Сострадание – грань любви. И лишь по-настоящему сильное сердце сострадательно, и не ищет ни награды, ни признания. Лишь состраданию по силам исцелить истерзанную душу и вернуть сердцу мир и покой.
Часть I: "Кошмар и одиночество"
Он стоял молча; смотрел в никуда. Опустошенность, вот и все, что он сейчас чувствовал. Долго его веки не закрывались, и он будто застыл, как и все в комнате в пустом доме.
Перед ним висело зеркало. И оно было покрыто трещинами, а по правой руке, сжатой в кулак, стекала кровь. Рука дрожала. Возможно от напряжения, а может, какие-то болезненные импульсы еще достигали его нервной системы, но он их просто игнорировал. Терпеть боль он умел лучше всего.
Он поднял глаза, посмотрел на себя. То, что увидел, вызвало одно лишь отвращение. Лицо выглядело так, словно бы эта паутина из трещин была шрамами, отражавшимися столь же отчетливо, сколь и отталкивающе. Скулы на лице напряглись, челюсть сжалась до зубного скрежета. В глазах вновь сверкнула (казалось угасшая) ярость, и он ударил с такой силой, что зеркало со звоном разлетелось во все стороны. Летя, каждый осколок поймал и отразил то, что он так ненавидел: расколотую на части собственную душу. Этот последний акт оказался самым ярким и болезненным, но это уже не повторится.
Теперь осколки валялись по всему полу, но кровь продолжала стекать по стене. И к его удивлению ее становилось все больше. Он резко отнял руку, но та все текла, словно бы рана была на стене, а не на руке. Кровь все прибывала. Он ошарашено отпрянул, совершенно не понимая происходящего. Леденящий ужас закрался в душу. (Чувство, что он так никогда и не пробудится от КОШМАРА!) И вот, он уже бежал к двери по колено в крови. А та текла по стенам, из других комнат, бурля и шипя, как океан в самый дикий шторм. Безумные призраки ополчились на своего творца!
Прочь! Прочь отсюда! Спасительная дверь была лишь в нескольких шагах, но он будто добирался до нее целую вечность. Кровавые волны затягивали. Когда же он достиг двери, руки лихорадочно попытались открыть замок, но тот предательски заклинил, а руки лишь измазывали холодный металл кровью сильнее. И тут он обернулся, понимая, что сбежать не удастся. Нет, просто бессмысленно бежать от себя. И безумная волна крови, обрушившись на него всей своей мощью, беспощадно вдавила в дверь, ломая кости до хруста, который преследовал даже тогда, когда глаза распахнулись, и он поднялся и сел на кровать, тяжело дыша.
Боль стремительно растеклась по всему телу. Он обнял сам себе за плечи, весь дрожа. В комнате было еще темно, но за плотными занавесками весеннее небо уже понемногу серело. Спешить некуда. Он опустил голову на подушку, и закрыл глаза. Уснул, проспав до самого позднего утра без снов.
Часть II: "Пробуждение и исцеление"
Плавные, убаюкивающие движения поезда внезапно сменились резкими толчками. Она проснулась. Сонно огляделась. К концу дня усталость овладела ею настолько, что и не заметила даже, как уснула. Стоя, прислонившись к холодной металлической стенке вагона, отчего неприятная тяжесть растеклась по голове.
Левая рука сама собой потянулась к виску, и начала массировать. Вновь оглянувшись в поисках свободного места, она обнаружила, что желающих забыться коротким сном на время поездки в метро, довольно много. Но взгляд как-то сам собой остановился на высоком парне, стоящим от нее всего лишь в нескольких шагах.
– «Такое напряженное лицо», – подумала она, и тут буквально застыла. От удивления у нее округлились глаза, и сон как рукой сняло. По его левой щеке текла одинокая слеза. Все случилось так быстро, как когда в ночном небе вдруг загорается и падает звезда. Осталась лишь блестящая в свете ламп поезда дорожка.
