(По мотивам Пауло Коэльо)
«У каждого из нас есть ангел-хранитель, присматривающий за нами. Нам не дано знать, в каком обличии он к нам явится. Иногда – это старец, а подчас – маленькая девочка. Но их вид не должен вводить вас в заблуждение, они могут быть яростнее любого дракона. Но они приходят не драться за наши победы. Они шепчут внутри наших сердец, что это – мы, что каждый из нас будет повелевать мирами, которые мы создаем... » (Коэльо «Запрещенный приём»)
Последнее время всё, к чему я так или иначе прикасалась, к чему имела хоть малейшее отношение, превращалось в прах. Будто во мне ожило чудовище, испепеляющее всё на своем пути. Будто во мне проснулись силы, ранее неведомые, силы – которые могут повелевать чужими судьбами, силы, которые за меня решают – кому жить, а кому...
Что это? Бред больного воображения, предчувствие, дикие фантазии или реальность? Или крылья чёрного ангела и правда распростерлись надо мной и всеми теми, кто мне дорог?
Так получилось с Тимом. Любовь не спасла ни его, ни меня. Болезнь не спрашивает, чего хотим мы. Она просто забирает близких. Не стало его, но я осталась.
Так получилось и с Федерико...
Федерико – итальянец, владелец небольшой компании по экспорту табачных изделий. Я летела в Италию на встречу с ним просто развлечься. Сам себя он называл сексуальным маньяком. Мне и хотелось такого. Секс – лучшее средство от депрессии, в которой я пребывала после Тима. Впереди была увлекательная неделя! По крайней мере, я на это рассчитывала.
«Пойми, твоя борьба за выживание уже должна начаться. Не хочешь быть осмеянной – не будешь. Считаешь себя слабой – в тебе сила. Чувствуешь страх – не бойся... Ты сейчас во всеоружии. Так дерись!» (Коэльо «Запрещенный приём»)
Федерико было сорок шесть, высокий, стройный, черноволосый, с выразительными глазами и чувственным ртом. Мне нравился такой тип мужчин. Во всех поступках и словах была уверенность, сила, достоинство.
Он сразу располагал к себе. С ним было спокойно. Была небольшая проблема – по-русски он знал лишь пару слов, а я хоть и понимала по-английски, но говорила с трудом. Но у нас был другой общий язык, которым мы оба владели одинаково – язык секса. Он не требует перевода, на нем нужно начать говорить лишь один раз в жизни – и ты уже никогда его не забудешь.
Всю эту неделю мы отрывались по полной. Мы выбирали рестораны, где скатерти на столах опускались до пола, и большую часть вечера либо я, либо он проводили под столиком, лаская друг друга языком, ртом, руками. В кино, как только гас свет, его рука оказывалась под моей юбкой, а моя – у него в штанах. Я перестала носить трусики, чтобы ничего не мешало. В машине, в лифте, в магазине, в переулках на улице... Везде только секс, красивый и размеренный или быстрый и напористый, как позволяла обстановка.
Экстрим возбуждал и заводил нас еще больше. Мы сходили с ума и не могли насытиться друг другом. Мы практически не спали эту неделю. В гостинице – в прихожей, в душе и, конечно, на огромной кровати. Там уж и вовсе никто не мешал. Неделя пролетела как один день, стремительно и бурно. Мой самолет в Россию был завтра вечером...
Последний день мы провел тихо, будто устали. Нет, это была грусть расставания, грусть потери. Мы спокойно позавтракали в ресторанчике и пошли прогуляться по тихим улочкам, мы прощались друг с другом. Но огонь страсти не гаснет так быстро, как вспыхивает. Даже если не горит, то тлеет. И достаточно одной искры...
В лифте я робко прижалась к Федерико, будто хотела спрятаться от мира в его объятиях. Этого было достаточно. Искра! И вот страсть с новой силой вспыхнула в наших телах. В номер мы почти ввалились, уже ощущая пламя страсти, срывая на ходу одежду.
На самолет мы проспали... Точнее, когда я очнулась, до регистрации на рейс оставался час, а до аэропорта ехать полтора-два...
Через пару минут мы уже мчались в машине как сумасшедшие, водитель знал, что мы опаздываем и делал все, что было в его силах. На улицы опустились сумерки...
Я не люблю это время дня. Сумерки давят, создают ощущение беспомощности, беззащитности. Я перестаю видеть мир реальным, он будто расплывается в глазах, и мне становится страшно. Но сейчас со мной был Федерико, он нежно держал мою руку, мне было спокойно.
Но вдруг всё изменилось... Краем глаза заметила я тень, что метнулась перед машиной... Нет, это не был человек или животное. Это была тень... Мне показалось, что я даже увидела два черных крыла за спиной...
Дальнейшее помню плохо... Визг тормозов, какой-то невероятный взлет машины в воздух и пара переворотов там, наверху... Очнулась я в траве на обочине, видимо, каким-то образом меня выкинуло из машины. Она лежала вверх колесами на дорожном ограждении, вой полицейских сирен и карет скорой помощи... в голове моей был сплошной туман. Сумерки...
«Мы можем не верить в существование своих ангелов, убеждать себя в их иллюзорности, но они всё равно появляются. В справных местах, в справное время. Они вещают в образе любого персонажа, нами созданного, или кричат, став демонами, когда другого выхода нет, окрыляя нас, побуждая нас драться» (Коэльо «Запрещенный приём»)
Ко мне кто-то подошёл, что-то говорили вокруг, меня ощупывали. Всё оказалось цело, кроме пары ссадин и царапин на моем теле не было никаких повреждений. Но глаза застилали слезы... Я видела два мешка, которые погрузили на носилки и закатили в машину скорой помощи. А за спиной я ощущала тень с черными крыльями... Я снова была одинока...
И всё, к чему я прикасалась, или так или иначе имела отношение, превращалось в прах...
«Кто дарит нашим любимым саму жизнь, которой мы живем? Кто посылает чудовищ, чтобы нас убить, и одновременно убаюкивает словами о вечной жизни? Кто учит нас жить в реальности и смеяться в глаза лжи? Кто решает, почему мы живём и, борясь за что, гибнем? Кто сковывает нас цепью? И у кого ключ, который нас освободит? У тебя! Ты сейчас во всеоружии. Так дерись!» (Коэльо «Запрещенный приём»)