Жарким июньским днём белая машина остановилась у почти разрушенного забора на одной из деревенских улиц. В этом доме, как умерла хозяйка Екатерина Степановна, семь лет никто не жил. Из машины вышла девушка и направилась к перекошенной металлической калитке. Провела рукой по некогда синей жестяной табличке с красной надписью: «Осторожно, злая собака». Табличка была пыльной, местами проржавела. Ей вспомнилось, как в детстве, приезжая к бабушке на каникулы, она каждый раз будто спотыкалась об эту надпись.
– Баб Кать, ну сними ты уже её, а то и, правда, думаешь, что у тебя злая собака завелась, – говорила она, ласково обнимая Барса, похожего на белого плюшевого медвежонка. Встречая её, добродушный пёс непонятной породы всем своим существом выражал невероятную радость.
– Оставь, висит да висит, злых духов отпугивает, – отшучивалась баба Катя.
Настёна, так звали девушку, толкнула калитку, которая открылась с большим трудом. Никакой собаки во дворе, конечно, не было.
Двор поразил своим запустением. Палисадник, в котором некогда цвели огромные кусты белых и ярко-красных роз, давно засох, порос лебедой и крапивой. Дом смотрел на Настю пустыми, будто ослепшими окнами. Тяжелый амбарный замок на входной двери подёрнула ржавчина. Девушка прошла по заросшей травой тропинке в сад. Там, в тени раскидистой яблони, всё так же висели качели, которые папа соорудил для неё, когда она была ещё маленькой. Но доска от времени потемнела, обветшала. Один край висел заметно ниже другого. Да и старая яблоня выглядела не лучшим образом. Без должного ухода нижние ветви превратились в мёртвые корявые сучья. Она уже давно не плодоносила.
Настёна вернулась к дому, обошла его. Простая деревянная лестница с перекладинами, ведущая на чердак, где у бабы Кати была целая библиотека, стояла на месте. В разгар лета, когда на улице было особенно жарко, Настя любила нырнуть в полутёмную комнатку под крышей и выбрать себе что-нибудь почитать. Она перекладывала книги с места на место, открывая те, которые привлекали внимание.
Однажды Настя спросила: «Откуда столько разных книг?» Бабушка махнула рукой: «Так, папка твой привез из города, когда тебя ещё не было, да и сложил на чердаке». Дома у неё тоже были книги. Они ровными рядами стояли на полках. Но там были в основном иллюстрированные энциклопедии и справочники. Родители считали, что для развития ребенка это очень полезная литература. А Насте нравились сказки и взрослые истории про любовь. Именно такие она находила на деревенском чердаке. В старых обложках, без картинок, но уводящие в мир грёз и фантазий детский пытливый ум.
Сегодня подниматься по ветхой лестнице она не рискнула, да и, скорее всего, книги были в плачевном состоянии. Чердак не лучшее место для библиотеки.
Двор в деревне достался Анастасии по наследству. Бабушку она очень любила, но сейчас её дом тихо умирал без хозяйской руки. А девушка недавно вышла замуж. Они планировали покупку жилья в городе, вот и решили продать участок в деревне. Потому-то Настя и приехала сегодня сюда, впервые за последние семь лет.
Настёна сделала несколько снимков участка и дома, стараясь выбрать подходящий ракурс, чтобы не было очень уж грустно. С трудом прикрыла перекошенную калитку, ещё раз бросив взгляд на синюю табличку с ржавыми буквами, и вернулась в машину. Задумалась на минуту, будто вспоминая что-то, тряхнула головой, от чего её длинные волосы рассыпались волнами по спине, и повернула ключ зажигания. Новенькая машина завелась, мерно заурчала, готовая вернуть хозяйку в реальность.
Но чем дальше отъезжала Настя от прошлого, тем плотнее её окутывал туман воспоминаний. Девушка никак не могла отогнать от себя призраков. Остановила машину у придорожного кафе, села за столик под большим зонтиком, заказала кофе, пирожное «корзинку». И отпустила воспоминания на волю, которые будто того и ждали, нахлынув на неё волной. Это были его любимые пирожные, Он всегда привозил их, приезжая к ней в деревню.
***
Настёна увидела его впервые, когда ей было двенадцать. Он появился в сопровождении незнакомой женщины, которая о чём-то поговорила с бабой Катей в доме, оставила сумку с вещами молодого человека и укатила в город. Ему было тогда шестнадцать, звали его Стас. Общительная Настя выяснила это быстро. Уже через минуту они непринужденно болтали.
Баба Катя накрыла стол на веранде, втроём сели обедать.
– Вот что, дети, – подавая чай с пирожками серьёзно начала баба Катя. – Настя, до твоей мамы папа был женат на другой женщине. Ты её сегодня видела. А Стас – твой единокровный брат.