Парень показался ей знакомым. Она пригляделась. Как-то вчерашняя фотография сама собой всплыла в голове. Правда, сейчас на нем были очки; другая прическа – короткая, словно у спортсмена. (И она совсем не шла ему, как ей показалось.) Черты лица резче и жестче. В жизни он так сильно отличался, что можно было бы даже и не узнать вот так сразу.
Это был один из сетевых авторов, чтением работ которого она увлеклась в последние месяцы, поскольку сама писала статьи о молодых (и не очень) писателях и поэтах. Она знала, что он живет в их городе, но никогда не думала, что встретит его вот так просто в метро. Чтобы окончательно убедиться, она достала смартфон, и ввела известные ей имя и фамилию. Пары секунд хватило, чтобы убедиться в том, что и так было очевидным.
И тут она поймала себя на мысли, что уж чересчур внимательно разглядывает незнакомого ей человека. К тому же, парня! Но вот удача, никому вовсе не было никакого дела до того, что кто-то, кому-то, чем-то там интересен. А потому она обратила внимание, что правая кисть, которой он держался за поручень, перебинтована полностью, и кое-где очень сильно сквозь марлевую повязку проступает кровь. Не было похоже, что именно это является причиной слез этого человека. Она почему-то была абсолютно уверена, что такой как он, умеет терпеть боль. И совсем не хочет, чтобы остальные думали о том, даже замечали этого. Живой человек и автор казались ей сейчас совсем разными людьми. Какой же из них был настоящим?
Поезд остановился. Она услышала название остановки. Неужели и он ехал до самого конца? Хотя, уверенности в том не было никакой. Он мог выйти уже на следующей станции. Тогда они несомненно потеряются в многомиллионном городе. Найти будет пусть и не невозможно, но и очень уж непросто. Она сделала шаг.
– Простите, у Вас рана кровоточит, – с этими словами ее собственная рука как-то сама собой потянулась к его лицу, чтобы вытереть почти что высохший след от слезы. Она даже не отдавала себе отчета в том, что касается постороннего человека. Да еще в такой непринужденной манере.
Он не сопротивлялся, скорее даже просто не расслышал ее слов в возобновившемся шуме движения поезда. Но неожиданное прикосновение ее руки заставили его лицо измениться. Сначала черты стали острее, как у дикого зверя, вдруг почувствовавшего опасность, но злой и раздраженный взгляд также быстро сменился мягкостью, когда он понял, что она лишь вытерла его слезу, которой он и не почувствовал.
И тут поезд резко затормозил прямо посередине пути. Колеса пронзительно заскрежетали, выбивая искры. Свет в вагоне почти погас. Еще бы немного и девушка, не державшаяся в эту самую минуту ни за что совсем, потеряла равновесие. Она могла бы упасть, даже покалечиться, но он успел. Легким и почти неуловимым движением обхватил ее за талию левой рукой, прижал к себе. Все как-то случилось само собой, как и тогда, когда она коснулась его лица.
Лишь на секунду она испугалась, но вовсе не его. Он-то как раз заставил ее почувствовать себя совершенно по-особенному. Ее глаза заблестели в полутьме, ведь прямо сейчас ее обнимал совершенно незнакомый мужчина. Это должно было выглядеть странным. Даже, скорее всего, неправильным. Но, как и прежде, кому какое было дело? (Окружающие люди были озабочены другим.) Да и ей самой это вовсе не причиняло дискомфорта. Правда, она сразу почувствовала, что не высвободится из объятий, пока он не поймет, что опасность миновала.
Так они стояли, пока поезд вновь не тронулся. Поехал мягко и неспешно. Во всяком случае, обоим так показалось. Он не спешил отпускать ее, продолжая смотреть прямо в глаза, а она и не хотела этого. Руки сами собой обвились и сплелись за его спиной. (Свет все также был слабым в вагоне.) А ее голова приникла к его груди, глаза закрылись. Она вдохнула его тепло с удовольствием, и почувствовала покой. Кажется, он чувствовал то же, потому что прижал ее к себе сильнее, но очень бережно.
***
Сны без сновидений закончились. Ушли и кошмары. И хотя рука немного ныла, придет время и для этих ран окончательно зажить и исцелиться.
