в лезгинском каменном вигваме. Типа сакли.
Я говорю «лезгинской» (в чем не уверен), потому что отдых нам организовал самый что ни на есть лезгин Гиги, который учился у моего отца французскому языку в Московском государственном педагогическом институте иностранных языков имени Мориса Тореза, чтобы поехать в страну Гвинею, где Гиги должен был наладить химическую промышленность и получить за это много сертификатов, которые потом можно было плодотворно отоваривать в магазине «Березка».
Гиги очень хотел в Гвинею, и не только в смысле сертификатов.
В Гвинее, где-то под ее сокровенной столицей Канакри, есть такое волшебное место, вроде большой лагуны, где круглый год температура плюс 24 градуса тепла. Там стройные пальмы и еще более стройные гвинейки из племени сусу. Там никогда не нагревается прибрежный светло-бежевый песок, и океан цвета глаз Натальи Поклонской, не к ночи будь помянута. Там нет скользких медуз и зубастых акул, и только тысячи и тысячи перламутровых рыбок, застенчиво улыбаясь, целуют тебя в самые интимные места.
И как раз рядом с этой чудо-лагуной советские специалисты собрались построить самый большой в Африке химический комбинат по производству то ли гипохлорита натрия, то ли формальдегида. Чтоб сусу и рыбки еще быстрее строили свой социализм с гвинейской спецификой.
Гиги очень хотел к рыбкам и к сусу. Его можно понять. Я бы тоже не отказался от сусу с рыбками.
Ну так вот. В нашей лезгинской каменной хижине была прихожая, маленькая кухня с газом и две комнаты. Кран с душем и сортиром во дворе. В сортире вода для слива – морская, а в кране с душем – никакой.
Рычал-су – хорошая вода, отличная. Вся наша прихожая была заставлена двадцатилитровыми бутылями с рычал-су. И все это бесплатно. Морскую соль мы смывали с себя рычал-су. Пили рычал-су. Но чай на кипяченой рычал-су получался не очень вкусным и пах дегтем. Растворимый кофе на кипяченой рычал-су отдавал пригоревшей рыбой.
Зато у нас было много консервов: хариус в желе, «завтрак туриста», вареная тушенка, балтийские шпроты, томаты маринованные слабокислые и так далее. А главное – сухари.
В одной комнате жили мы с отцом, а в другой – старик Карабатыр. Он не был отдыхающим, он был местным. А у Карабатыра, в свою очередь, был местный попугай. Волнистый. Говорящий. С очень банальным мультяшным именем Кеша.
И вот тут начиналась другая проблема. Дело в том, что Кеша, сволочь, все время говорил и говорил. От восхода до заката.
Кеша не обладал большим словарным запасом: он знал – максимум – выражений двадцать.
Сейчас помню из кешиного вокабулярия только: «салам алейкум», «я тебя нагну», «не пахни рыбой», «эфиоп нерусский», «Расул Гамзатов», «Колумб открыл Америку, а мы ее закроем», «апчхи, будь здоров, спасибо», «Кеша – джигит» и «Кеша – аксакал».
Волнистый попугайчик – птица маленькая, но довольно горластая. Кеша мог очень громко выкрикивать одно и то же в течение часа и больше. В каменном лезгинском бунгало слышимость была идеальная, даже гулко раскатисто фонило, как в большом океанском гроте.
Накупаешься, бывало, в море, съешь хариуса с желе, запьешь водой рычал-су, приляжешь, задремлешь – и вдруг из соседней комнаты:
- Расул Гамзатов! Расул Гамзатов! Расул Гамзатов!.. Эфиоп нерусский! Эфиоп нерусский! Эфиоп нерусский!..
- Да замолчи ты, Кеша!
- Не пахни рыбой! Кеша – джигит! Кеша – джигит! Кеша – аксакал!
- О господи!
- Салам алейкум! Салам алейкум! Салам алейкум! Эфиоп нерусский! Расул Гамзатов! Салам алейкум! Я тебя нагну!
Похоже на «пивная, еще парочку!».
Всего мы пробыли на Каспийском море почти месяц. Эпопея с рычал-су и Кешей длилась неделю. Через неделю приехал нас навестить Гиги на «газике». Он привез десять двадцатилитровых бутылок с нормальной питьевой водой и баранью ногу. Тихо о чем-то поговорил с Карабатыром и увез Кешу в неизвестном направлении. Из газика слышалось истошное: «Я тебя нагну! Я тебя нагну!»
И начался рай, как в той самой лагуне, которая находится недалеко от столицы Гвинеи Канакри.
Кстати, химический комбинат Гиги так и не построил. Социализм с гвинейский спецификой – тоже. Так что в гвинейском раю все те же пальмы, сусу и лобзания застенчивых перламутровых рыбок.