Дети переглянулись. Настя как-то не нашла, что сказать.
– Ну, я-то знал, сестрёнка, что ты где-то есть, – подмигнул ей Стас. – Приятно познакомиться, ты клёвая!
– Эй, нос-то не задирай, а то я и сдачи дать могу, – почему-то вспылила Настя.
– Дети, будем жить дружно, раз уж так получилось, – развела руками баба Катя.
Они жили дружно. Стас на правах старшего опекал и охранял сестрёнку, сопровождал на речку, рассказывал сказки, которые ей нравились. Они вместе кормили бабушкиных кроликов в клетках и ухаживали за розами в палисаднике.
– А знаешь, у персов есть сказка про розу и соловья, – однажды заговорил Стас, когда Настя, пропалывая розы, уколола руку о шип до крови.
– Расскажи!
– Когда-то все розы были белыми, а соловьи не умели петь.
Стас был великолепным рассказчиком, и Настёна любила его сказки. Она забыла про пораненную руку и затаила дыхание. А Стас рассказал, как соловей увидел белую розу, полюбил её и запел, а потом обнял крыльями, но острый шип пронзил его сердце. С тех пор появились красные розы, а соловьи радуют нас пением.
– Грустная история, но тот соловей познал любовь, – из уст двенадцатилетней девочки это прозвучало странно глубокомысленно...
Кончилось лето. Настя и Стас расставались друзьями. А может больше, чем друзьями? Зимой они писали друг другу письма. Встретиться всё не получалось. Жили в разных городах.
На следующее лето Стас приехал всего на недельку. Всё остальное время Настёна скучала. То лето не казалось ей уж таким радостным, когда рядом не было его.
Еще через год в их распоряжении был целый месяц. Месяц перед долгой разлукой. Осенью Стас уходил в армию. Это был самый яркий месяц в их жизни. К четырнадцати годам Настёна начала оформляться, ее фигура обретала женственность, появилась грудь, округлились бедра. Белокурые волосы спускались до пояса. В то лето они впервые поцеловались... не как брат и сестра, это был поцелуй юных влюблённых.
Последний день перед отъездом Стаса они провели на речке. Солнце уже клонилось к горизонту, когда влюблённые друг в друга, они обнялись в воде. Стас прижал хрупкое тело сестры к себе, страстно впился в губы. Настя дрожала, но не от страха, а от желания. Он гладил её, впивался в губы долгими поцелуями, проникая языком в рот. И она льнула к нему всем телом, душой, сердцем. Она чувствовала его плоть, упирающуюся ей в живот, она готова была...
В тот момент её сознание озарила вспышка! Перед глазами вспыхнула табличка на серой калитке: «Осторожно, злая собака». Кровавые буквы расплывались на синей глади. Мир откатился гигантским колесом назад. Настя напряглась и отстранилась от желанного тела брата.
– Нет, – прошептала она.
Стас отпустил её, окунулся с головой в воду.
– Слава Богу, хоть у тебя остались разумные мысли, – сказал, выходя из воды.
Утром он уехал самым ранним автобусом, не попрощавшись.
***
Стас погиб в первую Чеченскую кампанию. Настя узнала об этом последней – от него просто перестали приходить письма. Узнала, когда приехала летом к бабушке.
– Баб Кать, а Стас тебе давно писал? – нарочито небрежным тоном поинтересовалась Настёна, когда в день ее приезда они пили чай на веранде.
– Батюшки, да ты что ж, ничего не знаешь?
– Что не знаю?
– Так ведь нет Стаса-то больше, погиб он. На войне проклятущей и сгинул. Неужто отец не сказал?
В первую секунду девочка будто окаменела. Поставила чашку на столик... и вдруг завыла, не заплакала, не застонала, а именно завыла, как голодная волчица воет на луну.
Баба Катя, почуяв неладное, подхватила внучку под руки и почти утащила в дом, уложила на кровать. Ноги у девочки будто отнялись, она и шагу ступить не могла. Всхлипывая, Настя рассказала всё, как на духу, излив душевную боль, которую испытывала, потеряв свою первую любовь навсегда.
– Не та это любовь, не та. Греховная она, запретная. Слезами Стаса ты не вернёшь, да может, оно и к лучшему, прости меня, Господи. Уберег вас Господь от греха-то страшного, по-своему рассудил, – причитала баба Катя и поила рыдающую внучку с ложечки липовым чаем с мёдом, пока та не уснула глубоким, но всё же неспокойным сном.
На лето Настя не осталась, здесь всё напоминало о нём. А рана в душе была ещё свежей. Через год она приехала, но уже на похороны бабушки Екатерины Степановны.