Сострадание – грань любви. И лишь по-настоящему сильное сердце сострадательно, и не ищет ни награды, ни признания. Лишь состраданию по силам исцелить истерзанную душу и вернуть сердцу мир и покой.
Часть I
Кошмар и одиночество
Он стоял молча; смотрел в никуда. Опустошенность, вот и все, что он сейчас чувствовал. Долго его веки не закрывались, и он будто застыл, как и все в комнате в пустом доме.
Перед ним висело зеркало. И оно было покрыто трещинами, а по правой руке, сжатой в кулак, стекала кровь. Рука дрожала. Возможно от напряжения, а может, какие-то болезненные импульсы еще достигали его нервной системы, но он их просто игнорировал. Терпеть боль он умел лучше всего.
Он поднял глаза, посмотрел на себя. То, что увидел, вызвало одно лишь отвращение. Лицо выглядело так, словно бы эта паутина из трещин была шрамами, отражавшимися столь же отчетливо, сколь и отталкивающе. Скулы на лице напряглись, челюсть сжалась до зубного скрежета. В глазах вновь сверкнула (казалось угасшая) ярость, и он ударил с такой силой, что зеркало со звоном разлетелось во все стороны. Летя, каждый осколок поймал и отразил то, что он так ненавидел: расколотую на части собственную душу. Этот последний акт оказался самым ярким и болезненным, но это уже не повторится.
Теперь осколки валялись по всему полу, но кровь продолжала стекать по стене. И к его удивлению ее становилось все больше. Он резко отнял руку, но та все текла, словно бы рана была на стене, а не на руке. Кровь все прибывала. Он ошарашено отпрянул, совершенно не понимая происходящего. Леденящий ужас закрался в душу. (Чувство, что он так никогда и не пробудится от КОШМАРА!) И вот, он уже бежал к двери по колено в крови. А та текла по стенам, из других комнат, бурля и шипя, как океан в самый дикий шторм. Безумные призраки ополчились на своего творца!
Прочь! Прочь отсюда! Спасительная дверь была лишь в нескольких шагах, но он будто добирался до нее целую вечность. Кровавые волны затягивали. Когда же он достиг двери, руки лихорадочно попытались открыть замок, но тот предательски заклинил, а руки лишь измазывали холодный металл кровью сильнее. И тут он обернулся, понимая, что сбежать не удастся. Нет, просто бессмысленно бежать от себя. И безумная волна крови, обрушившись на него всей своей мощью, беспощадно вдавила в дверь, ломая кости до хруста, который преследовал даже тогда, когда глаза распахнулись, и он поднялся и сел на кровать, тяжело дыша.
Боль стремительно растеклась по всему телу. Он обнял сам себе за плечи, весь дрожа. В комнате было еще темно, но за плотными занавесками весеннее небо уже понемногу серело. Спешить некуда. Он опустил голову на подушку, и закрыл глаза. Уснул, проспав до самого позднего утра без снов.
Часть II
Пробуждение и исцеление
Плавные, убаюкивающие движения поезда внезапно сменились резкими толчками. Она проснулась. Сонно огляделась. К концу дня усталость овладела ею настолько, что и не заметила даже, как уснула. Стоя, прислонившись к холодной металлической стенке вагона, отчего неприятная тяжесть растеклась по голове.
Левая рука сама собой потянулась к виску, и начала массировать. Вновь оглянувшись в поисках свободного места, она обнаружила, что желающих забыться коротким сном на время поездки в метро, довольно много. Но взгляд как-то сам собой остановился на высоком парне, стоящим от нее всего лишь в нескольких шагах.
– «Такое напряженное лицо», – подумала она, и тут буквально застыла. От удивления у нее округлились глаза, и сон как рукой сняло. По его левой щеке текла одинокая слеза. Все случилось так быстро, как когда в ночном небе вдруг загорается и падает звезда. Осталась лишь блестящая в свете ламп поезда дорожка.