Кеша, да, уехал, но Кешин остаток остался. Еще лет десять я не мог читать замечательного дагестанского поэта Расула Гамзатова. Возьмешься читать что-нибудь из Расула Гамзатовича, а в ушах кешино «эфиоп нерусский! эфиоп нерусский!» Но все это прелюдия.
Прошло почти сорок лет, и вот мой хороший знакомый Тарас Перебейнос недавно рассказал мне про совсем другого попугая, бурохвостого жако, который раз в десять больше Кеши, по имени Лорито. Вернее, рассказал мне о нем брат Тараса. Сейчас все объясню.
Я с бурохвостым жако Лорито лично не знаком. А вот Тарас – вполне, потому что Лорито – это личный попугай его родного брата Петро.
Нетрудно догадаться, что Тарас и Петро украинцы. Всю жизнь они прожили на Украине в Черкассах, но несколько лет назад переехали в Россию. Причем Тарас женился на москвичке, кстати, чистокровной татарке, Эльвире, а Петро – на петербурженке, кстати, этнической чувашке Насте. Петро с Настей приезжали в Москву к Тарасу с Эльвирой. Меня пригласили, и я всех их видел. Забавные ребята, особенно Настя. Она меня через минуту после знакомства (сразу «на ты») спросила:
- А ты был в Чувашии?
- Нет. Вот в Чувашии как раз и не был.
- Ну и балбес… Извини, конечно.
Типа Шарика.
- Приезжай в Чувашию-то… Не пожалеешь.
- А как?
- Как-как… У меня там мать живет, в Шумерле… Живи там сколько хочешь. Знаешь Шумерлю?
- Нет, если честно, не знаю.
- Ну и балбес.
- Это я уже усвоил. А как туда лучше ехать?
- Как? Садишься и едешь. Чувашию-то ты сразу узнаешь. Раз – и узнал.
- Как?
- Как-как… Смотри не обкакайся, какало… Извини, конечно.
- Постараюсь.
- Чувашия, она такая… Её ни с чем не перепутаешь. Вот ты, балбес, к примеру, едешь-едешь, едешь-едешь… кругом дождь, туман, гадость, мерзость, тучи, ветер холодный, слякоть, волки воют… А тут ты резко поворачиваешь направо – и раз! Сразу солнечная Чувашия!
«Да, - думаю, - надо съездить в эту солнечную Шумерлю…»
А теперь все-таки про Лорито.
По-испански «лоро» - попугай, а «лорито» - попугайчик. Лорито сейчас уже весьма пожилой попугай. Аксакал, как сказал бы Кеша. Сейчас Лорито уже около двадцати лет. Жако обычно живут где-то до двадцати с чем-то. Хотя могут и дольше. Один жако умудрился прожить чуть ли не до полувека. Правда, вроде бы он был неговорящим. Все это хорошо известно. Чем больше аксакал молчит, тем дольше он живет.
У Лорито головокружительная биография. Пунктиром, если позволите.
Он родом из все той же Гвинеи, где лагуны и все прочее. Не исключаю, что он когда-то давно-давно жил именно там. Сидел на пальме и смотрел свысока на перламутровых рыбок. Кто знает…
Так или иначе, его вероломно поймал некий гвинеец, негр по имени Людовик, потому что некий француз из Бордо (здравствуй, Грибоедов) прислал заказ в Гвинею, чтобы ему немедленно продали бурохвостого жако.
Людовик, неистово изловчившись, поймал попугая, посадил его в клетку и отвез в порт Канакри.
Людовик получил за птицу пару сотен тысяч местных франков. Не знаю, как было тогда, но, учитывая, что сейчас гвинейский франк – это где-то 0,007 рубля, Людовик получил совсем не много. Но он остался очень доволен. Потому что кроме единственных штанов, жены и пятерых детей, у него ничего не было. Даже своей самой завалящей гвинейский сакли. Вот такая жизнь. Поймал с десяток попугаев – и покупай вторые штаны. Потому что жена Людовика носила свою единственную юбку (она же – простыня), а дети совсем ничего не носили. Зачем тебе что-то носить, если ты замечательный негритенок, а вокруг круглый год плюс двадцать четыре градуса по Цельсию?
Попугая отвезли на корабле во Францию и доставили в Бордо французу Антуану, который заплатил за него три тысячи евро. Это совсем не дорого за бурохвостого жако.
Антуан хотел назвать попугая Гинээн, что по-французски значит «гвинеец». Но здесь случилась некая закавыка. Дело в следующем.