Парень показался ей знакомым. Она пригляделась. Как-то вчерашняя фотография сама собой всплыла в голове. Правда, сейчас на нем были очки; другая прическа – короткая, словно у спортсмена. (И она совсем не шла ему, как ей показалось.) Черты лица резче и жестче. В жизни он так сильно отличался, что можно было бы даже и не узнать вот так сразу.
Это был один из сетевых авторов, чтением работ которого она увлеклась в последние месяцы, поскольку сама писала статьи о молодых (и не очень) писателях и поэтах. Она знала, что он живет в их городе, но никогда не думала, что встретит его вот так просто в метро. Чтобы окончательно убедиться, она достала смартфон, и ввела известные ей имя и фамилию. Пары секунд хватило, чтобы убедиться в том, что и так было очевидным.
И тут она поймала себя на мысли, что уж чересчур внимательно разглядывает незнакомого ей человека. К тому же, парня! Но вот удача, никому вовсе не было никакого дела до того, что кто-то, кому-то, чем-то там интересен. А потому она обратила внимание, что правая кисть, которой он держался за поручень, перебинтована полностью, и кое-где очень сильно сквозь марлевую повязку проступает кровь. Не было похоже, что именно это является причиной слез этого человека. Она почему-то была абсолютно уверена, что такой как он, умеет терпеть боль. И совсем не хочет, чтобы остальные думали о том, даже замечали этого. Живой человек и автор казались ей сейчас совсем разными людьми. Какой же из них был настоящим?
Поезд остановился. Она услышала название остановки. Неужели и он ехал до самого конца? Хотя, уверенности в том не было никакой. Он мог выйти уже на следующей станции. Тогда они несомненно потеряются в многомиллионном городе. Найти будет пусть и не невозможно, но и очень уж непросто. Она сделала шаг.
– Простите, у Вас рана кровоточит, – с этими словами ее собственная рука как-то сама собой потянулась к его лицу, чтобы вытереть почти что высохший след от слезы. Она даже не отдавала себе отчета в том, что касается постороннего человека. Да еще в такой непринужденной манере.
Он не сопротивлялся, скорее даже просто не расслышал ее слов в возобновившемся шуме движения поезда. Но неожиданное прикосновение ее руки заставили его лицо измениться. Сначала черты стали острее, как у дикого зверя, вдруг почувствовавшего опасность, но злой и раздраженный взгляд также быстро сменился мягкостью, когда он понял, что она лишь вытерла его слезу, которой он и не почувствовал.
И тут поезд резко затормозил прямо посередине пути. Колеса пронзительно заскрежетали, выбивая искры. Свет в вагоне почти погас. Еще бы немного и девушка, не державшаяся в эту самую минуту ни за что совсем, потеряла равновесие. Она могла бы упасть, даже покалечиться, но он успел. Легким и почти неуловимым движением обхватил ее за талию левой рукой, прижал к себе. Все как-то случилось само собой, как и тогда, когда она коснулась его лица.
Лишь на секунду она испугалась, но вовсе не его. Он-то как раз заставил ее почувствовать себя совершенно по-особенному. Ее глаза заблестели в полутьме, ведь прямо сейчас ее обнимал совершенно незнакомый мужчина. Это должно было выглядеть странным. Даже, скорее всего, неправильным. Но, как и прежде, кому какое было дело? (Окружающие люди были озабочены другим.) Да и ей самой это вовсе не причиняло дискомфорта. Правда, она сразу почувствовала, что не высвободится из объятий, пока он не поймет, что опасность миновала.
Так они стояли, пока поезд вновь не тронулся. Поехал мягко и неспешно. Во всяком случае, обоим так показалось. Он не спешил отпускать ее, продолжая смотреть прямо в глаза, а она и не хотела этого. Руки сами собой обвились и сплелись за его спиной. (Свет все также был слабым в вагоне.) А ее голова приникла к его груди, глаза закрылись. Она вдохнула его тепло с удовольствием, и почувствовала покой. Кажется, он чувствовал то же, потому что прижал ее к себе сильнее, но очень бережно.
***
Сны без сновидений закончились. Ушли и кошмары. И хотя рука немного ныла, придет время и для этих ран окончательно зажить и исцелиться.