Жена Антуана Эсмеральда была испанкой, вернее колумбийкой испанского происхождения. И хотела назвать жако именно Лорито. Попугай, пока Антуан и Эсмеральда выясняли отношения, недели две так сказать, мотылялся, вернее, «попугаился» между «гвинейцем» и «попугайчиком». Он максимально внимательно слушал то, что говорили друг другу муж и жена, а общались они друг с другом весьма и весьма оригинально.
Антуан говорил всегда по-французски, а Эсмеральда – по-испански. Антуан в целом понимал испанский, но не говорил на нем по своей бордоской тупости. А Эсмеральда отлично понимала и говорила по-французски, но принципиально, по своим испанско-колумбийским пристрастиям, изъяснялась исключительно на языке Мигеля де Сервантеса и Гарсиа Маркеса.
И вот однажды, когда один из этих споров был в самом разгаре, жако вдруг решительно изрек:
- Гинээн эс локура! Бобо! Локо! Тонто!
Что значит: «Гвинеец – это глупость». «Бобо» и «тонто» по-испански что-то вроде «придурок». «Локо» - сумасшедший, дурак. «Локура», соответственно, глупость.
Попугай подумал и добавил:
- Ми каро лорито! Ми каро лорито!
То есть «мой дорогой попугайчик!» по-испански.
Еще подумал и на чисто французском произнес:
- Пютэн дё мэрд! Кон дё мэрд! Мэрд! Мэрд! Мэрд! Мэрд аллор!
Это очень нехорошие французские ругательства.
Антуан сдался. Так Лорито стал «Лорито», а заодно и полиглотом. Он выучил все возможные и невозможные испанские и французские ругательства. Узнал он, конечно, и нормальные слова. Но здесь в основном преобладали овощно-фруктовые артефакты: «банан» и так далее. Обычно с уменьшительно-ласкательными суффиксами.
А через год Эсмеральда и Антуан развелись и разъехались. Эсмеральда вернулась в Колумбию к родителям. Антуан через год скоропостижно женился на француженке Софи, у которой оказалась сильнейшая аллергия на птиц.
Антуан, рыдая, выставил Лорито в интернете на продажу и, гвинейского жако купил некий швейцарец Йенс. Надо ли говорить, что Лорито овладел немецким? Надо ли говорить, что Йенса Лорито называл «швейцариш швайн»?
Через пару лет попугай закономерно перекочевал в Польшу к некоему Кшиштофу. А затем на Украину к Петро.
Он стремительно продвигался, как НАТО, к границам России. Прожив пару лет в Незалежной, жако оказался в Питере, в совершенстве овладев в общей сложности, как не трудно посчитать, шестью языками.
Теперь его речи звучали примерно так:
- Ватники! Ватники! Укропы! Укропы! Москали позорные! Мэрд! Масочный режим! Перемога! Перемога! Даст ист фантастиш! Ми каро лорито! Чому я не сокил! Чому я не сокил! Город на Неве! Курва! Курва! Курва! Курва!.. Пердолечь! Крым наш! Крым наш! На гиляку! На гиляку! Донбасс-Тайвань-Техас! Донбасс-Тайвань-Техас! Масочный режим! Масочный режим! Локура! Локура! Локура! Твою-то мне мать! Твою-то мне мать! Йезус Мария! Чому я не сокил! Солнечная Чувашия! Солнечная Чувашия! Полицай контроль! Дывысь Петро! Мэрд! Мэрд! Мэрд! Спецоперация! Спецоперация! Крым наш! Зеленский – наркоман! Чому я не сокил! Аста ла виста! Аста ла виста!
И так – весь день. От восхода до заката. Иногда взрывался и ночью.
- Швейцарише швайн! Пердолич! Пердолич! Крым наш!
Когда Петро все это рассказал, я задумчиво спросил:
- Интересно, а что у него там в голове, у этого пернатого?
- Да примерно то же, что и у нас, - ответил за брата Тарас. Это было резонно.
- У нас, я думаю, все еще хуже, - добавил Петро. Это было еще резоннее.
- Это верно, у нас там вообще полный непроходняк. – Это Настя. – Лорик в отличие от нас в соцсетях хотя бы не позорится.
- Сафсата, блин, - это Эльвира. – Полная, блин, сафсата.
Я:
- А что это такое?
- «Ерунда» по-татарски.
Тарас и Петро почти хором:
- Дурницця!
Я:
- Локура. Полная локура. С таким пердоличем без полицай контроля никак не обойтись.
Эльвира:
- Курвы будут разбиты, перемога будет с победой!
На том и порешили.
Я слышал, что Петро зовут работать в Китай. Преподавать, как это ни странно, русский язык. Настя, конечно, поедет с ним. Рассказывать китайским товарищам про солнечную Чувашию.
А значит, с ними поедет и Лорито-Лорик.
Так что: ни хао, бурохвостые ватники, и, твою-то мне мать, аста ла виста.